Идущие плечом к плечу странствующие воины
Никогда не обманывали и никогда не обманут свои сердца.
Жизнь так спокойна здесь, вдалеке от мирских дел, на холме близ деревни Фэньхуан. Запорошенный снегом пейзаж, пустынный и серый, тяжёлое смурное небо с облаками, которых можно коснуться рукой, стоит лишь потянуться. Но не видом озабочен Глава клана Фэньхуан Цзу, восседающий на чёрном камне в позе для медитаций. Он глядит прямо перед собой, туда, где на точно таком же камне восседает, исполняя на струнах гуциня мелодию исцеления души, его спутник на тропе самосовершенствования. Прошедшие в нескончаемых заботах тринадцать лет были милостивы к Лань Ванцзи и лишь придали его образу статности, укрепили и без того крепкие плечи. По-прежнему прекрасный, по-прежнему вызывающий трепет в сердце — таким его видел Вэй Усянь. — Не отвлекайся, — строго заметил Лань Ванцзи, лишь на миг оторвав взгляд от инструмента. Вэй Усянь взвыл, согнулся в спине и выпрямился вновь. — Лань Чжань! — взмолился он, — всего лишь кучка беспокойных духов, ни к чему такое беспокойство. Вот оно — то, что оставалось неизменным — порой чрезмерная забота о супруге. Вэй Усянь не считал пришедшую утром весть из деревни Мо с просьбой прислать бессмертных мастеров и изгнать нечисть, чем-то серьёзным. Подобных духов за последние годы он и его ученики истребили сотни, если не тысячи, и этот случай едва ли будет сильно отличаться. Однако Лань Ванцзи, ставший белее снега после известия из деревни Мо, наотрез отказался отпускать Вэй Усяня прежде, чем он убедится в целости его духа, словно какое-то дурное предчувствие мучило его. За все прожитые бок о бок годы, пройденные вместе невзгоды, Вэй Усянь научился доверять чутью мужа. Тот и сам не мог объяснить своего беспокойства, лишь просил, нежно перебирая волосы Вэй Усяня прежде, чем они отправились сюда, довериться ему. Не доверять ему Вэй Усянь попросту не умел, а крошечное неудобство не считал причиной для размолвки, а потому молча терпел и лютый холод, от которого не спасала и подбитая мехом накидка, и твердь ледяного камня под собой, но и его терпению приходил конец: пока он здесь прохлаждается, там, в беззащитной деревеньке Мо, свирепствуют духи, которые для Вэй Усяня так же страшны, как укусы мелких комариков. По правилам принадлежности территорий, заниматься деревней Мо полагалось клану Лань, однако Вэй Усянь вступил с Цзэу-цзюнем в некую договорённость передавать ему и его ученикам подобного рода мелкие дела. Тот против не был, так или иначе, в горах Гусу для тренировок было достаточно нечисти. Когда отправились, наконец, в путь, Лань Ванцзи бросил через плечо взгляд на учеников и на медленно закрывающиеся ворота. — Летим на мечах, — объявил он, — если займётся буря, пойдём пешком. Вэй Усянь проверял, всё ли готово в дорогу, когда ворота вновь приоткрылись. — Господин Вэй! Резво перебирая ногами, Вэнь Нин нёс в руках сверток светлой ткани, завязанный узлом. Вэй Усянь дернул бровями, дождался юношу и, не спрашивая, заглянул под складку ткани. — Сестрица велела, — Вэнь Нин потоптался на месте. В узле обнаружились связки сушёных трав, несколько флаконов с лекарствами и талисманы, над которыми Вэнь Цин без устали корпела последние месяцы. Вэнь Нин остался стоять после того, как Вэй Усянь забрал узел из его рук. — Лекарь действительно не помешает, — подмигнул ему Вэй Усянь. Он и сам не мог сказать, в какой момент всё вдруг уладилось. Словно мир перевернулся с ног на голову в одночасье: вот бывшие Вэни ещё ненавидимые миром беглецы, а миг спустя в Фэньхуан Цзу отдают на обучение детей из ближайших деревень. В самом деле, работы было немерено: став главой новоиспеченного клана, Вэй Усянь не меньше двух лет обивал пороги любой мало-мальски приличной резиденции, унижался на собраниях и терпел гнусные комментарии в свой адрес. Не будь рядом с ним Лань Ванцзи и не заручись они поддержкой Великих орденов, так и остались бы Вэни никому не нужными беспризорниками. — В путь! — Объявил Вэй Усянь и запрыгнул на меч, хлопнув