В мире тысяча людей,
тысяча лиц и тысяча историй.
Ребёнок громко кричал. Вэй Усянь сквозь сон слышал истерику, сюсюканья над ним нянечек и недовольное ворчание обитателей Фэньхуан Цзу. У новорождённого молодого господина Цзинь резались зубки, так изменения здоровья объяснила Вэнь Цин, к которой и прибыла с визитом молодая семья. — Лань Чжань, — Вэй Усянь перекатился в объятиях супруга на другой бок. — Ты спишь, Лань Чжань? Ответом послужила тишина. Издав разочарованный вздох, Старейшина Фэньхуан, не знавший, чем занять себя в бессоннице, стал рассматривать зачарованное сновидением лицо любимого, его расслабленные веки в обрамлении редко вздрагивающих ресниц, линию скул, оттеняемую лунным светом, мужественную шею и острые линии ключиц, открытые воротом ночного платья. Безусловная любовь Вэй Усяня к племяннику в его сердце начинала подвергаться сомнениям. В конце концов, не выдержав бесконечной младенческой истерики, он осторожно выпутался из крепких объятий, накинул на оголённый торс верхнее платье и на цыпочках вышел из обустроенного для супругов дома, мягко ступая по ведущей на первый этаж с рабочей и обеденной зонами лестнице, пусть и подозревал, что раз уж даже такие вопли не смогли разбудить Лань Ванцзи, то его шагам и подавно это делать не надо. У гостевого домика выставленные для охраны по бокам от дверей адепты клевали носами. Одного, того, что привалился задом к стене и бессовестно сопел, положив подбородок на грудь, Вэй Усянь и окликнул. — Сюэ Ян, — он щёлкнул адепта по лбу, тот встрепенулся, вытянулся, лицо его сделалось напряжённо-испуганным, но увидев, кто потревожил его отдых, лицо юноши вмиг приняло своё привычное насмешливо-равнодушное выражение. — Чего? — зевнул адепт. Ученические одежды Юньмэн Цзян невероятно подходили его острым волевым чертам, Вэй Усянь про себя не раз это отмечал, однако ни наряд, ни обучение в великом ордене не смогли изменить характера босяка. — Язык, А-Ян, — погрозил пальцем Вэй Усянь, на что ученик только фыркнул, закатив глаза. — Что там творится? Разумного ответа адепт не дал, только сделал шаг в сторону, приглашая войти и посмотреть собственными глазами, что Вэй Усянь тут же сделал. Внутри оказалось гораздо больше людей, чем он предполагал. Первый, на кого Старейшина Фэньхуан обратил своё внимание, был малыш А-Юань, бродящий по комнате, который завидев его, тут же бросился к любимому гэгэ. — Сянь-гэгэ, — прохныкал мальчишка, зарываясь ручками и лицом в подол одежды Вэй Усяня, — почему диди так громко плачет? У ребёнка глаза были на мокром месте: то ли переживал за малыша, то ли просто очень хотел спать. Вэй Усянь взял его на руки. — У него всего лишь растут зубки, — поглаживая подопечного по растрёпанным волосам, пролепетал Вэй Усянь, — пойдём, поможем сестричке Вэнь Цин. В спальне творился беспредел. Деревенские женщины суетились вокруг люльки, Цзинь Цзысюань беспокойно топтался поблизости — видимо, его отогнали, чтобы не мешал — Цзян Яньли вместе с Вэнь Цин колдовали над младенцем с игрушками и пропитанной успокаивающим боль отваром тряпицей, пытаясь нанести лекарство на дёсны там, где появлялись зубы. Вэй Усянь и сам не заметил, как оказался вовлечён в процесс, его безусловная любовь к малышу вернулась и возросла в стократном размере, перемешиваясь с жалостью и горечью за испытываемую младенцем боль. — А-Сянь, — дева Цзян — ныне Цзинь, Вэй Усянь всё никак не мог привыкнуть –устало привалилась к его плечу. Осторожно отобрав ребёнка у шицзе, Вэй Усянь велел ей идти успокаивать мужа, а сам занял её место. На удивление, в его руках любопытный мальчишка мигом успокоился, уставился на названного дядю огромными чёрными глазами, открыв рот. В эту заминку Вэнь Цин наконец смогла подложить лекарство, ребенок зачавкал им, не прекращая разглядывать новое лицо. Так и возились с молодым господином Цзинь до рассвета, а на утро приплётшийся в свою собственную спальню Усянь на обеспокоенный взгляд супруга лишь помахал ладонью и завалился спать. Таких моментов было не счесть. Во время визитов четы Цзинь в Фэньхуан Цзу, во время визитов супругов Лань и Вэй в Башню Золотого Карпа, на клановых советах Вэй Усянь брал на себя обязанности по успокоению малыша, за что шицзе по-доброму посмеивалась: — Пора бы нам забрать тебя к себе в качестве нянечки! — и добавляла: — Пригодится тебе этот опыт. Теперь же, обучая два десятка несносных деревенских мальчишек искусству владения луком, Вэй Усянь горестно вспоминал её слова. Дети носились вокруг учителя, ни во что не ставя его над ними власть, забавлялись с воздушными змеями, разыгрывая сценку из ставшей сюжетом игры Аннигиляции Солнца, и Старейшина, усталый и явно растративший юношеский задор, не мешал их игре. Только два малыша были подле него, послушно выполняя задание, натягивая тетиву на маленьких ученических луках, не говоря ни слова. Вэнь Юань и Цзинь Лин — его маленькие гордые последователи, лучшие ученики и любимые названные племянники. Цзинь Лин посещал деревню нечасто, раз в сезон, и задерживался на несколько дней, но даже при условии необходимого отдыха играм предпочитал продолжать обучаться вместе с другими. От Вэй Усяня он не отходил ни на шаг, следовал по пятам, и Вэнь Юань за ним. Если гость