Кто же тот человек вдалеке, Не знающий о старом друге?
Не было необходимости в обладании значительным умом, и так было ясно, что жизнь всех орденов и кланов перевернулась с ног на голову. Это замечали даже простые крестьяне, что встречались адептам на их пути в Цишань. После долгих переговоров, к которым Лань Ванцзи и Вэй Усяня, к счастью, допустили, Главы решили отпустить своих наследников в как они выразились, раскрытую крокодилью пасть. Решение это было тщательно обдуманным, пускай всё ещё оставляло под собой немаловесные сомнения — отправлять в Цишань наследников в такое время, когда клан Вэнь наверняка уже заподозрил о готовящемся восстании, всё равно, что самовольно посадить родных детей в клетки без дна и спустить на воду. Однако же, возможность ударить врага изнутри перевешивала негодование, кроме того, большинство отобранных для перевоспитания адептов отличались выдающимися способностями. Мало кто из них, впрочем, понимал серьёзность предстоящих действий, но Ванцзи был спокоен на этот счёт, он ещё помнил, как в прошлом им, юнцам, едва попробовавшим участие в настоящем бою, пришлось сражаться насмерть. Беспокоился он о другом, разумеется, единственным объектом его волнений был всего лишь один человек. Вэй Ин будто бы был собой и кем-то другим одновременно. То шумным задирой, то замкнутым и задумчивым мудрецом, и предугадать, кто встретится Второму Нефриту в начале нового дня, было невозможно. Однажды Вэй Ин и вовсе заперся в своих покоях и не только не выходил сам, но и не дозволял кому-либо приближаться на расстояние ближе двух чжанов. Ванцзи слышал только грохот и брань, а после долгую тишину, сопровождаемую световыми вспышками: практикует заклинания, подумал Ванцзи, и ещё долго бродил вокруг домика в ожидании, пока Вэй Ин сам решит показаться на улицу. Давно стемнело, а в окнах покоев Первого ученика ещё дрожали тусклые пятна света от зажжённой свечи. Ванцзи глубоко вздохнул и оставил свой пост, перед этим решив прогуляться по пристани, очень уж успокаивали его дух прохлада от близкой воды, свежий аромат зелени и раскрытых лотосов. Вмешиваться в дела Вэй Ина ему совсем не хотелось. Так или иначе, если бы Вэй Ин собирался поделиться чем-то, то он непременно сделал бы это сразу, а значит оставалось только присматривать, как бы не пошло прахом его обещание. Не то чтобы Ванцзи ему не доверял, скорее разумно опасался, да и душа Вэй Ина всё ещё пребывала в смятенном состоянии. Возвращаясь с прогулки, Ванцзи наткнулся на лоточника у ворот Пристани Лотоса. — Молодой господин, не желаете отведать сушеных фруктов? — старик неловко поклонился и протянул бумажный конверт, наполненный ломтиками яблок, груш и персиков в какой-то сладкой посыпке. — Благодарю, — ответил Ванцзи и заплатил за угощение. Он сразу спрятал его в рукав и проследовал в исхоженном за этот день направлении. Покои Вэй Ина наконец погрузились во тьму, а Ванцзи не посмел его будить, и рассудив, что накормить его фруктами он ещё успеет, медленно поднялся на веранду. Ставшая привычной за дни жизни вне дома яркость Пристани Лотоса померкла сразу после Совета, адепты усердно тренировались с раннего утра и до последних лучей солнца, а потому на веселье у них попросту не оставалось сил, они падали спать, едва добираясь до постелей. Нередко можно было даже наткнуться на дремлющих прямо на ступенях измождённых учеников, и тревога трогала сердце. Ванцзи осторожно будил их и помогал добраться до комнат, сам не понимая, почему вдруг стало так легко позволять другим касаться его плеч, чтобы опереться. — Сянь-Сяню три годика! Лань Ванцзи как раз проходил мимо беседки, в покачивающихся занавесках он разглядел два силуэта. Цзян Яньли сидела на стуле, что-то быстро перебирая в пальцах, Вэй Ин же, удобно расположившись в ногах шицзе, уложил голову на её коленях поверх своих рук и сетовал на свою непростую жизнь. — Сянь-Сянь проголодался! — заявил