полами расшитых алым и золотым чёрных одежд. Главам не полагалось выбираться на Ночную охоту, оставляя клан без присмотра, не полагалось им и самолично обучать адептов, однако, Вэй Усянь думал, только за его вольность и лёгкость характера многие родители со спокойной душой вверяли своих чад и рыдали от счастья, когда те возвращались навестить их в клановых одеждах. Наряды клана Фэньхуан отличались от прочих, и пусть кто-то говаривал, будто благородные вышивки не пристало носить мелким сошкам, одежды цвета самой темной ночи с разворотом алых крыльев гордого феникса на спинах проходящих мимо адептов внушали уважение и каждый раз заставляли сплетников захлопывать их поганые рты. Вэй Усянь гордился этим, и нередко так засматривался на учеников, что терял суть происходившего прямо перед его носом. Многое пришлось отпустить, со многим было суждено расстаться, но Вэй Усянь убедился, что на смену старому всегда приходит новое. Он верил, что жизнь этого клана только-только начинается. К счастью, буря обошла путников стороной, и в деревню они прибыли скоро. Ничем не примечательная на вид, она выглядела так, словно хранит в себе неприятные тайны — Вэй Усянь ещё на подходе ощутил пробежавший по спине холодок, а переглянувшись с супругом лишь убедился, что интуиция его не подводит. Ворота скрипнули, звук эхом разнесся по пустынной улице. — Это точно верное место? — нагнавший их Вэнь Сычжуй с недоверием огляделся по сторонам, покрепче сжав заткнутую за пояс флейту. Лань Ванцзи вдруг замер, прислушался, и взгляд его медленно прошёлся по наглухо закрытым шатким домишкам. Вэй Усянь, почуяв неладное, вынул флейту из-за пояса и поднес её к губам, набрав в грудь воздуха. Ещё одной отличительной чертой клана Фэньхуан был способ борьбы с нечистью. Совместив музыкальные техники Гусу со знаниями Вэй Усяня, им удалось добиться использования энергии в верном русле и заклинать при помощи звучания флейты, что, опять же, порождало немало слухов. Мечи и стрелы использовались не менее часто, однако на охоту за духами Вэй Усянь предпочитал ходить исключительно с флейтой. Мелодия засверкала искрами по мрачной улице, зашевелились створки дверей, зашелестели голые ветви кустарников. — Некто намеренно призвал духов, — произнёс Лань Ванцзи, когда музыка завершилась. — Но для чего? — его взгляд встретился со взглядом Вэй Усяня, тот прокрутил флейту меж пальцев и зашагал дальше, развернувшись спиной вперёд. — Не припомню, чтобы в округе водились настолько злостные личности, которых можно было призвать, — рассуждал Вэй Усянь. — Призыв удался, но сильно сомневаюсь, что нас встретит что-то опасное. Через плечо Лань Ванцзи он дал знак заметно напрягшимся ученикам, постаравшись их приободрить, Сычжуй, что так и не вернулся в строй, мягко улыбнулся, бесстрашно продолжая путь, заняв место рядом с Лань Ванцзи. В конце концов, дорога вывела их к главному дому, и уже там присутствие жизни явно ощущалось. Несмотря на то, что окна и двери были плотно закрыты, полностью скрыть доносящиеся изнутри голоса преградам не удалось. Вэй Усянь вновь вынул флейту и издал короткий, но громкий и пронзительный звук, а потом расхохотался, заслышав, как возня внутри дома сменилась криками ужаса. — Вэй Ин, — недовольно покосился на него Лань Ванцзи, губы его при этом слегка дрогнули: совместная жизнь с Вэй Усянем не могла оставить его совсем без чувства юмора. Царящая в доме паника постепенно стихла, стали различаться отдельные голоса: — Ты, иди проверь! — рявкнул мужской голос и в следующий момент из тоненькой щели показалась половинка бледного лица и кончик аккуратного юношеского носа. — Бессмертные мастера! Бессмертные мастера! — залепетал смельчак и распахнул двери. Радушного приёма в главном доме страдающей от нашествия духов деревни Вэй Усянь не ожидал, однако то отчаяние, с которым к нему обратилась хозяйка, ненадолго сбило с него нахальную спесь, привычную в обращении с незнакомцами. Госпожа Мо спешно велела слугам расставить столы и предложить гостям вино; игнорируя