Любителям оперы посвящается

      До первого занятия времени хватало, но я все равно проплутала в коридорах довольно долго, пока не нашла нужный кабинет. Класс встретил привычным гудением — точно такой же шум стоял перед уроками в моей прежней школе, да и в любой другой наверное тоже. Кто-то втыкал в экран смартфона, кто-то сплетничал о последних фотках в Инстаграме. Жизнь шла своим чередом. Точно так же проходили дни и в моём бывшем классе. Ностальгия… Эля уже сидела на галерке, царапая что-то в блокноте и не обращая на творившийся вокруг бардак никакого внимания.       Свободных мест было несколько, но все они окружали Элю эдакой «стеной отчуждения». Недолго думая, я села прямо к ней: надо же налаживать контакт, в конце концов, нам ещё комнату делить остаток обучения. Эля едва заметно покосилась, теперь уже с любопытством.       Удалось осторожно заглянуть в блокнот: штрихи изображали странную белую маску в хаосе теней. Я уже открыла рот, чтобы похвалить рисунок (а заодно спросить, что это), но не успела — прозвенел звонок.       Стандартные рассказы директрисы о технике безопасности в классах физики и химии полностью захватили моё внимание, а пока нам раздавали учебники, я с трудом могла сдержать себя, чтобы не подскочить к первой попавшейся стопке.       Классная коротко представила меня ребятам, показала мне старосту, велев ей позаботиться о новом члене коллектива и помочь влиться в учебный процесс. Класс отреагировал вяло — не у всех инструктажи вызывают энтузиазм, староста с непонятным выражением блеснула глазами в мою сторону.       Потом было что-то про вопиющий случай в прошлом году и надежды на то, что подобное не повторится. Соседка в этот момент нехорошо ухмыльнулась, с показным вниманием таращась на классную.       На организационные вопросы ушло добрых двадцать минут, поэтому нас задержали на перемене, и на следующий урок — историю — пришлось нестись почти под звонок. Хорошо хоть судорожных поисков кабинета удалось миновать, прилепившись к классу.       Историк оказался нервным педагогом средних лет, особенно нервно он покосился на Элю, как только вошел. Ученики захихикали, снова поднимая гул, преподавателю не сразу и не особо успешно удалось восстановить подобие тишины — видимо, он особым авторитетом здесь не пользовался.       Урок начался с опросов — никто, разумеется, ничего не помнил, все списывали у всех, несмотря на то, что и списывать особо было нечего. Эля что-то сосредоточенно писала в своём листке. Я не скоро заметила, что историк и соседка почти полностью игнорируют существование друг друга.       Муторное объяснение первой главы нового учебника наконец оборвал звонок, одноклассники дружно ринулись в столовую. Последовать их примеру мне помешала вставшая на пути сверстница со слегка высокомерным выражением лица — староста, удалось запоздало вспомнить.       — Ты, новенькая, зря села с Осинкиной. Она… со странностями.       — Я заметила. Вообще-то мы в одной комнате живем, — я неожиданно уперлась спиной в стенку.       Девочка с подозрением прищурилась. В этот момент я почувствовала, что булавка на юбке расстегнулась. Замок, по счастью, пока держался, но иголка глубоко впилась в бок так, что выступили слезы.       Лена расценила это по-своему, продолжив с нажимом:       — Если вздумаешь вытворять то же, что и она…       — Звиняйте, — я двинулась по стеночке в сторону двери, — мне надо выйти, — и рванула по коридору в сторону уборной, едва не сбив оказавшуюся на траектории Элю.       Не могу же я при всех задрать рубаху и расстегнуть юбку, чтоб разобраться с пресловутой булавкой!       Следующий урок проходил относительно тихо, когда я заметила, что Эля вместо прежних почеркушек строчит что-то на мятом огрызке бумаги, прикрывая рукой. Закончив послание, Эля скомкала бумажку и прицельно бросила в Лену, но мне все равно удалось разглядеть часть написанного:       «Призрак взял Кристину под своё покровительство.»

