Пью за тебя, молодой господин

И у меня был один человек в мире смертных, чтобы любить и тосковать. Как возможно забыть? Люди появляются и исчезают, но лишь тебя я не забуду.

      Две жизни промчались перед глазами удивительно быстро. Прошлая, как давний сон, и новая, такая свежая, что Вэй Усянь мог отчетливо чувствовать запах магнолий.       Он прожил две весны* и обе его очаровали, как ребёнка, когда он вспоминал, стоя на козырьке Знойного Дворца, глядя на сражение внизу пустым усталым взглядом.       Эта весна радикально отличалась от первой, он знал, он помнил юную душу, поддавшуюся соблазну и утонувшую в нём, и нисколько её не обвинял: будь Лань Ванцзи с ним таким же и в прошлом, Вэй Усянь влюбился бы ещё тогда, оставшись без памяти и без оглядки на любые правила и запреты. Он помнил утопающий в горечавках дом, кроличью поляну, тревожный зов и трепетную мелодию, сыгранную на дудке из ивового листка.       Помнил, как ремонтировал крышу, а потом смотрел на немые слёзы Лань Ванцзи в Холодном Источнике и сердце ныло из-за тоски по чему-то чужому, но в то же время совсем-совсем близкому. Как они готовились к ритуалу, с какой легкостью юный Вэй Усянь принял для себя это решение, как они не всерьёз дрались на тренировочном поле в Пристани Лотоса.       Как Вэй Усянь свалился со сливового дерева прямиком в объятия Лань Ванцзи и смутился, точно глупая девица под взглядом знаменитого господина. Только тогда он ощутил сомнение — хочет ли отпускать это тело, отдавать его старому себе, наворотившему ошибок на сотню жизней вперед. Хочет ли лишаться этого светлого чувства первой влюблённости, застигнувшей его в такое неподходящее время.       А потом он подумал, что половина его души всё равно навсегда останется в этом теле и обязательно покажет своей памятью и быстрым биением сердца, какой Лань Ванцзи чуткий, добрый и нужный до мурашек на загривке.       Вэй Усянь теперь всё это помнил, никогда не смог бы забыть, и держался за воспоминания так крепко, что сводило челюсти, пока бой становился всё ожесточённее, забирал всё больше жизней. Он надеялся, разглядывая лица людей внизу, не увидеть среди них Лань Ванцзи, но, как только на поле показался белоснежный воин с гуцинем в руках, надежда обрушилась прахом. — Лань Чжань, — беспомощно пролепетал Вэй Усянь, с трудом держась на ногах.       Видеть его снова спустя такое количество времени — глоток свежего воздуха. Лань Ванцзи был всё так же красив, всё так же изящен и всё так же смертоносны были атаки его Смертельных Струн. Сердце Вэй Усяня зашлось в обжигающем трепете, он был сам словно птица с переломанными крыльями, годами не видавшая неба.       Прежде Вэй Усяню пришлось осознать многие вещи, что-то потеряло значимость, что-то наоборот, её приобрело. Так и в этот момент: он окончательно убедился, что Лань Ванцзи во всём этом всегда был одинаково важен, будучи врагом и будучи другом, будучи, самое главное, одной единственной родной душой на всём белом свете. И пускай всё случилось иначе, удалось сберечь потерянные раньше жизни, Вэй Усянь вдруг подумал, что иметь всего лишь одну родственную душу ему для счастья вполне достаточно.       Он оттолкнулся ногами от своей опоры, взлетел над пылающей битвой и приземлился так, чтобы снести с ног одну из марионеток Вэнь Жоханя. Сюэ Ян, что следовал за ним на расстоянии вытянутой руки, схватил с земли первый попавшийся меч и ринулся в бой, почти сразу отличив, на кого должен нападать в первую очередь. Названный «учителем» опомнился не так скоро, только когда над его головой просвистело лезвие. Увернувшись от удара таким образом, что противник оказался впереди него, Вэй Усянь схватился за точку на его шее и с замаха ударил ногой под колено. Вэньский заклинатель рухнул на землю, Вэй Усянь поймал его меч, едва тот покинул руки владельца, а потом рубанул им вниз, сморщившись от звука пронзаемой плоти в месте, где шея переходит в плечо.       Наверняка из-за битвы Вэнь Жохань был весь на нервах и готовился вот-вот покинуть своё уютное убежище. Пусть так, Вэй Усянь дождется этого момента, даже если к тому времени из-за своей неуклюжести с чужим духовным оружием лишится руки.       От мысли, что Лань Ванцзи где-то рядом бьётся ожесточённо и рьяно, в Вэй Усяне прибавлялось силы, словно он черпал её из воздуха, что выдыхал Ханьгуан-цзюнь, словно одно его дыхание способно подарить жизнь простому юньмэнскому юноше, и он бился, как в первый раз, размахивая мечом направо и налево ни разу не в своей прежней манере фехтования. Больше месяца Вэй Усянь не держал в руках оружия, а его духовные силы ничтожны с посторонним оружием, да и мечу этому далеко до лёгкого маневренного Суйбяня, но Вэй Усянь рвался вперёд так яростно, будто годы провёл на поле брани. Он подбирался ближе к яркому белоснежному пятну в гуще грязи и крови, чтобы за его спиной развернуться и отразить чужую атаку, чтобы в пылу сражения прижаться плечом к плечу и ощутить, как дрожь пронзает всё тело лучше самой наточенной и быстрой стрелы. От прикосновения Лань Ванцзи вздрогнул тоже и бросил взгляд в сторону, готовясь атаковать, однако его рука так и замерла над струнами, а губы открылись, вытягиваясь в почти нелепую «о», а потом сомкнулись в тонкую полосу, и дрогнули брови в жесте отчаянного неверия. Вэй Усянь улыбнулся ему так широко, как только мог, и эта улыбка отразилась во влаге, застывшей в глазах Лань Ванцзи. — Вэй Ин, — одними губами прошептал он, глядя в упор, точно позабыл, в какой опасности они находились, пока вот так смотрели друг на друга, не моргая и не дыша, чтобы не развеять видение, застигшее врасплох, как это бывает перед самой погибелью. — Лань Чжань, — нежно отозвался Вэй Усянь, и в этот момент рванул, схватив за рукав, Лань Ванцзи в сторону, пронзая нападающего одним чётким безжалостным выпадом. Его спина, опирающаяся на спину Лань Ванцзи, пока они оба отвлеклись друг от друга на отражение атак, горела, и все мысли в голове беспорядочно спутались, пока сердце билось почти в горле бешено, как тысячи барабанов перед большим праздником.       Мужчины сменили позиции, кружась и меняясь местами, как уже делали это не раз, их ноги ступали в такт друг другу, как если бы принадлежали одному человеку; вдруг Лань Ванцзи вскрикнул: — Твой меч! — и подбросил что-то в воздух.       Вэй Усянь среагировал мгновенно, вскинув руку и поймав Суйбянь за ножны. Меч отозвался на прикосновение мягкой вибрацией, приветствуя хозяина, пока тот задавался вопросом, откуда Лань Ванцзи его взял. Тонкое лезвие с визгом покинуло ножны, засверкав от вложенной духовной силы красноватыми отблесками. Сейчас в Вэй Усяне Тёмной энергии больше, чем его собственных духовных сил, и никто, включая его самого, никогда не пытался заклинать меч при помощи Тьмы, однако за неимением выбора Вэй Усянь приказал своему мечу повиноваться, хочет того его душа или нет. Чёрный туман, похожий на тот, что прежде извергали стены темницы, одновременно со свистом на губах Вэй Усяня показался из его тела, словно внутри него что-то горело и дым выходил через поры на коже, окутал лезвие, ощупал его и всё же поддался, сделав оружие в руке заклинателя ещё легче и кровожаднее, чем оно когда-либо было. На поверку несколько раз взмахнув лезвием, Вэй Усянь улыбнулся, не прекращая свистеть. От бесконечного свиста его щёки и губы занемели, иногда мелодия обрывалась, затихала, и вдруг оказалась подхвачена человеком за его спиной. Музыка, что создавал Лань Ванцзи, отличалась от той, что привык исполнять Вэй Усянь, и он не был уверен, что меч отзовется на чужую игру, однако сражаться было всё так же легко, когда свист Вэй Усяня подстроился под звучание гуциня, выравнивая мелодию настолько, насколько это вообще было возможно в их положении. Сражаться таким образом он долго не смог бы, это Вэй Усянь понял, когда атаковал двоих сразу, одним ударом сразив заклинателя и марионетку так, что тех отбросило на расстояние, как набитые пухом мешки. Несмотря на то, что меч был послушен, будь у Вэй Усяня флейта и печать, дело пошло бы гораздо быстрее.       В прошлом эта битва завершилась только благодаря его Тёмному заклинательству, все и он сам осознавали это, но если другие относились к этому со страхом и отчуждённостью, он в то время старался пропускать мимо себя посторонние взгляды и речи, слишком много других дел у него было. Теперь без тех сил, что у него были, Вэй Усянь не мог предсказать ход сражения; он чётко видел, как тяжело оно давалось и как много бойцов уже пало, и боялся, что такими темпами от их армии не останется и следа. Суйбянь вошел в тело марионетки, изуродованной наростами каменных корок, и разрубил её, вырвав кусок плоти из-под затвердевших корост. Эти марионетки отличались от обычных хотя бы тем, что обращали в себе подобных одним касанием, даже духовное оружие не могло им сопротивляться. — Лань Чжань! — восторженно вскрикнул Вэй Усянь после замешательства, что длилось чуть меньше секунды. — Убил! Лань Чжань! — он подпрыгнул на месте и пронзил ещё одну марионетку так же легко, как и прошлую. Туман Тёмной энергии вокруг его меча сгущался, из-под него пробивались лучи красного света, Суйбянь выглядел устрашающе, словно увеличившись в размере в длину и в ширину в маленькой тощей после заточения ладони своего владельца.       Возможно, в это самое мгновение, а может, чуть позже, Вэй Усянь понял — заклинать меч при помощи Тьмы можно, особенно, когда её источником служит буквально все вокруг, и где-то там же появилось осознание, что из такого металла вполне может получиться Печать, стоит только направить энергию немного иначе, не вовне, что делал для боя Вэй Усянь, а как бы по кругу, зациклив её на самой себе в бесконечном потоке вдоль кромки лезвия Суйбяня, пока Тьмы не окажется достаточно, чтобы оказывать влияние на мертвецов поблизости. — Лань Чжань, подсоби!       Стоило раздаться ответному «мгм», Вэй Усянь ушёл вниз, позволяя Лань Ванцзи атаковать при помощи Смертельных Струн, на время освобождая для них пространство, затем выпрямился и, сложив два пальца свободной руки, порезал их о лезвие, добротно смачивая его своей кровью и бормоча. Он уже создавал Печать из обломка, но никогда из свежего металла, познавшего слишком мало сражений, чтобы обрести свою собственную затаённую злобу, но отчего-то Вэй Усянь верил, что злобы извне будет вполне достаточно, чтобы на время дать заклинателю власть над марионетками. Лань Ванцзи заиграл ту же мелодию, что когда-то во время битвы под Знойным Дворцом Вэй Усянь исполнял на Чэньцин, и последний действительно поразился бы памяти Ханьгуан-цзюня, будь у него на это лишнее время. Знакомый запах гнили ударил по ноздрям, а голоса вернулись удвоенным потоком. Они звучали злобно, возбуждённо, ожидающе — они насытятся кровью, удовлетворят свою обиду и гнев, это Вэй Усянь может им гарантировать.       С самого своего появления здесь Вэй Усянь видел и думал только о Лань Ванцзи, совсем позабыв, что Цзян Чэн так же сражался где-то поблизости. Яркая фиолетовая вспышка, что пронеслась под небом в клубах серого дыма с оглушительным треском, неожиданно вселила в Первого ученика чувство стыда: его шиди, близкий, как кровный брат, действительно всё это время был только на задворках его мыслей, овладевая ими всего на мгновения, прежде, чем Вэй Усянь начинал вновь мечтать и тревожиться о другом человеке. Следующий удар Цзыдяня прогремел совсем близко, Вэй Усянь даже ощутил запах молнии, сверкнувшей над его головой. — Цзян Чэн! — рявкнул Вэй Усянь в густоту битвы.       Вновь вспышка, треск, грохот и среди разлетающихся в стороны тел — Саньду-Шеншоу, возвращающий хлыст к своим ногам, пока в другой руке с его меча стекали реки крови врага, и шагающий прямо на звук, не задумываясь, что тот мог ему примерещиться. — Вэй Усянь! — в ответ заорал Цзян Чэн, кривя лицо до безобразной злобно-печальной гримасы. — Где, чтоб тебя псы сожрали, носило твою тушу всё это время?! — свечение Цзыдяня стало совсем невыносимым для глаз, и Цзян Чэн махнул им вновь, на этот раз сшибая с ног сразу десяток противников.       Ему потребовалось несколько секунд, чтобы понять и принять факт присутствия перед ним утерянного, как казалось, навсегда шисюна, а потом рвануться к нему и встать так, чтобы он, Вэй Усянь и Лань Ванцзи атаковали в разные стороны, выстроив своеобразный треугольник из стоящих плечом к плечу заклинателей. Теперь подготавливать свой меч Вэй Усяню стало в разы легче, атаки Цзян Чэна по силе отлично компенсировали те, что он сам не мог совершать, занятый своим делом. — Что ты делаешь? — спросил между выпадами Цзян Чэн, нахмурив брови так же, как и каждый раз, когда он видел шисюна, занимающегося Тёмным искусством. Ответа он ждать не стал, вместо него пробормотав себе что-то под нос и перебросив Саньду в другую руку, где искрился Цзыдянь. В его рукаве покоилась простая бамбуковая флейта, которую он сделал после того, как пропал Вэй Усянь, будучи в помешательстве чувств из-за случившейся потери. Флейта была сработана ещё хуже прошлого инструмента Вэй Усяня и вид у неё был скорее печальный, чем угрожающий, но Вэй Усянь принял её с широкой улыбкой, не забыв подшутить над шиди о его сентиментальности, которая в кои-то веки оказалась уместной, особенно учитывая, что свистеть Вэй Усянь больше не мог, вместо того издавая какие-то скрипучие звуки своими пересохшими и онемевшими губами. Он облизнул их, бросил Суйбянь вверх и прижал флейту к губам, быстро вклиниваясь в игру Лань Ванцзи. Меч завертелся в воздухе, полностью утопая в Тёмной энергии, что вихрилась вокруг него причудливыми спиралями. Мелодия его некачественной флейты раздражала слух, так что оставалось только молиться, чтобы это и правда сработало.       Прошла целая тысяча лет прежде, чем Вэй Усянь смог полностью погрузиться в контроль энергии и прикрыть глаза, сосредотачиваясь. Он не заметил, как к их незамысловатой фигуре присоединился Сюэ Ян, на которого Лань Ванцзи и Цзян Чэн едва не напали, приняв за врага, и занял остававшуюся открытой сторону, чтобы Вэй Усянь был прикрыт и защищён полностью. Он не заметил и того, как замедлилось, а потом и вовсе остановилось на мгновение сражение вокруг них, как меч в воздухе издал звук, похожий на стон близкого к смерти от глубокой раны человека, захлебывающегося от страха и отчаяния, и как марионетки в радиусе двух с половиной чжанов, что бились с заклинателями, вдруг сменили направление атаки на прямо противоположное. — Какого…       Бормотание Цзян Чэна, напротив, Вэй Усянь услышал очень хорошо и только тогда открыл глаза, чтобы убедиться, что его план по-настоящему работает, пусть марионетки поддаются с большой неохотой, сильно замедлившись и всё ещё как бы мечась из стороны в сторону, не понимая, чьё влияние сильнее.       Спасибо, мысленно отметил Вэй Усянь, что Цзян Чэн оказался таким чувствительным нюней — без флейты ему бы ни за что не удалось добиться такого результата. И хоть на его прошлую власть над мертвецами это походило так же, как детская игра в войну на войну настоящую, само по себе происходящее вселяло уверенность, а с уверенности, как известно, начинает стелиться дорога к победе. — Прикройте! — резко приказал Лань Ванцзи. Он быстро понял намерения Вэй Усяня и так же быстро принял решение помочь в его осуществлении, играя точно ту же мелодию, что и Тёмный заклинатель, усиливая его контроль, даже если это значило, что его души теперь тоже неизбежно коснется Тьма.

