Пьяный бессмертный ныряет за луной

      Как и в первую нашу встречу, Ли Цяо прячет свою личину за солнечными очками и капюшоном. Он сажает меня за руль «шевроле» вместо своей дорогой тачки, и мы катаемся по местам, куда обычно таскаются на свидания влюблённые парочки: сперва едем в театр, потом на американские горки.       — Буду давить оливки и не буду умащаться елеем; выжму виноградный сок, а вина испить не смогу, — наигранно причитают актёры со сцены. — Господи, неужто я обречён на наказания Твои?       В парке сплошь благодать: чистое небо, разлапистые деревья, обильная пена цветов. Опустишь взгляд и видишь залитые солнцем дорожки, поднимешь — и смотришь на синеву с одиноким облаком. Вот только голова раскалывается так, что ничего не радует, я без конца ною весь день, жалуюсь на то, как у меня болит голова, как сильно тошнит и как я хочу домой. Ли Цяо мои жалобы игнорирует, в ответ даёт пинка, посылает за очередным билетом или купить бутылку воды. Бейсболка на мне едва прикрывает лысую голову в шрамах, бледная рожа как у смертельно больного — я будто бы прямиком с химиотерапии.       — Как жалко, ещё совсем юный, — перешёптываются женщины у меня за спиной.       После парка Ли Цяо приводит меня в зал для бокса. Там он подталкивает меня к стоящему у ринга мужчине в боксёрских перчатках со словами:       — Этому парню нужно взбодриться, поколоти его.       Мужчина по имени Чжан Яцзюнь оказывается бывшим популярным боксёром, родом из Ляонина. Поговаривали, что он добился больших успехов на ринге и не только получил серебро на национальных соревнованиях, но и прошёл отбор в олимпийскую сборную. Увы, ему не дано было победить в решающей схватке с судьбой и отправиться на Олимпийские игры: он не подружился с начальством и в итоге покинул команду. После ухода из большого спорта идти Чжан Яцзюню было некуда, но кто-то из знакомых шепнул ему, что он вообще-то хорош собой и мог бы прокормиться карьерой в шоу-бизнесе.       Чжан Яцзюнь выглядит гораздо старше Ли Цяо. У него глаза мудреца, повидавшего мир, и стильная борода, которая делает заострённое, с яркими чертами лицо ещё интереснее. Мне даже показалось, что они похожи с Ли Цяо, будто созданы по одному трафарету. Позже я узнал, что они познакомились с Ли Цяо на съёмках: в ту пору е слыл самой яркой звездой в мире кино, и Чжан Яцзюнь стал его постоянным дублёром.       Чжан Яцзюнь привлёк внимание Ли Цяо своим прозвищем Храбрец Чжан. Когда режиссёр фильма, в котором снимался тяньван, велел Чжану нырять в море с взрывающейся яхты, тот бросился в воду со свистом. Когда режиссёр велел спрыгнуть с крыши здания во время погони, Чжан с лёгкостью сиганул вниз. Потом на съёмках погони режиссёр велел ему выскочить на ходу из машины, но случилась беда со страховочным матом, и прежде, чем режиссёр успел докричаться до Чжана, тот вылетел из машины и раздробил кости таза в труху. Всё потому, что он был глух на одно ухо — пренебрёг защитным шлемом на одной из тренировок и получил травму нерва. Тогда же режиссёр, покрытый холодным потом от ужаса, спросил его:       — Ты совсем не боишься смерти, Храбрец Чжан?       — Боюсь, — ответил он, — но мне нужно содержать семью. Я не платил за аренду квартиры уже два месяца, и моей жене и двум сыновьям нужно что-то есть.       Посмеявшись над собой, Чжан Яцзюнь сказал, что в прошлом он постоянно пенял на свою никчёмную участь, как у вдовы Сян Линь. Он рассказывал каждому встречному о своей блистательной, но полной сожалений и канувшей в Лету спортивной карьере. Жаловался на Землю и Небо, жаловался на родителей, давших ему имя, буквально означавшее «серебряный призёр». Жаловался, что за всю свою жизнь выиграл десятки соревнований кроме одного, самого заветного, и, если бы он одержал победу тогда, его будущее бы не пошло под откос и всё сложилось бы совсем иначе.       