многозначительный взгляд супруга, от выпивки Вэй Усянь не отказался и терпеливо выслушал объяснения всей ситуации. Говорили госпожа Мо и её сын, супруг же и другие жители молча выстроились вдоль стен, освобождая всё центральное пространство для заклинателей. Надрывный высокий голос госпожи Мо неприятно раздражал слух, и не одного Вэй Усяня, судя по напряженным лицам Лань Ванцзи и адептов. Вэй Усянь жестом велел ей прекратить бессмысленный поток слов, давно сместившийся от сути к восхвалению бессмертных мастеров, хотя она даже ещё не видела их в действии. — Нам нужно осмотреться, — вместо Вэй Усяня произнёс Лань Ванцзи. Вэнь Нина и нескольких младших адептов оставили в главном доме, чтобы они занялись помощью тем, кто пострадал от духов, остальные же выдвинулись назад в деревню и разделились на два отряда: один под руководством Лань Ванцзи, другой, соответственно, Вэй Усяня. Проводив взглядом второй отряд, Вэй Усянь заложил за спину руки, сцепив ладони на корпусе флейты, и зашагал в сторону от дома, намереваясь обойти его стороной. — Не отходим и не вступаем в бой, — велел Вэй Усянь, обернувшись через плечо. — Будьте готовы подать сигнал. Вэй Усянь не был уверен, что духи объявятся днём, но если и нет, то добавочная осторожность и дополнительная тренировка слаженной работы никогда не будут излишни. Он внимательно изучал тёмные окна домов, пока его взгляд не наткнулся на стоящую как будто на отшибе от остальной массы построек хижину. Она выглядела так, словно предназначалась для хранения инструментов или различного хлама, однако развевавшиеся на морозном ветру занавеси, выползшие из распахнутых окон, намекали на то, что помещение жилое. Вэй Усянь поднялся на крыльцо, выставив руку назад, чтобы никто не следовал за ним, и дёрнул ручку двери. Та поддалась, дверь со скрипом отворилась. Первое, что Вэй Усянь почувствовал, шагнув в жилище, это плотный запах пыли и затхлости, как от старинных свитков. Второе ощущение уловил его слух — дрожь и сбитое дыхание, походящее на то, что издаёт напуганный замёрзший зверь. Затем зрение оценило обстановку: разбросанные тут и там неудавшиеся талисманы, измятые и изорванные, разбитые флакончики с алым наполнением — очевидно румяна — клочки ткани и исписанные неровным корявым почерком листы. Вэй Усянь осторожно отодвинул в сторону занавес, разделявший комнату пополам, поморщился от скрипа половицы под его стопой и насторожился, когда после этого дыхание жильца превратилось в бессвязный скулёж. А исходил он от забившегося в угол крохотного человечка, иначе Вэй Усянь описать его бы не смог. Одетый в изодранные лохмотья, тот трепетал подобно полумёртвому листку, из последних сил цепляющемуся за свою ветку. — Почему ты не в доме с остальными? — удивился Вэй Усянь, как можно аккуратнее приблизившись к мальчишке. — Что здесь произошло? Вразумительного ответа ждать не приходилось. Вэй Усянь обернулся на столпившихся у дверей учеников и кивком дал им понять, что опасности нет, и тогда они отошли, более не заинтересованные, выстроившись у крыльца в ожидании учителя и его дальнейших указаний. Вэй Усянь прошёлся по комнате, остановился у заваленного различными безделицами столика, протёр найденной тут же тряпицей пыльное бронзовое зеркало и на мгновение замер, когда через отражение на него посмотрел юноша, крайне неумело разукрашенный белилами и румянами вокруг глаз. Кое-где косметика слезла разводами, являя сероватую кожу с чётким синеватым отпечатком удара на щеке. Вэй Усянь молчал, и отражение заговорило у его правого плеча сиплым, надорванным, но юным слабым голоском: — Вы меня убьёте? Тогда Вэй Усянь обернулся, и юноша вздрогнул всем телом, закрыв лицо руками в следах от ран, полосами расчертивших его предплечья. Вэй Усянь не решился прикоснуться к нему, но слегка наклонился вперёд и спросил с мягкой улыбкой: — Почему я должен тебя убить? Спустя несколько долгих минут юноша оторвал от лица руки, и Вэй Усянь смог детальнее его рассмотреть. Приятные, в чём-то будто даже благородные