***

      Такое решение далось Ванцзи настолько просто, что впору было поразиться себе, а потом лично прийти к дяде за наказанием в виде избиения дисциплинарным кнутом. Но это Вэй Ин, про себя подумал Ванцзи, не силясь отодвигать с первого плана облегчение и радость, накатившие на него в тот самый миг, когда их плечи соприкоснулись и улыбка озарила лицо Ванцзи ярче, чем сможет небесное светило когда-нибудь. Он пообещал себе чуть позже поддаться эмоциям, возможно даже заплакать, отдав всего себя осознанию: Вэй Ин жив и сражается рядом с ним, всё такой же стойкий, уверенный. Не сломленный, хотя вид его был ужасен со впалыми щеками, чёрными пятнами под глазами, взъерошенных клоками волос и драной одеждой, в слоях многонедельной грязи.       Поэтому Ванцзи играл мелодию подчинения, которую не мог забыть, даже если так велел его разум. Он слышал её всего несколько раз, и этого оказалось достаточно, чтобы воспроизвести максимально близко к оригиналу. В груди встал ком из дурной крови, а голова начинала кружиться то ли от слабости, то ли от чужеродной Тёмной техники, но он играл и играл, пока явственно не почувствовал, как трогает его душу чёрная грязь запретной энергии. И пускай трогает, пускай хоть зальет, утопит его всего без остатка — Ванцзи ликовал, как малое дитя, не помня, испытывал ли такое отчаянное счастье за две свои жизни.       Безрассудство помогло ему оказаться здесь, когда несколькими днями ранее отряды выдвинулись в поход, а он последовал за ними, как шпион, потому что его отказывались отпускать в бой из-за ран.       «Если Вы там умрёте, — сказала Вэнь Цин пустым голосом, — то это будет только Ваша вина», а потом отошла с дороги и позволила Ванцзи покинуть павильон незаметно для других. У каждого в этой войне были свои цели, свои чувства и раны, а раны Вэнь Цин оказались так похожи на раны Ванцзи, что она не могла поступить иначе. Он пообещал ей, приложив руку к сердцу, сделать всё, чтобы защитить её семью в дальнейшем. Дева вряд ли поверила его словам, медленно прикрывая глаза и издавая вздох, словно с ним душа покидала её тело, словно очередной долг обременял её хрупкие плечи непосильным грузом, а она не понимала, чем заслужила эти гнев и милость Небес к себе и всем своим близким.       Безрассудство сделало его таким: страждущим, отчаянным до того, чтобы помочь использовать Тёмную технику и позволить Тьме войти в его душу, когда Вэй Ин появился буквально из воздуха, словно сотканный из дыма и горечи призрак, а потом улыбнулся, одной искрой из своих глаз распалив в Ванцзи костёр, который мог бы поглотить весь Безночный город, камня на камне от него не оставив.       Безрассудство — главная черта Вэй Ина, и если Ванцзи чему-то у него научился, то именно тому, чтобы действовать, не зная наперёд, есть ли в этом какой-нибудь смысл, слепо повинуясь внутреннему чувству, что похоже на глупого демона, бросающего голые кости в надежде на удачу, поставив на бросок всё, что есть у него в этой жизни.       И мелодия лилась так легко и естественно, будто всё прошлое было только подготовкой к этому моменту, когда на кон поставлено всё, даже то, чем Ванцзи никогда не обладал и не мог бы, а он как круглый дурак восхищался, как же правильно его цинь и флейта Вэй Ина звучат вместе, сливаясь в одно, в единую музыку, в которой чувств ровно столько же, сколько злобы в этом тёмном тумане, за пределами которого видеть становилось всё тяжелее. Оттуда, из-за границ построения четырех мужчин, доносилась целая какофония звуков, голосов, криков. — Что происходит? — Почему они перестали нападать? — Демоны! Демоны!       А потом грянул гром, от которого почва под ногами зашевелилась, как волны на бурной воде, собрав небо и землю в одно сплошное месиво из чёрного и красного.       А Ванцзи, как круглый дурак, восхищался, как сильно этот чёрный и красный похожи на трепещущую алую ленту в волосах Вэй Ина, пока он бежал навстречу ветру и смеялся, исполненный радости чему-то, что только ему одному понятно, находя веселье там, где его отродясь быть не может.       Туман расступился, на ступенях Знойного Дворца показалась фигура в огненном одеянии, испуская ауру злобы на десятки ли во все стороны. От противодействия двух сил часть мертвецов попадали наземь, точно осенние листья, а другая часть заметалась в стороны, словно ослепнув.       Верховный заклинатель Вэнь Жохань вскинул руки к небу и оттуда, где он стоял, в воздух метнулись кружащиеся вихрем обломки Иньской Печати, излучающие затаённую злобу стрелами Тёмной энергии. Вид у Вэнь Жоханя был почти поражённый с его округлившимися безумными глазами, мечущимися по жаркому ветру волосами и полами одежд, словно он паниковал — так внезапно переменился ход почти выигранного им сражения. Теперь, годы спустя после Аннигиляции Солнца, что он пережил в прошлом, Ванцзи мог сказать точно, каково это знать, что победа и следующее за ней облегчение растворяются, утекая прямо сквозь сжатые в кулак пальцы. Он видел и понимал чувства Вэнь Жоханя, а потому сам мог вдохнуть полной грудью. Пока один мечется в страхе, упуская свой шанс, другой забирает себе его силу и упивается ею, как своей собственной — это и есть тот последний шаг, который стороне бунтовщиков нужно сделать, чтобы Солнце обрушилось и погасло у их ног. Видя, как беспокойно мечется Вэнь Жохань, каждый воин внизу ощутил прилив сил, переступая невидимую грань между победой и поражением.       Заиграв ещё более нетерпеливую и скорую мелодию, Вэй Ин оттолкнулся ногами от земли, взмыл в воздух и помчался прямиком к угасающему Солнцу. Меч, что стал совсем неразличим в клубах Тьмы, направился за ним, а Ванцзи мог только следовать позади, чтобы поддерживать тот уровень гармонии энергии, которого им удалось достичь за это короткое время. Он чувствовал, как в спину его провожают взгляды сотен, тысяч людей, адептов ордена Лань и особенно — брата, дяди и отца, который присоединился к кампании лично в самый последний момент. В этих взглядах намешалось так много всего от надежды до осуждения, не разобрать, где что сокрылось, в то время как сам Ванцзи видел только спину Вэй Ина перед собой и то, как он встал на навершие статуи, не прекращая играть, а Печать, что исполняла под облаками свой танец, вдруг стала к нему приближаться, точно увидела старого друга, точно духовное оружие отзывалось на зов своего истинного владельца. Между Вэнь Жоханем и Вэй Ином там, наверху, завязалась какая-то словесная перепалка, Ванцзи не мог разобрать из-за шума вокруг, однако был готов в любую секунду сорваться вперёд и пресечь любую попытку Верховного заклинателя навредить Вэй Ину.       Ему не верилось, что это происходило снова, Ванцзи даже подумал, не провалился ли он в свою память. Из груди Вэнь Жоханя показался наконечник меча, окрашенный кровью; Верховный заклинатель скосил на него взгляд, раскрыв рот в безмолвном крике, и ровно в то мгновение, когда Вэй Ин схватил обломки Иньской Печати, сокрытый за спиной Вэнь Жоханя убийца рванул оружие в сторону, разрубая сердце на части, и тот упал на колени, глядя широко раскрытыми глазами на то, как Вэй Ин отдаёт приказание марионеткам немедленно уничтожить всех Вэней, что остались на поле брани, а потом прыгает вниз, где Мэн Яо, он же в будущем Цзинь Гуанъяо, вынимает из тела Вэнь Жоханя меч, а потом вонзает его снова, когда враг падает на спину, пока тот не перестаёт хвататься за жизнь, а его взгляд стекленеет.       Второй раз над Знойным Дворцом грянул гром, от которого почва под ногами зашевелилась, как волны на бурной воде, разогнав небо и землю на их положенные природой места — то ликуют воины, своими глазами узревшие падение Солнца.

***

      Во всём разнообразии шумов Вэй Усянь неожиданно почувствовал себя потерянным; так, будто он просто проходил мимо по чистой случайности, всего лишь оказался не в том месте и не в то время. Бессмысленно было отрицать — в прошлом это чувство тоже посещало его, притом неоднократно. Он выпрямил спину, сделал глубокий вдох, а потом согнулся пополам из-за внезапной судороги, схватившей грудь, словно его рёбра сжались, как сетка для ловли рыбы, которую Вэй Усянь частенько носил наперевес, хвастаясь богатым уловом перед рыбаками на мостках близ Пристани Лотоса, а затем обменивал рыбу на вино для себя или сладости для шицзе. Вэй Усянь выплюнул дурную кровь, закашлялся и плюнул ещё раз. Рядом с ним Мэн Яо протирал лезвие своего гибкого меча о подол кланового одеяния Вэнь. — Господин Вэй, — медленно произнёс юноша, внимательно осматривая результат своей работы, — признаться честно, я долго колебался. Выглядело все это мероприятие весьма безнадёжно.       Усмехнувшись, Вэй Усянь разогнулся, встретил взгляд Мэн Яо своим и не смог обнаружить в больших, как у молодого оленя, глазах и намёка на лукавство. — Что заставило Вас передумать?       Мэн Яо на это пожал плечами, улыбнулся уголком губ, с одной стороны его лица на щеке образовалась ямочка, та самая, что вмиг делала его облик по-детски невинным. Ответ напрашивался сам собой: Мэн Яо впечатлила Тёмная техника Вэй Усяня. Надо бы намекнуть, подумал он, что обучать ей он никого не планирует. — В любом случае, — промурлыкал Мэн Яо, складывая руки для поклона, — поздравляю с успешным завершением кампании. Вы… нет, мы победили.       Из его уст, почему-то, эти слова радостными Вэй Усяню не показались. Наконец-то он решился повернуться лицом к полю битвы. Воины внизу кричали, пиная трупы Вэньских заклинателей, сверкали лезвия мечей, взмывали в небеса сигнальные фейерверки всех присутствующих на поле кланов, оповещающие об окончании сражения. По ступеням уже поднимались Главы Великих орденов. — А-Сянь, — первым около юношей оказался дядюшка Цзян. Он сильно похудел, посерел лицом и, если Вэй Усяню не показалось, в тугой прическе прибавилось седин, но его влажные глаза улыбались, а губы дрожали, как будто он хотел что-то сказать, но не мог подобрать слов. В конце концов он разрушил расстояние между собой и Первым учеником одним широким шагом и сгреб Вэй Усяня в объятия, похожие на те, что дарил ему в детстве, если маленький А-Сянь до слёз пугался собак, встретившихся на рынке в Юньмэне. — Мэн Яо, — где-то за спиной Главы Цзян прошипел недовольно Не Минцзюэ, надвигаясь на старого знакомого.       Всё иначе, думал Вэй Усянь, пока дядюшка Цзян прижимал его к груди, крепко сцепив руки на его лопатках, но надолго ли, сможет ли он оправдаться, защитить Вэней и бросить Тёмное искусство, переступив через гордость. — Печать? — Чифэнь-цзюня от Мэн Яо буквально оттащил Цзэу-цзюнь, обещая ему разобраться позднее. — Прошу, — Вэй Усянь нехотя покинул объятия и вручил Не Минцзюэ главный источник всех бед последних месяцев. Кажется, Глава Не удивился тому, с какой лёгкостью Вэй Усянь передал артефакт, но тот лишь дёрнул плечами, для верности отталкивая его раскрытой ладонью подальше от себя, — я не уверен, но где-то в миру ещё существует не найденный Вэнь Жоханем осколок. — Откуда Вам это известно? — вмешался в разговор Цзэу-Цзюнь. Он расслабленно улыбался, глядя на Вэй Усяня, и тот подумал, что наверняка мягкосердечный Первый Нефрит тревожился за него всё это время. — Скажем, в заточении я заделался учителем для одного парнишки… — после своих слов Вэй Усянь внимательно осмотрел толпу внизу. Сюэ Яна он заметил почти сразу же, тот стоял, подбоченившись одной рукой, другой же держал переброшенный через плечо меч, и его лицо полосовала улыбка человека, удовлетворившего жажду крови сполна, на вид такая же жуткая, как и на слух. Поймав его взгляд, Сюэ Ян подмигнул одним глазом и отвернулся, словно ища кого-то поблизости, но Вэй Усянь больше на него не смотрел, взглядом зацепившись за Лань Ванцзи, что смотрел прямо на него, по-прежнему держа в руках гуцинь и то делая порыв податься вперёд, то оступаясь на шаг назад в нерешительности, — прошу меня простить, — улыбнулся Вэй Усянь и отправился прямиком к нему.       Вопреки его ожиданиям, от победы не чувствовалось ровно никакого облегчения, он знал, что впереди предстоит долгий путь разбирательств, пересудов и тяжёлых решений, в которых его голос будет тих, как пение птенца на вершине высокого дерева, однако теперь ему верилось, что в любой момент он сможет опереться на чужую крепкую спину своей, и этого будет достаточно, чтобы поверить в лучший исход любой надвигающейся беды. — Лань Чжань, — достигнув конца ступеней, Вэй Усянь замер в нескольких шагах от Ханьгуан-цзюня, встречая его взгляд глаза в глаза, и слыша как подводит собственный голос из ниоткуда взявшейся неловкостью. — Вэй Ин, — голос Лань Ванцзи дрогнул так же, и тогда Вэй Усянь, не думая более ни секунды, сорвался с места и налетел на него, широко раскрыв руки. Лань Ванцзи едва успел убрать гуцинь мановением ладони, чтобы принять его в свои объятия, окутав Вэй Усяня широкими рукавами своих одежд и ароматом сандалового дерева, который, думалось Вэй Усяню, давно пропитал его кожу. Обхватив шею Лань Ванцзи обеими руками, Вэй Усянь зарылся лицом в его волосы, аккуратно разложенные по широким плечам, растворяясь от ощущения окутывающих его талию желанных рук, как сладкий сироп в тёплой воде. — Лань Чжань, — всё, что смог прошептать Вэй Усянь, прижимаясь носом в изгиб между шеей и плечом Лань Ванцзи. — Вэй Ин, — всё, что смог прошептать Лань Ванцзи, опуская голову на плечо Вэй Усяня.