Чжан сетовал на свою судьбу из раза в раз, и многие собеседники сочувствовали ему, понимали, что так он зализывает свои раны, успокаивали, прося, чтобы он прекратил самобичевание. Были и те, кого действительно расстраивала его истори и кто трагически вздыхал вместе с ним. Но только один человек выслушал его от начала и до конца, не давая при этом непрошенных советов и утешений. Когда Чжан снова завёл свою старую песню с новой съёмочной группой, один из людей вдруг швырнул в него сперва подручным предметом, а затем пачкой денег, сказав:       — Я плачу тебе не потому, что ты десять лет назад едва не стал участником Олимпийских игр, а потому, что в последние два года ты буквально жертвовал жизнью по команде, ничего не боялся и не бежал от трудностей. Каждый, кто чего-нибудь добился в этом мире, вложил своих усилий на треть, а другие две трети ему дало Небо. Разве ты никогда не отлынивал на тренировках? Разве ты никогда не хамил своим начальникам? Не чувствовал себя круче всех остальных? Ты ведь даже на треть не постарался и при этом смеешь ругать судьбу?!       Вот что мне потом рассказал Чжан Яцзюнь о себе. И, конечно же, тем самым человеком оказался Ли Цяо. После этого случая Чжан перестал бесконечно жаловаться на свои неудачи, а на заработанные деньги снял помещение и открыл свой боксёрский зал. Ли Цяо иногда приводил к нему на тренировки художественную группу или друзей, так что теперь жизнь Чжана пошла в гору.       И всё же, до чего у е мерзкий характер. Вытолкнув меня на ринг, он приказывает Чжан Яцзюню от души отделать меня.       Боксёрские перчатки оказываются неудобными, и спустя пару раундов я уже в поту с ног до головы. Кажется, Чжан Яцзюнь решил, что я друг Ли Цяо. Он не бьёт в полную силу, не наносит тяжелых ударов, даёт мне возможность уклониться. Вскоре у меня кончаются силы бить хоть как-то в ответ и я покорно принимаю оплеухи.       — Чжан Яцзюнь! — орёт Ли Цяо, наблюдающий за пределами ринга. — Я сказал тебе избить его, а не поиграть с ним!       Чжан Яцзюнь становится серьёзнее. Он обрушивает на меня целую серию ударов, а затем впечатывает кулак прямо мне в грудь. Головная боль становится всё невыносимее — неудивительно, ведь последствия сотрясения только усугубляются, — и я пячусь в угол ринга, прикрывая макушку двумя руками.       — Юань Лобин! Чего ты боишься?! — кричит мне Ли Цяо. — Бей его! Почему ты не даёшь сдачи? Я рядом! Если ты убьёшь его, я найму тебе адвоката! А если станешь инвалидом, то возьму ответственность на себя!       — Я танцор, а не боксёр! — кричу я в ответ, и у меня больше нет никакого желания подыгрывать ему. — Моя голова трещит по швам, и меня мутит. Я больше не вынесу!       — Ли, так не пойдёт! — Даже Чжан Яцзюнь начинает волноваться и перестаёт гонять меня из угла в угол. — Я профи, а он нет, к тому же без сил! Я не могу просто забить его до смерти!       — Не зря люди считают всех танцоров бабами… И как ты такой вернёшься на сцену? У тебя нулевые амбиции и хребет из ваты! — Ли Цяо продолжает кричать, но я уже перестаю его слышать. Зажимаюсь в углу, держась за разбитую голову, в которой пульсирует один и тот же вопрос.       «Юань Лобин, чего ты боишься?»       Наконец, не выдержав смотреть на бездействие Чжан Яцзюня, Ли Цяо сбрасывает пальто и запрыгивает на ринг. Мне негде спрятаться от него, некуда бежать, остаётся только пятиться назад, пока он молотит меня кулаками. Я начинаю терять сознание, и тут он дважды бьёт меня по лицу. Горящие от боли глаза опухают и, кажется, вот-вот вывалятся из глазниц.       — С кем ты бьёшься? — спрашивает Ли Цяо, хватая меня за воротник, но я не уверен, что могу разобрать его речь. — Кто я такой, по-твоему?       — Ты… Ты Ли Цяо. Тяньван. Большая звезда. — Мой рот полон крови, кажется, один из зубов шатается. — Ли Цяо… Ты мой босс. Мой йэ.       Я уже не знаю, что мерещится мне, а что происходит взаправду. Мне хочется просто бежать, я хнычу и молю о пощаде, но, кажется, мой противник ни за что меня не отпустит. Отодрав мою руку, прикрывающую разбитое лицо, Ли Цяо холодно заглядывает мне в глаза.       — Я тот, кто крышевал рынок и велел забить твоих цыплят. Я тот, кто катался на твоем чёрном такси, но отказался платить. И я тот ублюдок, который вышвырнул тебя с Весеннего чемпионата…       Голос в моей голове вдруг обрывается. Я прихожу в себя и бросаюсь на Ли Цяо с истошным криком и сжатыми кулаками. Не знаю, показалось мне или нет, но этот парень даже не думал уклоняться. Видимо, он правда не ожидал моего удара, и вмиг всё оборачивается настоящим кошмаром. Скула Ли Цяо хрустит под моим кулаком, кровь брызгает у него изо рта. Медленно опустив руку, я смотрю на него как вкопанный.       — Nice shot, boy.       Сказав это, Ли тяньван вытирает лицо рукавом, ловким движением соскакивает с ринга, поднимает пальто и уходит не оглядываясь.       Я чувствую себя так, словно с моих костей ободрали мясо, а затем слепили меня заново. Весь мой гнев обратился злой пулей и вылетел из оружейного дула. Мрак и неудачи последних дней как будто рассеялись, и, хотя мое лицо опухло и посинело, меня наполняет странная легкость. Я ощущаю себя медным горошком, который нельзя ни сварить, ни раздробить, ни пропарить, крепким и способным вынести всё, что угодно. Я даже врезал Ли Цяо, так осталось ли ещё что-то, чего я не могу?       Я отвёз Ли Цяо домой, где он наконец посмотрел на себя в зеркало и, кажется, мигом растерял весь гонор. Я тоже, так что в панике дожидаюсь в гостиной, когда он выйдет из ванной комнаты. Вот он появляется с мрачным видом, я протягиваю ему давно припасённый пакет со льдом и раболепно улыбаюсь. Выхватив пакет, Ли Цяо отталкивает меня, ложится на диван и резко, обозлённо спрашивает:       — Ты в курсе, сколько стоит это лицо? Воображаешь, сколько денег бы потеряли мои спонсоры, ударь ты меня ещё раз?       — Разве это не вы говорили, что я должен давать сдачи, когда меня бьют? — Я еле сдерживаюсь, чтобы не рассмеяться.       Ли Цяо свирепо глядит на меня, потом закрывает глаза и прикладывает холодный пакет к опухшей скуле. Его широкая грудь мерно вздымается в приглушённом свете гостиной, от длинных ресниц ползут острые тени. Я вновь слышу про себя его голос: «Юань Лобин, чего ты боишься?». Бессознательно отнимаю пакет от лица, беру его руку, кладу её на свой ноющий затылок. Ладонь Ли Цяо приятно холодная — я трусь об неё голой кожей, и по спине бегут мурашки. Вздрагиваю всем телом, чувствуя, как оживает игрушка у меня в штанах.       Ли Цяо открывает глаза. Смотрит на меня мутным, слабо различимым в полумраке взглядом, точно пытается понять мотив моих действий, но руку не отдёргивает. Это молчаливое согласие только сильнее меня возбуждает, и я вдруг прижимаюсь к его губам. Отдаю всего себя в этот односторонний поцелуй, увлечённо и неуклюже посасываю его красивые и мягкие губы, вожу языком по острой кромке белых зубов. Сам Ли Цяо застывает без движений и даже перестаёт моргать, точно разрешая мне целовать его так, как мне вздумается.       Ещё миг — и я уже сижу у него на бёдрах, двигаюсь по наитию, будто добираясь до зрелого фрукта по кудрявой лозе. Моя рука скользит по его животу и опускается к паху, к крепнущей плоти. Пальцы пробираются через ширинку ловко, как в приоткрытую дверь.       — Вы говорили, что я могу загадать любое желание сегодня. Эти слова ещё в силе? — шепчу я, не отрывая губ, сжимая его оживший, подрагивающий под бельём член.       — Говори. — Ли Цяо сощуривается, как хищный зверь на охоте. Горячее дыхание пробегает промеж наших ртов.       Его гениталии распаляются в моей ладони, ткань натягивается всё сильнее, становится влажной. Он ведь сам настаивал, чтобы я загадал любое желание, так что я больше не сдерживаюсь.       — Е, трахни меня. — Я приникаю губами к мочке его уха, задеваю её языком, слабо прикусываю. — Твой хер больше, чем у коня.       Ли Цяо долго молчит, пристально глядя мне в глаза. Я нервно ёрзаю у него на коленях — сердце колотится прямо под горлом, в теле почти нет сил держать себя на весу. Наконец, он улыбается краешком губ.       — Развратный монашек.       Как оказалось, секс на диване из красного дерева за миллион юаней не всегда бывает крутым. В тот самый момент, когда Ли Цяо страстно впечатывается в мои губы и резко переворачивает меня, прижимая к себе, я с размаху ударяюсь об жёсткий подлокотник затылком и наконец-то по-настоящему теряю сознание.