You are my conscience

      Микки нарушает негласно установленные между ними границы, нависает сверху, упираясь локтями по обе стороны от головы Рэймонда. Приглушённый сладковатый привкус чужой слюны пьянит, и Пирсон не отказывает себе в удовольствии трахать соблазнительный рот так, как засаживал бы свой хер в его задницу, за неимением возможности заласкать всё тело целиком. Они дышат одним воздухом на двоих. От Рэя пахнет одуряюще приятно. Его член стоит твёрдо и крепко. Микки особенно остро ощущает чужую эрекцию сквозь нелепую преграду, состоящую из нижнего белья и хлопковых брюк.       Воздух в комнате накаляется до предела от их частого сбитого дыхания, становится спёртым и сжатым, но таким однозначным. Его не спрячешь, пока не распахнёшь настежь окно.       Пирсон резко отстраняется с пошлым чпоком, чтобы вдохнуть хоть каплю живительного воздуха в лёгкие. Прозрачная ниточка слюны тянется следом, лопается и влажной каплей оседает на щеке Рэя. Чужие губы распухли и покраснели, и это выглядит блядски правильно в сложившейся ситуации. Он стирает пальцем слюну, оглаживает губы и сминает их, оттягивая в сторону.       Смит смотрит. Радужка его глазных яблок едва виднеется за бесконечной чернотой зрачка. Он открывает рот шире, прихватывает ухоженный большой палец и торопливо касается его языком.       Микки бросает в жар. По спине между лопатками медленно ползёт капля пота, но ему уже всё равно. Сейчас мысли были заняты совсем другим.       — Ты позволил ящику Пандоры приоткрыться, Рэй, — голос бархатный и хриплый. — Ты просто не понимаешь, что творишь.       На словах о ящике Пандоры Рэй смеётся сквозь глухой стук пульса, отдающийся в ушах. Негромко, коротко и от души. Больше похоже на что-то нервное. В отличие от него, Микки всегда производил впечатление высокопарного засранца, что по будням руководит агрессивным наркотрафиком, а по выходным придумывает всевозможные притчи и монологи, чтобы в будние дни было чем пустить пыль в глаза богатеньким владельцам участков, так любезно согласившимся приютить их травку на своей обширной территории.       — Мхм, — Смит продолжает улыбаться, жмурясь на выдохе, — держи в курсе. Что ещё я открыл, кроме ящика Пандоры? Рот? Люблю, знаешь ли, что-то открывать, когда в этом нет особой необходимости. — Такое положение Микки позволяет Рэю, исключительно из вредности и желания показать, что хрен там плавал и ситуацией всё ещё владеет он, а Пирсон так просто не получит всего и сразу, нырнуть свободной рукой под джемпер и поднять его выше до рёбер, проезжаясь короткими ногтями по боку от бедра до груди.       Рэй ловит себя на мысли, что даже завидует той шлюхе. Джиму. Если Майкл так целуется, то что уж говорить об остальном? Если настоящая тенденция сохранится, то совесть и один конкретный принцип помашут ему белым платочком на прощание, но Смит всё ещё держится. По крайней мере делает вид.       Вымученный стон неприятия звучит инородно в звонкой тишине спальни. Отказ прошибает мозги моментально.       — Я чувствую твоё возбуждение особенно остро, твой член упирается мне прямо в живот, — Пирсон с нажимом оглаживает бедро ладонью, уделяя особое внимание внутренней стороне. Его самого ведёт. Голова мутная. Тело требует внимания, но в приоритете доставить удовольствие, а не получить его. Он едва сдерживается, чтобы прямо сейчас не стянуть джинсы с чужих бёдер и засадить на сухую, без какой-либо подготовки. Не трахнуть, а откровенно выебать. Чтобы Рэй стонал громко и пошло, скулил под ним, словно маленькая ебливая сучка, и просил добавки. С его члена наверняка течёт. Микки чувствует, как под рукой пульсирует.       — Развяжи мне руки. Хочу взять у тебя, — во рту сухо, как в пустыне, язык прилипает к нёбу, мужчина дышит через раз, — и приласкать тебя, Рэймонд.       Смиту больно. Всего этого слишком много для него одного. Член упирается в ширинку, настойчиво давит, пытаясь разорвать, но это нереально. Очень качественные брюки. Внутренние горизонты расширяются, как бы ему не хотелось переступать через свою совесть. Он приподнимает бёдра, расстёгивает ремень и с неуклюжестью, несвойственной ему самому, рывками вытягивает его из шлёвок, откидывает куда-то в сторону. В тишине комнаты раздается звон от удара металла о паркетный пол. Легче не становится. Видит Бог, он пытается сдерживаться, противостоять сладкому наваждению, но Майклу противостоять невозможно. Как и его словам.       — Какого чёрта, — Смит стонет сквозь стиснутые губы, когда чужие ловкие пальцы расстёгивают ширинку и пуговицу на брюках и дёргают их вниз, к коленям. Он неосознанно помогает избавляться от одежды, выгибается навстречу, — ты делаешь, Майкл. Небольшое напоминание. Ты женат.       — Никогда не жалел так сильно, что женат, как в последнюю неделю. Скажи мне да, — Микки со стоном сжимает себя через хлопковые брюки, до остро-приторной боли, чтобы хоть немного прийти в себя. И ему, как и следовало ожидать, это совсем не помогает.       Он прижимается пересохшими губами к чужому виску и шепчет тихо, едва различимо, но Рэй его понимает.       «Прошу, позволь мне».       Этого достаточно. Рэймонд теряет остатки самообладания. Срывается. Дуреет. Называйте как хотите. Всегда способный просчитать действия противника на несколько шагов вперёд, подобрать нужные слова тогда, когда в этом есть необходимость, теряет всякую возможность мыслить.       