***

      Собранный в Главном зале Знойного Дворца Совет поражал своей пышностью всех, кроме, разве что, Вэй Усяня и Лань Ванцзи. Те, поскольку уже видели данное зрелище, увлечены были только друг другом, бросая безмолвные взгляды через разделяющее их кланы пространство. Знамёна Вэнь, сваленные в одну кучу, как ненужные тряпки, вызывали в людях вокруг ребяческий восторг, вино лилось, как лилась кровь всего несколько часов назад, пахло разнообразными блюдами, пóтом и облегчением. Счастьем, почти что счастьем.       Занимая своё место между Цзян Чэном и Главой Цзян, Вэй Усянь обводил кончиком пальца горлышко глиняного сосуда с вином — не «Улыбка Императора», но после месячного заточения вполне достаточно, чтобы утолить жажду — и бесстыдно глядел на общающегося с Цзэу-цзюнем Лань Ванцзи, ожидая, пока тот почувствует его взгляд на себе и посмотрит в ответ, скрывая возникшую в его сердце неловкость после их прилюдного проявления чувств прямо посреди толпы заклинателей, только что сразивших Солнце с вершины Небес. Тогда их прервал Цзян Чэн, нарисовавшийся со своими пылкими речами, буквально вырвавший Вэй Усяня из рук Лань Ванцзи и увлёкший в свои объятия. Вэй Усянь не был против, он тоже скучал по шиди. И только там он понял, что на самом деле здесь может быть счастлив, пока люди, вокруг которых вертелся его собственный мир, могли по очереди обнимать его, хныкать на ухо: «Чертов Вэй Усянь, я чуть с ума не сошел!» и смотреть на его лицо с такой нежностью, от которой щемило сердце. С остальным можно подождать. Вэй Усянь заслужил небольшой отдых. — Так же хотелось бы затронуть вопрос о военнопленных, — со своего места вдруг поднялся Цзэу-цзюнь, и внимание всех присутствующих переключилось на него.       Вэй Усянь сразу напрягся, сведя к переносице брови и затаив дыхание — ещё одна проблема, без решения которой он не сможет спать с чистой совестью. — Я думаю было бы справедливо отметить, что большинство пленённых Вэней не являются заклинателями, — Цзэу-цзюнь по очереди осматривал Глав орденов, те кивали, не понимая, к чему он ведет, но выражая искреннюю заинтересованность. — Вэньские псы есть Вэньские псы! — фыркнул со своего места Чифэнь-цзюнь, на что получил от Лань Сичэня только слабую усталую улыбку.       Такое встречалось в заклинательском мире крайне редко, но в ходе Аннигиляции Солнца Цинхэн-Цзюнь, будучи в трезвом уме и здравой памяти, добровольно покинул пост Главы ордена и передал его старшему сыну. Это произошло без постороннего вмешательства на внутриклановом Совете в Облачных Глубинах, остальные Главы приняли решение Цинхэн-Цзюня скептически, однако отвергнуть его не имели права. Сейчас бывший Глава восседал в стороне от сыновей рядом с Лань Цижэнем, внимательно слушая речь Лань Сичэня. — Тем не менее, — вновь заговорил Цзэу-цзюнь, — среди них множество стариков и детей, не причастных к делам ордена, прошу принять это во внимание. Мы могли бы сослать их в изолированную деревню и занять домашним хозяйством, дабы избежать лишнего кровопролития.       Глаза Вэй Усяня округлились, как начищенные до блеска блюдца. Он безмолвно открывал и закрывал широко улыбающийся рот, готовый рассыпаться в благодарностях перед мудростью Цзэу-цзюня и его необъятной добротой. Лань Ванцзи заметил это и сам едва заметно улыбнулся. — Спасибо, — беззвучно сказал Вэй Усянь, на что и Лань Ванцзи, и обративший на него в этот момент свой взгляд Цзэу-цзюнь одновременно кивнули. — Я согласен с Главой Лань, — подал голос Цзян Фэнмянь, — нам не стоит проявлять лишнюю жестокость и марать руки в невинной крови, уподобляясь зверствам ордена Вэнь. Сестра и брат, лекари Вэнь, оказали значимую поддержку, спасали раненых и меня в том числе, когда я почти был сражён болезнью. Мы не можем проигнорировать этот жест с их стороны.       Вэнь Цин и Вэнь Нин не были пленными с самого начала, рассуждал Вэй Усянь, все их действия носили сугубо добровольный характер, и это может сыграть свою роль в спасении их жизней. Жизней их семьи: бабушки, Четвертого дядюшки, А-Юаня и многих других, кому просто не повезло родиться под знаком Солнца в век его заката. Опрокинув чарку вина, Вэй Усянь совсем иначе взглянул на его вкус: оно и было таким сладким?       В обсуждении он не участвовал, да и слушал вполуха. После долгого заточения в темноте и тишине слишком много свалилось на Вэй Усяня сразу, он путался в своих ощущениях и эмоциях, а оказавшись в гуще событий чувствовал растерянность. Поэтому к моменту окончания официальной части он клевал носом, а как только она закончилась, одним из первых покинул своё место и направился к выходу — свежий воздух, вот что ему нужно после душного зала, плотной трапезы и трёх сосудов вина. Вэй Усянь медленно шагал по смотровой площадке, чуть покачиваясь из стороны в сторону от усталости, и думал, как бы ему поскорее оказаться в постели.       По завершении битвы воины отправились в лагерь, разбившись на несколько отрядов для удобства, чтобы привести себя в порядок и отдохнуть. Но даже после омовения и небольшого сна Вэй Усянь не был расслаблен, в его случае требовалось провести в кровати несколько дней, этого он сейчас очень хотел бы.       Юноша присел на ограждение, перебросил через него обе ноги и облокотился спиной о статую, устремив взор на яркое синее небо вдалеке, простирающееся над острыми скалами. В своем недавнем сне Вэй Усянь видел, как летел с одной из таких скал, и грешным делом подумал, что в нём вдруг открылся дар предсказания и он мог бы погибнуть в этой битве вот так, спрыгнув вниз на холодные камни. От этих мыслей сейчас он поёжился, как от холодного ветра, и натянул рукава ханьфу, чтобы те покрывали кончики пальцев. — Учитель?       Слышать Сюэ Яна без преграды из толстого камня было непривычно, видеть его, повернувшись вполоборота, прислонившегося к стене одним плечом и сложившим руки на груди, тем более. Вэй Усянь соврал бы, если бы сказал, что в какой-то момент пленения ему не показалось, что никакого «ученика» за стеной никогда не было и он сам его придумал, чтобы не помереть со скуки. — Сюэ Ян, — отозвался Вэй Усянь и похлопал ладонью по месту рядом с собой, — где ты был? Я не видел тебя в Главном Зале.       Какое-то время Сюэ Ян молча смотрел то на него, то на ограждение, размышляя, стоит ли ему приближаться, но потом всё же сдвинулся с места и сел, подогнув под себя ногу. Юноша выглядел удручённым, от былой кровожадности ничего не осталось — он тоже устал. Неизвестно, как долго он сам провёл в темнице и как на него повлияло такое масштабное сражение, Вэй Усянь не успел изучить его как следует. Он подумал, что Сюэ Ян действительно еще совсем дитя ниже Вэй Усяня и уже в плечах с лицом, только начинающим приобретать заострённые формы, и оттого его взгляд, холодный и отчуждённый, нагонял на «учителя» тоску. Каким жестоким может быть мир, в котором таким талантливым юнцам достается такая жизнь. — А я должен был быть там? — Неуверенно спросил Сюэ Ян, поведя бровью. — Конечно, — Вэй Усянь опешил, — как и все воины. — Но я не воин, — перебил его Сюэ Ян, голос его стал напряжённее, будто юноша из обороны собирался перейти в нападение, — я всего лишь босяк, помни это, Учитель Вэй.       Ну точно, рассудил Вэй Усянь. Он звонко хлопнул себя по коленке, потом эту же руку положил на плечо Сюэ Яна, тут же насторожившегося, словно он боялся, что его просто переместят из одной темницы в другую. Однако что-то подсказывало, что страх этому молодому человеку был чужд, но готовность драться никогда не отступала. — И тебя это устраивает? — Вэй Усянь заглянул в его лицо и, получив в ответ неловкое движение головой из стороны в сторону, удовлетворённо кивнул, изобразив улыбку, как если бы разговаривал с капризным малышом. — Я уже говорил тебе, что смогу помочь. Если ты сам этого захочешь.       К его удивлению, Сюэ Ян издал невесёлый смешок и опять покачал головой. — Нельзя помочь всем, Учитель Вэй, кто-то может воспользоваться твоей добротой, — с этими словами в его глазах загорелся какой-то недобрый огонёк, как бы в подтверждение, но Вэй Усянь чувствовал, что юноша не мог поступить с ним подобным образом. Всё, что ему нужно, был убежден Вэй Усянь, увидеть другую сторону мира, ту в которой не нужно только бить и бежать, а можно спокойно смотреть на облака и объедаться сливами, если душа того просит, а потом забавляться в пруду и не переживать, что с берега унесут его одежду, а потом ещё и придется добывать еду, выполняя сомнительные поручения за жалкие гроши, которых едва ли хватит на ужин и ночлег. Не принадлежа к клану и даже к обычной человеческой семье, Сюэ Ян учился всему самостоятельно; вряд ли он умел читать и писать, а из радостей жизни получал только крошки. Что для одних было незаметной обыденностью, для Сюэ Яна — непозволительной роскошью. Душа Вэй Усяня ныла от желания это изменить. Именно такие люди, уверен Вэй Усянь, способны по-настоящему ценить чужую доброту и ни за что не оставят её безответной. — Я не собираюсь преподносить тебе золотые слитки, Сюэ Ян, — вздохнул он, убирая руку и чеша ею свой затылок, — всего лишь замолвлю словечко перед Главой ордена, а примут тебя или нет зависит только от твоего желания изменить свой статус.       В ответ ему досталось задумчивое «мгм», и Вэй Усянь усмехнулся, но остался удовлетворен. Сюэ Ян подумает об этом и точно примет верное решение.

