История без морали об изгнании и возвращении шевалье де Лоррена

Маркиз де Лувуа, государственный секретарь по военным делам*, внимательно слушал одного из своих агентов, который докладывал, что епископ Валанса собирается инкогнито посетить Париж, чтобы передать герцогине Орлеанской несколько писем шевалье де Лоррена к мадемуазель де Фьенн. Мадам эти письма понадобились, потому что они содержат оскорбительные характеристики герцога Орлеанского, которые шевалье де Лоррен вывел собственной рукой. Когда агент замолчал, маркиз де Лувуа велел: - Как только Конак появится в Париже, пусть его задержат и изымут все имеющиеся при нём бумаги. Агент кивнул и удалился. А Лувуа не стал тратить время и сразу же написал короткую записку шевалье, в которой назначил ему встречу. Эти столь непохожие между собой мужчины хорошо общались. Потому что их несхожесть была только внешней. Однажды они пересеклись на пирушке, устроенной маркизом де Вильруа, и нашли, что нравятся друг другу. Лувуа был очень груб, высокомерен и целеустремлён. Шевалье отличали те же качества, но в меньшей степени. Однако главным образом Лувуа нравилось в шевалье то, чего сам он был напрочь лишён: красивая внешность и знатное происхождение. Благодаря редкой красоте и принадлежности к старинному знатному роду недостатки шевалье превращались в пикантные особенности характера. Ему симпатизировали и прощали всё. Пожалуй, Лувуа хотел бы видеть себя таким. Шевалье, в свою очередь, самую малость завидовал Лувуа. Вот кто не тратит понапрасну отведённое ему время жизни. Занимай шевалье ту же должность, что и Лувуа, сумел бы раскрыть себя полностью. Он был жесток, любил военное дело, любил власть. Кресло Лувуа ему было бы в пору. Но тогда бы пришлось трудиться с утра до позднего вечера, а труд не был в почёте у столь родовитых дворян. Но не только обоюдная зависть и восхищение были тем раствором, что скреплял их приятельство. Каждый держал в уме, что, возможно, однажды придётся просить об услуге. Шевалье был любим Месье, который хоть и не обладал фактической властью, но всё равно был очень важной особой и в некоторых вопросах мог повлиять на брата. Лувуа тоже мог повлиять на короля и власть у него была самая настоящая, но не следовало сбрасывать со счетов герцога Орлеанского, как делали не слишком дальновидные люди. Поэтому Лувуа решил, что будет в числе друзей принца. К тому же его изрядно раздражала Мадам. Она лезла туда, куда женщине лезть не следовало: в политику*. Маркиз опасался, что Мадам принесёт больше вреда, чем пользы, помогая готовить договор между Францией и Англией, потому что секреты хранить принцесса не умела. Про её шашни с графом де Гишем знала вся Европа. Государственная тайна, доверенная Мадам, тоже рисковала стать общеизвестной. Лувуа думал так изначально, а теперь убедился в этом. Его агенты следили за перепиской епископа Валанса, поскольку король считал его человеком, который может создать проблемы, и благодаря этому вскрылось, что Конак узнал от Мадам о планах Карла II. Также у него якобы были письма шевалье де Лоррена, которые могли бы расстроить Месье. Разумеется, эти письма, если они существуют, Мадам не получит. Лувуа отдаст их шевалье, однако следует предупредить его, чтобы впредь не был таким ослом. Шевалье, когда прочитал записку Лувуа, отнёсся к ней серьёзно. Маркиз был не из тех, кто назначает встречу, чтобы поболтать о всякой ерунде. Если он просит как можно скорее навестить его в Лувре и при этом ничего не говорить Месье, значит, случилось нечто экстраординарное. - Я оставлю вас ненадолго, ваше высочество, - обратился шевалье к принцу, который был занят тем, что выбирал ткани для новых костюмов. Шевалье ненавидел, когда ему приходилось при этом присутствовать. Месье обступали кавалеры и с серьёзными лицами обсуждали достоинства и недостатки тех или иных расцветок. У каждого портного были специальные альбомы с листами, к которым крепились образцы тканей. Рассматривать их можно было целый день. Месье иногда так и поступал, забывая обращать внимание на шевалье, к вящему раздражению последнего. - Конечно, милый, - отозвался Месье, не отрываясь от