он, состроив голосок точно у годовалого ребёнка. — Если шицзе его не покормит, он умрёт от голода! Смех Цзян Яньли, звонкий и чистый, потревожил душный вечерний воздух, рябью потревоженных рыб разошёлся по воде, затих между рёбер Лань Ванцзи, замершего в нескольких шагах от беседки. Он развернул было корпус в противоположную сторону, намереваясь уйти, всё же подслушивание успело стать его дурной привычкой и от неё следовало избавиться, но так и не смог пошевелиться, зачарованный этим вечером, этим силуэтом, этим голосом. — Шицзе, а шицзе, — Вэй Ин выпрямился, почесал нос и отвёл взгляд в сторону, — как люди понимают, что им кто-то нравится? В смысле… Он прервался на полуслове, спина его встала колом, как если бы к ней одним движением прибили прямую палку. — Лань Чжань! Всполошившись, Второй Нефрит нервно осмотрелся — нет ли тут другого Лань Чжаня, которого Вэй Ин заметил за бесстыдным подглядыванием. Но всё же оклик предназначался именно ему. Подавив порыв тут же удалиться, Лань Ванцзи кивнул и зашёл в беседку, только когда его снова позвали, и застыл, держась пальцами за занавеску приятного небесно-голубого цвета. Цзян Яньли поклонилась лёгким движением спины, и мягко убрала руки Вэй Ина со своих колен, одарив его многозначительным взглядом. — Уже минуло девять, Вам не спится? — Спросила она, совсем не расстроенная нежданным гостем, прервавшим её уединенную беседу с шиди. В ответ на это Ванцзи снова кивнул и запоздало вспомнил о спрятанных в рукаве фруктах. Вэй Ин принял их с широкой улыбкой, и набив рот сладкими кусочками, откинулся назад, подобрав под себя ноги, пока дева Цзян любовно осматривала его с головы до пят, прекратив своё занятие. Она не то мастерила, не то чинила изящную серебряную шпильку, судя по всему ей никак не удавалось прикрепить короткую тонкую цепочку к её основанию. Немного подумав, Ванцзи попросил её передать ему украшение и несколькими быстрыми движениями выполнил эту затруднительную для нежных девичьих пальцев работу. — Молодой господин Лань, — с придыханием произнесла Цзян Яньли, — Вы в самом деле на все руки мастер. Не зная куда себя деть, Ванцзи потоптался на месте. Уйти ему не позволяло воспитание, остаться — приличие. Он понимал, что не самое удачное время выбрал для вторжения в личное пространство Вэй Ина, и укол совести пришелся по самому дорогому: если бы Вэй Ин хотел его видеть, то сам стал бы искать встречи, но он уже второй день ограничивался быстрыми перемолвками. Несмотря на это, ни Вэй Ин, ни Цзян Яньли не выказывали никаких признаков недовольства его компанией, продолжая непринужденно болтать между собой. — Чем ты был так занят сегодня, что даже поесть не успел? — дева Цзян аккуратно уложила шпильку в обитую бархатом коробочку и отодвинула от себя, снова обращая всё свое внимание на полностью занятого перекусом шиди. Вэй Ин повел плечами, скривив губы. — Так, изучал кое-что, — пространно ответил он и стал сминать в какую-то фигурку опустошенный бумажный конверт, искоса глянув на Ванцзи. — Шицзе соскучилась по мне? Снова улыбка, снова смеющиеся игривыми искрами глаза, снова руки на коленях Яньли. Дева погладила его по небрежно собранным волосам. — Иди спать, А-Сянь, у тебя очень усталый вид. На удивление, Вэй Ин не стал возражать. Он послушно встал, принял ещё одно поглаживание, на этот раз по раскрытой ладони, и попрощался с шицзе. Возвращался к жилым постройкам Ванцзи не один; Вэй Ин бодро шагал рядом с ним, то обгоняя, то обходя вокруг, так и мельтеша перед глазами. Ни о какой усталости в его поведении и внешнем виде не шло и речи, казалось, юноша готов хоть пять раз переплыть через всё озеро, собрать в нём все лотосы до единого и поймать каждую, даже самую мелкую, рыбу. — А ты, Лань Чжань, не спросишь, чем я занимался? Ванцзи замедлил шаг и посмотрел в его глаза со встречным вопросом: «А ты ответишь?», но вслух произнес только: — Нет нужды. Пускай Вэй Ин