черты лица, проглядывавшие через уродливый макияж, словно вернули его назад в юность, где он беззаботно глядел на себя в зеркальной поверхности озера. Вэй Усянь улыбнулся шире, и сердце его дрогнуло, когда юноша слабо улыбнулся в ответ. — Как тебя зовут? — спросил он, продолжив изучать взглядом его одежду и, когда дошел до ног, изумился: мальчишка был босым, а ступни его от холода посинели. — М…Мо Сюаньюй, — нерешительно представился юноша и, заметив, какое внимание уделено его виду, скукожился до размеров горошины, словно стесняясь собственной внешности. Вэй Усянь, не раздумывая, сдёрнул с плеч накидку и набросил её на Мо Сюаньюя; из-за тощей фигурки и невысокого роста, тот утонул в ней, как в одеяле, поёжился, почувствовав тепло, но ничего не сказал, и вернуть дар не пытался. Вэй Усянь велел ученикам позвать второй отряд, и дожидаясь прихода Лань Ванцзи, отыскал несколько перевёрнутых кверху ногами табуретов, перевернул один, и небрежно протерев рукавом, усадил Мо Сюаньюя, сам же тем временем вышел к ученикам и отдал новое указание незаметно принести кувшин воды и какую-нибудь булочку, якобы еда понадобилась бессмертному мастеру, и стал дожидаться появления супруга. Чёрные одежды Лань Ванцзи имели иную вышивку — на них присутствовали также узоры облаков, изящно вышитые у воротника как дань его кровной принадлежности Гусу Лань. Он сменил привычные траурные одеяния на цвета Фэньхуан Цзу скоро после принятия поста Главы Вэй Усянем, пусть тот и настаивал, что этот жест вовсе необязателен. Единственное, кроме едва заметной вышивки, что осталось Лань Ванцзи от его клана, это лобная лента, которую Вэй Усянь не снимая носил на своём запястье, и нефритовые подвески на поясе, мече и гуцине. Лань Ванцзи стремительно приблизился, как только заметил Вэй Усяня у дверей, и обеспокоенно осмотрел его. Только когда он понял, что муж невредим, его лицо разгладилось и исчезли напряжённые морщинки у бровей. — Кажется, я нашёл нашего заклинателя, — усмехнулся Вэй Усянь, приблизившись к лицу супруга так, чтобы Мо Сюаньюй не услышал его слов, и кивком указал за свою спину. — Мгм, — вновь нахмурившись, изрёк Лань Ванцзи. Тут же появились и ученики, наперебой галдя: из общего шума Вэй Усянь понял лишь, что хозяева деревни не вызвали ни у кого из них восторга; они вручили учителю еду и за последовавшие следом любопытные шепотки в адрес выглядывающего из дверей юноши получили строгий взгляд Лань Ванцзи. Вэй Усянь задвинул за ними дверь и заговорил, когда они расселись и Мо Сюаньюй махом прикончил булочку и половину сосуда воды. — Зачем же ты призвал их, ребёнок? — без укора в голосе поинтересовался Вэй Усянь, и это, как и каждое его действие, вызвало у юноши бурную защитную реакцию. Он собрался было вскочить и броситься прочь, но Лань Ванцзи лишь отрезал холодное: «Сядь», и суета вмиг прекратилась. Мо Сюаньюй завёл рассказ издалека, не став отрицать своей вины в свалившейся на деревню беде. Поскольку он постоянно заикался и терялся в словах, повествование его вышло поистине длинным, но никто из гостей не смел перебить его. Вэй Усянь внимательно слушал, положив подбородок на сложенный кулак, Лань Ванцзи же, казалось, и вовсе замер подобно каменному изваянию. Юноша оказался непростым экземпляром. Незаконнорожденный ребенок главы великого ордена, он был послан на обучение в Ланьлин Цзинь, откуда уже спустя несколько месяцев был отослан и с тех пор стал настоящим изгоем в собственной семье. Вэй Усянь протянул задумчивое: «М-м-м!», и жестом велел Мо Сюаньюю продолжать. Когда он вернулся домой с уничтоженной гордостью и разбитыми в прах мечтами, его ждали лишь побои и беспричинные обвинения, наказания за которые были несоизмеримы с масштабами проступков. Дошло до того, что в конце концов его выгнали в эту лачугу, строго запретив являться на свет без острой нужды. — И ты решил отомстить, — подвёл черту Вэй Усянь. Лань Ванцзи с укоризной глянул на него, и Вэй Усянь задумался крепче: этот малец точно не выглядел как некто, кто готов был ради