Ведь Микки Пирсон никогда не просит. Он завуалировано приказывает, даёт наставления о том, как поступить лучше в той или иной ситуации, принуждает, но не шепчет так спокойно и вымученно. Словно Рэймонд и правда единственное важное, что есть в его жизни.       Смит жарко толкается бёдрами, не осознаёт себя. Ему определённо не хватает воздуха.       — Микки. Да. Ну же.       Микки раздвигает его ноги и трётся щекой о внутреннюю сторону бедра, желая быть как можно ближе. Тяжёлый и пряный запах мускуса ударяет в нос. От пульса, который ритмично отдаёт в висках, он даже не сразу улавливает, что ответ уже сорвался с таких желанных губ.       — Повтори. Не понимаю, что ты говоришь.       — Да, блять, да. Приласкай. Не могу.       Тянуть время нет сил. Пирсон стягивает чужое бельё. Тяжёлый и довольно массивный член стоит так, что от живота не отогнуть. Красивый и гладкий, с выступающей веной. Рот Майкла наполняется слюной.       Рэй блаженно выдыхает. Становится немного легче.       — Ты такой влажный. Потёк, чувствуешь?       Микки размазывает вязкую предсеменную жидкость по краям, ласково трёт уздечку, дразнит, заключая головку в кольцо, и водит пальцами вверх и вниз, наслаждаясь всхлипами, которые доходят до него, словно сквозь толщу воды. Обхватывает ладонью яички, играет ими, ласкает до полного изнеможения.       — Какой ты, блять, идеальный. Везде.       Он отстраняется лишь на секунду, устраивается удобнее, опираясь на пятки, и заглатывает солоно-терпкий упругий член в рот наполовину.       — Ебануться, — Смит остервенело рычит, ёрзает голой задницей по сбившемуся покрывалу и стонет. Давит Майклу на затылок, притягивает к члену, вынуждая заглотить ещё больше. В другой ситуации он бы не позволил себе поступить так, но нереализованное сексуальное напряжение, преследующее его на протяжении всей недели, наконец-то нашло выход. Надолго его не хватает. В глазах темнеет, и Рэймонд кончает. Неожиданно для них обоих. Он почти умирает в этот момент.       Спермы слишком много. Она сладкая, но Микки не может проглотить и половины. Она стекает по губам и вниз по шее. И выглядит это пошло, грязно, но так горячо. Он вытирает её краем пледа, мысленно делая пометку о том, что завтра утром надо поручить горничной отдать плед в химчистку и поменять постельное бельё. Его член всё ещё стоит. Он оттягивает резинку своих боксеров и делает несколько ритмичных движений рукой, догоняясь. Ему мало этого, но сил терпеть больше нет. Майкл даже не стонет. Чувствует, что мысленно кончил уже тогда, когда почувствовал вкус спермы на своем языке. Непривычно, но так желанно.       Немного погодя, Рэй открывает крепко зажмуренные глаза. Самостоятельно не отследив тот момент, когда решил закрыться от окружающего мира. Слышал звуки на фоне, но словно выпал из реальности на какой-то момент. Микки в комнате нет. Из ванной доносится звук льющейся воды.       Смит матерится на себя из-за срыва, но с кровати никуда не двигается. В мышцах ощущается приятная слабость. Он не помнит, когда в последний раз чувствовал себя настолько расслабленным. Шум затихает, затем дверь открывается. Микки, вероятно, вымылся целиком. Волосы мокрые, а на бёдрах висит полотенце. Он улыбается.       — Ты и правда оказался сладким, как пралине, — Пирсон облизывает губы, не скрывая ухмылки, и садится на постель.       — Ох, заткнитесь, босс, — Смит тянется к брюкам и достаёт из кармана портсигар. Среди обычных сигарет затесался один косячок. 50 на 50, по старой привычке. Он чувствует себя смущённым. Никто никогда не говорил ему подобного. — Не найдется огоньку?       Пирсон тянется к тумбочке, достаёт зажигалку и поджигает самокрутку. По комнате сразу же разносится запах чернослива, табака и кофе. Забористая трава.       — Больше ломался. Мне понравилось.       — Ты не кончил, — Рэймонд затягивается, но в глаза не смотрит.       Микки позволяет себе наклониться вперёд, пройтись кончиком носа по ухоженной, мягкой бороде, и прикусить ушной завиток зубами.       — Не беспокойся об этом. У тебя будет время отыграться.       От ощущения чужих зубов на ушной раковине и сказанных слов тепло проносится вдоль позвоночника Рэя. Он поглаживает Пирсона по спине. Желание принять его внутри себя никуда не делось. Нужна долгая подготовка. Нет желания травмировать себя и принести дискомфорт человеку, которого, как ему кажется, любит. Он ловит себя на мысли, что хочет оставить след зубов на горле босса, но нельзя. Майкл не принадлежит ему. Несмотря на всё то, что они говорят друг другу. Не его. Рэймонд чувствует себя обессиленным. Этот день утомил его, поэтому он затихает, рассеянно поглаживая босса по волосам, утыкается на краткое мгновение в макушку носом, а после тушит косяк и откидывается на постель.       — Всё. Тш-ш, — облизнувшись, шепчет Смит, тянет Микки и крепко прижимает того к себе, чтобы уткнулся уже наконец в шею и перестал сводить с ума посреди ночи. Чуть сместившись, хватает край одеяла, чтобы накрыть Пирсона. — Спать, Майкл. Нужно спать.       — Всё хорошо?       — Конечно, — Рэймонд говорит тихо, спокойно и даже мягко. — Отдыхай.       Впервые за несколько недель Рэй засыпает практически сразу. Спокойным сном без сновидений.