Вместе

1898 год, июнь — Познакомься, Тесей. — Мама, зачем-то введя его в гостиную за руку, только теперь отпустила его пальцы. — Это мистер Фрэнсис Грейвз из Америки. Фрэнсис, это мой сын Тесей. Тесей вежливо кивнул, недоумевая. Обычно мама всегда приглашала больше гостей и всегда предупреждала о них. Всегда — но почему-то не сегодня, и это заставляло Тесея немного хмуриться. Мистер Фрэнсис Грейвз из Америки, довольно полный мужчина с седоватыми усами, протянул Тесею руку, как взрослому. Тесей знал таких людей: им казалось, что этим жестом они сразу купят себе его хорошее отношение. Что девятилетний мальчик обязательно растает от подобного обращения. Тесей коротко пожал протянутую ладонь, спокойно поздоровался, не собираясь улыбаться. И таять тоже не собираясь. — Попей с нами чаю, милый, — предложила мама, первой садясь за накрытый стол. — Пожалуйста? Тесей нахмурился уже открыто: — Я думал, сейчас время почитать Ньюту перед сном. — Я уже уложила его. — Мама как-то нервно улыбнулась, и Тесей ощутил, как внутри плеснулась обида. Она же говорила, что теперь читать Ньюту будет он, и вдруг сняла с него эту обязанность, даже не договорившись?! Ему нравилось это чтение. Брат слушал его со странным для годовалого ребёнка вниманием, любил рассматривать картинки, а в последнее время всё чаще повторял за Тесеем некоторые прочитанные им слова, и всё чаще — новые. Тесей украдкой подчёркивал их в книжке, а потом выписывал, чтобы не забыть. В том порядке, в каком Ньют их произнёс. Тесей очень, очень не хотел, чтобы это прекратилось раньше того времени, когда Ньют научится читать сам. — Я больше не должен это делать? — на всякий случай уточнил он, глядя маме прямо в глаза. Он знал, что решать такие вопросы при гостях — не слишком-то вежливо, но этот гость, мистер Фрэнсис Грейвз из Америки, очень отличался от маминых обычных гостей, и к тому же был, ну, один. В крайнем случае, Тесей извинится. Если мама докажет ему, что он должен. — Ну что ты, милый. — Мама улыбнулась уже спокойнее. — Это только сегодня, чтобы мы могли выпить чаю втроём. Пожалуйста, не обижайся. Тесей кивнул ей, успокаиваясь. Мистер Фрэнсис Грейвз из Америки всё это время молча стоял у стола и сел рядом с мамой только после того, как это сделал Тесей. Кажется, это было правильно… или нет, или дети последними усаживались за общий стол со взрослыми, независимо от того, в чьём доме стоял этот стол?.. Вообще-то Тесей это знал, но всё сейчас было так странно, что мысли у него в голове перепутались, и думать о правилах этикета получалось плохо. Мистер Фрэнсис Грейвз говорил в основном с мамой — о скачках, которые она организовала уже почти год назад; о разнице цен на всё в Британии и Америке; об аврорах… Тут Тесей отставил чашку и прислушался. Мистер Фрэнсис Грейвз аврором не был, был дипломатом («Международное магическое сотрудничество», — сказал он), но его далёкий предок — тоже из Америки — был когда-то одним из первых авроров этой страны. И поэтому — «но, разумеется, далеко не только поэтому» — мистер Фрэнсис Грейвз относился к аврорам с огромным уважением. Тесей, услышав эти слова, снова уткнулся в чашку. В носу предательски защипало, он даже закусил изнутри щёку и постарался подумать о чём-то, кроме недавней смерти папы. Сначала — о гиппогрифах, но это не очень помогло, и тогда он вспомнил о Ньюте. Вспомнил, как в дождливый и тёмный день папиных похорон сразу после церемонии мама отправила его домой специальным портключом. Как он ходил по дому, заглядывая везде и никуда. Как гладила его по руке домовуха Милли, присматривавшая в тот день за восьмимесячным Ньютом. Как сам зашёл в комнату Ньюта и остановился у его кроватки, глядя сверху вниз. Ньют, кажется, до этого спал, но через минуту открыл глаза и посмотрел на Тесея. Тот молчал, потому что говорить боялся, а Ньют тогда умел только лепетать. И то, что он обычно бормотал вместо имени брата, Тесей слышать не очень хотел. Ньют вякнул что-то совсем непонятное, деловито сел в кроватке, ухватился за решётку