альбома. – Антуан, по-моему, это ужасный цвет для камзола. Я буду похож на огромного цыплёнка. - А как вам этот? – Эффиа указал на образец ткани цвета болотной зелени с золотистыми крапинками. Месье в нерешительности закусил губу. А шевалье закатил глаза и вышел прочь. В Лувре как всегда было людно. Придворные, слуги и посетители, которых привели сюда разные цели, заполнили его галереи. Мало кто обращал внимания на крыс, серыми тенями мелькавших то там, то тут. Лувр сильно отличался от Пале-Рояля. Он был сосредоточием власти, Пале-Рояль был сосредоточием удовольствий. В Лувре все страшно суетились, в Пале-Рояле иногда были чрезмерно расслаблены. На ряду с крысами по Лувру также гуляли сквозняки, с которыми ничего не могли поделать, Пале-Рояль был в разы теплее. В Лувре как будто никто не знал и минуты покоя, в Пале-Рояле можно было укрыться от забот. Шевалье прежде жил в Лувре, где у его брата, графа д'Арманьяка, были апартаменты, поэтому огромный дворец не производил на него впечатления. Он шёл, глядя прямо перед собой. Статуи, позолота и картины были слишком привычны, чтобы любоваться ими. И провожатый ему не был нужен, шевалье прекрасно знал, где находится кабинет маркиза де Лувуа. Лувуа принял его не сразу. Шевалье пришлось ждать вместе с просителями, среди которых оказался знакомый. Поэтому шевалье против своей воли был втянуть в разговор. Маркиз де Тюри, губернатор Фалеза, пришёл сюда с братом, шевалье де Бевроном, которого желал куда-нибудь пристроить. - Неужели у вас тоже просьба к маркизу де Лувуа? – удивился Тюри, полагая, что шевалье достаточно только обмолвиться, как Месье сделает для него всё что угодно. Обивать пороги вельмож ему совершено не было нужды. - Кажется, это у маркиза ко мне какая-то просьба, - ответил шевалье, немало уязвлённый тем, что его принимают за обычного просителя. – Но он как всегда оригинален: не сам идёт к вам, а просит прийти к нему. Но чего не сделаешь ради друга? Тюри растянул губы в любезной улыбке, не очень-то улавливая тонкости отношений между государственным секретарём по военным делам и шевалье де Лорреном. - Маркиз де Лувуа такой занятой человек, говорят, король не может без него обойтись, - сказал он. - Страшно занятой, - рассеянно подтвердил шевалье. - Однако, надеюсь, он найдёт время, чтобы выслушать меня, - продолжал Тюри. – Как старший брат я должен думать о судьбе младшего. Упомянутый младший брат едва заметно вздохнул. Он не очень-то верил в положительный итог визита в Лувр. Видимо, придётся ему вернуться на Мальту. - Вы уже сделали для меня многое, - сказал он, чем наконец-то обратил на себя внимание Лоррена. До этого шевалье смотрел только на Тюри, словно не желал утруждаться разглядыванием незнакомого типа. Беврон же смотрел на него во все глаза. Шевалье о нём ничего не знал, а он о шевалье был наслышан. Лоррен оказался таким, каким его рисовали сплетни: очень красивым и видно, что очень самоуверенным. - Мы прежде встречались, сударь? – спросил шевалье, которому надоело, что на него таращатся, как на бородатую женщину на ярмарке. Беврон смутился. - Увы, сударь, никогда, - ответил он. - Шарль несколько лет провёл на Мальте, - пояснил Тюри. Шевалье только сейчас заметил мальтийский крест у Беврона и хмыкнул. - Кажется, вы не горите желанием вернуться обратно. - Всячески надеюсь этого избежать, - честно признался Беврон. Шевалье понравился ответ, он даже улыбнулся. Но развить тему не получилось, потому что из кабинета Лувуа вышли его помощники, а шевалье пригласили пройти внутрь. Маркиз де Лувуа был всего на два года старше шевалье. Другими словами, он ещё тридцати лет не достиг, однако человеку случайному могло показаться, что Лувуа гораздо старше. Возможно, дело было в габаритах маркиза или его крайней серьёзности, граничащей с раздражительностью. Он напоминал сердитого бульдога. Почти все робели перед ним, но только не шевалье. - Я теряюсь в догадках, зачем понадобился вам, - весело сказал Лоррен и без приглашения опустился в кресло. Пусть Лувуа ужасно важная птица, однако он, шевалье, иностранный принц* всё-таки. - А я теряюсь в догадках, как вы могли оказаться таким ослом, - в