***

— В Гусу?! — Цзян Чэн подбоченился, всем видом выражая своё недовольство затеей шисюна. — Зачем? Соскучился по трём тысячам правил и пресной похлёбке? — шиди искривил брови, потоптывая одной ногой. — Ты мог хотя бы навестить шицзе для начала.       Их перепалка продолжалась уже час с тех самых пор, как Вэй Усянь с порога объявил о своём намерении отправиться в Юньшэн вместе с отрядом Гусу Лань. Его туда, грубо говоря, никто официально не приглашал, хотя, если тяжёлые долгие взгляды Лань Ванцзи можно считать за приглашение, то да, его приглашали. Настойчиво, каждый раз, как юноши пересекались в лагере, бродя между палатками бессонными ночами. Из-за всей этой суматохи они ни разу не поговорили по-человечески, так что обоим оставалось только ждать подходящего случая, а пока приходилось ограничиваться парой общих фраз и переглядываниями над чужими снующими туда-сюда головами. — Если я её увижу, то больше не смогу уехать, — покачал головой Вэй Усянь. Он крутил между пальцев флейту, что получил от Цзян Чэна, — только в Гусу есть Холодный Источник, ты сам знаешь, на каком высоком уровне находятся их медитативные техники. В Юньмэне у меня не получится привести себя в порядок так же быстро и качественно, как там.       Это было большей частью правды. Другой же, отрицать бессмысленно, то, что Вэй Усянь всё ещё не поговорил с Лань Ванцзи, а данное самому себе обещание начинало давить на плечи ощутимым грузом. Ему нужно очистить душу, открыть сердце, чтобы вернуться домой тем человеком, который не заставит за себя переживать. — Присмотри за Сюэ Яном для меня, ладно?       Цзян Чэн долго молчал, скуксив лицо, а потом забормотал себе под нос что-то невнятное, Вэй Усянь разобрал только: «Вот ещё, подбирает всяких оборванцев, а потом скидывает их на других» и «В ордене дел невпроворот, а ему приспичило исцеляться, тьфу!», а потом шиди глубоко вздохнул и сказал уже громче: — Как вернёшься, сам будешь отчитываться перед сестрой.       О дядюшке Цзян и госпоже Юй Цзян Чэн не обмолвился, один уже принял затею ученика и дал на неё своё согласие, а другой в любом случае будет только легче, если Вэй Усянь ещё какое-то время не появится в поле её зрения — она ещё не готова перенести известия о его «выходках» на поле боя так, чтобы не всыпать ученику парочку звонких оплеух. Впрочем, сомневаться в том, что Вэй Усянь так или иначе их получит, он не смел.       Его губы тронула улыбка. — Проследи, чтобы она не вышла замуж до моего возвращения. — А может мне для тебя ещё императорские покои отстроить? — съязвил Цзян Чэн. Он морщился от одной идеи, что родители и сама Яньли с радостью возобновили договор о помолвке. — Если у тебя найдётся лишняя минутка, то я не отказался бы от золотой кровати и стёганого одеяла из гусиного пуха, — со смехом ответил Вэй Усянь и гордо выстоял от крепкого удара в плечо, а потом ещё одного — под рёбра.       Это решение Вэй Усянь принял отнюдь не спонтанно и вовсе не на поводу у чувств. Он понимал — Тьма плотно засела в его душе, и если не принять меры, то всё в итоге вернётся к тому, что он имел в прошлом. К тому же, Лань Ванцзи тоже поддался её влиянию, как только вклинился в мелодию Вэй Усяня и помог ему повелевать энергией, а такое без последствий не проходит. Оставалось только надеяться, что Вэй Усяня теперь вообще пустят на порог Облачных Глубин, после того-то, как он допустил опорочение кристально-чистой души Второго Нефрита.       А злость Цзян Чэна… можно ли было когда-нибудь относиться к ней серьёзно? Он переживал, пусть и по-своему, а теперь вынужден вновь расстаться с шисюном, который только-только вернулся обратно. Ничего, утешал себя Вэй Усянь, у наследника Цзянов будет достаточно дел и без него. В любом случае, убеждать Вэй Усяня было бесполезно, поэтому Цзян Чэн стоял, насупившись, пока Главы орденов прощались. — Цзэу-цзюнь, — поклонился Цзян Фэнмянь, — мы проследим, чтобы договорённость касательно выживших Вэней была исполнена.       Ещё одна причина, по которой Вэй Усянь мог уйти с чистой совестью — Вэни будут в порядке, дядюшка Цзян уж точно не дал бы их в обиду, не после того, как они так много сделали. — Благодарю Вас, Глава Цзян, — ответил Лань Сичэнь, возвращая поклон, — мы отправим людей в ближайшее время.       Пока Главы важничали между собой, Вэй Усянь боком подкрался к Лань Ванцзи, что вслушивался в беседу с крайне внимательным видом. — Лань Чжань, — прошептал Вэй Усянь, незаметно толкая Ванцзи плечом, — как хорошо всё сложилось, да? Даже не верится. — Слишком хорошо, — мгновенно отозвался Лань Ванцзи и повернул к нему взгляд, нахмурив брови. Было бы странно, если бы Лань Ванцзи так быстро принял все изменения с лёгкой душой. Для него было удивительным, как лишь пара деталей смогли в корне изменить ситуацию; на лице Лань Ванцзи читалась какая-то затаённая печаль. Возможно, он рассуждал, а быть может даже сожалел о том, что в прошлом, оказывается, для счастливого конца всей этой истории недоставало всего ничего. Что до Вэй Усяня, он просто позволял себе наслаждаться спокойствием, хотя внутренних тревог хватало и для него. Что тут говорить, от одного вида обеспокоенного Ванцзи он сам становился нервозным, а потому поторопился нацепить широкую улыбку, как будто Ханьгуан-цзюнь вообще способен ею от него заразиться. Взглядом Вэй Усянь отыскал в строю заклинателей Юньмэн Цзян своего «ученика». Тот смотрел прямо перед собой, словно всё ещё ведя внутреннюю борьбу и размышлял, стоит ли ему прямо сейчас скрыться из виду и продолжить жить старой жизнью. Вэй Усянь доверял ему достаточно, чтобы не поверить в это, и отвёл взгляд. — Идем? — Вэй Ин? — Лань Ванцзи приоткрыл рот и закрыл его обратно, — ты идёшь с нами?       О своей затее отправиться в Гусу Вэй Усянь сообщил только Цзэу-цзюню. Тот его конечно же поддержал, а на просьбу попридержать это в тайне от Ванцзи сдержанно улыбнулся и кивнул, согласившись немного подыграть Первому ученику Юньмэн Цзян. — Да, Лань Чжань, я пойду в Гусу с тобой.       Быть может, это солнечный свет причудливо отразился в глазах Лань Ванцзи в этот самый момент, однако Вэй Усянь готов был поклясться, что увидел в них блестящую влагу.

***

Не забуду Прохладны ночи в глубине облаков, под яркой луной ветер ласкает сердце.

      Разумеется, Вэй Усяню было известно, как сильно в ордене Лань из Гусу не любят перемен, но он и догадываться не мог, что вернётся по истечению времени в ничем не изменившуюся Резиденцию, которую, стоит ли напоминать, здорово помяло нападением. Он присутствовал здесь в то время и уже тогда мог заподозрить, что скорее всего адепты просто вернут всё на свои места, но если серьёзно, всё, абсолютно всё было точно так же, как и в пору его здесь обучения. Даже доски на мостках и перегородках; он подумал даже, что найдет здесь оставленные собой же зазубрины под мостиком, где дремал время от времени и засекал время от начала занятия до конца, чтобы в будущем знать, в какое время старейшины будут слишком заняты, чтобы поймать его за попыткой пробраться за стену.       Делегация в полном составе вошла в Облачные Глубины поздним вечером, времени оставалось аккурат на омовение и подготовку ко сну, но Вэй Усянь был как никогда бодр. Он послушно следовал за Лань Ванцзи, невольно подслушивая его разговор с братом. Тот, впрочем, не содержал ничего интересного — всего-то планы на ближайшие дни и особое расписание для Лань Ванцзи и его гостя: прослушивание песен «Очищения», медитации и Холодный Источник два раза в день, а там уже как пойдёт. Вэй Усянь надеялся, что Лань Ванцзи больше и не понадобится, чтобы полностью исцелиться, но сначала он должен был принять наказание, а это уже становилось проблемой. Он не видел вины Лань Ванцзи и запротестовал: — Это я должен быть наказан! — топая ногой по рассыпчатой гальке.       Цзэу-цзюнь стойко вытерпел его истерику, всего лишь раз прыснув в свой рукав несдержанным смешком. — Молодой господин Вэй, Вы не принадлежите к нашему ордену и не проходите здесь обучение, у нас нет права наказывать Вас. — Лань Чжань! — воззвал Вэй Усянь, надеясь, что хоть у него найдёт поддержку, а тот взял да и согласился со словами брата. — Это было моё решение, я понесу наказание.       О характере этого самого наказания не сказали ни слова.       Так Вэй Усянь остался один недовольно расхаживать по своим гостевым покоям, пока с Лань Ванцзи неизвестно что делали там, за закрытыми воротами в Храме Предков. Он долго мерил комнату шагами, расправлял и заправлял постель, омылся, лёг, встал, размялся, а прошло не больше часа. Зло взлохматив волосы, Вэй Усянь выругал весь этот орден и каждое его отдельное правило и потихонечку прокрался на улицу, не прекращая бурчать себе под нос. Успокоился он только тогда, когда достиг домика, что был на полпути к кроличьей поляне. Остановился у оградки, тяжко вздохнув, попытался представить себе маленьких Нефритов, бродящих в цветах под улюлюканье матери. Какими они были? Озорными малышами, с любопытством познающими мир, или же почтительными учениками, занятыми чтением свитков на свежем воздухе и познающими искусство меча с деревянными игрушечными копьями? — Молодой господин Вэй?       Пребывая в полёте фантазии, Вэй Усянь не заметил, как к нему тихо подошли сзади.       Цзэу-цзюнь обошёл его, заглянул в лицо. — Лань Чжань? — спросил Вэй Усянь тихо, в душе молясь, чтобы наказание Ханьгуан-цзюня всё-таки миновало и старик Лань ограничился, скажем, воспитательной беседой или каким-нибудь переписыванием древних трактатов, стоя на руках, голове или какую глупость он ещё мог бы придумать.       Лицо Цзэу-цзюня осветила легкая улыбка. Стоя в лунном свете в расшитом серебром одеянии, Лань Сичэнь выглядел ещё моложе своих лет, примерно на один с Вэй Усянем возраст. Он держал в руках свою сяо, чей белоснежный корпус точно светился, собирая звёздное сияние и возвращая его сиянием собственным. — Он в порядке, — заверил Лань Сичэнь и отвернулся лицом к домику, — здесь жила наша матушка, но Вам это и так известно, — он бросил на Вэй Усяня короткий знающий взгляд. Не спрашивал — утверждал, — её не стало, когда Ванцзи было шесть.       В тот раз Вэй Усяню не удалось раздобыть подробностей, он и не настаивал, не желая бередить старую рану, но видимо, Цзэу-цзюню необходимо было доверить кому-то эту историю. Возможно, именно Вэй Усяню, а может, он просто удачно подвернулся ему на пути.       Голос Лань Сичэня плавно сливался с шелестом листьев, стебли дремлющих на поляне цветов плавно покачивались, и Вэй Усяня так заворожила эта картина, что он ещё долго молчал по окончании повествования и очнулся, когда Цзэу-цзюнь поднес сяо к губам и разбавил ночную тишину мягким неторопливым пением инструмента. Мелодия вышла короткой; отстранив Лебин, Лань Сичэнь убрал её за спину и вздохнул. — Вы напоминаете мне её, молодой господин Вэй.       Больше они ни о чем не говорили: Вэй Усяню нечего было сказать (а если и было, то слова застряли в горле, как кусок пересохшей маньтоу) а Лань Сичэню — дополнить. Он оставил Вэй Усяня наедине с новым знанием, а тот стоял, уставившись на тёмные окна домика, пока Луна двигалась по небосводу, двигая тени от деревьев на белокаменной тропе. «— Вэй Ин, я рядом с тобой, я здесь. — Проваливай. — Я люблю тебя, Вэй Ин»       Пускай обычно Вэй Усянь свои сны не запоминал, именно этот оставался в памяти отчётливым, почти назойливым напоминанием, то и дело врываясь без спроса и почти обиженно бормоча: «Вспомни ты уже, сколько можно!». Вэй Усянь запутался, точно ли это было просто сном или и правда, сойдя с ума, он пропустил мимо себя событие, которое могло бы спасти его жизнь. Он продолжил свой путь с этими мыслями, но до кроличьей поляны так и не добрался, свернул в другом направлении, шагая почти наугад.       Спустившись по широким ступеням, Вэй Усянь глубоко вдохнул прохладный влажный воздух, залюбовался на мгновение голубыми бликами, что на берег и сырые камни бросала вода Холодного Источника. В прошлом он это место не любил: кто в здравом уме полезет в такую студёную воду? Теперь же впечатление было прямо противоположным, хоть от того не менее печальным. Он был ещё всего лишь бесплотной душой, витающей в воздухе, откликнувшись на призыв. Видел со стороны, как юный Вэй Усянь медитировал в холодной воде, как Ванцзи терпеливо играл «Призыв».       Видел, как Ванцзи ронял слёзы и те расходились кругами по гладкой поверхности, а потом та задрожала вокруг его тела. — Неужто по мне? — неосознанным шёпотом вырвалось из груди Вэй Усяня, когда он, миновав преграду из редких зарослей бамбука, наткнулся на одинокий силуэт, очерченный в ночном сумраке кромкой белесого света, застывший посреди источника в безжизненной позе. Вода тихо урчала на каменных уступах, поодаль в кустарниках пели сверчки, где-то среди листвы вспыхивали и снова гасли тельца неповоротливых светлячков.       Спина Лань Ванцзи, крепкая и широкая, была открыта для взора, смолянисто-чёрный полог волос аккуратно лежал на плече, открывая лучший обзор на рельефно очерченные мускулы. Подобравшись поближе, Вэй Усянь заметил ещё кое-что.       Наскоро скинув обувь и верхние одежды, он забрался в воду, игнорируя возражения своего тела, вмиг покрывшегося гусиной кожей. Воздух сжался в груди, вместо вздоха вышел сдавленный писк, Лань Ванцзи обернулся на шум, мгновенно насторожившись, а заметив, кого все-таки принесло сюда в такое время, нахмурился. — Лань Чжань, — Вэй Усянь опять всхлипнул, но уже по другой причине.       Лань Ванцзи встал к нему вполоборота. На груди, прямо над сердцем, сероватое очертание шрама добавило в уже и так истыканное к чертям сердце Вэй Усяня ещё одну стрелу, как будто мало было тех, что уже рвали его на куски, стоило ему увидеть неровные полосы такого же цвета на гладкой коже спины. Ожидая, пока Вэй Усянь приблизится, Лань Ванцзи не сводил с него взгляд, не шевелился, не дышал, только смотрел в глаза с такой тоской, словно видел впервые после многовековой разлуки. Вэй Усянь смотрел так же.       В этой части источника нет и никогда не было течения, однако Вэй Усяня несло бурным потоком, он едва касался ногами каменистого дна, торопился, как будто мог опоздать. Ему неизвестно, что на встречу с Лань Ванцзи опоздать просто невозможно, тот всегда будет ждать его и вечность ему не преграда.       Тогда Ванцзи мог только представлять его образ, теперь видел своими глазами, как Вэй Ин торопливо бредёт, неуклюже поскальзываясь и балансируя вытянутыми в стороны руками, погружаясь до талии. На его груди точно такой же след, как и у Ванцзи, так что ему точно известна его природа. К сожалению, Вэй Ин слишком умён, чтобы не понять такой очевидной вещи.       По мере его приближения воздух между ними накалялся, ледяная вода — закипала. Лань Ванцзи протянул руку, когда Вэй Ин поскользнулся вновь и почти плюхнулся лицом вперёд, а потом поймал его ладонь в свою и дёрнул. В мгновение, когда две обнаженные груди соприкоснулись, мир схлопнулся над головами мужчин. — Вэй Ин, — Ванцзи хотел отступить, боясь причинить неудобство внезапным тесным контактом, но Вэй Усянь прижался теснее, заглядывая в глаза. Небесные светила, как тусклые свечи в мутном бумажном фонаре там, где глаза Вэй Усяня смотрят в глаза Лань Ванцзи, вынимают из его тела юную душу, душу из прошлого, а потом в довесок и сердце, чтобы уронить его на дно к гладким камням задыхаться. Не от нехватки воздуха. От любви. — Мне нужно сказать тебе, — заговорил Вэй Усянь, не разрывая зрительного контакта, не моргая, едва шевеля бледными губами, — делай с этим, что заблагорассудится, Лань Чжань, только послушай, что я скажу тебе, послушай всё до конца, хорошо? — он осёкся. На то, чтобы произнести эти фразы, у Вэй Усяня ушла вся припасённая смелость, на продолжение её не хватало, Лань Ванцзи смотрел на него так, что щемило в груди, пальцы на ногах поджимались и трепетали, трепетали, трепетали сердце, душа, рассудок, ресницы от подступающих слёз, ветви деревьев и тонкие стебли бамбука.       Ладонь Лань Ванцзи, сцепленная с ладонью Вэй Усяня, прижалась между ними, пальцы крепко сжимали друг друга, цеплялись. Свободной рукой Лань Ванцзи потянулся к лицу Вэй Усяня, убрал налипшие волосы со лба, завёл за ухо непослушную прядь. Влага, что держалась за нижние ресницы Вэй Усяня, сорвалась вниз по щекам. » Вэй Ин, я рядом с тобой, я здесь. Я люблю тебя, Вэй Ин» — Я дурак, я такой дурак, — Вэй Усянь замотал головой из стороны в сторону; Лань Ванцзи не убирал от его лица своей руки, и Вэй Усянь прильнул к ней, беззвучно плача, набираясь сил, чтобы продолжить говорить. Удивительно, с какой лёгкостью слова давались ему раньше по поводу и без и как тяжело стало говорить сейчас, когда это было больше всего необходимо, — моя память совсем слабая, но это не оправдание, — пальцы Ванцзи нежно ласкали его скулу, стирали слёзы со щеки, но бесполезно — новые всё текли и текли, — ты ведь тогда признался мне, правда? Мне не приснилось, ты правда признался мне в чувствах?       От его слов Лань Ванцзи замер, его руки крупно задрожали. Он поджал губы, болезненно вспоминая тот день, когда открыто вручил Вэй Усяню своё сердце, чувствуя глубоко внутри себя, что больше шанса ему не представится. Он и не надеялся, что Вэй Усянь когда-либо упомянет это, думал, что тот предпочтет молчать, не вороша между ними неловкости, что могла бы возникнуть, но вот он стоит, сжавшись до маленькой точки, и от стука его сердца по воде идёт рябь. — Прости меня, Лань Чжань, прости меня, — затараторил Вэй Усянь, — я и вправду забыл, как я мог забыть о чём-то настолько важном? А ты наверное всё понял иначе, подумал, будто бы я отверг тебя ещё в то время, наверное, ты уже и не любишь меня вовсе, но Лань Чжань… — он выдохся, произнося свою речь на одном-единственном вдохе, остановился, чтобы набрать воздух и снова начать говорить, в сердцах ругая проклятое тело и его дурацкие нужды, а Лань Ванцзи всё смотрел, приоткрыв в изумлении губы, а в глазах не было ни признака холода, только тёплый янтарь, жидкий мёд с чёрными жемчужинами зрачков и нежность, так много нежности, что она казалась вязкой, словно бы взгляд вообще можно потрогать. — Люблю, — впервые за всё это время раздался голос Лань Ванцзи в затянувшейся паузе, пока Вэй Усянь не мог надышаться.       Эта нежность стояла в горле, не успевала вся уместиться, текла по венам, по жилам, ласкала кости, каждый волос на голове, лилась через край расплавленым золотом. Точно такая же наполняла Ванцзи серебром всех звезд, что глаза Вэй Усяня похитили с неба. Нет, не похитили, сам себя осёк Лань Ванцзи. Небо само вручило их ему как самому достойному владельцу. — Лань Чжань, — проскулил Вэй Усянь, выдернул свою ладонь и бросился Лань Ванцзи на шею, зарылся пальцами во влажные волосы, уткнулся губами в плечо, — люблю, — нараспев повторил, — как же я тебя люблю.       Из груди Лань Ванцзи вырвался сдавленный хрип, Вэй Усянь захныкал, прижимаясь тесно, чтобы сердцем коснуться сердца напротив, показать наглядно, как оно заходится, вырываясь навстречу. Он отстранился, чтобы заглянуть в глаза, и губы дрогнули в улыбке: лицо Лань Ванцзи стало таким очаровательным со сведёнными бровями, влажными глазами и приоткрытыми в изумлении губами. Лёгкий румянец на острых скулах был заметен в полумраке, и Вэй Усяню ничего не хотелось так сильно, как коснуться губами его жара.       Словно почувствовав его мысли, а может увидев, как Вэй Усянь неосознанно приблизился, Лань Ванцзи подался вперёд. Их губы коснулись друг друга мягко, невинно, целомудренно, но стоило Вэй Усяню приоткрыть в изумлении рот, как в него протолкнулся горячий язык; весь воздух в теле сжался, покинул его через поры на коже, а глаза закатились в блаженстве под дрожащими ресницами. — Лань Чжань, — в короткой паузе прошептал Вэй Усянь, чтобы ворваться в поцелуй с новой силой и получить лёгкий укус за нижнюю губу. — Вэй Ин, — так же тихо ответил Лань Ванцзи, оглаживая крепкими ладонями его талию, считая пальцами выступы рёбер, особенно острые после долгого заточения. Весь Вэй Усянь в его руках сделался крошечным, почти невесомым, так что Лань Ванцзи мог с лёгкостью охватить всю его фигурку и прижать к себе, как ценное сокровище, а потом корпеть над ним, как дракон над своими богатствами.       Они целовались и плакали так долго, что пальцы на ногах онемели в ледяной воде, а губы опухли и покраснели. И правда, подумал Вэй Усянь, зарываясь рукой в волосы Лань Ванцзи и слегка оттягивая их назад, чтобы поцеловать соблазнительно трепещущий кадык, в ордене Гусу Лань лучшие медитативные техники.

