Любимый менестрель майа Саурона

— О, дорогой лорд, не примете ли вы к себе еще одного эльда для пыток? Клянусь, я буду послушным... — опустился на колени и робко и с надеждой взглянул в узкий прищуренные глаза господина Саурона. Саурон с усмешкой взглянул на эльфа. — Не припомню, чтобы кто-то так стремился попасть ко мне в плен и напрашивался на пытки. — Темный Властелин больно дернул эльфа за волосы, заставив запрокинуть голову. — Как тебя зовут, остроухий? Эльф испуганно вздрогнул и отшатнулся. В его широко распахнутых светло-голубых глазах плескался страх, но одновременно проглядывали и стойкость с желанием вынести все до конца. — Маглор, господин. Я пришел попроситься взамен брата. Если только вы отпустите его... Я буду готов на все, — и он облизал пересохшие губы языком. — Какая наивность! А что мне помешает оставить себе сразу обоих? — Саурон расхохотался и склонился над ним, приблизив свое лицо вплотную. — И даже если бы я согласился... Я никогда не выполнял свои обещания, глупенький. — Майа не позволил ему отстраниться, крепко удерживая за мягкие черные локоны. — Но мне нравится твоя готовность пойти на всё. Я воспользуюсь этим, пожалуй. Не слушая более, Гортхаур поволок эльфа в подземелье, по пути выдрав клок волос и хорошенько приложив головой о ступени. Эльф готов был зарыдать — таким глупым он казался себе сейчас. Так опрометчиво с его стороны было надеяться на честность и справедливость Гортхаура. Наивный нолдо, что с него взять. Он закусил припухшую после удара губу, чтобы сдержать вскрики. Грубое обращение — а чего ещё он ждал? Впрочем, когда Саурон отволок его в какой-то темный каземат и бросил там на холодный пол, пыл его остыл и он успокоился, проглотив слезы горечи и обиды. Может быть, не все ещё потеряно, и он хитростью сбежит и спасет Маэдроса? Он забился в угол, краем глаза следя за Сауроном. Тот походил на льва, опасный и безжалостно жестокий, хотя и прекрасный внешне. — Ну куда же ты, слабый нолдо? — Гортхаур двинулся на него, чеканя слова. — Жалкий, жалкий. Одним резким движением он вздернул эльфа на ноги. Майа заковал руки Маглора в кандалы, что крепились к стене, и начал избавлять от одежды, распарывая мешающую ткань ножом. Потом он провел по оголившейся спине когтями и больно впился цепкими пальцами в бок. — Я слышал, ты неплохо поёшь, — между делом вспомнил Саурон, — значит, и крики будут музыкальные... Потом, когда я наиграюсь, ты будешь петь и играть для меня. И не дай Тьма мне не понравится! — Гортхаур взял со стола нож, приблизился к своему пленнику и погладил его по спине. — Даже немного жаль портить такую красоту. Но пленники, как назло, кончились, и если бы ты по своей глупости не явился ко мне, я бы зачах тут от скуки. Он небрежно перекинул черные волосы эльфа через плечо, чтобы не мешали. Нож медленно вспорол кожу на лопатке. Саурон действовал изощренно: он не бездумно кромсал спину нолдо, он со всей свойственной ему педантичность вырезал на бледной коже слова темного наречия, причиняя этим светлому созданию в сто крат больше боли. Такие шрамы не удастся свести даже самому искусному лекарю. Заклинания на темном наречие, написанные кровью прямо на теле останутся навечно и будут искажать и отравлять саму суть светлого эльда. Маглор если и не знал, что происходит, то вполне мог догадываться: вырезаемые слова не причиняли мучительной боли, но заставляли все замирать, и холод от стального лезвия будто бы доходил до самого сердца. Эльф крепился, но его натура была слаба в сравнении с силами темного майа, которые подавляли его, и скоро Маглор начал ощущать слабость во всем теле. Колени у него дрожали, тонкие пальцы цеплялись за выступы рваного камня, которым были облицованы стены темницы. Скоро он сдался и от очередного глубокого надреза громко вскрикнул. — Ну, что-то ты долго молчал. Я думал, ты начнешь петь мне раньше. Гордый, глупый и самонадеянный. Только твой нежный голосок тебя и спасает, — Саурон прильнул к нему, шепча прямо в ухо, — от того, чтобы я тебя растерзал прямо здесь. Смешливое замечание Саурона о нежном голоске заставило его вспыхнуть от ярости: все же в Маглоре текла кровь его отца, а не какого-нибудь трусливого лесного телэри. — Ты заплатишь за всё однажды! — Ты так упорно молчал, что я уже заскучал и начал было думать, что мои действия не производят на тебя впечатление. — Саурон отошел к столу и взял целую горсть соли. Он небрежно посыпал ею окровавленную спину. — Надо добавить тебе немного новых ощущений. Потом Гортхаур взял плеть, но портить плоды своей кропотливой работы ему не хотелось, потому удары посыпались на грудь, бедра