***

      То, что с Элей что-то не так, сложно было не заметить. Она почти ни с кем не разговаривала и держалась поодаль от остальных ребят. Надолго уставившись в одну точку, эта чудачка не забывала по-театральному вздыхать и мять в руках очередную записку. На поясе чёрной юбки у неё трепыхались несколько верёвочек и шнурков разной длины. По наивности я воспринимала их как что-то очень милое и оригинальное, вроде фенечек, которыми я обожала увешивать собственные запястья.       Соседка обычно пребывала в какой-то иной реальности. Училась она не отлично, но меня всегда удивляло, как Эля ухитряется вообще хоть что-то знать, страдая на уроках и в свободное время разной ерундой.       Если кто-то занимал элино место в классе, она шептала обидчику на ухо самым таинственным голосом: «Я же вам велела оставить пятую парту пустой!» А когда закончился диктант по русскому языку, Эля отнесла свою работу на проверку, хлопнув тетрадью по столу со словами «Я принесла вам оперу!».       Странностей и впрямь хватало.       Я была готова закрыть глаза на занавешенные зеркала, валяющиеся везде ноты, огрызки карандашей, гардероб в чёрных тонах и свалившийся на меня ворох разнокалиберных и самодельных масок.       Но однажды я открыла дверь в комнату, после чего подавилась честно утащенным из столовки куском хлеба и дала зарок ничего не есть, не пить и не держать в руках во время контактов с соседкой.       Эля стояла посреди комнаты на табуретке и прилаживала к светильнику удавку.       — Гм… — прокашлявшись и частично обретя дар речи, начала я. — А что ты делаешь?       — Вкручиваю лампочку.       — А веревка зачем?       — Люстра плохо держится.       Несмотря на то, что в лампочках разбиралась из рук вон плохо, я ещё раз покосилась наверх: если люстра и будет плохо держаться, то очевидно элиными стараниями.       — А как насчёт того, чтоб позвать кого-нибудь из хозчасти?       — Они не умеют устраивать противовес.       Гм, тогда хотя бы ясно, зачем петля. Надеюсь. Но я чего-то не понимаю, или…       — Зачем противовес? У нас же не двухсоттонное паникадило.       — Чтоб люстра падала, конечно.       Я глупо моргнула.       — Падала?       — Ну да. Как ещё отвадить зевак? Смотри, — Эля продела веревку в крюк на потолке, что-то нахимичила с проводами и отпустила люстру. Люстра, само собой, ухнула вниз под мой предостерегающий вопль и зависла в нескольких сантиметрах от пола, покачиваясь на веревке. Самое интересное, что она ещё и продолжала гореть: провод размотался до нужной длины. — Лёгким движением руки, — Эля ухмыльнулась, и стала сматывать это все обратно, поднимая несчастный светильник на место под потолок. — Жаль, закрепить нечем — противовеса нет.       Оставалось надеяться, что Эле не вздумается «отвадить» меня или классную.

***

      Пробуждение обрадовало нещадным гудением в голове. С трудом разлепив веки и убедившись, что за окном ночь, я дернулась из-под одеяла, как восставший зомби, и тряхнула головой, постепенно догадываясь, что шум так же не связан с будильником и даже с недосыпом. Гул наполнял тесную комнатку с грязно-белыми обоями на стенах. Взгляд постепенно привык к полумраку и обнаружил причину всех моих бед: соседка сидела у треклятого фортепиано, со звучным диссонансом беря аккорды. Одна её нога, потерявшая тапок, топала, отбивая такт, а другая давила на педаль, усиливая шум. Нотные листы и клавиши тускло освещала одинокая свеча.       — Ммм… Эля? — рискнула я потревожить гения за работой. — Ты уверена, что никому не мешаешь?       Точно подтверждая, в стену недовольно постучали. Я вспомнила, что с той стороны проживала Леночка.       — Пусть это тебя не беспокоит. Тот, кто надумает будить педсостав, огребет по полной. Что делается в комнатах камеры не фиксируют, зато отлично видят тех, кто бегает ночью по коридору, так что сюда никто не войдет, — отозвалась соседка, исполняя особенно громкий пассаж.       Ну да, у всех свои причины для беспокойства. Постучали настойчивее, теперь уже с противоположной стороны. Я догадалась, что подобный концерт происходит далеко не впервые.       — Сон для слабаков?       — Если я не запишу мелодию, культурные потери будут гораздо выше.       — Эль, я, конечно, все понимаю, но как насчет заняться этим в светлое время суток?       Густая вибрация нового аккорда подразумевала отрицательный ответ. Сложно не морщиться, когда уже путаешь, инструмент гудит или твоя голова.       — А если я очень попрошу?       Соседка повернулась со странным выражением лица и немного помолчала.       — Неожиданно, но принимается.       Я не поверила своей удаче.       — Правда?       — Но только в этот раз, — буркнула Эля, смиренно задув свечу и прикрыв клавиши инструмента (от греха подальше). Ложиться, правда, так и не стала, оставшись сидеть с нотами в руках под лившимся из окна лунным светом. За стенами, небось, облегченно выдохнули.       Пользуясь случаем, я бухнулась обратно в постель, на всякий случай пожелав спокойной ночи. Вот бы она перестала играть по ночам насовсем… Хотелось бы знать, что стало причиной такой внезапной перемены, но доспать хотелось еще больше. Возможно, не всё потеряно по части элиной нормальности…