кровавой расправы призвать полчище духов, а значит, он ошибся. — Они отыскали мои записи с заклинаниями, — как ни в чем не бывало продолжил Мо Сюаньюй, — и решили, будто я хочу изничтожить деревню. Но это не так! — вдруг запаниковал он. — Я был… мне было… Страшно. Животный страх толкает людей на отчаянные поступки. Вэй Усянь вспомнил времена, когда и сам боялся так, что едва мог здраво рассуждать. Как он боялся, когда был в одиночестве брошен на Луаньцзан до того, как взял себя в руки для отчаянной борьбы. Тогда он был лишь немногим старше Мо Сюаньюя. Тот спрятал лицо в ладонях и разрыдался, утробно завывая, размазывая по щекам слёзы вместе с остатками румян. Заклинатели не прерывали его истерики, а когда она унялась, Лань Ванцзи спросил: — Как ты призвал их? В прошлом, продолжал вспоминать Вэй Усянь, он работал над ритуалом, который позволил бы призвать с того света злой дух и добровольно пожертвовать ему своё тело, однако он так и не завершил этого дела. К тому же, в это время попасть его записи никак не могли. Разумеется, Вэй Усянь не был первым, кто задумался об этом, однако прежние техники призыва могли осилить лишь мелких тварей, и цена была не так велика — чаши крови и частицы плоти было достаточно. Проследив ход его мыслей, Лань Ванцзи дёрнулся вперёд и схватил Мо Сюаньюя за запястье, грубо дёрнув вверх остатки рукава, откуда выглядывала уже зарубцевавшаяся рана. — Откуда? — коротко изрёк Лань Ванцзи. Ответ не требовался. Прошлый Глава ордена Ланьлин Цзинь отошёл в мир иной всего пару лет назад, передав бразды правления старшему сыну — Цзинь Цзысюаню — и его супруге, а незадолго до этого, выходит, и объявился Мо Сюаньюй с намерением обучаться в резиденции родного клана. Пускай среди всех орденов самым прославленным по количеству хранимых и передаваемых знаний по сей день оставался Гусу Лань, библиотеке Ланьлина также было, чем похвастаться. Цзинь Гуаншань питал невероятную, трепетную страсть (сильнее которой была только его страсть к женщинам) к запретным техникам и различным тёмным артефактам. Ходили слухи, что в его хранилище до сих пор хранится нож, которым Вэнь Жохань вырезал сердца у своих врагов, однако мало кто всерьёз в это верил. Бывший Глава Ланьлин Цзинь никогда не подавал признаков намерений использовать тёмные знания, так что, вероятно, интерес он имел только в коллекционировании, особенно после выходок Вэй Усяня на поле боя в то далёкое время, которое сегодня казалось очередным ночным кошмаром. Вэй Усянь тряхнул волосами, почесал кончик носа, и глаза его округлились в осознании: — Цзинь Гуанъяо, — поражённо прошептал Глава Фэньхуан Цзу, — это он показал тебе хранилище? Говоря это, Вэй Усянь своим же словам верить не хотел, однако так или иначе корыстные интересы Цзинь Гуанъяо явно прослеживались: он отчаянно желал добиться расположения отца, но, попав в резиденцию, страшно разочаровался, поскольку Глава воспринимал его не более, как слугу, которого не зазорно было послать для выполнения даже самой грязной работы; на людях он старался нанести на их отношения налет семейной теплоты, но только дураки верили его наигранным улыбкам в сторону незаконнорождённого сына. Сейчас, когда на пост главы встал Цзинь Цзысюань, Цзинь Гуанъяо был одним из советников в Ланьлине, выступал на дипломатических переговорах и заведовал большей частью касающихся взаимодействия с другими кланами дел, его положение было как никогда выгодным. Он ненавидел своего отца, едва ли для кого-то это было секретом. Быть может, он думал, что руками Мо Сюаньюя, обиженного жизнью ребёнка, легко будет избавиться от отца. Быть может, он полагал, что мальчишка Мо отважится на месть, и тогда удалось бы избавиться и от отца, и от ненужных сводных братьев, поваливших в Ланьлин, словно кто-то их там ждал с распростёртыми объятиями. Едва ли теперь это имело значение — Цзинь Гуаншань скончался из-за сердечного недуга и был похоронен уже после того, как Мо Сюаньюя отослали обратно. — Хитрый лис, — прицокнул языком Вэй Усянь. — Ты не