и встал. И, опираясь одной рукой, другой потянулся к голове Тесея. Как будто погладить хотел, ну или, наверное, ухватить за волосы. Тесей обнял его тогда, опустив вниз решётку кроватки. Обнял и закрыл глаза, всего на пару секунд. А когда открыл, то едва не чихнул — в комнату из-за шторы, невесть как пробившись сквозь плотные тучи, заглядывало светло-рыжее, не по-осеннему ласковое солнце. Тогда Тесей рыдал в пижамку брата как ненормальный, напугал и его самого, и прибежавшую на крики Ньюта Милли, а теперь, несколько месяцев спустя, воспоминание, наоборот, отгоняло слёзы. Только тогда Тесей понял, почему мама всегда звала Ньюта солнышком. А ещё — что образ того самого солнышка теперь будет связан с братом неразрывно. — Тесей, милый. — Мама коснулась его руки. За вечер она назвала его «милым» уже в третий раз, да ещё при госте. Она точно нервничала. — Всё в порядке? Он снова подумал о Ньюте и улыбнулся. — Конечно, мама. Мистер Фрэнсис Грейвз смотрел на него внимательно и с явным сочувствием. Тесей почему-то захотел разозлиться, но, подумав, решил этого не делать. На сочувствие не стоит отвечать злобой, тем более на искреннее. Чай был довольно слабым, и к тому же молока мама добавила очень много. Это было понятно — скоро идти спать предстояло и самому Тесею. Об аврорах мистер Фрэнсис Грейвз больше не заговаривал, и хорошо. Зато завёл беседу о последних моделях мётел и даже пару раз спросил у Тесея, какие из них считают лучшими в Британии. Наверное, мама рассказала ему, что Тесей хорошо разбирается в этом — для своего возраста, и ещё, конечно, посетовала, что её сын предпочитает полётам на гиппогрифе детскую метлу. Через полчаса мистер Фрэнсис Грейвз поднялся из-за стола, прощально кивнул Тесею — ну, хоть руку в этот раз не протянул! — и прошёл к камину. Мама подхватилась его «проводить» — зачем провожать кого-то на два-три ярда, Тесей не очень понимал, но того, кажется, и впрямь требовали правила. Мистер Фрэнсис Грейвз поцеловал маме руку и исчез в пламени, выкрикнув адрес, который Тесей постарался запомнить. Он и сам не знал зачем. Мама села на диван, разгладила на коленях атласную юбку. Бирюзовый цвет казался совсем зелёным в свете каминного и свечного пламени. Она приглашающе кивнула Тесею, и он забрался к ней под бок. Милли, бесшумно возникшая у стола, убирала посуду. — Он не показался тебе неприятным? — спросила мама. Теперь она смотрела прямо на Тесея и вообще выглядела спокойной, уверенной — словом, собой. Хорошо, это было хорошо: Тесей очень не любил, когда она волновалась. Тогда он хотел что-то сделать, как-то исправить, но чаще всего не знал как. Или не мог. Он покачал головой: — Не показался. Мама, что это значит? Я уже понял, что вы познакомились на скачках. Он… твой друг? Иногда она приглашала вовсе не друзей, а просто знакомых, называя их «полезными». Но мистер Фрэнсис Грейвз казался другом. — Видишь ли. — Мама откинулась на спинку дивана. Смотрела она теперь в камин. — Он и правда мой друг. И даже больше. Он… такой мой друг, каким был папа, понимаешь? Тесей зажмурился. Открыл глаза, снова зажмурился. Пламя горело ровно. Тесей понимал, правда понимал: за окном шумел июнь, папы не стало в октябре, а мама… мама жила дальше. Сначала пропадала у гиппогрифов больше обычного, потом организовала эти свои скачки — и когда Тесей спрашивал зачем, всегда отвечала: «Чтобы отвлечься, милый. Чтобы жить дальше». Она и Тесею объяснила, что оборвалась — ужасно, несправедливо и неправильно — папина жизнь. А их — её, Тесея и Ньюта — продолжалась. Это было дико. Но Тесей понимал. — Тесей. — Мама осторожно коснулась его колена. — Пожалуйста, не молчи. Он опомнился. Она ведь, наверное, подумала, что он обиделся, но он же не… Нет! Ни капли! Ему просто почему-то стало грустно и не очень приятно — как тогда, когда приходилось пить горькие зелья от боли в животе. – Я понимаю, — тихо ответил Тесей. — Ты хочешь выйти за него замуж? Сказать это получилось удивительно легко. Как будто ему было всё равно — хотя не было. Мама