Любимый менестрель майа Саурона

Саурон и впрямь мог наслаждаться пением и игрой нолдо через слуховые отверстия в стенах камеры, и часто прислушивался — кроме тех случаев, когда они становились совсем уж заунывными. Что касается Маглора, то ему несколько дней без еды, проведенные в полной тьме, казались вечностью. Однако он был только рад, что о нем все забыли. Смерть от голода казалась ему наиболее лёгкой и он понимал, что отсутствию пыток стоит лишь радоваться. Иногда ему вспоминался Саурон, окружённый огненным сиянием, и тогда Маглор начинал неосознанно испытывать ещё что-то помимо страха, и замирал, любуясь его золотыми локонами и надменным дивно прекрасным лицом. Жаль, что темный майа не способен любить и привязываться, и он непременно расправится с ним... Через некоторое время Саурон вновь вспомнил про своего пленника. Был уже поздний вечер, и ему совсем не хотелось спускаться в подземелье. Майа расслабленно лежал на постели после долгого дня. Заунывные песни Макалаурэ ему быстро наскучили и вызывали теперь только головную боль. К счастью, нолдо умел делать ртом вещи намного более приятные, поэтому Саурон не спешил его наказывать. Он велел слугам привести эльфа в надлежащий вид, и чтобы потом тот явился к нему. — Здравствуй, ушастик, скучал по мне? — приветствовал его Саурон, приподнимаясь с постели. — У меня от твоих завываний разболелась голова. А знаешь, что бывает, когда у меня болит голова? Я иду к моему любимому пленнику и делаю так, чтобы ему было в тысячу раз больнее. Думаю, не надо объяснять, кто этот пленник. Саурон кровожадно усмехнулся и поманил Макалаурэ к себе. — Твоему милому братику будет не сладко... Разве что ты отвлечешь меня чем-то. Гортхаур сидел на краю постели, и ему совсем не нравилось задирать голову вверх, чтобы смотреть в лицо эльда. Поэтому он резко дернул его вниз, заставляя встать на колени. Майа погладил его по щеке и неожиданно накрыл губы эльфа своими. — Какие же вы все-таки романтичные и легкомысленные. Ну ладно, так и быть, сегодня я тебя пару раз поцелую, — проговорил Майрон, перебирая его волосы. — Иди сюда. Саурон легко затащил Маглора на кровать и усадил на себя верхом. — Сегодня я хочу с прелюдией. Можешь начинать с шеи, — распорядился он, — а потом я проявлю чудеса милосердия и велю накормить тебя и Маэдроса. Гортхаур развалился в постели и распахнул свою рубашку, открывая сильное безупречное тело. Он за волосы притянул эльфа ближе и почти уткнул носом в свою шею. Отвечать на ласки он не собирался, даже целовать нолдо ему быстро расхотелось. Маглора до неожиданного больно кольнула эта холодность, и он замер, выбирая между гордостью и благополучием брата. Случись это все чуть раньше, о, с каким презрением он отверг бы все требования Саурона, с какой гордостью пошел бы на смерть! Пусть он выколол бы ему глаза — слепому было бы лишь проще, ведь он не видел бы ужасов Ангбанда. Однако брат Майтимо и без того знает, как он опозорил себя — разве он нужен будет своей семье слепым? Саурон посадит его на цепь, как собаку, и будет кидать ему объедки на пол. До него долетали лишь отголоски мыслей и чувств брата, и полноценно связаться с ним через осанвэ он не мог, но ощущал, что того и впрямь стали держать чуть лучше, и боль его более не так мучительна. Так зародилась его слабая надежда на то, что Саурон не солгал, и Маэдросу позволили подкрепить силы едой и питьем. Но проклятые письмена, врезавшиеся в его кожу, уже начинали действовать, и слабая фэар не так уверенно могла сопротивляться им. Медленно дотронувшись светлой кожи Саурона, Маглор склонился над ним, благоговейно целуя. Кожа казалась холодна, как и сам темный майа, и эльф согревал ее своим дыханием, когда дотрагивался испуганно и осторожно. — Я делаю это лишь ради блага брата. Кошачьи узкие глаза Саурона в полутьме недовольно блеснули, и Маглор поспешил склониться вновь, пряча взгляд. Так прекрасен... Что толкнуло его на