и играл с кем из ребятишек, то только с маленьким Вэнем. Характеры у них были, как у костра и реки, но при этом дети никогда не ссорились, защищали друг друга, если в процессе игры учиняли какую-то шалость. — Ну полно вам, — Вэй Усянь присел перед мальчишками на корточки, — идите поиграйте с остальными. Дети задумались, посмотрели сперва на учителя, потом на веселящихся сверстников, потом друг на друга и, одновременно кивнув, присоединились к игре, где вовсю воссоздавалось финальное сражение кампании. Вэй Усянь оглянулся назад, нет, не в прямом смысле, лишь окунулся в свои мысли. Несмотря на то, что жизнь его теперь была слажена и спокойна, время кошмаров в его сознании ещё не прошло. Бывало, просыпался среди ночи, бывало, впадал в приступы тревоги: вот моргнёт, и развеется его жизнь, как прах по ветру. Такое случалось нечасто, но всё же случалось. Глядя на детей, на Цзинь Лина в особенности, Вэй Усянь поражался судьбе. Ребенок ведь души в нём не чаял, всё «дядя то», «дядя сё», никак не реагируя на убеждения других, что звать Вэй Усяня нужно исключительно по имени и титулу или на крайний случай учителем. Вэй Усянь же не возражал, ему беззубое (надо же, он присутствовал при появлении первых младенческих зубиков, а теперь у А-Лина они уже сменяются взрослыми) «дядя» грело сердце. Незаметно подкравшись к задумавшемуся супругу, Лань Ванцзи обнял со спины его талию обеими руками, с привычной нежностью возложил подбородок на плечо, огладил пояс подушечками пальцев. Вэй Усянь разомлел в любимых объятиях, взял руки мужа в свои и отклонился назад. — Они тебя любят, — тихо произнёс Лань Ванцзи. Вэй Усянь кивнул, улыбнувшись супругу. Ему тяжело было принимать факт, что здесь и сейчас имя Вэй Усяня означало уважаемого, а главное, любимого многими человека.***
А вот у другого дяди юного господина Цзинь с воспитанием никак не ладилось. Оказавшись с Цзян Ваньинем, ребёнок раскрывался словно совсем с другой стороны своей сущности, становился непослушным и громким, а что самое ужасное — во всех его начинаниях малыша поддерживал несносный ученик, присланный Вэй Усянем не иначе как в качестве издевки над орденом. И если на ребёнка можно было найти управу хотя бы угрозами оставить без угощений, то с Сюэ Яном не работало ничего. Цзян Ваньинь, как ответственный за дисциплину в рядах юных учеников, терял всякое терпение с завидной скоростью. — Что же Вы, молодой господин Цзян? — Сюэ Ян, этот босяк, нагло смотрел на него с края обрыва, откуда только что сбил из лука пролетавшую мимо птицу вместо положенного правилами тренировки воздушного змея. — Охота есть охота, — пожав плечами, Сюэ Ян прокрутил лук в руке, и довольный собой, скрылся из виду, насвистывая какую-то детскую песенку. Видят Небожители, рано или поздно Цзян Ваньинь точно начинит этого нахала стрелами. Как раз предвиделся подходящий случай: традиционная ночная охота на горе Байфэн. Приготовления адептов шли полным ходом — точились мечи, пересчитывались стрелы, готовились на выход охотничьи одежды. Цзян Ваньинь упражнялся с мечом на тренировочном поле, едва успокоив свой дух, когда вечный нарушитель мира на Юньмэнской земле снова явился в поле его зрения. Отчасти Цзян Ваньинь понимал, как так вышло, что именно этого юношу Вэй Усянь выбрал себе в ученики. Теперь, когда самого его здесь не было, босяк отлично заменял его собственной неподконтрольной энергией хаоса. Она исходила даже из простых действий: из того, как Сюэ Ян ходил, высоко поднимая ногами полы одежд, как он трепал пальцами подвески на поясе, как обязательно прокручивал в руке меч перед атакой. И меч у него был нахальный, на взгляд Цзян Ваньиня, двусторонняя бритва с узорчатой рукоятью — плевок в сторону нерушимых постулатов оружейного искусства. Как же сложилось, что именно к нему, к наследнику Цзян, босяк прицепился не иначе как намертво, Ваньинь объяснить не мог, ведь столько же подходящих кандидатур помимо него крутилось поблизости! — Молодой господин Цзян, — даже от якобы уважительного обращения исходила аура дерзости. Цзян Ваньинь рубанул мечом наотмашь, манекен повалился, разрубленный надвое. — Возьмёте на охоту, молодой господин Цзян? — босяк будто специально продолжал мозолить глаза. Сделав глубокий вдох и медленный выдох, Цзян Ваньинь спрятал Саньду в ножны, обернулся лицом к ученику и, смерив его взглядом, хмыкнул: — Куда тебе? — он сложил руки на груди, задрал подбородок. — Если даже правильно назвать Ночную Охоту не можешь! Попытки задеть Сюэ Яна были похожи больше на игру в гляделки со скалой, настолько тот был непробиваем. — Всё одно, — махнул рукой ученик. — Так что, возьмёте? В надежде на то, что причину его головных болей сожрут на горе Байфэн и таскаться с ним больше не придётся, Цзян Ваньинь довольно кивнул. К организации Ночной Охоты орден Цзинь, как было заведено, подошёл со всей серьёзностью. К тому же это такое событие! Не за горами пятый день рождения юного господина Цзинь! Перепроверив, все ли подарки и все ли адепты на месте, Цзян Ваньинь велел седлать лошадей. Родители давно заняли места на трибунах по правую руку от Яньли, другие кланы прибывали по списку. Тут были и супруги Лань Ванцзи и Вэй Усянь. Поскольку деревенька Фэйхуан Цзу в клан доселе