негромко вздохнула: — Да, милый. Мы познакомились в марте — его интересуют скачки. И понравились друг другу. Он здесь в долгой командировке, и если мы поженимся, то продлит её ещё, и его сын… — Сын? — Тесей встрепенулся. Как будто Ньюта ему мало! У мамы сделалось огорчённое лицо. Наверное, про сына мистера Фрэнсиса Грейвза она хотела рассказать не так, но проговорилась. — Да. Его зовут Персиваль, ему недавно исполнилось одиннадцать лет, и если мы с Фрэнсисом сейчас поженимся, то он сможет пойти в Хогвартс, а не в американскую школу. Тесей потёр лоб ладонью. Что думать об этом, он понятия не имел, и чувствовал себя так, словно потерялся на Диагон-аллее, хотя такого с ним не случалось ни разу за все его девять лет. — Мы решили, что сначала познакомимся с вами отдельно, — продолжала мама, снова глядя в огонь. — Он хороший мальчик, Тесей. Мне даже показалось, что он на тебя похож. Тесей чуть-чуть улыбнулся. Обычно дети маминых друзей и знакомых похожи на него не были. А друзья и знакомые частенько говорили маме, что он очень уж серьёзный. Мама отшучивалась, и потому Тесей не считал, что серьёзность — это плохо. Хотя знакомые, наверное, что-то такое и имели в виду. — Через три дня Фрэнсис приглашает нас к себе, — объявила мама. Её руки снова разглаживали юбку. — Нас обоих, Тесей. Чтобы вы смогли познакомиться. — Конечно. — Тесей склонил голову. — Это будет так же? Кроме нас, никаких гостей? Мама улыбнулась: — Именно так. Ты ведь согласен? Я ведь даже не спросила тебя, что ты об этом думаешь… Взгляд Тесея упал на каминные часы. Видеть на них три стрелки вместо четырёх он уже привык. Как скоро привыкнет к пяти вместо трёх?.. Он понимал, что его ответ очень важен. И что мама спрашивает не просто так. Поэтому он как следует поразмыслил, прежде чем ответить — так серьёзно, как всегда умел: — Ты любила папу. Но папы больше нет, и ты любишь мистера Грейвза. Мне он, наверное, понравился, он хотя бы не щиплет за щёки, как дядя Альберт. А если мы с… Персивалем не поладим сразу, то он всё равно скоро уедет в Хогвартс, а к следующему лету мы привыкнем. И Ньют ещё маленький. Наверное, и не поймёт. Мама снова улыбнулась — всё ещё грустно, но уже с надеждой. Так она улыбалась, когда видела, что болеющий гиппогриф идёт на поправку. — Ты умница, милый. Я горжусь тобой и очень тебе благодарна. Тесей зажмурился. Это была приятная-приятная похвала. Напольные часы пробили десять раз, и мама, спохватившись, поднялась с дивана: — Тебе ведь пора в постель, Тесей. — Да, — согласился он, вставая следом. — Только… Мама, можно мне сегодня поспать рядом с Ньютом? Перенеси его кроватку ко мне и скажи Милли?.. Пожалуйста. Он не мог бы объяснить, зачем ему это нужно, но отчаянно хотел, чтобы брат оставался рядом. Ближе, чем за стеной. Мама кивнула, как будто ожидала такой просьбы: — Тогда помоги мне и захвати его игрушки. Он расстроится, если утром не найдёт их. — Да, мама, — улыбнулся Тесей. — Конечно. Она выглядела почти довольной. И счастливой. Тесей не видел её такой с конца октября. Если мистер Фрэнсис Грейвз стал главной причиной маминого счастья, Тесей ни за что не станет этому мешать. — Спасибо, милый. — Мама лёгкой походкой, почти бегом, направилась к выходу из гостиной. Тесею очень захотелось сказать ей, чтобы она перестала уже называть его так, но она же, наверное, расстроится. * Персиваль был старше. Почти видимо и ощутимо старше Тесея, и это оказалось до того неуютно, что руку Тесей ему пожимал очень-очень нехотя. Он злился на себя за это, но ему всё казалось, что «будущий брат» смотрит на него свысока, и это только добавляло злости. Мама снова нервничала, мистер Фрэнсис, кажется, тоже — во всяком случае, сегодня он даже не пытался разговаривать ни о мётлах, ни об аврорах, ни даже о скачках. Мама, когда они только сели за стол, попыталась похвалить мягкий, нежаркий июнь, но говорить о погоде точно не хотел вообще никто. Пирожные были вкусными. Наверное. Тесей невоспитанно ковырял бисквит десертной вилкой, кусок не лез ему