***

      Они долго не покидали источников и впервые Вэй Усянь был не против торчать в студеной воде. Он прижимался к спине Лань Ванцзи грудью, очерчивал полосы шрамов кончиками пальцев, боясь, что его прикосновения могут причинить какую-то боль, а Ханьгуан-цзюнь медленно и глубоко дышал, изредка поворачивая голову вбок и касаясь губами ладони на своём плече. — Ты расскажешь мне? — спросил Вэй Усянь, ведя вниз по спине Лань Ванцзи раскрытой ладонью. — Об этих шрамах.       Повисло молчание. Лань Ванцзи предпочел бы не упоминать этой истории вообще, но и утаивать ответ на прямой вопрос он не мог. Тем более, если вопрос был от Вэй Усяня. — Конечно, — ответил он на выдохе, когда рука Вэй Усяня легла на его поясницу, а пальцы огладили ямочки над ягодицами, — позже. — Позже, — отозвался Вэй Усянь улыбающимся голосом, — меня устроит... Знаешь, Лань Чжань, — вновь заговорил он после недолгой тишины, — я так много думал обо всём, что случилось или не случилось и сколько всего ещё нужно сделать, что чувствую усталость.       Впервые он говорил об этом вслух, однако признаваться Лань Ванцзи не было страшно или стыдно. Он знал, что тот в любом случае будет рядом, что любую боль теперь они будут делить на двоих.       Ответа не последовало. Вместо этого Лань Ванцзи повернулся, кивнул, поджимая губы, и, нежно взяв ладонь Вэй Усяня в свою, повёл его к берегу, где обтёр и одел, пока возлюбленный послушно принимал заботу, а потом оделся сам и подбородком указал на темнеющую тропу. Мужчины шли в уютной тишине, держась за руки, наслаждаясь музыкой ночи и не смея её разрушать. Только когда перед ними показался дом госпожи Лань, Вэй Усянь сказал: — Спасибо.       И вопреки его ожиданиям после благодарности рука Лань Ванцзи сжалась крепче, как это бывает, когда он рассержен или расстроен. Вэй Усянь заглянул в его лицо с немым вопросом и довершил свою мысль: — Я больше не стану этого говорить, но должен сказать сейчас. Ты вернул меня и помог всё исправить, Лань Чжань, ты пустил Тьму в свою душу, потому что доверился мне. Я имею право быть благодарным и буду всегда, но все то, что я сказал тебе раньше… — он вздохнул, почесал кончик носа указательным пальцем свободной руки, неловко отведя взгляд на раскинувшееся перед взором поле горечавки, — большая ценность, — Вэй Усянь улыбнулся, почувствовав, как расслабилась хватка Лань Ванцзи, — это ты тогда имел в виду, верно? Я искренен в своих чувствах, Лань Чжань, лишь немного жалею, что не принял их раньше. — Ты не должен, — хрипло ответил Ванцзи, — жалеть. Ни о чём.       Вэй Усянь кивнул, возвращая свой взгляд к глазам Лань Ванцзи и улыбаясь, как прежде, чувствуя небывалое облегчение. Его принесли не медитация в Холодном Источнике и не откровения, а нежность и слабый изгиб улыбки на губах Лань Ванцзи. — Рядом с тобой сейчас мне больше не о чем жалеть, — согласился Вэй Усянь и продолжил идти, минуя домик и тяжесть на своём сердце. Она осталась позади среди острых скал, заплутавшая на скользкой тропинке.       В цзиньши не горели свечи. Лань Ванцзи отворил дверь, пропустил Вэй Усяня вперёд и бесшумно закрыл её, задержавшись на секунду, чтобы угомонить бурю эмоций внутри. Его терпеливо ждали, поэтому пришлось повернуться, и глазам предстала картина, от которой все прежние старания пошли прахом. Вэй Усянь ослабил пояс одеяния и оно сползло вниз, оголяя одно острое бледное плечо с обворожительной родинкой там, где особенно сильно выступает косточка ключицы; Вэй Усянь протянул руку, одними губами прося подойти, а Лань Ванцзи, как назло, остолбенел, не веря в реальность происходящего. Тогда Вэй Усянь подошел сам, зацепил его за пояс и притянул ближе, затем взял его руку в свою и положил ладонью на свою обнажённую кожу. Кожа Вэй Усяня суховатая, теплая, на ощупь похожая на дорогой шёлк, Лань Ванцзи огладил очертания ключицы и наклонился, приникая губами к этой самой родинке, а потом выпрямился снова и так же поцеловал родинку под нижней губой Вэй Усяня. Поцелованный удачей, теперь Вэй Усянь действительно в это верил.       Он обнял Лань Ванцзи за шею, на пробу сделал шаг назад, ещё и ещё один, когда за ним последовали, держа за талию, забираясь пальцами под запахи халата, прокладывая себе путь ещё ближе. Вэй Усянь не был так близок ни с кем, его сердце колотилось в груди, низ живота стягивало узлами, он ныл тягучей болью, что отдавалась ниже и растворялась под штанами мелкими колючими искорками. Когда колени Вэй Усяня столкнулись с постелью, он развернулся и усадил Лань Ванцзи, что не отрывал от него немигающего взгляда сияющих в темноте глаз, словно любовался ночным небом и это звёзды бросали на него своё отражение. Это было похоже на демоническое наваждение, желание касаться порождало колющую боль на кончиках пальцев, а не повиноваться этому казалось огромной ошибкой. Вэй Усянь толкнул Лань Ванцзи в грудь, и тот откинулся назад, руками упираясь в постель позади себя, а сам забрался ему на колени, поставив свои по бокам от его бёдер. — Лань Чжань, — он готов был повторять его имя тысячи тысяч раз, шёпотом, криком, нараспев или почти плача, благодаря всем сердцем тех, кто это имя придумал и наградил им самого превосходного человека на свете, — ты прекрасен, Лань Чжань.       Кончики ушей Лань Ванцзи загорелись, как бумажные фонари, и Вэй Усянь издал очарованный смешок, кладя свои руки на его плечи и прокрадываясь ими под ткань одеяния так, чтобы оно сползло и открыло обзор на крепкие мускулы, обтянутые белоснежной гладкой кожей. Лань Ванцзи повёл плечами, облегчая любимому задачу, на что тот удовлетворённо хмыкнул и поспешил прижаться поцелуем к ямочке между ключицами. Лань Ванцзи под ним крупно задрожал, издавая утробное рычание, как раненый зверь, и вцепился одной рукой в бедро Вэй Усяня, ведя ею вверх, задирая одежду, кусая уголок губ до тех пор, пока Вэй Усянь не прекратил осыпать поцелуями его шею и не прижался к губам, сразу же включая в поцелуй скользкий горячий язык. Несдержанно целуя, трогая Вэй Усяня по всему телу, Ванцзи опрокинул его на кровать и навис сверху, расположившись между его разведённых в стороны ног. Путаясь и раздражаясь от нетерпения, он развязал пояс одежд Вэй Усяня, и распахнул их в стороны и только тогда оторвался от губ и устремился вниз, целуя шею, грудь, вздымающуюся от тяжёлого дыхания, живот, в котором от возбуждения напряглась каждая мышца, пальцами колдуя над завязками штанов. — Л-лань Чжань, п-подожди, — еле выдавил из себя Вэй Усянь, из-за ласк окончательно потерявший рассудок, но его не слушали до тех пор, пока штаны не сползли прочь по согнутым в коленях ногам, выставляя всё тело и всё возбуждение Вэй Усяня напоказ. Он и думать не мог, что может так смущаться в постели, но его лицо горело, а грудь покрывалась алыми пятнами, пока Лань Ванцзи развязывал свой собственный пояс и слой за слоем снимал одеяния, буквально светясь во мраке комнаты своей белоснежностью. — П-постой, Лань Чжа…ах! — спина Вэй Усяня изогнулась неестественной дугой навстречу ладони Лань Ванцзи, нежно взявшейся за его возбуждение, заготовленные слова вылетели стоном из широко раскрытого рта, который Лань Ванцзи тут же накрыл своим, языком проталкивая ещё не сказанное обратно в горло, так что получалось только мычать и извиваться от ласки, содрогаясь каждым членом тела в наслаждении, которого раньше не познал. Вино, вкусная еда, охота на фазанов и любование красивыми девушками, всё вместе, помноженное на бесконечность, никогда не доставит такого же удовольствия, как жилистые сильные руки Лань Ванцзи — одна на члене Вэй Усяня, другая, погружённая в его нутро одним пальцем. — Я так люблю тебя, Лань Чжань, так люблю, обожаю, ты…ах! Невозможный, невероятный…       …И много-много других слов; Вэй Усянь лепетал, мечась по постели, кажется, до самого рассвета, пока Лань Ванцзи вытворял с ним все эти вещи, которые сам Вэй Усянь назвал бы непристойными, а уж в непристойностях, как он прежде наивно полагал, он точно знал толк. Они выдохлись, обрушившись на мятую и мокрую постель, Вэй Усянь подполз под бок Лань Ванцзи, уложив голову на тяжело вздымающейся груди. — Люблю тебя, — произнёс Лань Ванцзи, поцеловал Вэй Усяня в висок и провалился в сон прямо так, с губами, прижатыми к влажным от пота волосам. Время отбоя давно прошло, стояла глубокая ночь. Вэй Усянь провёл носом по груди Лань Ванцзи и тоже уснул таким спокойным и мирным сном, каким не спал никогда прежде.