не оформилась, им пришлось на время разлучиться, чтобы пройтись со своими орденами, как это положено по правилам. Вэй Усянь оседлал чёрного, как ночь, скакуна, потрепал его шелковистую гриву, задорно откинул в сторону полу алого верхнего платья в клановой вышивке. — Цзян Чэн, — позвал он, нагнав Саньду-Шеншоу в веренице наездников, — как думаешь, заберём себе треть добычи? Как Ваньинь и ожидал, изменить нрав Вэй Усяня не способен даже брак с самим Ханьгуан-цзюнем. Старейшина Фэйхуан ловко поймал ароматный цветок нежной белой орхидеи, легко коснулся его лепестков и бросил в сторону в тот самый момент, когда Лань Ванцзи, неспешно ведя коня, вытянул руку, чтобы поймать бутон изящным движением пальцев. Это вызвало невероятную реакцию зрительниц, девушки перекрикивали друг друга, каждая пыталась доказать, что именно её цветок послужил для проявления супружеской любви. Вэй Усянь усмехнулся, подмигнув девушкам, отчего те смущенно прикрыли лица веерами, и вернулся к разговору. — Как проявляет себя Сюэ Ян? Он давненько не навещал нас. И правда. Первое время Сюэ Ян не реже раза в месяц покидал Юньмэн, чтобы повидаться с учителем, и возвращался с новыми идеями для безобидных, но крайне раздражающих проделок, однако последний год ученик не уходил дальше ворот. Цзян Ваньинь пожал плечами: — Босяк и в императорских одеждах не перестанет быть босяком, — изрёк он, недовольно поморщившись. Ну никак не удавалось ему понять, что же такого было в этом Сюэ Яне, что заставляло других восхищаться им. Он довольно быстро учился. Теперь его знания благородных искусств едва ли отставали от знаний урождённых адептов, его природное обаяние притягивало к юноше девушек, Цзян Ваньиню частенько приходилось наблюдать его дерзкий флирт у фруктовых лавок на пристани, а умелое обращение со словами абсолютно обезоруживало старших: учителя и даже глава ордена Цзян считали его обходительным образованным юношей, воистину достойным носить лиловые одежды ордена Юньмэн Цзян. Ваньиня временами посещало чувство, будто он единственный не был ослеплён и мог чётко видеть истинную сущность босяка, коим считал его по сей день, а потому в ответ на любое упоминание о нём мог только закатить глаза и глубоко вздохнуть. — От лица всех босяков, Цзян Чэн, я оскорблен, — Вэй Усянь приложил руку в тонком шёлковом наруче к сердцу и прикрыл глаза, будто его грудь смертельно ранила стрела. Ваньинь фыркнул и продолжил путь. По его мнению, Вэй Усянь никогда не был босяком. Его родители были благородными заклинателями, а сам он с малых лет воспитывался великим орденом, в отличие от безродного Сюэ Яна. Впрочем, спорить настроения не было, да и первый гонг уже разнёс оповещающий звон по округе. Адепты спешились у линии перед стрельбищем, вынули луки и приготовились к первому состязанию. Цзян Ваньинь натянул тетиву, но не успел он опомниться, как мимо него просвистела тройка стрел, задев передние пряди прически Саньду-Шеншоу, и попала каждая точно в середину своей мишени. — Что за… — икнул Ваньинь и нервно обернулся, ничуть не удивившись прямому взгляду Сюэ Яна, опускающего лук. По толпе, возвышаясь к трибунам, прокатилось волнение, достигшее апогея на самой вершине, где восседали Главы кланов в сопровождении жён и слуг. — Какая наглость! — воскликнул некто из клана Цзинь. — Неужто у клана Цзян мода на непослушание среди учеников! Вэй Усянь же рассмеялся, одобряюще похлопал Сюэ Яна по плечу и сделал шаг вперёд. — С вашего позволения, — поклонился Вэй Усянь и осмотрелся по сторонам. У Цзян Ваньиня не заняло много времени понять, что, а точнее, кого именно высматривал Вэй Усянь: Лань Ванцзи не дыша глядел на супруга, и лук дрожал в его тонких пальцах не то от волнения, не то от возбуждения. Предпочитая не думать в очередной раз о тонкостях семейной жизни этой пары, Ваньинь отвернулся, а стрелы Вэй Усяня уже трепетали в сердце мишени, выпущенные одна за другой так, что вторая разломила первую на тончайшие лепестки. Юные заклинатели стали наперебой пытаться побить рекорд учеников Цзян. Пока состязание продолжалось, адепты стали общаться между собой. — Ханьгуан-цзюнь, — поклонился Ваньинь подошедшему Лань Ванцзи. Тот представлял свой клан в одиночестве и порядком устал вести переговоры от лица ордена, пока Цзэу-цзюнь восседал с другими Главами и тихо посмеивался над младшим братом, которому даже долгая совместная жизнь с самым шумным человеком во всей Поднебесной не помогла научиться как следует орудовать словами. — Саньду-Шеншоу, — устало произнёс Лань Ванцзи одновременно с поклоном. Вэй Усянь стал о чём-то увлечённо повествовать своему мужу, что неотрывно следил за каждым движением его рта, не замечая ничего вокруг, и Цзян Ваньинь невольно оказался одиноким. И он бы честно был рад, оставайся всё так, но Сюэ Ян отчего-то решил, что его присутствие непременно скрасит ожидание наследника Цзян. — Не смей ещё раз вытворить что-то подобное… — начал было отчитывать Ваньинь. — Не то молодой господин Цзян переломает мне ноги, да-да, я помню, — отмахнулся Сюэ Ян. — Когда начало? Наблюдать за пустой формальщиной утомительно, — вздохнул ученик. Ваньинь не смог удержаться и всё же влепил ученику оплеуху, на что тот только рассмеялся и продолжил донимать его