путь тьмы? Маглор слышал, он был искуснейшим из кузнецов до того, как отдался во власть Мелькора. Эльф несмело подобрался поближе и присел на край ложа. Замер, задумавшись: что могло сделать Саурону приятно? Сейчас это не было с его стороны предательством: в его душе жило одно восхищение совершенством майа. И он накрыл ртом его соски, облизывая, посасывая и заставляя их затвердеть. Ладонью он неумело поглаживал его причинное место, чувствуя, как член твердеет и обретает все более внушительные формы. Затем опустил голову, надеясь, что упавшие на лицо локоны спрячут его от взгляда Саурона, и накрыл его естество ртом, пытаясь заглотить ртом и мошонку, и член. Это не выходило: тогда он обхватил член губами, а ладонь оставил на яичках, иногда поглаживая их, иногда нажимая на чувствительное местечко за ними. В этот раз действия были чуть увереннее, и собственные посасывающие движения успокаивали размеренностью, а вырвавшийся у Саурона вздох доказывал, что майа равнодушным не остался. Но это лишь сильнее доказывало гордому нолдо то, как низко он опустился. — Прошу, не отпускайте меня никогда, — молвил он сквозь слезы. — Лучше погибну тут, чем остальные братья будут знать, что я отдался вам. — Я тебя не болтать сюда позвал. Но если тебе так хочется, то ладно, останешься и будешь моей личной шлюхой, — ответил на его просьбу Саурон. Он потянул эльфа выше, заставляя вылизывать и покрывать поцелуями свою грудь и живот, а потом снова взять в рот член. — У тебя получается уже намного лучше, — похвалил его майа, — облизывай старательнее! Саурон тихо простонал и вскинул бедра, толкаясь навстречу. Через несколько минут он с громким стоном кончил в рот Маглора. — Молодец, хороший эльф. — Гортхаур расслабленно прикрыл глаза. — Иди, на столе еда, — милостиво разрешил эльфу он. Он больше не обращал внимания на своего пленника и медленно погружался в сон. Длинные рыжие волосы красиво разметались по подушкам. — Отдайте ее лучше моему брату, — сорвавшимся хриплым голосом прошептал Маглор и вышел, чтобы очередной орк под конвоем отвел его вниз, в клетку. Отношение Саурона ранило. Он относился к нему как к зверьку. К глупому созданию, об которое можно вытирать ноги. И разве он не был прав? Собственная жизнь казалась нолдо все менее ценной, и он думал о том, когда же она наконец прекратится. Возможно, виной того, что эльф так пал духом, были начертанные на его коже темные письмена, или присутствие Саурона. Так или иначе, забившись в темный угол камеры, он подтянул ноги к груди и закутался в обрывки драного плаща, а затем уснул. Сильней всего хотелось ему больше никогда не проснуться. Увы, тело его оказалось крепче, чем он рассчитывал и, выспавшись, он даже почувствовал себя активнее и свежее, хоть ссадины и следы полос от плети на спине до сих пор и грели огнем. Руки сами потянулись к лютне, начав наигрывать мрачный марш. Это было его прощание со всем, что он знал и любил. Но первого приступа сил хватило ненадолго, и скоро он обессиленно отбросил лютню и вновь прикрыл глаза от слабости. Но и в этот раз долго отдыхать ему не дали. Но теперь захотевший отдохнуть Саурон столкнулся с тем, что нолдо ни в какую не соглашался больше отдаться ему. Маглор сказал, что предпочитает умереть — но в планы темного властелина это не входило. Он велел отправить строптивца к остальным слугам на рудники. — Учитывая твое слабое здоровье, протянешь ты там недолго, — бросил он ему. — Тем лучше. По крайней мере, я буду знать, что нашел в себе силы отказать вам. — Учти, твоему брату не поздоровится, — прошипел Саурон. Это была единственная всерьез испугавшая его угроза, но Маглор и тут решил не сдаваться. — Вы и так не собирались его отпускать. А раз так... Наша судьба погибнуть здесь. И его заковали в кандалы, надели ошейник на шею и цепью пристегнули к огромной машине, рычаги которой он круглосуточно должен был нажимать, чтобы добыча руды не останавливалась ни на