и ноги, а не на спину. — Не хочешь поподробнее рассказать мне о том, на что ты был готов ради брата? — вкрадчиво поинтересовался Майрон. Его рука скользнула по бедрам и огладила покрасневшие ягодицы. Маглор напрягся и свел бедра вместе, весь сжимаясь. От касаний Саурона по всему телу проходила дрожь, хоть кожа и горела огнем после экзекуции. Проступающие капельки крови на ссадинах набухали, соль разъедала ранки и царапины, и он громко простонал, ненавидящим взором обжигая Саурона. Эльф понимал, что слышать его крики для темного майа — одно удовольствие, и не хотел лишний раз доставлять ему эту радость. — Убери от меня свои грязные лапы, — прошипел он злобно. Саурон зло сверкнул глазами. — Возможно, лапы моих волколаков понравятся тебе сильнее, а, наглец? — Нет! — выкрикнул нолдо и тут же понял, что поспешил. На милость зверей еще можно было надеяться, на милость Саурона — никогда. — Ну, так что тогда противишься? — с фальшивым удивлением протянул Саурон. Он был в сравнительно мирном настроении по сравнению с тем чудовищем, которое Маглор успел себе вообразить. — Расскажи. Может, некоторые из твоих фантазий мы превратим в жизнь? Он хлестнул его по ягодице — мерзкое, мерзкое касание! И такое унизительное! — и устроился напротив, готовый так смотреть на Маглора и облизываться хоть вечно. Эльф замер и опустил глаза, лишь бы не встречаться с его жадным взглядом. — На любые пытки. Мне не жаль ничего ради его свободы. Я менестрель, а мой брат — военачальник. Делай со мной что угодно, лишь бы он был цел. "Кому я так охотно предлагаю себя? Этому исчадию тьмы?" — промелькнуло у него и исчезло. На лице Маглора была скорбь, и двойная боль от горящих огнем ран на теле и разочарования внутри снедала его. К этому примешивалось и то подозрение, что жертва его оказалась напрасной. — Прошу, — снова собрался с силами он, — если не отпустишь его, лучше убей меня. Я не предатель и не собираюсь им становиться. Саурон расхохотался и обозвал его глупым ушастым кроликом. Маглор вновь ощутил припадок ярости после его насмешек. Отчего он не Артафиндэ и не отец, что так бесстрашно смотрели в лицо зла? Он мог бы околдовать его песней... если бы ему дали шанс. — Ох, ну хорошо, так и быть, ты меня уговорил! — неожиданно сказал Саурон, но по его лицу невозможно было понять, говорит ли он правду или опять насмехается. — Я дам тебе шанс проявить себя. Гортхаур взмахнул рукой, и кандалы раскрылись, а эльф безвольной тушкой повалился на холодный пол. — Сделаешь мне минет и можешь считать, что твой драгоценный братец свободен. — Майа с волчьим оскалом смотрел на пленника. — Надо же чем-то занять твой замечательный ротик. Посмотрим, годится ли он на что-то, кроме песен и глупых речей. Саурон сидел в кресле, наблюдая за корчащимся на полу эльфом. Майа развел ноги в стороны, намекая, что пора приступить к предложенному занятию. — Хватит валяться у моих ног! Или тебе расхотелось спасать брата? Перед тем, как отрубить обе руки, я передам ему, что ты его предал. — Язвительно проговорил Гортхаур. — Ползи ко мне на четвереньках и приступай! — Ты клянешься? — уточнил Маглор, не веря. — Ты что, оглох?! — рявкнул Саурон, оскалившись. Маглор тоже бросил на него волчий взгляд и замер. "Да он же просто издевается над тобой! Никого он не отпустит! — мелькнуло у него. Вторая часть разума твердила: — Не зли его, попробуй сделать хоть что-то", — и он, сдаваясь, неуверенно двинулся к нему. Сбив колени в кровь, он подобрался к Саурону и осторожно откинул с его коленей верхние одежды, взялся за пояс, трусливо, точно побитая собака, посмотрел ему в глаза. В них плясали довольные огоньки, и сам майа облизывался, точно перед сладким угощением, и кивнул ему. — Смелее, птенчик. — Ты правда его отпустишь? — снова спросил он, не решаясь приступить к действиям более смелым или уж тем более обнажить темного майа. — Не зли меня, — и Саурон намотал его волосы на запястье, снова дернув и заставив поднять лицо к себе, а потом провел пальцем по его губам, проникая кончиками длинных острых ногтей, больше похожих на когти, между ними. — Ты испытываешь мое терпение. Приступай. Тогда Маглор снял с него и остальные одежды, обнажив бедра и причинное место — тот приподнялся, давая себя касаться, и взирал на эльфа благосклонно. Эльф до сих пор думал, что Саурон весь состоит из тьмы или огня, но тот явно имел плоть и кровь, подобные телу эльфа или адана, и не собирался становиться бестелесным духом тьмы. Маглор приоткрыл рот и сглотнул в ужасе, а потом прижался губами к члену. — Не целуй его, Макалаурэ. Облизывай. Открой свой рот. — Два пальца нажали ему на нижнюю