Любителям оперы посвящается

      Утро было окончательно испорчено. Началось всё с элементарного — с пробуждения. Естественно, я сильно проспала. Пока на бегу застёгивала замочек юбки, вдруг стало ясно, что кое-кто растолстел за лето. Замочек не застегивался, а о пуговице не могло быть и речи.       Воспользовавшись старым добрым методом — булавкой, и прикрыв молнию краями задирающейся рубашки, я вздохнула с облегчением. Да, юбка коротковата, но другой и не было. Рукава чудом найденной белой рубашонки тоже были короткими, но здесь выход был очевиден — закатать.       Стоя в прихожей и придирчиво оглядывая своё отражение в зеркале, я почти обрадовалась — ничего заметно не было.       Бросив в старую, затёртую и выцветшую сумку пару листков бумаги, ручку, карандаш и прочий мусор, вроде тетрадок и обложек, наконец позволила себе вздохнуть с облегчением и провернуть ключ в замке входной двери. К моему удивлению, тот ни разу не застрял. Застыв на пороге, оглянулась, и мой взгляд наткнулся на фотопортрет матери.       Мама и отчим, дядя Игорь, последние два дня обживали новую квартиру. Мне же хотелось провести последние летние дни в стенах своего старого обиталища перед тем, как на целый год отбыть в школу-интернат. О да, школа. Судьба сыграла со мной несмешную шутку: завоевав первое место на городской олимпиаде по математике в прошлом году, я получила приглашение в это непривлекательное заведение. Хуже нельзя представить участи, чем интернат. Мать долго твердила, что второй возможности приблизиться к моей заветной мечте, к излюбленной профессии программиста, больше не будет, и мне ничего не оставалось, как сдаться. Не в моих планах было портить последние дни каникул и последующие будни.       Тяжело вздохнув, я переступила порог, отправляясь в новый день, новый учебный год и новую серию неприятностей.       Это было утро тридцать первого августа.       Интернат располагался ближе к пригороду, среди россыпи особняков и дач, так что путь мне предстояло преодолеть на автобусе. Ненавижу автобусы, мерзкий транспорт. До остановки я добежала, задыхаясь и кашляя от частых вдохов и выдохов, а у дверей этой чертовой конструкции чуть не споткнулась. Хорошо, что мои сумки с остальными шмотками и заранее купленными справочниками отправили днём раньше, и тащить мне их не придётся.       Недолго музыка играла. Через десять минут непрекращающейся тряски за окном наконец появились первые прутья высокой металлической ограды унылого учреждения. Пошатываясь и то бледнея, то зеленея, я выбралась из ненавистного автобуса, гадая, что меня ждёт за кованными воротами, покрытыми черной краской. Кстати, местами облупившейся, что придавало зданию дополнительную мрачность. Само же строение походило на обитель Дракулы: мрачные фасады дополняли высокие окна, а дверь была украшена резными узорами самых разных форм.       На первом этаже меня встретила какая-то женщина, похоже, вахтёрша. Начались традиционные расспросы, с помощью которых у меня была выпытана почти вся автобиография, кроме, разве что, момента рождения. После допроса мне дали чёткие наставления относительно комнаты и будущей соседки. Эля обитала в комнате №13, в правом крыле девчачьего общежития, которое, как выяснилось, было довольно близко к интернату, буквально примыкало к нему. Я поплелась туда, и меня с порога огорошили новостью, что из-за поломки автобуса, которым мама отправила мои вещи, они прибыли только час назад и ждут меня где-то возле раздевалки. Пришлось расспрашивать, где конкретно находится эта самая раздевалка и нестись туда. Насколько припоминалось, перекличка должна была начаться ещё в начале девятого, а это значит, что на неё я уже давно опоздала. Схватив свои баулы, я понеслась по лестнице на второй этаж, в процессе хорошенько споткнувшись, чуть не разбив нос и при этом получив широченную ссадину на локте. Крови нет, и то хорошо. Прихрамывая, я продолжила свой путь, который обещал длиться ещё довольно долго.       Даже знакомство с Элей «задалось». Когда я, ничего не подозревая, переезжала в комнату, которая должна была стать моим домом на ближайший год, то надеялась, что характер у моей соседки приемлемый, и намерения свистнуть у меня что-нибудь не появится. В блаженном неведении я втащила через порог свои чемоданы и принялась оглядываться. Комната, как и фойе на первом этаже, особой яркостью не отличалась, что меня особо и не удивило. Мебель также особого внимания не привлекала, а обои были выполнены в классических грязно-белых тонах.       Прежняя обитательница обнаружилась сидящей за побитым жизнью фортепиано (что уже навело на неутешительные мысли) и бренчащей на оном что-то мрачновато-заунывное. Меня соседка будто не заметила вовсе.       — Эээ… Привет? Я Кристина…       Пианистка поперхнулась со странным звуком, и наконец соизволила уделить внимание, покосившись, как мне показалось, недобро. У неё были узковатые карие глаза и прямой нос, который слегка дёргался, когда она говорила. Она смерила меня взглядом, буркнула что-то вроде «не блондинка», и, скривив тонкие губы, повернулась обратно к клавишам.       — Если что, я тут жить собираюсь…       — Miss Daae had returned! — перебила меня музыкальная фраза, причём сыгранная нормально, а спетая весьма и весьма фальшиво. — Кристин, Кристин… — продолжила свои завывания соседка, играя уже что-то чуть более жизнерадостное. — Где же так долго ты скрывалась, сцена тебя люби-ит…       Я на секунду застыла, недоумевая, от чего меня встречают такими фанфарами, потом махнула рукой на странности и вернулась к своим баулам — вещи-то никто за меня не разберет.