Пепел в ладонях

10 апреля 1992 — Ре-фор-мизм. Тра-ди-ци-о-на-лизм... Руфио старательно выговаривал слова из своего сегодняшнего доклада для семинара по политологии, внимательно следя за каждым движением своих губ в зеркале, так, как сегодня будут следить за ним два-три десятка девушек, которые только ради этого и придут, а главное — милая, но стеснительная учительница, мисс Крокер. Пара белозубых, смущённых улыбок для неё — и зачёт на предстоящем экзамене обеспечен. Руфио подбадривающе усмехнулся своему смазливому отражению и опустил взгляд в листок с кратким содержанием, повторяя всё ещё раз. Он не стыдился того, что зарабатывает оценки, играя на симпатии к нему, возникающей буквально у всякой женщины и у большинства мужчин. Ведь развитый, цепкий ум — это такой же дар природы, как и большие глаза и изящные скулы. Отчего же не пользоваться даром, который есть, вместо того, чтобы гнаться за тем, которого нет? Тем более, он хорошо помнил те несчастливые детские годы, когда был неуклюжим, рыхлым мальчиком из нищей семьи, которого дразнили и шпыняли все, кому не лень. Свои фотографии из того периода Руфио сжёг. Однажды одноклассница, в которую он в десять лет без памяти влюбился, громко сказала учительнице, что боится сидеть с ним за одной партой, чтобы на неё не перелезли его прыщи. Вспоминая об этом, Руфио закусывает губу, чтобы не засмеяться в голос. Насколько он знал, это она теперь пачками присылала ему анонимные слезливые признания в любви в почтовый ящик! Или не она? Их теперь так много, не упомнить всех. Дамара Мегидо была первой, кто сказал ему, что он красивый. Когда им было по тринадцать, она переехала в этот район и перешла в класс Руфио. Занятно, но он даже не смотрел в её сторону, когда мистер Инглиш представлял новенькую. Нитрам сидел один за своей четвёртой партой, надвинув капюшон на лоб и думая о...кошке, большой, старой, серой кошке, печально бродившей сегодня утром неподалёку от его дома. Что с ней сейчас? Может, она голодна? Руфио имел к животным слабость, постоянно тащил домой всё больное, несчастное и брошенное, что находил на улице. Дамара села рядом с ним, это шокирующе-яркое существо в короткой клетчатой юбке и белых гольфах. Она спросила, как его зовут, и потом Руфио уже и не заметил, как пролетел день. Дамара была ещё и первой девушкой, которая разговаривала с ним вот так, легко, непринуждённо, оказывается, она тоже обожала японскую культуру, даже сама была на какую-то незначительную часть японкой. После занятий Мегидо позвала его к себе домой. Как оказалось, она жила в общежитии с мамой, которой приходилось много работать и потому появляться дома только глубокой ночью. Дамара и сама подрабатывала в продуктовом, чтобы покупать себе такую неординарную одежду, диски, журналы и прочий приятный хлам. Но, несмотря на обилие вещей, у неё дома всё было по-японски аккуратно и каждый предмет имел своё место, в отличие от квартиры Нитрамов, где всегда царил дьявольский кильдим. Но Руфио, конечно, пришёл не на квартиру посмотреть. У него замирало сердце: он дома у красивой девушки! Все знают, как это может закончиться! Однако, всё пока складывалось как-то неудачно. Они молча посмотрели новую анимку, которую Мегидо только позавчера выкупила в киоске со свежаком. А ведь там был даже вполне подходящий момент, чтобы взять Дамару за руку! Руфио просто струсил и уже мечтал, чтобы поскорее наступил вечер. Внезапно Дамара предложила выпить. Руфио согласился, хотя до этого не пробовал алкоголь. Он думал, она принесёт из холодильника пару банок пива, но вместо этого Мегидо достала с верхней полки шкафа бутылку текилы. Неудивительно, что через какие-то полчаса подростки обсуждали просмотренное уже куда более смело. Дамара спросила, что он думает