вопросами об официальной части ночной охоты. — Так значит, тот кто схватит большую часть добычи, побеждает? — дождавшись утвердительного кивка, Сюэ Ян замычал и изрёк новый вопрос, — в таком случае, что получает победитель? Что же это за соревнование, если за победу не полагается награда? Таким образом, ночная охота не успела начаться, а Цзян Ваньинь уже был вымотан, как после многочасового сражения. Оставив Сюэ Яна на попечительстве Вэй Усяня, Ваньинь поспешил отдалиться так, чтобы войти на угодья с другой стороны от ученика и ни за что не пересечься с ним после. Заклинатели вновь оседлали коней и после сигнала одновременно помчались к своим тропам. Цзян Ваньинь намеренно отстал от адептов Цзян, проконтролировал, чтобы все успешно преодолели ближайшую полосу деревьев, и устремился вслед за ними. И тут он встретил того, кого точно не ожидал здесь увидеть. Не Хуайсан не спеша вел свою лошадь вверх по тропе. Лук за его спиной плавно покачивался, а сам младший Не обмахивался веером, явно не намереваясь сегодня обнажать меч. — Цзян-сюн! — обрадовался Не Хуайсан и пришпорил коня, поспевая за Ваньинем. Тот был также рад встретить старого друга, в конце концов, они не виделись довольно долгое время, и чуть замедлил ход скакуна, зная, как Хуайсану не нравилась быстрая езда. — Как ты здесь? — Ваньинь склонил голову набок. Он впервые видел Не Хуайсана в охотничьем наряде и про себя отметил, что всё же больше ему подходили привычные торжественные ханьфу. Маленькие руки Не Хуайсана неуверенно держали поводья, в одной оставался зажатым сложенный веер красного, в тон наряда, цвета. — Убиваю время, — уклончиво ответил Не Хуайсан. По окончании кампании по свержению Солнца младший Не довольно резко сменил свою позицию в ордене. Он осознавал, что рано или поздно пост Главы придётся занять ему, однако его подход к ведению дел ордена отличался определённой степенью новаторства. Не Хуайсан, будучи по природе человеком неконфликтным и хорошо подкованным в дипломатических вопросах, занимался упорядочением торговли и труда ремесленников на подвластных ордену землях. За последние пять лет под его руководством казна ордена значительно расширилась, и, как бы абсурдно это ни звучало прежде, теперь на землях Не бурно развивалась продажа произведений искусства в другие ордена. Глава, Чифэн-цзюнь, не противился, пусть и выказывал явное неодобрение таких методов. Каким-то образом Цзэу-цзюню удалось уговорить его позволить брату заниматься любимым делом. На данный момент между братьями было установлено нечто вроде соглашения, по которому в обмен на беспрепятственное увлечение изящными искусствами Не Хуайсан исправно тренировался и в боевом искусстве тоже. Что ж, так его присутствие здесь выглядит вполне оправданным. Вдвоём, беседуя, они добрались до густой тени деревьев. Отсюда Цзян Ваньинь планировал пойти пешком и официально начать ночную охоту. Он спешился, привязал коня к надёжному суку поваленного непогодой дерева и вынул Саньду из ножен. — Можешь держаться меня, — предложил Ваньинь, отводя взгляд. — Правда? — от неожиданного предложения Не Хуайсан едва не повалился с коня прямо на землю, но быстро взял себя в руки и ловко спустился без помощи кинувшегося к нему товарища. Ваньинь перевязал подпруги рыжего коня Хуайсана узлами покрепче, кивнул сам себе и велел другу вынуть саблю, чтобы по крайней мере создавать видимость охоты. — Проверим твои навыки? — Ваньинь взмахнул Саньду и бросился в заросли кустарника. Растерянный Хуайсан, пискнув, последовал за ним и громко ахнул, когда его дёрнули вниз за край одеяния. Неподалеку от зарослей под широкими стволами можжевельника рыли мордами рыхлую прикорневую землю чернобокие бинфэны*, всего трое, по два рыла на каждого. Хуайсан затаился, разглядывая существ из-за усеянных дикими ягодами ветвей, Цзян Ваньинь же, вдоволь насладившись смятением товарища, зашептал, склонившись к его уху: — Я обойду с правой стороны, а ты сместись влево. По сигналу нападай на вон того, самого жирного, а я возьму этого, видишь? — Хуайсан неуверенно кивнул. — Хорошо. Вообще-то, обычно Ваньинь предпочитал охотиться в одиночку, но тут подумал, что раз уж встретил хорошего друга, то почему бы не поднять себе настроение его компанией. В ученические времена Хуайсан был едва ли не единственным, кто не вызывал у Ваньиня раздражения, и по сей день говорить и думать он мог о младшем Не только в добром ключе. Что борец из Не Хуайсана был никудышный, Ваньиня не волновало. Он перекатился вправо, занял новую позицию. Бинфэны, казалось, даже не замечали чужого присутствия, продолжая себе копаться в поисках съестных корешков. Хуайсан на другом конце поляны вскинул над кустами руку, Ваньинь дал отмашку и вдвоем они бросились на добычу, рассекая оружием воздух. Страшно завизжав, бинфэны кинулись в разные стороны, путаясь в направлениях, и Хуайсану таки удалось сразить одного. Ваньинь со своим расправился гораздо раньше и уже нагнал последнего, всадив стрелу в одну из его голов. Когда он вернулся к поляне, застал Хуайсана сидящим на корточках около тела чудовища. — Они ведь безобидные, — горестно вздохнул Хуайсан. — Не скажи, — возразил Ваньинь, — добравшись до деревень, они могут разорять урожай и