***
Альтернативное 3 октября 1992. — Не верится, что это с нами, да? Курлоз кивнул, радуясь, что под плотным слоем грима не видны его пылающие щёки. Боже мой. Он на свидании с Руфио Нитрамом! И нет, оно не первое. Они вместе уже четыре месяца, с тех самых пор, когда Курлоз признался ему, этому невыносимо красивому и, как оказалось, так же невыносимо доброму парню.***
Сейчас даже страшно представить, как он смог. В тот день случился такой безумный ливень, и Курлоз спрятался под деревом, едва не плача от одной только мысли о том, что он собрался сделать. А вдруг он ударит Руфио слишком сильно? Или кто-то всё-таки увидит его перетаскивающим бессознательного одноклассника ночью в подвал? Способен ли вообще Курлоз на то, что задумал? Курлоз кутался в слишком лёгкую для такой погоды джинсовую куртку и понимал, что не хочет этого всего, не хочет узнавать, способен ли. Переоценил свою социофобию. И грёбаная бутылка давно выпала из его дрожащих рук. Вконец расклеившийся Макара накрыл лицо ладонью. — Эй, чел! Курлоз дёрнулся, как от удара током, резко оборачиваясь на голос, прозвучавший совсем близко. — Эй, Курлоз! Руфио Нитрам, улыбчивый и чуть румяный от алкоголя, блять, это был он! Одноклассник пробегал по улице мимо, натянув на уши капюшон, но остановился, завидев знакомую долговязую фигуру. Вот тебе и подстерёг. Курлоз неплохо видел в темноте, так что даже в свете единственного горящего фонаря смог различить белоснежную улыбку Нитрама и его огромные блестящие глаза. И понял, что, в общем-то, не так уж и зря сюда припёрся. Хотя бы полюбовался на это лицо в последний раз. В последний — потому что его сердце сейчас разорвётся от боли. ОН НИКОГДА НЕ БУДЕТ МОИМ. Курлоз боялся взглянуть на Руфио, но легко махнул ему ладонью в знак приветствия. — Зря ты не пришёл на вечеринку в честь окончания экзаменов… Дурак ты наивный, Руфио. Прелестный, любимый идиот. Курлоза колотило, но теперь не от холода. — Это ведь из-за Миины и Кронуса, да?.. Они, конечно, сущие куски дерьма, но со всеми можно найти общий язык, при желании. Тут Курлоз издал странный звук, и Руфио вздрогнул. Так его первая собака захлёбывалась перед смертью, когда прыгнула и напоролась животом на железную оградку. На самом деле это было всё, что осталось от смеха Макары. Курлоз поднял лицо, бледное, с кривой ухмылкой, растрёпанными чёрными кудрями и глазами, казавшимися в темноте двумя чёрными провалами. Руфио вырос в католической семье и, хотя всегда нарочито несерьёзно относился к обрядам, в ту минуту слово в слово вспомнил молитву к Пресвятой Деве. Но Курлоз не двинулся с места, как-то тихо всхлипнул и обхватил себя руками. — Эй… Тебе плохо? Ты… Ты не ранен? "Беги же, глупый… Я же изнасиловать тебя хотел, недоумок!.." Но вместо этого Руфио подошёл к нему, взял за локоть и потащил куда-то сквозь отвесный ледяной дождь. Как оказалось, к своему подъезду, к себе, мать его, домой! Где никого не было! Ну, не считая трёх ласковых кошек и такого же ласкового рыжего сеттера. Заставил выпить чашку кофе с коньяком, дал переодеться в грёбаные пахнущие им самим вещи и вообще собирался оставить несостоявшегося преступника у себя на ночь, но Курлоз сумел улизнуть из квартиры, пока Нитрам пошёл за полотенцем. Он запрыгнул в лифт, боясь услышать оклик позади, боясь, что это смуглое совершенство опять назовёт его имя. Но так не вышло. Руфио вперёд него слетел по лестнице и встретил на крыльце, с охуительной виноватой улыбкой протягивая цветной свёрток. — Ладно, извини, друг. Я что-то навязчив. Может, возьмёшь хоть зонт? Курлоз отшатнулся, как ужаленный. Судьба. Сука, судьба. От неё не улизнёшь, не спрячешься. Курлоз в этот момент был уверен, что какой-то жестокий дух сейчас усмехался ему гнилой пастью из-за плеча его возлюбленного. СДЕЛАЙ ЖЕ ЭТО. ДАВАЙ. ПОЛУЧИ ВСЁ ИЛИ УМРИ. Еле держась на подгибающихся коленях, Курлоз мотнул головой и поднял палец вверх. Руфио машинально посмотрел, куда он указывает, и только потом спохватился, понимая, что немой просто привлекает его внимание. Курлоз медленно, глядя перепуганному Нитраму в глаза, коснулся середины своей груди, потом, неуверенно, потянул ладонь к Руфио, как бы хотел его коснуться, затем, уже начиная дрожать, своих губ и груди слева. — Я не понимаю, — пробормотал Нитрам, сглатывая. Курлоз усмехнулся, понимая, что тот чувствует, как вообще чувствуют себя люди, когда болтают с кончеными психами. Поэтому повторил: к себе, к Руфио, к губам, к сердцу. И ещё раз, быстрее. И повторял, пока в глазах его обречённой мучительной любви не сверкнуло понимание. И тогда он, не дожидаясь ответа, помчался прочь, шлёпая ботинками по лужам, как проклятый побежал в серую пелену дождя, пробивая лбом себе путь в сплошной, как ему казалось, стене льда, а за ним гнался дьявол, хохоча над очередной погубленной душой. И это вполне могла бы быть очередная грустная история, закончившаяся бритвой, таблетками, шагом в окно. В семнадцать это кажется единственным правильным выходом. Если бы утром Руфио Нитрам не обнаружился стоящим под окном Курлоза в саду. И прежде, чем Курлоз успел скрыться во мраке своей спальни, он быстро, рвано изобразил: к груди, вперёд, к губам, к сердцу.***
За волшебным летом настала волшебная осень. Да-да, волшебная. Одноклассники были всё теми же ублюдками, учёба давалась с трудом, несмотря на существенные облегчения в программе специально для Макары, логопед тоже особых успехов не добился. Зато — Руфио. На занятиях они, конечно, игнорировали друг друга. Не хватало ещё, чтобы кто-то из этих мудаков обратил внимание, что Руфио подружился с фриком и изгоем, или того хуже — что он гей. Их временем был вечер, когда можно вот так, как сейчас, идти по пустому скверу, держась за руки, слушать беспечный, милый трёп Руфио про сегодняшний день. О мой бог, да он сплетничает, как девчонка! И целоваться. Курлоз нутром почуял, что Нитрам сейчас это сделает, когда они остановились на деревянном мостике через овраг, откуда открывался красивый вид на жёлтые и местами уже голые деревья и пруд вдалеке. И его это сжигало изнутри. Вот рука Руфио легла ему на талию, и Курлоз чувствует, что у него сейчас сердце, прихватив все внутренние органы, просто возьмёт и улетит наверх, к хрустальному, леденцовому месяцу. Проходят долгие секунды, прежде чем он, наконец, отваживается повернуть голову, чтобы почти тут же быть поцелованным. В губы, вашу мать. И вот поэтому осень волшебна. Потому что злой дух, всё ещё выглядывающий из-за спины Руфио, вдруг подмигивает Курлозу пустой глазницей. Мол, будь благодарен, уёбок, и оставь для меня самые вкусные конфеты на Хэллоуин.