воспользовался этими знаниями раньше, — медленно заговорил Лань Ванцзи, слегка склонив голову, — но почему? Стоило упомянуть Цзинь Гуанъяо, как щёки Мо Сюаньюя вмиг окрасились алым. — Почему тебя изгнали? — вдогонку поинтересовался Вэй Усянь, и тогда Мо Сюаньюй заскулил, закрыв лицо дрожащими руками. Большего Вэй Усяню было не нужно. Он с улыбкой кивнул мужу, который пока только приходил в рассуждениях к тому, что Вэй Усянь уже понял, и встал, хлопнув себя по коленям. — Запрись на ночь, — приказал Вэй Усянь юноше Мо, — а с рассветом будь готов отправляться. Сказав это, он покинул лачугу, слыша, как Мо Сюаньюй скулит в свои ладони, и чувствуя мягкую поступь Лань Ванцзи позади.***
Вернувшись в главный дом с новой информацией, Вэй Усянь обнаружил, что госпожа Мо значительно преувеличила главную проблему. Теперь, после всего, что Мо Сюаньюй рассказал ему о своей жизни здесь, у Вэй Усяня появилась крошечная злобная искорка в груди, которая тихонько нашёптывала, что большинство из этих людей, измывавшихся над ребёнком, не заслуживают помощи. Тем не менее, он скомандовал, как только все присутствующие в зале обратили на него внимание, и даже Вэнь Нин отвлёкся от наложения повязок на ушибленный лоб сына госпожи Мо. — Запритесь на ночь и не смейте выходить до рассвета, — сказал Вэй Усянь и, поманив учеников за собой взмахом руки, вновь покинул помещение. Находиться рядом с хозяевами деревни сейчас почему-то было ужасно неуютно, словно каждый из них мог осудить его. Молва о супругах, главенствующих над кланом Фэньхуан Цзу, давно пронеслась по всей стране. Наверняка госпожа Мо, как только узнала, что вместо обещанных ей бессмертных мастеров из Гусу Лань на помощь придут «два обрезанных рукава и их шайка беспризорников», как недоброжелатели не стеснялись о них выражаться, не была слишком обрадована. — Влюблен в Цзинь Гуанъяо, надо же, — хмыкнул Вэй Усянь, разворачивая флаги для привлечения нечисти в западной части двора, — не повезло несчастному ребёнку. После стольких лет жизни под одной крышей и сна под одним одеялом с самым невыразительным в вопросе проявления эмоций человеке на всём белом свете, Вэй Усянь мог с гордостью утверждать, что чужие чувства для него всегда предельно ясны. Он задумался только, так ли он сам реагировал на Лань Ванцзи раньше, когда только осознал свои чувства, пока это тело принадлежало лишь одной цельной душе юного Вэй Усяня, приглашённого ученика из Юньмэн Цзян, и покачал головой, придя к выводу, что нет, так он себя точно не вёл. — Люди не выбирают, кого им любить, — тихо произнёс Лань Ванцзи, погружённый в свои мысли. Когда с размещением флагов было покончено, а ученики заняли свои места по периметру внутреннего двора с оружием наготове, солнце уже скрылось за козырьками крыш, и на деревеньку Мо опустился тяжёлый серый туман. Присутствие в нём живых людей выдавали лишь редкие облачка пара, возникавшие над крышами, когда кто-то из учеников обменивался между собой ленивыми репликами. Вэй Усянь и Лань Ванцзи оставались внизу в двух противоположных концах двора. Лань Ванцзи наигрывал спокойную мелодию на гуцине, в то время как Вэй Усянь тихо подыгрывал ему на флейте. Прошло не меньше трёх часов, луна освещала пространство двора с самой макушки неба, когда призывающие флаги затрепетали на демоническом ветру. Духи налетели в центр, окружив небольшой фонтанчик, на зиму покрытый плотной тканью. Сперва они выглядели, как бесформенные сгустки энергии, но затем обрели человеческие очертания и стали слоняться вокруг, издавая потусторонние звуки. Вэй Усянь, чьё Золотое Ядро лишь недавно шатко-валко вернулось в изначальное состояние после долгих изнурительных тренировок, особенно остро ощущал их присутствие и тёмную энергию, что от них исходила. Он сразу узнал её, он чувствовал её раньше, будучи запертым без права выбирать, в темнице Безночного города. «Призраки Вэньских солдат? Интересно!», — подумал Вэй Усянь, и усилил звучание мелодии изгнания. Некоторые призраки будто узнали его и потянулись на звук