топтать мелкий скот. Исключительные вредители. Через пару часов помимо трёх двуголовых вепрей товарищи сразили пару гигантских змей, несколько даолао, тими и целую стайку маньманей. Не Хуайсан застонал и со звоном спрятал саблю в ножнах. — Все, хватит с меня! — воскликнул он. — Как же? — Ваньинь нахмурился, — Только начало, нужно двигаться дальше. — Не хочу больше! Иди без меня. — для придания веса своим словам, Хуайсан скрестил ноги и привалился спиной к стволу дерева. — Я и так убил больше, чем когда-либо, достаточно для отчётности. Оставлять его одного Цзян Ваньинь не хотел, но и уговаривать смысла не видел. Он ещё раз спросил, будет ли Не Хуайсан в порядке, и засобирался идти дальше. Не Хуайсан безусловно расстроился, однако ничего против не сказал, только долго провожал друга взглядом, а потом вынул из-за пояса веер и поудобнее расположился в тени.***
На другом краю леса некая пара заклинателей же прохлаждалась, наслаждаясь окружающей природой и обществом друг друга. Ошибочно люди полагают, что брак делает жизнь скучной, так считал Вэй Усянь, а те, кому надоедает находиться в компании супруга спустя годы совместной жизни, выходит, никогда по-настоящему своего спутника не любили. Вэй Усянь вёл Лань Ванцзи той же тропой, по которой когда-то брёл с завязанными глазами. Он запомнил её изгибы, расположение крупных камней вдоль дороги, особенно тенистые деревья. И пусть они участвовали в ночной охоте каждый год, ему не надоедало вот так бродить здесь в неспешном поиске добычи. — Лань Чжань, — заговорил Вэй Усянь, обернувшись так, чтобы идти спиной вперёд и смотреть мужу в лицо, — тебе не показалось, что Цзян Чэн и Сюэ Ян неплохо ладят? Лань Ванцзи осторожно поддержал его за руку, взялся за неё и велел супругу идти как положено, а потом ненадолго задумался, устремил взгляд на тесное сплетение ветвей над головой и сказал: — Нрав Сюэ Яна походит на твой. Вэй Усянь повеселел. Ну конечно, раз уж Сюэ Ян так похож на него самого, Цзян Чэн наверняка полностью им очарован, бесконечно тоскуя по названному брату и ища ему достойную замену. Ах, как же печальна судьба бедняги Цзян Чэна… — Вероятно, Саньду-Шеншоу его не выносит, — перебил его радостные мысли Лань Ванцзи. — Жестоко, — буркнул Вэй Усянь. Им не нужно было напрягаться, чтобы обскакать всех охотников вместе взятых, торопиться было некуда, да и без того добычи на двоих накопилось немало. Супруги устроили привал у значимого для них места. — Помнишь, как я узнал о том поцелуе, Лань Чжань? — Вэй Усянь забрался на низкую широкую ветвь, свесил с неё одну ногу и стал болтать ею в воздухе; Лань Ванцзи, стоя прямо под ним, наблюдал за движением солнечных лучей, избегая прямого взгляда в глаза. Признаться, ему по сей день было стыдно за совершённый в прошлой жизни поступок. А узнал Вэй Усянь о нём во время первой Ночной Охоты, чествующей окончание военной кампании. Будучи парой, они, как и теперь, исследовали угодья вдвоём. Вэй Усянь наугад вернулся к этому дереву, осмотрелся и воскликнул. — Надо же! Разумеется, Лань Ванцзи, для которого это самое дерево было скорее местом проявления юношеской слабости и следующего за ним горького стыда, прекрасно понял, что именно вспомнил его возлюбленный. — Я рассказывал тебе? — вкрадчиво начал Вэй Усянь, обойдя Лань Ванцзи, как дорожный знак у развилки. — Только не ревнуй, — губы Вэй Усяня согнулись в крайне самодовольной ухмылке, — какая-то неизвестная красавица однажды поцеловала меня на этом самом месте… — С чего ты взял, что красавица? — не выдержав, резко спросил Лань Ванцзи. От неожиданности Вэй Усянь замер на месте, пару раз забавно моргнул, приоткрыв рот, издал безэмоциональное «а». — Твои глаза были завязаны, — поспешил исправиться Лань Ванцзи. — Ты не мог её видеть, — он и сам почувствовал, как исказился его голос на слове «её», но виду старался не подавать. <i Вэй Усянь задумался, с внимательным прищуром пригляделся к Лань Ванцзи, подошёл близко-близко, перехватив дыхание возлюбленного своим. Зоркий взгляд заметил покрасневшие кончики ушей, намечающиеся пятна смущения на шее у кромки воротников. И Вэй Усянь не был бы собой, если бы истолковал эмоции любимого верно, ещё не зная всех тонкостей его природы. — Ты это видел? — Вэй Усянь подошёл так близко, что кончики их носов соприкоснулись; Лань Ванцзи задержал дыхание, попытался отвести взгляд, но не мог, когда Вэй Усянь был таким любопытным, когда в его глазах плескались огоньки веселья, когда расстояние до него было не больше толщины листка рисовой бумаги. Лань Ванцзи ощущал призрачный аромат цветов, которыми Вэй Усяня закидывали на площадке перед трибунами, от его собранных в тугой хвост волос, мог видеть едва различимое мерцание капелек пота у крыльев носа и над верхней губой. Самообладание Лань Ванцзи позорно рушилось на его глазах, прямо за спиной Вэй Усяня. Не разрывая зрительного контакта, Лань Ванцзи нашёл его запястья своими руками, оплёл вокруг легких наручей пальцы и толкнул возлюбленного назад, к стволу дерева. Вэй Усянь не успел и пискнуть, как его прижали спиной к дереву крепким взбудораженным до мелкой частой дрожи телом, а губы его накрыли чужими губами напористо и страстно. — Ах, Лань Чжань, — замямлил Вэй Усянь, неохотно