о ней, и Руфио ответил честно, что она нравится ему, и что ему очень жаль, что он недостаточно крут, чтобы у него когда-нибудь была бы такая девушка (ну, то есть, что она как красавица-воин Сейлор Мун, и нужно быть Такседо Маском, чтобы её получить, о боже, нужно забыть об этом сейчас же, какая же грёбанная глупость!!!). И тогда Дамара сказала, что он очень красивый. И поцеловала его, на самом деле, поцеловала. С того дня жизнь Руфио Нитрама стала другой. Он узнал, что он красивый. Он перестал прятаться за мешковатыми толстовками и короткими, неинформативными фразами, и одноклассники были чертовски удивлены, что у этого невидимки, оказывается, есть бицепсы и волосы редкого медного оттенка. Ещё Руфио узнал, что его обаятельная, немного виноватая улыбка иногда действует даже лучше, чем грубая сила, и если ты красавчик, то даже не вполне удачная шутка считается пределом остроумия. А девушки не такие уж недоступные, и многие школьные красавицы, на которых прежде Руфио боялся поднять взгляд, не против дать пощупать свою грудь в раздевалке. Опять же, если ты красавчик. А ещё Руфио раскрыл совсем неожиданные свои черты. Однажды в душе после футбола, он хотел хлопнуть по плечу мускулистого Хорусса Заххака, чтобы подбодрить, но то ли немного смазал, то ли не рассчитал скорость приятеля, и просто тронул его по спине, чуть проведя по ней. Хорусс обернулся, заглядывая в лицо Руфио, и тот обомлевше понял, что этот длинноволосый качок "поплыл". На лицо Заххака выползла какая-то странная улыбка, он залился румянцем и как можно скорее скрылся в кабинке. А Нитрам осознал, что ситуация была не неприятным недоразумением, а...приятным? В общем, всё происходящее было похоже на коридор закрытых дверей, которые внезапно открылись и залили его существование ярким дневным светом, и он мог выбрать любую, чтобы выйти наружу, к чему-то огромному и пока неизвестному. Одна неприятность — Дамара. После того поцелуя она почему-то подумала, что они пара. И да, сперва Руфио даже было лестно, что она ревнует его, ожидает после занятий и наедине у них вообще много чего происходит, но, особенно когда его популярность окончательно его опьянила, Руфио стал тяготиться их отношениями. Она звонила ему по ночам, чтобы рыдать в трубку, рассказывая, как она боится его потерять. Она вообще так часто плакала! Даже во время секса, когда он чувствовал, что практически любит её, она вдруг начинала всхлипывать, потому что вспомнила, как к нему на обеденном перерыве подсела Поррим Марьям, предлагая посмотреть, какой у неё новый пирсинг и где. Блять, да это была просто ебучая шутка! Одна из миллиона ебучих шуток, из которых состояло его общение с одноклассниками, его способ поддерживать хорошее их к себе отношение. Но Дамару никакие оправдания не интересовали. Мегидо замкнулась, погасла, потеряла ту экзотичность, лёгкость, которыми подкупила Руфио в первую их встречу. И кроме того, что стала скучной, ещё и угнетала Нитрама чувством вины. Возможно, слишком резко было на её предложение расстаться ответить, что они и не встречались. Руфио встряхнул головой, отгоняя воспоминания, отравляющие вдохновение. Сейчас нельзя было вспоминать об этом, нужно настроиться на семинар. Он решил достать из бокового кармана рюкзака жвачку. К своему удивлению, он нашёл там на ощупь не только гладкую упаковку мятных пластинок, но ещё и свёрнутый вчетверо листок бумаги. Наверное, это та шпора, которой его угостила на геометрии Аранея Серкет. Он ей так и не воспользовался. Руфио развернул кусочек бумаги и недоуменно прищурился. На вырванном из блокнота листе (совсем не прилежным почерком Аранеи, а каким-то незнакомым, крупным) было выведено несколько строк. “КУРЛОЗ МАКАРА СМОТРЕЛ НА ТЕБЯ В ГАРДЕРОБЕ”. Что это ещё за