том же тоне ответил Лувуа. Ему большое удовольствие доставило видеть, как на мгновение лицо шевалье вытянулось от удивления. - Поясните, - только и сказал шевалье. И Лувуа пояснил, замалчивая то, что Мадам участвует в секретных переговорах. С каждым его словом росла злость шевалье. Он стиснул подлокотники кресла, будто желая их оторвать, и подался вперёд. - Ничего подобного я не писал. Ни Фьенн, ни кому-либо ещё, - процедил он сквозь зубы. – Этот поганый Конак врёт. - Что крайне глупо с его стороны, - заметил Лувуа. – Допустим, он явится в Париж. Встретится с Мадам или её доверенным лицом. И как объяснит, что писем у него нет? Мадам будет в ярости. Возможно, Конак в непонятном порыве про ваши письма наврал. Но тогда бы ему следовало упирать на то, что Париж для него закрыт. Зачем же он сюда едет, рискуя и в Бастилию попасть, и с Мадам испортить отношения? Очень странно. - Я хочу с ним поговорить, - лицо шевалье словно окаменело. Доводы Лувуа были логичны и из них следовало, что письма у Конака всё-таки есть. Но видит бог, шевалье никогда не отзывался о Месье дурно. Разве только во время ссор с ним, но это ведь иное дело. Между влюблёнными такое случается. - С ним поговорю я, не тревожьтесь, - сказал Лувуа, пристально глядя на шевалье. – А вам лучше поговорить с Месье. - Зачем? - Друг мой, сегодня вы туго соображаете, - беззлобно хмыкнул Лувуа. Если бы этот стервец не нравился ему столь сильно, уже бы узнал на своём опыте, каким Лувуа бывает, если его вывести из себя. - Думаете, Месье может быть в курсе? – похолодел шевалье. - Зная Мадам, не удивлюсь, если она всё выложила мужу. - Но Месье даже не заикнулся об этом, - шевалье стал лихорадочно вспоминать, не было ли странностей в поведении Месье в последнее время. Может, он стал отстранён и задумчив? Нет, ничего такого. Шевалье бы заметил в нём любую перемену. Лувуа сцепил руки замком и на минуту задумался. - Намекните его высочеству, что узнали о планах Мадам выставить вас в дурном свете, - вымолвил он после. Шевалье только кивнул. Ну, разумеется. Именно так он и поступит. Но его всегда раздражало, когда ему советовали, как быть с Месье. Никто лучше не знал душу и тело принца, чем он. - Ладно, маркиз, мне пора, - сказал шевалье, вставая. – Я безмерно вам признателен. И, разумеется, теперь я ваш должник. - Разумеется, - подтвердил Лувуа. Дружба дружбой, но о выгоде забывать нельзя. Когда шевалье шёл обратно, думал о том, что ему в окружении Месье нужен человек, которому он будет полностью доверять. Шевалье не может быть рядом с Месье круглые сутки, но оставлять его без присмотра нельзя. Мадам вечно пытается что-то придумать против шевалье. У него могут появиться конкуренты. Нужен кто-то, кто будет за всем следить и честно докладывать обо всём. Эффиа на эту роль не годится. Он себе на уме и предан прежде всего Месье. Остальные кавалеры тоже вряд ли будут ставить интересы шевалье превыше всего. Братец Шарль* был бы подходящей кандидатурой, ему хотя бы можно доверять, но он - мушкетёр и вечно занят на службе. Шевалье вдруг замер на месте, из-за чего в него чуть не врезался шедший позади кавалер. Он хотел отчитать шевалье, но узнал его и только отошёл с любезной улыбкой. А шевалье даже не заметил его. Беврон! Или как-там звали младшего брата маркиза де Тюри. Возможно, именно он нужен шевалье. Беврон будет всем обязан только шевалье, если тот устроит его к принцу на службу. Удачно, что прежде Беврон не вращался при дворе. Это значит, что он не принадлежит к какой-либо придворной партии. Он не станет держать в уме интересы Мадам или короля, или Кольбера, или кого-то ещё. Для него в приоритете будет собственная выгода. Другими словами, единственный возможный путь для Беврона преуспеть – быть верным шевалье. А самому шевалье, вдобавок ко всему прочему, было бы приятно освободить кавалера от пут Мальтийского ордена. И шевалье зашагал обратно к кабинету Лувуа. Надо сказать Беврону, чтобы явился сегодня вечером в таверну "Великий король". Шевалье ещё не успел составить о нём впечатление, но за разговором и выпивкой человек раскрывается. Если Беврон не совсем идиот, он может сгодиться.