миг и машины Саурона работали день и ночь. Сперва он развлекал песнями остальных, но силы его быстро иссякли, и он, полуживой, целыми днями сидел, забившись под огромное колесо, иногда получая удар плетью от орка-надсмотрщика. Долгожданная смерть никак не приходила, но теперь Макалаурэ стал часто терять сознание. Текущее положение дел совершенно не устраивало Саурона. Он быстро привык к тому, как послушно исполнял Макалаурэ все его пожелание, поэтому теперь подобное упрямство его не устраивало. Конечно, сначала он был зол и отправил пленника на рудники, но потом, когда унял гнев, решил действовать иначе. Саурон велел его хорошенько накормить и выделить небольшую комнату. Позвал нолдо к себе он только через неделю, когда тот восстановился и не напоминал собой воскресшего покойника. Лекарь обработал раны и ссадины пленника, и теперь тот выглядел вполне нормально. Не в привычках Гортхаура было церемониться с эльфами. Порыв его милости быстро иссяк. Более того, он решил сделать себе подарок и развлечься с остроухим даже если тот будет против. Поэтому когда Макалаурэ пересек порог его покоев, Саурон был в хорошем расположении духа, уже предвкушая удовольствие. — Я решил дать тебе шанс исправиться. Ты будешь моим слугой, — с усмешкой сказал майа. — В знак своей милости я дарю тебе подарок — новые одежды. Примерь. Двое стражей, стоящих до этого у дверей, шагнули вперед, когда эльф воспротивился воле Саурона. Одежды были прекрасны, из дорогой ткани, украшенные вышивкой. Вот только вместо штанов были чулки. Кроме того в его расположении теперь был корсет, изящное платье, открывающее взору плечи и грудь, если бы у эльфа она была, и туфли на каблуке. — Я это не надену! — заявил менестрель, сложив руки на груди. — Куда ты денешься, — снисходительно ответил Саурон, пряча улыбку за бокалом вина. Стражи бесцеремонно стащили с него всю одежду, не боясь что-то порвать, и начали натягивать на него платье и все остальное. Под конец эльф выглядел так, будто работал в борделе всю ночь без перерыва. Этим наблюдением Гортхаур поспешил с ним поделиться. Орки загоготали, а Маглор густо покраснел. Выбор теперь невелик: либо ходи в платье, либо ходи голым. Саурон пока не стремился затащить его в постель или снова заставить ублажать ртом. Зато он загружал эльфа работой и частенько отпускал различные насмешливые замечания в его адрес и иногда обращался к нему в женском роде. — Принцесса моя, кто тебе разрешал являться ко мне в таком виде? — сказал майа, когда увидел, что Макалаурэ не убрал волосы в прическу, а оставил пряди свободно лежать на плечах. — Леди должны убирать волосы. Или ты хочешь, чтобы тебя приняли за распутную девку, м? Гортхаур любил зажимать Макалаурэ где-нибудь и, задрав юбку, тискать везде, где захочется. А если учесть, что никакого белья эльфу не дали, и под платьем не было ничего, сделать это Саурону было не сложно. Майа часто ласкал его прямо в коридоре, заставляя сгорать от стыда и кончать прямо при стражах, пачкая семенем платье и каменный пол. Или же он вовсе оставлял испытывающего возбуждение Маглора в одиночестве. Саурон так увлекся этой игрой, что даже забыл, ради чего все делалось и изводил эльфа, но в постель не тащил. С каждым разом его развлечения становились все изощреннее. По утрам майа засовывал в Макалаурэ через задний проход какую-нибудь игрушку, заставлял удерживать ее в себе и не разрешал вынимать ее почти весь день. Наблюдение за несчастным менестрелем доставляло Саурону почти физическое удовольствие. Ему нравилось заставлять его смущаться, сгорать от стыда и при этом в глубине души желать большего. — Ты хорошо справляешься, — похвалил однажды эльфа Саурон. Он будто случайно уронил на платье нолдо кубок с вином. — Ах, какая жалость! Думаю, тебе придется снять его, — с притворным разочарованием проговорил майа. Отправить эльфа через всю крепость в одних только чулках и корсете было как раз в духе Саурона.