хрень? Руфио повертел бумажку, но больше ничего примечательного в ней не было. Кто такой Курлоз Макара? И что, что он смотрел? Что это, шифр? Нитрам попытался сообразить, когда это он был так отвлечён, что ему подсунули эту записку. Может, это вовсе не ему? Но тут прозвенел звонок, надо было спешить, так что загадка оказалась неразгаданной. В просторной аудитории, рассчитанной на двести человек, сидело всего-то три десятка. Из класса Руфио пришло только двое: неразлучная парочка, Канкри Вантас и Поррим Марьям. Встретившись взглядом с Вантасом, Руфио приветливо улыбнулся, но не смог сдержать тяжёлого вздоха. Канкри не пропускает ни одного общественного мероприятия в школе, хотя и освобождён от них, скажем так, даже нежелателен на них, из-за слишком рьяного стремления поучаствовать в процессе. Вантас именно из тех, кто, едва заметив на горизонте потенциальное нарушение социальных прав и свобод, моментально стремится туда, чтобы выступить с нравоучительной лекцией. Прежде он притягивал Руфио своей идейностью, общительностью, но вскоре Нитрам понял, что этому парню глубоко по барабану те, кого он защищает. Канкри просто любит быть в центре внимания, наставлять, молоть языком, в конце концов, и за громкими фразами вовсе нет ни толерантности, ни сострадания. Вот и теперь, важно кивнув однокласснику, Вантас продолжил рассказывать что-то своей подружке Поррим, отчаянно клюющей носом, но, видимо, пока настроенной благодушно. Надеюсь, мисс Крокер хватит ума не спрашивать после выступления: «У кого есть вопросы к Руфио?». Потому что у Канкри, естественно, они есть всегда, плавно перетекающие в монолог и театр одного актёра. — Ну что! — мисс Крокер хлопнула в ладоши и потёрла их, как бы в предвкушении. — Можно начинать. Сегодня у нас трое ораторов, кто начнёт? Руфио? Руфио был единственным, кого она не называла «мистер» и по фамилии. Нитрам встал, демонстрируя, что, хотя и одел сегодня официальный пиджак, но по-прежнему в потёртых джинсах с художественными дырами на коленях. Ход оказался удачным; преподавательница заразительно засмеялась и поправила очки в красной оправе: — Ох, Руфио, ты себе не изменяешь! — Простите, мисс... В этот момент дверь аудитории оглушительно хлопнула, и все присутствующие синхронно повернули головы. Дамара Мегидо, в юбке едва до середины бедра и растрепавшимся почему-то пучком волос, цокая каблуками и пронося за собой шлейф запаха табака, прошла и села одна в последнем ряду. Про себя Руфио застонал. БАНГА-РАНГ! Ну почему сейчас? Что она тут забыла? Доходят слухи, что она не собирается поступать в колледж и на занятиях не появляется совсем. Что, если она пришла, чтобы его опозорить? Если она расскажет всем про то, что спала с ним? Или посреди семинара поднимет руку и задаст какой-нибудь ужасный, отвратительный вопрос? Последнее время её словно черти обдирают, материт учителей, курит, как паровоз, пропадает неделями в компании подозрительных личностей, от неё можно ожидать чего угодно. Руфио сглотнул и сделал вид, что эту девчонку видит в первый раз, надеясь, что мисс Крокер сейчас вышвырнет Дамару за опоздание. Но преподавательница никогда не отличалась боевым нравом, так что только растерянно хлопнула ресницами, оглянулась на Руфио мельком, и сняла очки, сделав вид, что протирала их и не заметила нахалку. Благо и Мегидо спокойно сидела за своим столом. Она положила руки перед собой и в упор смотрела на Нитрама, да так, что ему стало жутко. Главное — сохранять спокойствие. — Ну, в общем, привет. По аудитории прокатилось хихиканье. Мисс Крокер подошла к окну и закрыла жалюзи, скрывая улыбку. Руфио нажал кнопку на проекторе. — Сегодня я хотел бы рассказать о... Хихиканье и перешёптывание вдруг переросло в гул, а потом в хохот. Руфио