в горло. Сердило и это: он же уже принял, что мама снова выйдет замуж, почему же теперь ему так неприятно?.. Мистер Фрэнсис прервал эту противно-вязкую тишину первым: — Перси… Почему бы тебе не показать Тесею свою комнату? Тесей отложил приборы и уставился на мистера Фрэнсиса, то ли удивившись, то ли возмутившись. Что им, по семь лет, что ли? — Папа, мне не семь лет, — вежливо, но чуть раздражённо отозвался Персиваль. Тесей чуть не почесал в затылке испачканной сладким вилкой: он не ожидал, что мысли у них сойдутся. — Но, полагаю, ты прав, и так и нужно поступить. Тесей, пойдём? Наткнувшись на умоляющий взгляд мамы, Тесей поднялся из-за стола. Мистер Фрэнсис снимал дом в Лондоне — Тесей теперь знал, что ненадолго. И в этом доме не было ничего лишнего: ни колдографий на стенах, ни портретов, даже пейзажей всего два: в холле и в гостиной. Но комната, в которой жил Персиваль, показалась Тесею ещё более безликой, чем весь остальной дом. Здесь были только кровать, застеленная простым синим покрывалом, письменный стол, стул, сундук, тумбочка и полки. Даже книги на них выстроились строго по росту, и, похоже, к ним никогда не прикасались. Персиваль кивнул Тесею на кровать, сам уселся на стул, развернув его спинкой. Сложил на ней руки, опустил подбородок. Тихо вздохнул. — На папиных… деловых встречах, — начал он каким-то странным голосом, — никогда не молчат. У них всегда есть что обсудить. Всегда есть тема для разговора. Я почти поверил, что сегодня будет так же, хотя дипломат здесь — только он. Тесей, немного подумав, всё же сел на его кровать. Натянутое покрывало было страшновато измять, Тесей не верил, что такой идеальный порядок без эльфов можно наводить просто потому, что тебе хочется, а не потому, что тебя заставляют. Отец, например. — Они волнуются, — пробормотал Тесей. Без мамы и мистера Фрэнсиса рядом ему почему-то стало чуть легче, и говорить с Персивалем уже получалось. — Что мы с тобой не поладим. Или что оба будем очень против. Я не против, а ты? Персиваль потёр переносицу. Тесею даже померещились на ней очки, хотя Персиваль их не носил. — Я не помню свою маму, — вдруг сказал он вместо того, чтобы ответить на вопрос Тесея. — Мне даже двух лет не было. Папа рассказывает, что и за меня тогда испугался: драконья оспа коварна. Вот. И я точно знаю, что за него кто-то хотел выйти замуж, и не раз, но он всегда плевать на это хотел. А жениться на твоей маме он решил сам. И она мне нравится. Я не хочу быть против. Поэтому — не против. Тесей подпёр голову кулаком, упираясь локтем в коленку. Таких слов он не ожидал. И такого рассказа тоже. И отчаянно пытался придумать, что же ответить Персивалю на такое. С ним мало кто откровенничал. Единственным искренним человеком в его жизни был Ньют, даже мама иногда лукавила. — Я тебе сочувствую, — тихо отозвался он. — Насчёт твоей мамы. Ньют… наверное, папу тоже не запомнил. — Младший, да? — Персиваль явно намеренно не сказал «твой младший» или «твой брат». Словно уже твёрдо решил: их семья теперь будет его семьёй, и точка. Тесей хотел бы разозлиться, да не смог. — Твоя мама рассказывала… — Угу. — Тесею захотелось влезть на кровать с ногами и обхватить коленки. И к Ньюту хотелось. Обнять и погладить лёгкие волосы. И… и пусть, может, даже Персиваль стоит за спиной и знакомится. Но только при Тесее! — Ему вообще восемь было. Месяцев. Персиваль кивнул. А потом вдруг встал, подошёл к Тесею и со странной силой сжал ему плечо. Тесей вскинул голову и уставился в лицо напротив. Персиваль смотрел так серьёзно, что даже могло бы стать смешно. Если бы он смотрел так не на Тесея. Если бы вообще хотелось смеяться. — Я тоже тебе сочувствую. — Персиваль и говорил так, как смотрел — серьёзно. — Думаю, тебе тяжелее. Чем мне. Тесей вдруг на одну секунду ощутил жгучее, невыносимое желание качнуться вперёд и уткнуться лбом в плечо перед собой, прямо в сизо-голубую ткань чужой рубашки. Сердиться больше вообще не хотелось. Он не мог объяснить почему. — Спасибо. — Голос сорвался, и Тесей