флейты, но стоило ей издать резкий звук, они сторонились, визжа в голове Вэй Усяня и проклиная его. Тёмная энергия плотными лентами кружилась у ног, как клубок ядовитых змей, норовя забраться под одежду. Золотое Ядро Вэй Усяня однажды было затронуто тёмной энергией, и потому даже после исцеления питало слабость к ней. Одно неловкое действие могло привести к тому, что Вэй Усяню пришлось бы начинать весь свой путь с самого начала. На том конце двора Лань Ванцзи почувствовал это и стал играть интенсивнее, следом за ним и ученики подхватили мелодию, отвлекая духов, пока Вэй Усянь извлекал из ножен Суйбянь и зачаровывал его. Он ошибался, полагая, что эта ночная охота не будет отличаться от прошлых, но и ожидать, что кому-то придёт в голову приносить жертву крови, чтобы призвать призраки Вэней, он никак не мог. Вэй Усянь дал знак ученикам и супругу не приближаться и встал в боевую стойку, намереваясь раз и навсегда избавиться от призраков. Из всех здесь только он имел подобный опыт и подвергать опасности быть захваченными тёмной энергией кого-то из своих близких не было в его планах. Зачарованные вездесущей музыкой, духи были слабы и растеряны, Суйбянь ловко рубил их, как если бы призраки имели телесную оболочку, и клочки разлетались, обращаясь туманом, а затем осыпаясь невесомым прахом у ног. Как только с духами было покончено, Вэй Усянь вновь взялся за флейту и направил всю мощь на то, чтобы змеиный клубок энергии у его ног поглотил себя сам, образуя вспышку чёрного света, которая взорвалась, на миг оглушив и ослепив заклинателей. Вэй Усянь пошатнулся назад в поиске опоры и схватился рукой за одну из деревянных колонн, переводя дух. — Учитель Вэй! — первым с крыши спустился Сычжуй, за ним остальные ученики оказались внизу, хлопая одеждами, как хлопает крыльями ночная дикая птица. — Я в порядке, в порядке, — отмахнулся Вэй Усянь, тяжело дыша, — дайте мне минутку. К тому моменту, как он мог нормально стоять на ногах, стал уже заниматься рассвет. Нетерпеливые жители после ночи, наполненной шумом и звуками битвы, стали один за другим настороженно выглядывать через щели в окнах, ученики, столпившиеся около Вэй Усяня и Лань Ванцзи, громко обменивались впечатлениями, и только Сычжуй был бледен, как простыня, и не разделял ликования товарищей. — А-Юань, — ласково позвал Вэй Усянь, привлекая юношу к себе. — Проверь, как дела у нашего нового друга, — подмигнул он и кивнул в сторону скромного жилища Мо Сюаньюя, а сам заткнул флейту за пояс и удовлетворённо потянулся, хрустя косточками. — Вэй Ин, — Лань Ванцзи был тут же, готовый подать руку. Вэй Усянь нежно пожал его ладонь, одаривая супруга благодарным взглядом, и попросил его начать сборы к отбытию, пока он переговорит с госпожой Мо — задерживаться здесь никому не хотелось. Завидев его, обессиленно плетущегося к распахнутым дверям главного дома, госпожа Мо засуетилась, стала подзывать слуг и звенеть монетами, на что Вэй Усянь лишь поморщился — не было желания брать что-либо из рук этой женщины. Он выдернул из рук слуги сосуд вина, проигнорировав протянутую чарку, и поклонился, изображая уважение: всё-таки, не стоило вести себя неподобающе на территориях Гусу Лань. — Ваш племянник, — заговорил Вэй Усянь, усевшись и сделав изрядный глоток вина, — крайне одарён. Вэй Усянь следил за реакцией госпожи Мо и намеренно говорил медленно. Глаза хозяйки тем временем расширились, как два блюдца, вся краска ушла из её щек: — А вот мой сын, А-Юань… Вэй Усянь прервал её, выставив ладонь перед собой. — Больше племянник Вас не побеспокоит, мы забираем его с собой, — он встал, расправил складки одежд и поклонился ещё раз, — всего доброго, госпожа Мо. Это — способ говорить с миром, который они выбрали, создавая клан из кучки оборванцев, среди которых встречалось немало действительно талантливых заклинателей. Шанс, который оба они, он и Лань Ванцзи, получили и который может получить множество одиноких детей — шанс на новую жизнь. Вэй Усянь ободряюще сжал плечо Мо Сюаньюя, потуже затянул на его шее завязку своей накидки, пока Лань Ванцзи укутывал его плечи в точно такую же, взятую на непредвиденный случай вроде этого, как он всегда делал, наизусть зная натуру любимого. — Не оглядывайся, — одёрнул Лань Ванцзи, и Мо Сюаньюй сперва вздрогнул, но затем взглянул в его лицо и улыбнулся расслабленно и легко.***