отталкивая любимого за плечи, осознание вытянуло его лицо. — Мгм, — буркнул в ответ Лань Ванцзи и вновь прижался к его губам, оставляя разговор на потом. Меж густых зарослей поплыла нежная мелодия. Она не обладала заклинательской силой, лишь скрашивала момент. Лань Ванцзи смотрел вверх, на супруга, на изящную флейту, «Новое счастье», у его губ и размышлял. О тайнах, которые раскрывались постепенно, о привычках, которые доселе были другому неизвестны, о долгих притираниях к распорядкам друг друга. Сейчас про них говаривали, будто они связаны одной нитью с рождения, и Лань Ванцзи искренне в это верил. — Вэй Ин, — однажды обратился он к нему, намереваясь вскрыть последний оставшийся от прежней жизни нарыв, знаменуя начало новой жизни. Вэй Усянь, что до этого готовился ко сну после омовения, обернулся к нему, стоящему на пороге, и на пару мгновений засмотрелся, прекратив завязывать ночной халат. Лань Ванцзи ступил к нему, ослабляя завязки одежд на ходу, и когда Вэй Усянь было потянулся за поцелуем, отвернулся и сбросил ханьфу с плеч, обнажил почти незаметные шрамы, которые Вэй Усянь конечно же видел уже сотни раз, имея возможность лишь догадываться о природе их происхождения. Вэй Усянь верно понял намерение любимого, с недавних пор супруга, коснулся тёплыми пальцами прохладной кожи, огладил один из шрамов любовным движением, ничего не говоря, дожидаясь, пока Лань Ванцзи наберётся духа и поделится с ним сам. — Дисциплинарный кнут, — с трудом прошептал Лань Ванцзи. — Тридцать три удара по одному на каждого старейшину Лань, который был ранен мной на горе Луаньцзан в тот день… Он не договорил, Вэй Усянь перебил его тихим шёпотом. Лань Ванцзи сомкнул губы, развернулся, нежно взялся за запястье Вэй Усяня и приложил его к своей груди, к шраму, точь в точь такому же, как на груди возлюбленного. — Это… это тоже связано со мной? — обессиленно спросил Вэй Усянь, сделавшись враз ранимым и хрупким. Лань Ванцзи ласкал его ладонь своей, Вэй Усянь напротив него сгорбил плечи, склонившись к шраму, и осторожно коснулся его сперва кончиком носа, затем мимолётным движением губ. — Тогда я слишком много выпил, — сокрушённо признался Лань Ванцзи. — Хотел испробовать вина, которое ты так любил, — его голос нехарактерно для него срывался, утихал и становился громче. — Отыскал тавро и нанёс его себе, чтобы испытать ту боль, что пережил ты. — Лань Чжань, — Вэй Усянь беспомощно всхлипнул. То была последняя тайна между ними, с тех пор их жизни были просты и прозрачны, словно два человека вдруг слились в одного. Вэй Усянь играл на флейте, порхающие над цветами белые бабочки поднимались к ветвям, привлечённые сладкой мелодией. Лань Ванцзи мог стоять так до конца времен, наблюдать за Вэй Усянем в магическом окружении природы, забыв об охоте, обо всех своих прямых обязанностях, если бы не страшный грохот где-то в отдалении. Вэй Усянь встрепенулся, одним движением вскочил на ноги, заткнув флейту за пояс, и затаился. — С севера, — заключил Лань Ванцзи, прислушавшись к шуму, в котором различались голоса, слишком знакомые, чтобы обещать спокойное разрешение конфликта. — Сюэ Ян. — Цзян Чэн! Одновременно воскликнули супруги и помчались к северной части угодий.***
— Паршивец! Негодяй! Цзян Ваньинь был способен метать молнии, даже не обладая мощью Цзыдяня в своих руках. Это Сюэ Яну пришлось испытать на собственной шкуре. Его предприятие с похищением чужой добычи могло обернуться фееричной и полностью безоговорочной победой ордена Юньмэн Цзян, не проходи молодой господин мимо по чистой случайности. И чего он только взъелся? Сюэ Ян же, проникнувшись идеей прославления клана на ночной охоте, от всей души желал принести ему пользу и вот как ему за это отплатили! Появившийся как из воздуха Саньду-Шеншоу принялся размахивать мечом, разрубая ближайшие деревья в мелкие щепки, погоняя ученика такими словами, каких сродни не должен знать наследник великого ордена. — Цзян Чэн! — раздалось из чудом уцелевших зарослей. На миг Сюэ Ян ощутил это мимолётное чувство вознесения к небожителям. Всего лишь на миг, потому что, стоило ему расслабиться, ударная волна от мощного взмаха Саньду прошлась под его коленями и повалила юношу на землю, оттолкнув на чжан к скоплению белых камней. — Сюэ Ян! Взбудораженный учитель Вэй не знал, куда ему первее податься, мечась взглядом от разъяренного Цзян Ваньиня к раненому ученику. Бросившись вперёд, он замер ровно посередине поляны, на которую часом раньше здесь не было и намёка. Ханьгуан-цзюнь, его нежный супруг и устрашающий защитник, встал подле, слегка обнажив смертоносный Бичэнь. Цзян Ваньиню пришлось объяснять ситуацию, прибегая к брани и самым нелестным словам, которые только можно придумать, в сторону ученика, что теперь подпирал спиной камень, переводя дух. Вэй Усянь же, дослушав до конца, вдруг согнулся пополам в приступе хохота. — А я ведь когда-то думал об этом же! — проговорил он и звучно хлопнул себя по колену. — Нет-нет, ни за что не стал бы такого делать, — смех как отрезало, когда в него вонзились острые взгляды сразу двух человек, один из которых был его собственным шиди, другой, что ещё хуже, мужем. — Всего лишь безобидная мысль! Сюэ Ян! Не смей проворачивать такого… Босяк усмехнулся: так ловко менять сапоги на лету мог только его учитель. —… Это не благородно! Как ты мог так позариться на честь ордена! И эти слова звучали бы устрашающе, не сдерживай Вэй Усянь смеха. В конце концов, он подошёл к Сюэ Яну и помог ему подняться, поддержав за предплечье. Заработав себе имя Первого ученика, Сюэ Ян, тем не менее, всё ещё слабо понимал необходимость всех этих строгих правил. Вот кажется, Юньмэн Цзян на слуху прочих кланов является одним из самых свободных, ученики и адепты редко бывают в чём-то действительно ограничены, в отличие от тех же заклинателей Гусу Лань, но камней не разглядеть через мутную воду. Как пить дать, Сюэ Ян поддался на сладкую ложь! Нарядили его в ученические одежды, заставили обучаться грамоте, искусствам изящным и правилам ведения боя. Какие правила могут быть в настоящем поединке? Сюэ Ян уверен, когда противники сталкиваются насмерть, ни о каких законах чести не может быть и речи, остаётся только животное — убить или быть убитым. Но великие мира сего позиции босяка не разделяли и на обратном пути к турнирному полю ему пришлось выслушать долгую нотацию, от которой клонило то в сон, то в дикий вой. Так и завершилась ночная охота на горе Байфэн. Юньмэн Цзян занял второе место, уступив Гусу Лань. Цинхэ Не и Ланьлин Цзинь повторили результаты прошлого года, а Сюэ Ян, по-прежнему далёкий, не чувствующий себя частью всеобщего празднования, заставил себя попытаться переосмыслить определённые ценности, установленные в его сознании годами скитаний. — Возьми. Сюэ Ян инстинктивно сжался, ожидая удара, но вместо этого перед его носом возникла пиала с ароматным мясным блюдом. Цзян Ваньинь смотрел на ученика исподлобья, но более не так озлобленно, лишь устало. Отдав ученику пиалу, Саньду-Шеншоу сел рядом, за один с ним стол, и наполнил вином узорчатые металлические чарки. До этого наследник Цзян сидел после отца и матери, после — беседовал с Цзэу-цзюнем, неловко перетаптываясь, что могло удивить Сюэ Яна пару лет назад, но не теперь, когда он раскусил своего второго по значимости (он никогда не признает этого вслух) учителя. — Цзэу-цзюнь намерен вступить в брак? — Сюэ Ян осушил свою чарку и спросил перед тем, как приняться за угощение. — Как Глава ордена он обязан, — сухо обронил Цзян Ваньинь. Блюда на его стороне стола остались нетронутыми до самого окончания пиршества. Сюэ Ян наблюдал за тяжёлым взглядом Саньду-шеншоу, направленным к стороне заклинателей Лань, слушал его тяжкие вздохи и злые бормотания. Настроение наследника передалось ему, так что даже кусок в горло не лез. Сюэ Ян встал. — Молодой господин Цзян, не хотите выйти на свежий воздух? Цзян Ваньинь, казалось, его не услышал, он отреагировал только после того, как ученик коснулся его плеча и кивнул в сторону выхода. Ночь была душная, над горами густились серые тучи, а из леса долетал слабый теплый ветерок. Сюэ Ян ослабил ворот и наручи, но даже это не помогло облегчить дыхание. — Вас так расстроило второе место? — осторожно поинтересовался Сюэ Ян, зная, что настоящей причиной дурного расположения духа наследника было не это. И всё же, если бы он рискнул задать прямой вопрос, его с большой вероятностью отлупили бы первым попавшимся под руку средством. — А? — Цзян Ваньинь несколько раз моргнул, снимая с глаз мутную пелену мыслей, осознал, где и с кем он находится; его плечи ослабли, осунулись, сам он растерял всю привычную напряжённую строгость и ростом стал ниже, почти таким же, как Сюэ Ян, что в обыкновении был на голову его ниже. — Ц, нет, — наследник тряхнул головой и слегка обернулся, чтобы боковым зрением видеть происходящее в зале. Рассудив, что так ничего не выйдет, Сюэ Ян осторожно подтолкнул его в сторону балконного ограждения; Цзян Ваньинь не сопротивлялся, он вообще больше походил на размягчённую глину, чем на себя самого. — Вам известно, кто она? — Сюэ Ян ловко забрался на ограждение, откинулся назад, упираясь руками в его край. — Целительница из Ланьлина, — уклончиво ответил Цзян Ваньинь; он встал рядом с учеником, облокотился о ограду и глубоко вдохнул ночную лесную духоту. У Сюэ Яна, как человека проницательного, давно закрадывались подозрения, что во многом на личность его второго учителя влияло участившееся ввиду дурного самочувствия Главы Цзян общение с Цзэу-цзюнем. В самом деле, заметить это было куда проще, чем упустить из виду: каждый раз, возвратившись из Гусу или с Советов орденов, Цзян Ваньинь последующие несколько дней бывал крайне улыбчив и уступчив. Сам Сюэ Ян обязательно пользовался его состоянием, поскольку считал наследника Цзян человеком настроения, и устраивал вылазки исключительно в такое время. Конечно, заметил он это не сразу, парочку раз и ему повезло получить нагоняй за нарушение правил. — Вы не считаете её достойной кандидатурой? По мнению Сюэ Яна, отношение Саньду-Шеншоу к Цзэу-цзюню можно было назвать восхищением, граничащим с одержимостью. Это не было похоже на то, как друг к другу относились Вэй Усянь и Лань Ванцзи: при появлении в поле зрения Цзэу-цзюня, Саньду-Шеншоу весь подбирался, его дыхание учащалось, при разговоре он тщательно подбирал слова и бурно реагировал на каждое высказывание Главы Лань. Исходя из всего этого, несложно было догадаться, что