***

Голос за дверью тихий, но такой настоящий. Наше воссоединение — реальность или просто сон?

      Кроме шуток, медитативные техники в Гусу по-настоящему невероятные. Прошло всего лишь около двух недель, а Вэй Усянь уже с гордостью размахивал мечом, используя собственные духовные силы. Надолго его не хватало, однако и такой результат прежде казался ему недостижимым. Суйбянь после столь неблагоприятного знакомства с Тёмной энергией долго капризничал, словно затаил на владельца обиду, но в итоге всё-таки поддался, и тогда дела Вэй Усяня пошли в гору. Ему обещали, что за год он сможет владеть и управлять энергией Золотого ядра на уровне старшего ученика, а ещё через один, если сохранит своё усердие, вернётся к своему прежнему уровню. С одной стороны, прогноз вышел удручающим — два года носить статус ученика! С другой, после ранения Золотого ядра и тесного контакта с Тьмой возможность вернуться к Пути Меча сама по себе была даром, учитывая, как Вэнь Цин пророчила ему десятки лет на реабилитацию, вспомнить страшно!       Вэй Усянь сделал глубокий вдох и развёл руки в стороны, вслушиваясь в исполняемую Цзэу-цзюнем мелодию, Лань Ванцзи напротив него в такой же позе давно был погружён в глубокую медитацию, ему это давалось куда легче, а вот неугомонному Вэй Усяню на приведение в порядок мыслей требовалась уйма времени.       У Лань Ванцзи дела обстояли намного лучше, его собственная духовная энергия была настолько сильна, что Тьме не за что было зацепиться. И душа его чиста, про себя восхищался Вэй Усянь, как ручей горного ледника, где вода сладкая на вкус и блестит на солнце, как истолчённые драгоценные камни.       Жизнь в Гусу за две недели «лечения» успела привыкнуться Вэй Усяню, пускай в её тягучую размеренность он ну никак не мог вписаться: ранние отбои, ранние подъёмы, безвкусная пища — всё это надоело до тошноты в горле, однако он терпел, сцепив зубы. На днях пришла весть из Юньмэна, гласящая, что освобожденные Вэни обосновались в брошенной во время войны деревеньке близ Илина. Та пострадала в битве, почти все жилые помещения были разрушены, а на земле под слоем пепла погибли ранние посевы, поэтому на восстановление требовались время и средства, которых у многих кланов было в обрез, значительные суммы ушли на вооружение и провизию, а Глава Цзинь упрямо отказывался вносить свою лепту в поддержку, как он считал, потенциальной угрозы. Всего нескольким людям была известна настоящая причина его негодования, вот они и не возмущались в его сторону с требованием внесения средств, только тихонько радовались, что смогли заткнуть его за пояс, когда надзор за Вэнями достался кланам Лань и Цзян. Отряд из последнего клана как раз собирался сменяться, поэтому весть содержала также приглашение Вэй Усяню присоединиться к процессии, если он «вообще намерен возвращаться домой и ещё не забыл, к какому ордену принадлежит» — эта часть точно вышла из-под пера Цзян Чэна. Домой хотелось и ничего он не забыл, но и уходить теперь тоже казалось неправильным, так что Вэй Усянь размышлял вот уже второй день, как ему грамотно поступить, чтобы удовлетворить всех. Дел-то было невпроворот и в ордене, и со своим здоровьем, и Вэней навестить не помешало бы, и с Лань Чжанем… — Молодой господин Вэй, чем Вы так озадачены? — Цзэу-цзюнь прекратил играть, любовно огладил струны гуциня, улыбнулся Вэй Усяню, на мгновение скосив взгляд в сторону брата.       Тот медитировал, погрузившись в себя, и вряд ли мог слышать, что происходит вокруг. — Я? А… — Вэй Усянь нервно дернул уголком губ, к щекам прилил жар.       Пусть Лань Ванцзи и не говорил ему об этом напрямую, но было очевидным, что Цзэу-цзюнь уже был в курсе их зарождающихся отношений, и Вэй Усяня это почему-то жутко смущало. Слишком стеснительным он стал после перерождения, совсем на себя не похожим. — Это из-за послания от Главы Цзян?       Глава ордена Гусу Лань с его особенным умением читать людей, как раскрытые книги, не переставал удивлять Вэй Усяня своей проницательностью. Обдумывая свой ответ, Вэй Усянь вздохнул, откинулся назад, опираясь руками в пол позади, и стал наблюдать за плавными движениями газовых занавесей, закреплённых под потолком. — Всё устроилось как нельзя хорошо, — продолжал Цзэу-цзюнь, поднимаясь со своего места и направляясь к чайному столику, — исходя из рассказа Ванцзи, я предполагал куда худший исход.       Да, и то что Цзэу-цзюнь осведомлён о прошлых промахах Вэй Усяня, жизнь последнему не облегчало. — Верно, — согласился Вэй Усянь, — я просто думаю, как мне лучше поступить, — он встал, поправил полы одежд и присоединился к Главе Лань, что уже расположился за приборами, плавно перебирая посуду и разливая отвар по пиалам, он явно настроился на разговор по душам, — не хотелось бы опять кого-нибудь подвести.       За последнее время он уже много раз произнёс то, чего раньше сказать не осмелился бы, и обнаружил удивительную вещь: оказывается, если высказывать свои тревоги, кто-то их выслушает, даст совет и облегчит ношу на сердце. — Молодой господин Вэй, простите мне мою бестактность, — Цзэу-цзюнь вновь смотрел на брата, держа пиалу в руках, сдвигая крышечкой чайные листья в сторону, — но Вы, так или иначе, никому и ничем не обязаны. Поймите меня правильно, Ванцзи… — он задумался, отвел взгляд от Ханьгуан-цзюня и теперь смотрел на Вэй Усяня с тем самым выражением лица, которое должно было бы что-то ему сказать, да вот только читать Вэй Усянь мог только одного из Нефритов, и Цзэу-цзюнь к сожалению им не был, — Ванцзи тяжело переносил ваши разлуки, но он так же понимает Вашу привязанность к дому и семье. Кроме того, ведь планируется свадьба Молодой госпожи Цзян? Уверен, Вы бы очень хотели принять участие в этом событии.       Свадьба шицзе была для Вэй Усяня отдельной темой для переживаний. Он так и не понял, как так вышло, что этот Цзинь-напыщенный павлин-Цзысюань самостоятельно осознал свои чувства и сделал первый шаг так скоро, а потому не успел к этому себя подготовить. Он-то думал — наивно надеялся! — что его драгоценная шицзе ещё какое-то время побудет только его с Цзян Чэном сестрой, а тут такие дела: не успели остыть поля сражений, как Цзинь Цзысюань заявил, что готов сыграть свадьбу сразу же, как завершатся устранения последствий войны, а шицзе взяла и согласилась, глядя на него так влюблённо, открыто и нежно, что у Вэй Усяня под сердцем заныло. — Вы как всегда правы, — улыбнулся Вэй Усянь, принял пиалу и сделал глоток.       Неслыханной наглостью было вот так распивать чай с Главой ордена, да только их связывало уже куда большее, чем просто статусы и титулы. Цзэу-цзюнь Вэй Усяню почти что семья, всё-таки кровный брат его избранника — до сих пор не верилось, хотя и об официальном закреплении его с Лань Ванцзи отношений пока даже речи не шло. Думая об этом, Вэй Усянь особенно развлекался, стоило ему представить реакцию дядюшки Цзян, госпожи Юй, и (храни Небеса его нервы) Цзян Чэна, тот уж точно поседеет раньше времени. Чего уж говорить о стороне клана Лань, старик Лань Цижэнь точно сляжет с несварением желудка на месяцок-другой. Вэй Усянь усмехнулся, чуть не разбрызгав набранный в рот чай, а потом всё-таки разбрызгал, когда напротив послышался такой же смешок: они точно подумали об одном и том же! — Я лишь хочу сказать, — тон Цзэу-цзюня стал серьёзным, — что Вам не нужно беспокоиться о таких вещах. Ваши медитации приносят успехи, Вы можете продолжать их самостоятельно, а держать здесь Вас никто не вправе. Главы продолжают ждать Ваших объяснений, но мы с Главой Цзян временно отвели их интерес. Главное, дать им понять, что Вы не представляете угрозы, и сейчас у нас для этого есть все основания. Печать надежно спрятана, ведутся обсуждения о способах её уничтожения. Угроза миновала, Молодой господин Вэй.       Беседы с Цзэу-цзюнем помогали Вэй Усяню ничуть не меньше, чем медитации. Он убедился, что смятенную душу очистить куда тяжелее, чем душу спокойную, а Глава Лань всегда с улыбкой принимал его желание поговорить или же, если чувствовал необходимость, но не видел инициативы, то сам начинал разговор. Два Нефрита были полными противоположностями друг друга, однако раз за разом Вэй Усянь улавливал проявляющиеся в мелочах сходства: как они держат край рукава, как едва заметно склоняют голову набок, когда затрудняются дать быстрый ответ, как водят взглядом, размышляя; из таких, казалось бы, незначительных деталей Вэй Усянь выделял главное — братья, выросшие вместе, были настолько близки на духовном уровне, что временами запутаться можно было не только в их внешности, но и в повадках. Поэтому Вэй Усяню с ним было комфортно; такой же близости с Цзян Чэном он за собой не замечал, но знал, тем не менее, что их связь проявлялась иначе, взять ту же флейту, что Вэй Усянь хранил как ценный подарок и не смел видоизменять, чтобы придать ей более опрятный вид — мысли о том, как Цзян Чэн кропотливо выискивал способ её изготовления, подбирал нужный стебель бамбука, а потом вырезал под покровом ночи при свете одного-единственного настольного фонаря, грела его сердце. Задушевных разговоров они никогда не водили и Вэй Усяню не терпелось это поскорее исправить. — Отдохните, Молодой господин Вэй, — отвлёк его Цзэу-цзюнь, — какое бы решение Вы ни приняли в итоге, мы с ним согласимся.       Разговаривая с Цзэу-цзюнем, Вэй Усянь сбрасывал с плеч огромный груз, это он понял ещё после своей первой ночи, проведенной в постели с Лань Ванцзи.       Тогда он проснулся наутро, ожидая пустоты на второй половине кровати, однако Лань Ванцзи всё ещё дремал, одну руку подложив под голову Вэй Усяня, а вторую держа поперёк его груди. В рассеянном солнечном свете, пробивающемся через тонкие ставни, Вэй Усянь разглядел на его губах слабую полуулыбку, залюбовался ею, заслушался тихим ровным дыханием, пульсом подаренного ему сердца и сам не сдержал улыбки. Слёзы радости просились на глаза и их пришлось утирать. Движение разбудило Лань Ванцзи, он медленно приоткрыл один глаз, а потом распахнул и второй, сон полностью рассеялся, будто Лань Ванцзи увидел перед собой чудовище, но он лишь растерянно промычал, воскрешая в памяти события ночи и убеждаясь в том, что они не были сновидением. — Ты проспал подъём, — улыбнулся Вэй Усянь, нежно отводя с лица Лань Ванцзи упавший поперёк лба локон волос, — будешь наказан.        Лань Ванцзи подался навстречу ленивой ласке, запечатлел поцелуй на запястье Вэй Усяня и согласно кивнул.       Вопреки ожиданиям Вэй Усяня, где он уже детально продумал каждую непристойность предстоящего «наказания», Лань Ванцзи заперся в библиотеке и переписывал философские трактаты до самого заката. Вэй Усянь потоптался под дверьми, разочаровался, что и по дереву влезть не получится, и ушёл в расстроенных чувствах. Тогда ему на пути и попался Цзэу-цзюнь, прохаживающийся между обновлённых построек в послеобеденном перерыве, а Вэй Усянь, недолго думая, завел разговор. Речь была лёгкой, они гуляли и гуляли, говоря обо всём сразу, как старые приятели. С тех пор Цзэу-цзюнь и стал для Вэй Усяня своеобразной духовной поддержкой, всё-таки обо многом с Лань Ванцзи он поговорить пока был не готов.       В конечном итоге, после перерыва на неспокойный сон, Вэй Усянь решил отправиться в Пристань Лотоса, перед этим заглянув в новое пристанище Вэней, чтобы окончательно убедиться в их безопасности. В тот же день он начал собираться: чтобы успеть, ему нужно было прибыть в деревеньку раньше, чем отряд Юньмэн Цзян будет готов её покинуть. К счастью, теперь он мог летать на мече и путь не должен был занять много времени. — Вэй Ин? — Лань Ванцзи приоткрыл створки дверей и застал возлюбленного, собирающего одежды и мелкие предметы быта в вещевой мешок. Он не брал много вещей, поэтому мешок был лёгким, запросто забрасывался на одно плечо. — Лань Чжань! — Вэй Усянь бросил своё занятие, подождал, пока Ванцзи закроет двери, а потом бросился ему на шею и поприветствовал долгим влажным поцелуем. Когда дышать стало тяжело, оба одновременно отстранились друг от друга и Вэй Усянь продолжил говорить. — Мне пора вернуться домой, — он говорил медленно, внимательно наблюдая за реакцией Лань Ванцзи, но тот, кажется, был спокоен на этот счёт, ласково обнимая его за талию и поглаживая пальцами спину Вэй Усяня. — Я могу пойти с тобой? — осторожно спросил Лань Ванцзи и слегка укрепил хватку своих рук.       Наверняка Цзэу-цзюнь уже обсудил это с ним, да и сам Вэй Усянь понимал, что после всего разлуку переносить будет ещё тягостнее, однако муки совести всё же не позволили ему сразу согласиться. — А твои медитации? — он выгнул бровь, дуя губы и делая вид, будто начал капризничать, на что Лань Ванцзи переместил руку на его лицо, огладил большим пальцем скулу и улыбнулся — с каких пор он такой улыбчивый? — так обезоруживающе, что Вэй Усянь тут же сдался без возможности капитуляции. — Медитировать можно везде, — просто ответил Лань Ванцзи и накрыл губы Вэй Усяня поцелуем, не дав ему и шанса оспорить свои слова. Что ж, это изначально было бесполезно, решил Вэй Усянь.