— Чушь! — Цзян Чэн взмахнул руками. Вэй Усянь же лишь передёрнул плечами, мол, хочешь верь, хочешь не верь — а правда есть правда! Они встретились по пути в Ланьлин и вот уже час Глава Юньмэн Цзян отказывался верить в то, что слышали его уши. Врата Башни золотого карпа распахнулись, и оба названных брата расплылись в улыбках, забыв о споре. Вниз по ступеням, едва касаясь их ногами, к ним навстречу мчалась Цзян Яньли с широко разведёнными для объятий руками. — Шицзе, — шепнули братья в её плечи, когда объятия сомкнулись. — Как же так? — вздыхала Яньли, пока разливала чай для гостей. Цзинь Цзысюань назначил Вэй Усяню встречу сразу же, как только получил от него письмо, в котором описывались последние события в деревне Мо. Гости ожидали появления главы в одном из залов Благоуханного дворца, обсуждая случившееся и просто радуясь, что им наконец удалось встретиться всем вместе, пусть и по такому неблагоприятному поводу. С тех пор, как Цзян Чэн законно занял место главы Юньмэн Цзян, проводив родителей на покой, он совсем пропал из виду, и о состоянии его дел Вэй Усянь знал только из писем Сюэ Яна. Видеть брата спустя долгие месяцы было для него исцелением, и он не мог насмотреться на то, как его шицзе и шиди ухаживали друг за другом за столом. Цзинь Цзысюань появился неожиданно или же они были так заняты беседой; главы обменялись поклонами, однако Глава Ланьлин Цзинь будто находился не здесь и вёл себя отстранённо и задумчиво. — Яо признался мне, — неохотно произнёс он. — Я намереваюсь перенести хранилище так, чтобы только мне было известно его местоположение, — доложил он, глядя прямо на Вэй Усяня с раскаянием, словно ошибка сводного брата была его личным промахом. Вэй Усянь с улыбкой согласился, их вражда давно сменилась тёплой слегка неловкой дружбой. — С Вашего позволения, Глава Цзинь, Мо Сюаньюй останется в Фэньхуан Цзу, пока его разум не оправится. Наказание Яо я доверяю Вам, — он поклонился и хихикнул в свои рукава — сколько бы времени не прошло, и кем бы они все ни стали, вести себя уважительно с друзьями юности не получалось. Разбираться далее в мотивах поступка Цзинь Гуанъяо Вэй Усянь не желал, так или иначе, он был и остаётся проблемой ордена Цзинь. Он провёл в Ланьлине два чудесных дня, общаясь с братом и сестрой, а в Фэньхуан вернулся с племянником, страстно ожидающим встречи с Сычжуем — его лучшим другом. Мо Сюаньюй находился под опекой Вэнь Цин, пока состояние его разума было нестабильно, но Вэй Усянь знал, что это временно. Он видел в этом юноше непоколебимую силу духа и знал, что нужно подождать, пока она пробудится, а до тех пор он будет его наставником на пути самосовершенствования. В свои покои Вэй Усянь вернулся в приподнятом настроении, Лань Ванцзи встретил его долгим тёплым объятием и не стал спрашивать, как прошла встреча, вместо этого предлагая ему поесть и как следует отдохнуть. К обсуждению случившегося они пришли позднее, уже вечером выйдя на прогулку по окрестностям деревни. — Мне показалось, — со смешком сказал Вэй Усянь, — что мы с ним немного похожи. — Он почесал нос, смущённо хмыкнув, однако Лань Ванцзи с его заявлением, на удивление, согласился. — Теперь у него всё будет хорошо, — Лань Ванцзи взял ладонь Вэй Усяня в свою и сжал в знак поддержки. Вэй Усянь широко улыбнулся и прильнул к любимому, касаясь его прохладной щеки своими тёплыми пальцами. Мягко опускались крупные хлопья снега. Природа дремала, чтобы пробудиться спустя несколько месяцев яркой пышной зеленью. Из деревни доносились голоса жителей, поднимались костры и даже здесь, в отдалении, слышалась музыка и ароматы готовящихся на кострах угощений. Лань Ванцзи наклонился и губами собрал с ресниц Вэй Усяня снежинки.