челюсть, побуждая открыться, и Маглор волей-неволей проглотил предложенное. Он хотел вскрикнуть снова, сказать, что задыхается, но крики потонули в тяжелом дыхании и разве что отозвались на чувствительном месте вибрацией. Маглор прикрыл глаза, лишь бы не видеть ничего, и попытался вырваться, но тяжелая рука давила на затылок, обе руки цеплялись за трон, а ноги дрожали. Тогда он смирился с участью и заглотил член до конца — так глубоко, что чуть не подавился, и закашлялся. — Умница, хороший эльф, — похвалил его майа и потрепал по голове, будто тот был его ручным псом. Саурон запустил пальцы в волосы, притягивая его голову ближе и заставляя уткнуться носом в пах. На жалобные звуки и судорожные попытки отстраниться он не обращал внимания. Грудь майа тяжело вздымалась, он едва сдерживался, опасаясь, что эльф не справится и задохнется с непривычки. — Открой глаза, чего ты боишься? И смотри на меня, иначе я прикажу их выколоть! — Рявкнул Гортхаур. Макалаурэ распахнул глаза и взглянул на майа. Казалось, вид перепуганного нолдо доставлял Саурону удовольствие не меньше, чем минет. Неожиданно он потянул эльфа за волосы, заставляя отстраниться. — А теперь облизывай, — приказал тёмный майа замершему эльфу, — старательнее! Так, чтобы я думал, что ты мечтал об этом всю свою жизнь! — Саурон, удерживая его за волосы, прижал щекой к своему члену. — Ты неплохо смотришься в таком положении, — едко прокомментировал он, — ну же, не заставляй меня ждать! Прикусив нижнюю губу, Гортхаур внимательно наблюдал за эльфом. Он уже с трудом сохранял хладнокровие и сдерживал стоны. Нежный рот менестреля приносил ему немало удовольствия. Через некоторое время Саурон снова заставил Макалаурэ полностью взять член в рот и, притягивая его за волосы, начал сам грубо трахать. Скоро он кончил ему в рот, запачкав и лицо эльфа спермой, но не позволил после этого отстраниться. — Хорошенько оближи, и тогда можешь быть свободен, — велел Гортхаур, ласково перебирая черные локоны. Когда Макалаурэ привел его в порядок, майа поднялся с кресла и, потрепав остроухого по щеке, направился в сторону выхода. — Теперь ты отпустишь брата? Саурон остановился и обернулся к нему, окинув удивленным взглядом, будто нолдо попросил у него что-то совсем фантастическое и немыслимое. — Ты же совсем неопытен! И, естественно, был недостаточно хорош. Может быть, в другой раз, — ответил тёмный майа. — Но я, так и быть, прикажу его накормить нормальной едой. Расскажу, что ты был хорошим братиком и очень старался, пытаясь удовлетворить меня, но, увы, практики в этом деле тебе не хватает! Гортхаур рассмеялся и ушел, оставив Маглора одного. Несчастному эльфу хотелось провалиться сквозь землю от позора. Все лицо горело, на губах оставался привкус семени, и он неосознанно облизывал их. Он горестно простонал и уткнулся лбом в холодную стену. Как легко он дал Саурону овладеть им! Тот наверняка теперь поведает Маэдросу, как низко пал его брат — Маэдрос не простит и не примет его назад, опозоренного. У него теперь один выход — погибнуть здесь, в этих черных подземельях. "Старайся получше!" — как будто он вообще собирался ему отдаваться. Как же это низко — отдаваться созданию тьмы... Больше Саурон не уговорит его ублажать себя. Но в глубине души Маглор осознавал, что Саурон легко будет вертеть им как угодно, и решил оставаться стойким. Эльф сжался в комочек в углу камеры, сжался, пытаясь согреться, и ненадолго уснул. Ни есть, ни пить ему, в отличие от брата, никто не предлагал, и скоро голод и холод привели к тому, что Маглор совсем упал духом. Он утирал слёзы с мордочки. Ублажать мужчину ртом! Как он на это согласился? Хотелось умереть. Однако палачей все не было. Решетка лязгнула, на пороге показался огромный вонючий орк. — Надеюсь, ты быстро лишь меня жизни, — прошептал Маглор. — Чего? — вытаращился орк. — Больно ты мне нужен! На, держи свое барахло. Ему швырнули мешок, с которым он сюда приехал и который отняли ещё у ворот вместе с его конем. Там было кое-что из одежды и главное — походная лютня, которая вскоре была извлечена. В умелых руках эльфа она издала несколько радужных переливов. Напев ее был тоскливым, как и настроение ее хозяина. Он воспевал свою скорбь и предвидел свою скорую гибель в руках темного Майа. Орки, маршировавшие вдоль камер по коридору, обозвали его кошкой, которой прищемило хвост, и пригрозили отнять ее. Впрочем, музыка немного утешила и ободрила эльфа — он принялся играть нолдорский гимн и воспевать Фэанаро, которому он оказался таким недостойным сыном. Маглор не знал, что именно сейчас его излияния слышит ещё кое-кто помимо орков.