***

      Остатки Клана Вэнь заняли действительно крошечный участок земли вблизи границы между орденами Вэнь и Цзян. Впрочем, для такого небольшого количества людей это и не было проблемой. Лань Ванцзи и Вэй Усянь вошли в поселение с рассветом и неторопливо шагали по узкой улочке, оглядывая домишки, начинающие приобретать жилой вид. Чуть дальше в поле уже работали мужчины, чтобы успеть закончить прополку до наступления жары, но в целом деревня ещё спала. — Ханьгуан-цзюнь, Молодой господин Вэй, — поприветствовали дозорные у хлипких ворот. — Лань Чжань, — заговорил Вэй Усянь после ответного приветствия, когда они уже отдалились на несколько шагов, — тебе не кажется это несправедливым? Почему у меня до сих пор нет титула?       Лань Ванцзи чуть склонил голову вбок и пристально всмотрелся в лицо Вэй Усяня.       Титул Старейшины Илина был, разумеется, громким, броским, тем, что при других обстоятельствах можно было бы носить с гордостью, так что он предположил. — Почему бы тебе не назваться Старейшиной Ноньсэн*?       Лицо Лань Ванцзи было серьезным, поэтому Вэй Усянь остановился и взмахнул руками: — Деревенский Старейшина? — он даже обиженно топнул ногой, так возмущён был таким предложением. Предлагать назваться Деревенским Старейшиной тому, кто способен был поднять тысячи трупов за раз, обернуть простой меч Печатью контроля Тьмы, кто, в конце концов, заставил Черепаху-Губительницу плясать под его дудку — верх наглости!       Губы Лань Ванцзи слегка дрогнули, он покашлял в свой кулак и продолжил путь. — Ты шутишь? — Вэй Усянь нагнал его. — Ах, Ханьгуан-цзюнь, как ты можешь подначивать меня? Совсем стыд потерял. — Верни, если отыщешь, — всё так же спокойно ответил Лань Ванцзи, непоколебимый, как гора Тайшань. — Чего? — замешкался Вэй Усянь, обгоняя Лань Ванцзи и заглядывая в его лицо. Тот же, обратив взгляд прямо в его глаза, произнёс тоном, которым дети объясняют взрослым очевидные вещи: — Мой стыд. — Ла-ань Чжа-ань!       Поселение внешне немного напоминало то, что было у Вэней на Луаньцзан, большинство помещений было собрано на скорую руку, да и посевы пока выглядели весьма печально. В скором времени сюда обещали пригнать скот из ближайших деревень, однако Вэни в любом случае выглядели довольными. — Ханьгуан-цзюнь! Молодой господин Вэй!       Вэй Усянь без оклика и не заметил бы Вэнь Нина, потерявшегося среди рослых мужчин. Юноша весь вымазался в грязи, а простая льняная рубаха, наскоро подпоясанная, висела, как мешок, но несмотря на это он весь словно светился, пока бежал навстречу гостям, на бегу поправляя волосы и стирая со щёк пятна грязи. — Молодой господин Вэй, — тяжело дыша от работы и быстрого бега, Вэнь Нин поклонился, а когда выпрямился, то глаза его блестели слезами, — Вы в порядке, Молодой господин Вэй, мы с сестрой так переживали!       Сейчас, оглядываясь вокруг, Вэй Усянь мог сказать, что он точно удовлетворен. Условия жизни Вэням достались не лучшие, но они в безопасности и вольны сами распоряжаться своим бытом, а стражники у ворот и по периметру следили за обстановкой снаружи, никак не вмешиваясь в жизни новых поселенцев. Вэнь Нин сопроводил гостей в крытую беседку, где рядами расставленные столы ещё пустовали, пригласил их присесть и умчался. Из кухни доносились запахи рисовой каши, запекаемых булочек и отваров, а немного погодя в «столовой» стали появляться работяги, шумно обсуждающие погоду и планы по засаживанию земли. — Четвертый дядюшка, — вздохнул Вэй Усянь, наблюдая за ними, подперев одной рукой голову, — он меня даже не знает, жалко.       И пускай он был счастлив за Вэней, не печалиться о людях, что когда-то, хоть и короткое время, были его семьёй, он не мог. Лань Ванцзи отвлек его осторожным прикосновением к ладони, распластанной по столешнице, и Вэй Усянь охотно сплёл их пальцы вместе. — Это ничего, Лань Чжань, я в порядке.       За что Вэй Усянь любил заботу Лань Ванцзи, так это за её ненавязчивость. Он мог молча обнять его, вот так вот украдкой взять за руку, посмотреть в глаза своим невероятным глубоким взглядом. Не говоря ни слова, Лань Ванцзи просто брал и делил поровну груз на плечах Вэй Усяня, забирал половину себе, поэтому и дышать рядом с ним было легче. Поэтому Вэй Усянь искренне обрадовался, когда возлюбленный сам предложил отправиться вместе, одному ему здесь и в Пристани Лотоса было бы тяжко. — Бабушка! Смотри, какую игрушку сделал мне гэгэ!       Топоча маленькими ножками, ребенок вихрем промчался мимо стола, за которым гости ожидали Вэнь Цин, и угодил в объятия бабушки, что как раз закончила расставлять чистые миски за одним из столов. — А-Юань, — губы Вэй Усяня тронула улыбка.       Этот ребенок, несносный, шумный, с сердцем, полным любви и сострадания был одним из тех, по кому Вэй Усянь скучал больше всего. Одним из тех, за чью смерть он корил себя больше всего. Как он думал, пока Лань Ванцзи не сказал: — Прежде, чем я оказался здесь, — его голос был едва слышен в гомоне беседки, однако Вэй Усянь мог уловить его хоть за тысячу ли, — я забрал его, Вэй Ин. А-Юаня.       Вэй Усянь округлил глаза, стал искать подвох в выражении лица Ванцзи, а потом сощурился. — Я назвал его Сычжуй. Он способный ученик.       Прежде об этом он не упоминал, Вэй Усянь даже сделал ему замечание, но потом, обрадованный такой новостью, стал расспрашивать о судьбе малыша и сам не заметил, как за мирной беседой прошло время и столовая стала пустеть. Им подали кашу, несколько видов закусок и сосуд фруктового вина, по запаху чем-то отдалённо похожего на то, что Четвертый дядюшка делал на Луаньцзан. Вэй Усянь опрокинул чарку, встал и прошёлся между столов, то тут, то там заговаривая с работягами. Их нынешнее положение дел вполне устраивало, они благодарили бессмертных мастеров, обещали с первого урожая пригласить на застолье, а Вэй Усянь потребовал к его следующему визиту изготовить побольше вина и вырастить целое поле картошки. Уж тут-то она будет хорошо расти, у Вэнь Цин никаких причин сажать горькую редиску.       Стоило ему о ней подумать, дева вошла с младшим братом по левую руку, а за ней ещё пара лекарей. В них Вэй Усянь с первого взгляда узнал старых знакомых. — Вы! — воскликнул он, по-дурацки улыбаясь и тыча в них пальцем.       Те самые учитель и его ученик, которые осматривали его в Знойном Дворце целую вечность назад. — Значит, — Вэнь Цин заняла своё место за столом рядом с Лань Ванцзи, Вэнь Нин же сел подле Вэй Усяня, — ты жив.       Дева выглядела строгой, как будто собиралась его отчитать, и Вэй Усянь поверил бы, если б не знал её, как себя самого. — А ты уж понадеялась больше не видеть моего наглого лица, да, дева Вэнь?       Здесь он и правда словно возвращался в прошлое, в ту его часть, в которой испытывал больше всего сожалений и душевных метаний о правильности и неправильности череды своих выборов, но теперь он не был тоскливым. Вэнь Нин радостно повествовал о своих успехах в стрельбе из лука, Вэнь Цин спокойно переговаривалась с Лань Ванцзи, а скоро и А-Юань подкрался посмотреть на незнакомцев. К возмущению Вэй Усяня, Лань Ванцзи приглянулся ему больше: малыш не стал плакать, как в их первую встречу на рынке в Илине, когда Лань Ванцзи протянул ему заботливо вытертое шёлковым платком яблоко, а потом и вовсе осмелел и забрался «богатому гэгэ» на колени. Лань Ванцзи усадил его, осторожно приобнял одной рукой и наблюдал, как ребёнок играет с соломенными поделками, разложив их перед собой и по очереди поднимая то одну, то другую, говоря разными голосами и хохоча над какими-то своими выдумками. В прошлом А-Юань не погиб — Вэй Усянь возвращался к этой мысли снова и снова и все больше она грела его сердце. Выходит, Лань Ванцзи возвращался на гору и подобрал там мальчишку, забрал с собой и воспитывал, как собственного сына. Прежде Вэй Усянь и представить не мог Лань Ванцзи в роли заботливого отца, но теперь, увидев так много ранее незнакомых ему сторон Ханьгуан-цзюня, был уверен: отец из него выйдет отменный. Может, когда-нибудь в будущем, они могли бы вместе приютить парочку детишек… — Вэй Усянь! — Вэнь Цин щёлкнула его по лбу ногтём. — Слышал, что я говорю? — А? — словно очнувшись после сна, Вэй Усянь часто моргал и смотрел то на Вэнь Цин, то на Лань Ванцзи, то на А-Юаня в его руках. — Балбес, — вздохнула дева Вэнь, — мы с Ханьгуан-цзюнем обсуждали, что А-Юань мог бы чуть позже вступить в клан Лань как приглашённый ученик, ты где витаешь?       Оказывается, пока Вэй Усянь размышлял, Лань Ванцзи уже обсудил с Вэнь Цин, каким талантливым учеником показал себя А-Юань когда-то. С какой-то стороны то, что дева Вэнь тоже была в курсе их перемещения, жизнь это немного облегчало. Там, где другие спасенные Вэни ждали подвоха, она могла успокоить их и заверить в безопасности и искренности «спасителей». — Может нам перебраться сюда, как думаешь, Лань Чжань?       После тёплого приёма уходить отсюда совсем не хотелось. Поскольку последние дни жизни в бытности Старейшиной Илина Вэй Усянь провёл в окружении этих людей, то и сейчас испытывал домашний комфорт и спокойствие, здороваясь с приветливыми жителями.       Поселение по количеству людей больше, чем было на Луаньцзан, и что-то подсказывало Вэй Усяню, что дела у них пойдут на лад и уже скоро о деревне заговорят.       Пока что заклинательский мир относится к оставшимся Вэням с опаской, нужно время, немало времени, чтобы их приняли, а потому изоляция их от остального мира была не таким уж плохим решением.       Целый день гости провели, «инспектируя» деревеньку. Вэй Усянь увязался в поле, Лань Ванцзи помогал с приведением в порядок домов, постоянно отвлекаясь на А-Юаня, которому не терпелось показать гэгэ все свои игрушки, и в итоге Ханьгуан-цзюнь сдался, покинул деревню, а через пару часов вернулся с полными мешками новых игрушек, угощений, одежды и тканей для малыша и его семьи. Выяснилось, что в деревне рос ещё один ребенок — младшая сестрёнка А-Юаня, чья мать при нынешнем раскладе осталась жива, и она родилась совсем недавно. Это открытие Вэй Усяня немного ужаснуло — когда-то кто-то из заклинателей посмел убить беременную женщину. К ребёнку гостей, ожидаемо, не пустили, но просто знать, что с малышкой всё хорошо, достаточно.       К вечеру Вэнь Нин проводил их в отдалённую постройку, которая прежде, видимо, принадлежала местному ремесленнику. Это здание сохранилось лучше прочих с большим залом на первом этаже и двумя просторными спальнями на втором. С парочкой сосудов вина за пазухой, Вэй Усянь попрощался с работягами, которым усердно помогал до захода солнца, и остановился в дверях, глядя, как Лань Ванцзи набирает воду в широкую бочку для купания, закатав рукава, и проверяет температуру, окуная в воду локоть, то качая головой, то замирая, размышляя, подойдёт ли или подбавить побольше горячей. От костра в очаге посреди комнаты исходило приятное тепло, над ним пыхтел глиняный чайничек с отваром, а рядом на столе Лань Ванцзи расчехлил гуцинь и несколько нотных листов. Чернильница была ещё запечатана, кисть аккуратно лежала на подставке.       Вэй Усянь тихонько подкрался к возлюбленному сзади, обнял его за талию, положив голову на его плечо, а Лань Ванцзи оперся двумя руками о край бочки, чтобы ненароком не свалиться. — Омойся, — тихо сказал он, нежно проведя кончиками пальцев вдоль обнимающей его ладони Вэй Усяня.       Тот согласно кивнул, вмиг сбросил с себя одежды, упиваясь смущением мужчины около себя, и забрался в воду. — Что-то мне это напоминает, — пробухтел Вэй Усянь, вынырнув и став усердно намыливать грязное лицо, — ты занят своими делами, я плескаюсь в бочке… Лань Чжань, — он свесил руки через бортик, подложил локоть под подбородок; Лань Ванцзи, что до этого разбирал ноты, поднял на него взгляд, кисть замерла над бумагой и жирная чернильная капля собралась на её кончике, — иди ко мне, Лань Чжань.       Капля рухнула вниз, запачкав чернилами ровные строки, зашуршали одежды, раздался всплеск воды, а за ним — звуки медленных ленивых поцелуев.