видеть рядом со своим кумиром чужую женщину для Цзян Ваньиня будет ударом. — Это не твоё дело, — резко ответил Цзян Ваньинь, отвернувшись от Сюэ Яна, сгорбив спину. — И всё же, — Сюэ Ян же сдаваться был не намерен, — вы титулованная личность, — продолжал он, — герой Юньмэна, достойный восхищения, в будущем — глава Великого ордена. А Ваша ревность, в свою очередь, ничем не обусловлена. Подумайте, что такое обязательный брак для Главы? Он хотел было добавить сравнение с браком родителей Цзян Ваньиня, но вовремя одумался, а тот тем временем обратил на него своё хмурое внимание. — К чему это ты? — Цзянь Ваньинь выпрямился, недовольно скрестив руки на груди. — Думаешь, я завидую Цзэу-цзюню? Сюэ Ян усмехнулся. — Нет, молодой господин Цзян, я так не думаю, — против нарастающего раздражения собеседника Сюэ Ян был ошеломительно спокоен. — Я считаю, что Ваша ревность к кумиру может сделать Вас очень слабым. Упоминания о собственной слабости всегда выводили Цзян Ваньиня из себя. И непонятно, то ли он боялся стать слабее, то ли это уже с ним случилось, но это всегда безотказно работало, Сюэ Ян неоднократно слышал, как Глава Цзян и Госпожа Юй используют это, чтобы угомонить упрямство сына и направить его в нужное для них русло. — Это не… — Цзян Ваньинь раскололся с хрустом, корка льда на поверхности его лица пошла трещинами. — Всё не так, — слабо ответил он. Продолжать разговор не было смысла. В любом случае, это по-прежнему не было делом Сюэ Яна и по-хорошему ему должно быть плевать, как было плевать на всех остальных, за исключением парочки человек. В зале началась суматоха, раздавались восклицания поздравлений в адрес юного господина Цзинь. Сюэ Ян поклонился и тихо вернулся в зал.***
Детвора резвилась в саду, пока под их радостные крики решался вопрос о возможности присвоения деревеньке Фэньхуан Цзу статуса клана. — И кому же быть его Главой? — взбеленился Цзинь Гуаншань, которому эта идея с самого начала встала поперёк глотки. На совет собрались лишь Главы Великих орденов, Благоуханный зал был пуст и эхо голосов носилось под его высоким потолком. Цзинь Гуанъяо услужливо подал отцу пиалу с прохладной водой, приговаривая что-то о возрасте и спокойствии духа. — Глава Цзинь, — Цзэу-цзюнь поклонился и обратил взгляд на стол, занимаемый Лань Ванцзи и девой Вэнь, прибывшей для помощи в ведении переговоров. — Этот вопрос давно не актуален. И на нашем прошлом обсуждении, и мнением жителей Фэньхуан Цзу была принята кандидатура Старейшины, то есть — господина Вэя. От упоминания Вэй Усяня Цзинь Гуаншань схватился за сердце. Сам Вэй Усянь, в это время развлекавший детвору, икнул, чем выдал своё местоположение и был безжалостно осален малышкой Юйлань. Девочка так звонко хлопнула его по спине, что Вэй Усянь согнулся, ощущая позвякивания в позвонках. Его мысль быть Главой хоть и не большого, но всё-таки клана, не прельщала. Да, он уже являлся Старейшиной, что по кругу обязанностей отличалось в незначительной степени, однако сам себя готовым к такой ответственности не считал. — Попался! — Вэй Усянь вынул Цзян Чэна из пышного пионового куста за воротник одежды. — Ты как в воду опущенный, — заметил шиди, отряхивая полы платья. Вэй Усянь мог бы ответить ему тем же: с самого приезда и до этого момента Цзян Чэн не предпринял и попытки поговорить с Цзэу-цзюнем, хотя прежде первым мчался приветствовать его. — Да знаешь, — Вэй Усянь слонялся за шиди в ленивом поиске попрятавшихся мальчишек, Юйлань с довольной улыбкой грызла дольку принесённой служанкой груши, усевшись на борт фонтана и весело болтая ногами. — Глава клана… Лань Чжань ведь справился бы лучше, не считаешь? Цзян Чэн пожал плечами, указал пальцем на торчащую из-за садовой фигуры золотого карпа макушку с такого же цвета украшением в детской прическе. К семи годам Цзинь Лин заметно вытянулся, почти доставал головой до подбородка десятилетнего А-Юаня, и, по наблюдениям Вэй Усяня, стал сильно похож на своего младшего дядюшку. Несносный ребёнок. — Не считаю, — Цзян Чэн махнул рукой и не стал вторгаться в убежище племянника. — Ты знаешь этих людей, а они тебе доверяют. Несмотря на то, что живёте вы все вместе, за советом они идут к тебе, а не к Лань Ванцзи. Вэни действительно уважительно относились к Вэй Усяню и чтили его не только как Старейшину и спасителя, но и как человека, к которому можно обратиться с любыми вопросами от порядка расположения грядок до принятия в деревню новых жителей. Фэньхуан Цзу за годы своего существования разрослась в несколько раз, наладила торговлю с соседними деревнями, приобрела свой отличительный знак — парящего алого Феникса — а в ученики к великим героям стали отдавать детей и подростков. Так деревня обзавелась школой и просторным тренировочным полем, оружейной и залом изящных искусств. Обрастая новыми жилыми помещениями, лавками, где торговали едой и предметами быта, Фэньхуан Цзу постепенно преображалась в резиденцию. Вэй Усянь как раз задумывался над тем, что пора бы обновить ворота и старенькие дома. — Спасибо, Цзян Чэн, — повеселел Вэй Усянь. — Что же получается, я стану Главой клана раньше тебя? — он подмигнул, а Цзян Чэн, как обычно, как ещё в юношестве, воскликнув: «Ах ты!», погнал его по садовым тропинкам.