уставился на тёмные занавески. Они даже не колыхались, хотя окно было приоткрыто. Его передёрнуло от этого — неправильно, неестественно!.. Персиваль потянул его за плечо, и Тесей охотно спрыгнул с кровати. Хотелось отвлечься. Перед тем как выдвинуть нижний ящик своего стола, Персиваль приложил палец к губам. Ему это не шло, он производил впечатление очень правильного мальчика, такого правильного, что оторопь брала — и тут такое озорство? Что-то скрывать? Ему правда не шло! Из ящика показалась какая-то коробка — яркая, металлическая, с красивым цветком. У Тесея ушло добрых пять секунд, чтобы понять: цветок не расправлял лепестки, не шелестел листьями, стебель его не изгибался — словом, он вовсе не двигался. Коробка была магловской. Персиваль очень осторожно, словно гиппогрифу кланялся, снял крышку. Внутри на куске тёмной ткани, наводившем на мысли о старом вытертом пальто, лежали… наверное, игрушки или что-то им подобное. Был тут волчок, здорово напоминавший вредноскоп; маленькая кукла с золотыми кудрями, железный американский флажок с иголкой — как у маминых брошей, какая-то конструкция со стёклышками и колёсиками, похожая на экипаж… молчаливое мутное зеркальце, несколько картинок с замершими на них людьми — в общем, кучка таких же магловских, как коробка, вещей. Тесей осторожно коснулся пальцем волчка — Персиваль не возразил. Волчок не издал ни звука, вообще никак не отреагировал. Куколка молчала и даже не думала моргать. «Экипаж» Тесей трогать почему-то постеснялся. Персиваль подмигнул ему — это тоже показалось странным — и так же аккуратно убрал коробку обратно в ящик. — Не рассказывай, ладно? — попросил он шёпотом. — С этим очень строго, нам нельзя общаться с немага… то есть с маглами. Вообще нельзя. — А ты общался? — Тесей уже устал удивляться. Персиваль нравился ему всё больше и больше. — Тс-с. — Тот опять приложил палец к губам. — Да, немножко. Я быстро понял, что главное — не рассказывать им ничего о себе и нашем мире. Я говорил, что мама умерла от болезни, и им было неважно, от какой. Говорил, что папа работает на правительство, и им тоже быстро перестало быть интересно. Мы болтали, играли, подарки вот друг другу дарили… Он вдруг усмехнулся — криво, очень по-взрослому: — Папа не знает до сих пор. Он бы мне взбучку устроил за одно только общение. Знаешь, в мае мне пришло письмо из Ильверморни — это наша школа, и он мне рассказал про неё. Сказал, главное, что палочки на лето сдают. Тут не сдают? Тесей замотал головой. О таком мама бы его точно предупредила заранее! У него ещё не было своей палочки, но он прекрасно знал, как дорожит своей мама — и помнил, как дорожил папа. Как отказаться от неё на время каникул, Тесей даже представить себе не мог. И не хотел, чтобы мог хоть кто-то. Вот, например, Персиваль. — У нас тоже нельзя рассказывать, — поделился он, и сам переходя на шёпот. — Но если не рассказываешь, говорить с ними можно, а если ты вдруг решил жениться на магле, то… У Персиваля вдруг округлились глаза. — А у нас нельзя. Жениться. Вообще. Тесей тихонько вздохнул. Персивалю точно нужно было поступить именно в Хогвартс. Во что бы то ни стало. Хотя во что это может стать? Всё пока что было в порядке. — Я уже понял, — пробормотал он. Сокровища в коробке захотелось рассмотреть повнимательнее. — Если уж разговаривать нельзя, то жениться… — Ага. — Персиваль сел обратно на свой стул. — В общем… Спасибо, что ты не против. Мне здесь нравится. И в Ильверморни я не очень хочу. Тесей вдруг широко улыбнулся. Ему стало хорошо и спокойно. И чуточку лестно. — Пойдём скажем им, чтобы мама пригласила вас в гости на выходные. — Теперь уже он тянул Персиваля за плечо. — У меня такой коробки нет, зато я познакомлю тебя с Ньютом и гиппогрифами. У вас точно нет гиппогрифов, а на скачки детей не пускают. Персиваль тоже улыбнулся ему: — Я буду рад, Тесей. Очень. Это ты отлично придумал. Только у самой лестницы они вспомнили, что вообще-то воспитанным мальчикам не полагается бегать по дому. Но какое это имело значение!