***

      В Пристани Лотоса кипела работа, возвратившегося молодого господина и его гостя заметили не сразу, поэтому они медленно шли от ворот, оценивая проделанную работу. Постарались тут на славу, Резиденция заметно посвежела, местами старые постройки и вовсе снесли, а на их месте возводили новые, более просторные и комфортные. В ходе войны кланы лишились многих своих адептов и учеников, однако количество желающих вступить в ряды ордена внезапно возросло. Ещё бы, один из Великих, орден Юньмэн Цзян и его славные герои привлекали не только громкой славой, но и простотой нравов, глубиной морали и комфортом жизни. Не без хвастовства Вэй Усянь гордо мог заявить — его орден и вправду самый лучший во всей Поднебесной!       Отпускать из деревеньки Вэней их долго не хотели, каждый житель хотел попрощаться с благодетелями лично, а А-Юань так и вовсе расплакался, вцепившись Лань Ванцзи в ноги и не желая отпускать гэгэ ни под каким предлогом, так что его всей деревней пришлось отвлекать на радугу, которую Вэнь Нин выбивал из бочки с дождевой водой. Вэй Усянь и сам не хотел уходить. После горячей ванны и жаркой ночи он так размягчел, что хотел было притвориться больным, чтобы подольше полениться в кругу милых людей и их заботы, однако и домой его тянуло не меньше. Затылок прошибало фантомной болью, стоило только подумать о встрече с Цзян Чэном. Ничего, он стерпит. — Шицзе!       Деву Цзян Вэй Усянь заметил вблизи внутреннего пруда. Вместе с другими девушками она бережно срезала спелые коробочки с семенами и складывала одна к другой ровными рядами в плетёную корзинку. Её кожа загорела от работы на солнце в военных лагерях, и приобрела приятный медовый оттенок. — А-Сянь! — дева бросила своё занятие, быстро и немного неуклюже выбралась и босиком побежала к Вэй Усяню, который поймал её в объятия, приподнял над землёй и покружил её вот так, радостно смеясь. — Как ты, А-Сянь? — она взяла его лицо в свои нежные руки, осмотрела со всех сторон и улыбнулась. — Я скучала по своему А-Сяню.       Наблюдая за воссоединением со стороны, Лань Ванцзи поджимал губы. Он честно пытался отвести взгляд в сторону, но не мог оторваться от радостного лица Вэй Ина, сжимающего в объятиях родного человека. И пусть сейчас между ними всё наладилось и Лань Ванцзи не мог, не имел права испытывать ревность, его сердце всё равно предательски сжималось. Улыбки Вэй Ина, адресованные ему, не были такими широкими, такими искренними, а его последнее «спасибо» до сих пор звенело в ушах, несмотря на то, как он прижимался к Ханьгуан-цзюню по ночам, бормотал в его голую грудь о своём счастье, целовал всё, до чего только мог дотянуться. Это счастье после всего пережитого казалось Лань Ванцзи хрупким, как корка весеннего льда, и он ругал себя за мнительность, только вот голос в голове совсем не слушал наставлений разума.       Пристань Лотоса в самом деле прекрасное место, здесь много солнца, много свободы и воздух пахнет пряностями, цветами и сладким вином — недавно завершился обед; Лань Ванцзи одолевали сомнения, захочет ли Вэй Ин обменять это всё на жизнь с ним в окружении нудных правил и тысяч запретов на всё, что он так сильно любит.       Лань Ванцзи думал об этом, пока обменивался приветствиями с семьёй Цзян, пока его водили по отремонтированным павильонам, пока он выслушивал стратегии и ближайшие планы по распределению людей и ресурсов в отвоёванные у Вэней земли, а Вэй Ин всё ходил подле него, не переставая болтать: как он соскучился по дому, адептам и ученикам.       Ближе к ужину все эти навязчивые мысли стали совсем невыносимы, Лань Ванцзи хотел было отказаться от присутствия в кругу Цзянов, но воспитание не позволяло ему озвучить своего желания. В итоге, пока они переодевались в покоях Вэй Ина, последний не выдержал и спросил: — Лань Чжань, ты в порядке? С тех пор, как мы прибыли, ты словно сам не свой.       Вэй Ин собирал волосы, держа в зубах алую ленту, что уходила концами до самого пола. Он уже переоделся в нарядные ханьфу чёрного цвета с серебряной вышивкой клановых узоров Цзян, подвеска в форме лотоса позвякивала, когда он шевелился, а нежная фиолетовая кисточка раздражала Лань Ванцзи одним своим видом. Он точно не смел злиться ни на Вэй Ина, ни тем более на клан Цзян, тогда почему его грудь так болела?       Лань Ванцзи вздохнул, нерешительно подступил к Вэй Ину и оплёл руками его тонкую талию, на что возлюбленный с усмешкой подался вперёд, всё так же держась за причёску руками. — Давай помогу, — произнёс Лань Ванцзи, отобрал ленту изо рта Вэй Ина и стал аккуратно и трепетно перебирать густые пряди его волос. Вэй Ин приластился к его ладоням, почти готовый замурлыкать от удовольствия, и лёгкая волна самодовольства прошлась по всему телу Лань Ванцзи. — Ты не ответил, — медленно проговорил Вэй Ин, прикрывая глаза, его тело податливо обмякло, плечи расслабились, юноша плавно покачивался из стороны в сторону, как лодочка на тихом озере.       Лгать запрещалось. Не правилами Гусу Лань, нет, сердцем Лань Ванцзи. Лгать Вэй Ину запрещалось.       Он снова вздохнул. — Мне боязно, — признался наконец Лань Ванцзи, — что ты…       Договорить он не смог под пристальным взглядом внезапно распахнувшихся глаз возлюбленного. Тот смотрел на него, и его брови медленно сдвигались вместе, будто все необходимые ответы он понял и сам. — Что я не выберу тебя, да? — озвучил свою догадку Вэй Ин, на что Лань Ванцзи осталось только сокрушённо кивнуть. Он закончил заплетать волосы Вэй Ина и отступил на шаг, но возлюбленный последовал за ним, обнимая руками его шею. — Лань Чжань, — пролепетал он, мягко улыбаясь, — чем я заставил тебя думать о подобном? Лань Чжань, посмотри на меня, ладно? — говорил, как с малышом, тихо, вкрадчиво, невозможно было ослушаться; когда их взгляды вновь пересеклись, он докончил, — я уже выбрал тебя, мой великолепный, прекрасный, невероятный Ханьгуан-цзюнь. — Вэй Ин, — с каким-то беспомощным всхлипом сорвалось с губ Лань Ванцзи.       Конечно же Вэй Ин выбрал его, всегда выбирал. Как мог Второй Нефрит ордена Гусу Лань позволить себе быть таким эгоистичным по отношению к человеку, которого он так сильно любил уже много лет. Он не успел начать корить себя чувством вины, потому что Вэй Усянь поторопился закрыть его едва приоткрывшийся для слов рот ласковым долгим поцелуем, нежным, как тягучее фруктово-ягодное угощение. Прошло всего несколько недель, как они признались друг другу, но Лань Ванцзи успел привыкнуть к этой сладости, успел осознать, что он, оказывается, ужасный сладкоежка.       Они стояли вот так, обнимаясь и лениво лаская друг друга губами, целую жизнь, а может, даже две и простояли бы еще сотню тысяч жизней, однако дверь распахнулась и резкий оклик Цзян Ваньиня заставил мужчин отскочить друг от друга. Слишком поздно, наследник уже увидел всё, чего видеть не должен был. — Вэй Усянь! — взревел он, руками хватаясь за дверной проем, словно силы покинули его, как немощного старика. — Ой, — хихикнул Вэй Ин, поспешив встать впереди Лань Ванцзи, чтобы того ненароком не задело гневом чересчур впечатлительного шиди, — я как раз собирался тебе рассказать… — Вэй Усянь!

***

— Ты хочешь сказать, что пока мы тут спины надрывали, испереживались за твоё состояние, ты там… ты там… — Ваньинь почти задыхался от своего возмущения. Он вошёл в помещение, обходя шисюна и его гостя на расстоянии в пять шагов, рухнул за стол и схватился за него, как за последнюю надежду; ноздри его раздувались от негодования, взгляд бегал из стороны в сторону, и неясно было, он в большей степени зол или растерян.       У Вэй Ина на то, чтобы его успокоить, ушло немногим меньше часа и немногим больше половины сосуда вина, принесённого из деревни Вэней. В конечном счёте Ваньинь взял с шисюна обещание, что тот обо всём ему расскажет позднее, и всё так же сторонясь Лань Ванцзи, поплёлся к выходу: «Опоздаем на ужин, матушка тебя Цзыдянем высечет».       В свете данного события ужин проходил в весьма неловкой обстановке ровно до тех пор, пока разговор не зашел о свадьбе девы Яньли. Тут все оживились, только Лань Ванцзи прожигал стол взглядом, ощущая, как сильно он не вписывается в обстановку. Вэй Ин нашел его руку под столешницей, быстро сжал в своей и отвёл на место. Поразительно, как одним своим прикосновением он мог привести Лань Ванцзи в чувства. — Твой ученик, — отсмеявшись над шуткой Первого ученика, Глава Цзян выпил вина и кивнул головой куда-то в сторону, туда, где за домами располагалось тренировочное поле. — Весьма способный парень, только нрав у него… — Прямо как у его учителя, — фыркнула госпожа Юй совсем беззлобно, словно хотела лишь подначить Вэй Ина. Тот, кажется, её тон прочувствовал и растянул рот в довольной улыбке.       Уже позднее, на пути в покои, Вэй Ин признался, что на самом деле до последнего сомневался, примет ли Сюэ Ян его приглашение и хватит ли у него запала на то, чтобы стать адептом ордена. На Сюэ Яна они наткнулись, минуя оружейный павильон. Ученик располагал луки и стрелы по их законным местам на подставках — видимо, в тот вечер была его очередь — а завидев Вэй Ина бросил своё занятие и встал столбом, не торопясь с поклоном. — Учитель Вэй, — ухмыльнулся юноша.       Лань Ванцзи он казался недоброжелательным с плещущим из глаз ядом, но он решил, что раз Вэй Ин ему доверяет, то и он тоже будет. В разговор ученика и «учителя» Лань Ванцзи не влезал, внимательно наблюдая за первым, ожидая от него подвоха, пока тот вдруг не вытянул руки перед собой и поклонился так почтительно и благопристойно, как только мог. — Благодарю тебя, учитель Вэй, — сказал он, и в его голосе слышалась явная борьба, словно благодарность для Сюэ Яна была чувством незнакомым и пугающим. — Как и я тебя, Сюэ Ян, — поклонившись в ответ, вымолвил Вэй Ин, а Лань Ванцзи поторопился поклониться тоже, потому что если бы не помощь этого юноши, быть может, Вэй Ина сейчас не было бы с ним рядом. Ученика это явно смутило, однако вид он старался держать прежний, слегка высокомерный и важный. Вэй Ин засмеялся: — Станешь Первым учеником, тогда и будешь вести себя так со старшими!       Он дома, мельком подумал Лань Ванцзи. Вэй Ин дома, потому что в Гусу он был сдержан в словах и поступках, упуская веселье, сосредотачиваясь на медитациях, а с Лань Ванцзи, пока они не оказывались в постели, тихим и покорным. Здесь же Вэй Ин мог хохотать во весь голос, пить вино за одним столом со старшими, пререкаться, как только появлялась возможность, и плечи его стали шире, расправились от испытываемой им свободы. Нет, осёк себя Лань Ванцзи, ни в коем случае нельзя дать этим домыслам вновь завладеть его разумом. Вэй Ин его, а он — Вэй Ина, и это не зависит от места.       Лань Ванцзи озвучил эту мысль во время их ночной прогулки по мосткам в Пристани Лотоса. В руках Вэй Ина сосуд вина опустошался медленно, он явно растягивал удовольствие. Удовлетворён, вот что думал об этом Лань Ванцзи. Теперь, когда всё встало на свои места, когда самое страшное оказалось позади, а впереди ждало только лучшее, Вэй Ин был удовлетворён, а значит и сам Лань Ванцзи тоже. — Да, Лань Чжань, я твой, а ты мой, — сказал он с улыбкой, поднял сосуд, словно хотел показать его полной луне, быстро лизнул уголок губ.       Чтобы быть вместе им пришлось совершить множество ошибок, умереть и переродиться, встречаться и расставаться десятки раз, топтать разные дороги, мараться пылью разных городов, но теперь, глядя на Вэй Ина, чья фигура освещалась звёздными бликами от поверхности пруда, Лань Ванцзи знал только две вещи: они друг с другом связаны навечно, а всё, что было с ними прежде — небольшая цена за обретение наибольшей в жизни ценности. — Пью за тебя, молодой господин! — Вэй Ин вскинул голову, и горько-сладкое вино полилось в его широко раскрытые губы, которые Лань Ванцзи так торопился поцеловать, что напиток запачкал их одежды, лип между соприкасающейся кожей на щеках и подбородках. — За нас, — поправил его Лань Ванцзи и улыбка осветила его лицо, когда Вэй Ин рассмеялся в его приоткрытые губы. — Да, за нас, — сказал он.

Ты рядом со мной, такой же, как прежде, Как в нашу последнюю встречу.