заметил, что Канкри закрыл рот, а Поррим закрыла узкой ладошкой губы. Оба они смотрели за спину Нитрама. Тот оглянулся. Вместо названия проекта на экране отобразилась фраза жирным шрифтом: «Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ, РУФИО» Это был полный... полный бангаранг. Руфио бросился выключать проектор. Мисс Крокер автоматически сняла очки и яростно затёрла их салфеткой. Дамара Мегидо с рыданиями выбежала за дверь, размазывая по лицу помаду и тушь. Остальные перешёптывались, гадая, чьих рук эта провокация. Ну хоть одно хорошо — с проектом всё в норме, просто какая-то идиотка, хотя почему какая-то, вставила перед его слайдами ещё один. Нитрам перемотал его и снова выскочил на парапет. — Да, это тоже захватывающе, но всё-таки у меня есть и другой доклад. Речь пойдёт о политических идеологиях... — Да-да, очень интересно! — подхватила мисс Крокер, снова нацепляя очки на нос. Дальше всё прошло относительно гладко. Руфио немного волновался, потому бесконечно запинался, да и аудитория потеряла деловой настрой, и работу мисс Крокер оценила в «А-». Потом Канкри протрещал всё оставшееся время, не дав другим представить свои проекты, но это всё уже ерунда. Руфио шёл домой по аллее, шагая широко и быстро, а его смуглые губы были поджаты. Он был в бешенстве, до сего момента он был напуган, а теперь — нереально злился. Дамара! Чокнутая, безмозглая Дамара! И вовсе не удивился, когда увидел зарёванную, со стрелкой на чулке и размазанной косметикой бывшую подругу на своём пути. Она, как статуя, ждала его, стоя посреди тропинки, обхватив себя руками, как бы чтобы не развоплотиться. Руфио остановился в паре шагов, пару секунд смотрел в её глаза, и обошёл, как какой-то неодушевлённый предмет. Но теперь в его сердце злобы не было, только боль, вина и невыносимая, сосущая жалость. Она, конечно, смотрела ему вслед.

***

Была обычная суббота, и Нитрамы решили разобрать шкаф в комнате Тавроса. Дело было, увы, не в любви к чистоте, просто приходилось подстраиваться под его новые реалии — далеко не все полки и отделения шкафа теперь были доступны мальчику-инвалиду. Руфио всё вынимал и перетаскивал, а Таврос перебирал вещи, сортируя их по необходимости. Вот младший Нитрам достал из коробки что-то прямоугольное, завёрнутое в пергаментную бумагу. Руфио с интересом подошёл ближе. Таврос распаковал свёрток. Книга. «Вино из одуванчиков», Брэдбери. — Странно. Почему она была спрятана? Но Таврос, кажется, сразу понял, почему. Прямо под обложкой лежала фотография: милая девочка лет восьми, кудрявая, как барашек, одетая в блузку и юбку в пол, хитро улыбается, стоя по пояс в огромных розовых пионах. По ней сразу было понятно, что стоять смирно и смотреть в камеру её заставили с большим трудом. — Ох, Арадия, я совсем забыл о тебе думать! — Таврос повернулся к отцу, его глаза сияли. — Пап! Помнишь Арадию? Руфио быстро кивнул, немного нервно, вспоминая другую девочку, мать милашки на фото. — Конечно. Банга-ранг. — Она была такой милой. Умела бегать по бордюру и всё время что-нибудь находила, и прятала фантики в земле под стекляшками... Не такая, как другие девчонки. Я был в неё влюблён даже, немного. Руфио опять кивнул, теперь рассеянно. — А что за книга? — Мне её мама Арадии подарила, ну, на похоронах. Вроде как, мы с Арадией были друзьями, пусть будет на память. Миссис Мегидо всё раздала и уехала куда-то навсегда после того, как Арадии не стало. Таврос помолчал, и Руфио молчал, размышляя. — Представляешь, она совсем маленькая была. Ничего не успела узнать, ни плохого, ни хорошего... А как бы было, если бы она осталась жить?.. — Не знаю, Таврос. А про себя Руфио подумал — ну и как же так каждый раз получается, что детям достаётся за родителей? И сколько ещё будет так?..