дал обещание не возвращаться к Тёмному Пути, они оба хорошо осознавали, что сдержать его в полной мере никому не удастся. Во времена бытности Старейшиной Илина он изобрёл множество полезных заклинаний и артефактов, которыми заклинатели не гнушались пользоваться и после его смерти и которые, надо признать, существенно облегчали жизнь. Переживать было о чём — как бы в своих изысканиях Вэй Ин не вернулся к тому, что отняло его жизнь. Учитывая, что нрав Первого ученика был излишне пытливым, опасение это вполне оправдывало само себя. Ванцзи не высказал своей тревоги, молча проглотил её, ставшую сухим комом поперек горла. Юноши остановились у покоев Вэй Ина, не в силах ни сойтись, ни попрощаться. Последние закатные лучи давно утонули в пруду, только полное звёзд небо отражалось среди пышных бутонов. Несколькими днями позднее в Юньмэн по просьбе Цзэу-цзюня прибыли шесть десятков адептов ордена Гусу Лань: два десятка из них должны были сопроводить Лань Сичэня обратно в Гусу и обезопасить его путь, а оставшиеся — отправиться вместе со вторым Молодым господином Лань на перевоспитание в Цишань. Ванцзи не возражал, что некоторые личные вещи, которые могли понадобиться в ходе путешествия, были собраны без его ведома и контроля, ситуация не позволяла ему даже подумать об этом, и он с благодарностью принял мешочек цянькунь и узел с одеждой. В путь собирались тщательно, обстоятельно инструктируя каждого ученика. Адепты Юньмэн Цзян и Гусу Лань стройными рядами выстроились на тренировочном поле, чтобы выслушать наставления Главы Цзян, госпожи Юй и Цзэу-цзюня, что встали перед ними на ступенях Главного Зала. Ученики Юньмэн Цзян, поглядывая на своих товарищей в бело-голубых одеждах, показно́ держали спины. За время пребывания в Пристани Лотоса Ванцзи впервые видел их такими дисциплинированными. Вэй Ин не вникал в наставления, да и Ванцзи слушал вполуха. В этом мире только им двоим было известно, что на самом деле ждёт учеников и наследников в Цишане, и мысли были заняты лишь тем, как предотвратить это наиболее безболезненно. Клан Вэнь в своих поступках временами был непредсказуем, Главам и в голову не могло прийти, что Вэнь Жохань и его безумные отпрыски вынут из рукава в следующий момент, и предупредить их так, чтобы при этом не выглядеть сумасшедшими, не мог даже Лань Сичэнь. Его предостережения, впрочем, не были совсем безрезультатны: для обучения отобрали самых способных учеников, тех кто может сражаться чужим мечом, кто не привязан неизменно только к своему духовному оружию, и разумеется тех, кто преуспел в рукопашном бою и заклинательстве на печатях и талисманах. Последних было меньше всего, Вэй Ин не упустил возможности ругнуться на этот счёт. — Вот ведь, без своих мечей как бескрылые бабочки. И Ванцзи не мог не согласиться, каким бы сильным ни было желание утвердить прямо противоположное. Оказалось, одинокие занятия Вэй Ина носили вполне безобидный характер: он лишь создавал — в этой жизни — талисманы, которые однажды уже были им изобретены. Были и простые, как талисман огня или отвлекающее заклинание, взрывающееся сияющим всполохом насекомых, были и те, что могли причинить вред, как, например, талисман полного обездвиживания или тот, что привлекает нечисть. Вэй Ин заверил, демонстрируя Лань Ванцзи результат своих трудов, что всё это никак не идет вразрез со Светлым Путём, вместо этого дополняя его. Он сказал, что эти заклинания используют только внутреннюю энергию ци, а ещё, что Тьма способна закрасться в душу и без сторонней помощи, поэтому заклинания тут совсем ни при чём. Ванцзи поверил на свой страх и риск и выспрашивать подробностей не стал. Что в той, что в этой жизни Вэй Ин оставался верен себе — если он за что-то берётся, то обязательно должен добиться наилучшего результата из возможных, а любой, кто попытается ему помешать, будет отвергнут им и забыт. Ванцзи желал лишь сохранить свое собственное слово — остаться подле Вэй Ина, какой бы путь тот ни избрал для себя как для заклинателя, так и для человека. Внутренне Лань Ванцзи уже был готов к тому, что однажды снова увидит Вэй Ина без меча, но больше он не посмеет встать по другую от него сторону. — Ты опять думаешь обо всяких глупостях, Лань Чжань, — с упрёком произнес Вэй Ин, заглядывая в глаза Ванцзи. Они уже собрались в дорогу, следующим утром готовясь отправляться, и теперь отдыхали, набираясь сил, пока готовился ужин. Про себя Ванцзи не без удивления отметил, каким проницательным стал Вэй Ин после своего возвращения, если раньше об эмоциях Ванцзи ему приходилось выспрашивать, неизменно не получая ответа, то теперь он сам с лёгкостью читал их. А может, это Ванцзи, совсем разбитый чувствами, потерял свою маску в суете будней и даже не старался держать лица. Нет, он был уверен, что лицо его по-прежнему оставалось непроницаемо, не может ведь человек показывать свои эмоции, совсем при этом не ощущая внешних изменений? — Нет, — Ванцзи отвёл взгляд, прошёлся им по гладким камням на дне мелкого внутреннего пруда, по листьям, чуть пожухлым на концах травам, цветам, опустившим сонные головы поближе к воде. Вэй Ин около него громко цокнул языком. Он держал ноги в воде, закатав штанины до колен, и босыми пальцами пинал оцветший лотос, в его губах бегала сухая травинка. — Представляешь, госпожа Юй даже не накричала на меня, — усмехнулся Вэй Ин после короткой паузы, — раньше она прямо сгорала от ненависти, когда нас отправляли в Цишань. Хотя, я понимаю её. Ванцзи склонил голову, полувзглядом следя за изменениями в лице Вэй Ина, но тот продолжал горестно улыбаться своим воспоминаниям. Он наверняка перебирал их каждый день и каждую ночь, пробуя каждый раз как впервые, и размышлял: действительно ли это его память или только дурные сны, затянувшиеся на годы. Он сказал: — Лань Чжань, давай никогда не говорить о прошлом. Это должно было быть вопросом, но звучало так утвердительно, что, растерявшись, Ванцзи быстро выдал глухое: «Мгм» и повернулся корпусом к Вэй Ину, которого такой ответ, кажется, более чем устраивал. Судя по всему, Первый ученик прочитал на лице Ванцзи какую-то невероятную эмоцию; он прыснул и помахал рукой, будто снимая с себя наваждение. — Прости, прости, Лань Чжань, — он рассмеялся в голос и нескоро смог успокоиться, а когда это ему всё же удалось, спросил: — Ну что ты так на меня смотришь? Ответить было нечего. Сказать: «Нет сил оторвать взгляд, когда ты вот так улыбаешься мне одному, когда у нас на двоих есть огромный секрет, и секрет этот ужасен, но он связал наши души и пропади всё пропадом, только бы эта связь не распалась» — неразумно, к тому же как нелепо звучала бы эта фраза в устах Второго Нефрита. Зато это было бы чистой правдой. Такой чистой, что через неё можно было бы рассмотреть каждую песчинку, такой чистой, что кажется вот оно — дно, а нырнёшь и выяснится, что до него так далеко, что ни одному человеку не под силу преодолеть этот путь. Не найдя подходящих слов, Ванцзи отвернулся и, к счастью, именно в этот момент их позвали к ужину.***
Мелодия «Очищения» приносила свои результаты. Вэй Усянь не отпирался, раз в два-три дня послушно следуя в гостевые покои и медитируя, пока Ванцзи исполнял её, и сам заметил спустя несколько таких сеансов, что и его собственные тело и дух тоже стали наконец ощущаться, как единое целое. То же было и с его другом — если поначалу его сознание временами разрывалось, словно между памятью прошлого и будущего образовались глубокие прорехи, и два абсолютно разных нравов человека сливались в одного, постоянно споря между собой, то теперь его разум очистился в той мере, в какой вообще способен быть чистым разум Вэй Усяня. В ночь перед отбытием он плохо спал и долго разглядывал нарисованных в изголовье кровати целующихся человечков, бездумно очерчивая их контуры кончиками пальцев. Он взял с Лань Ванцзи слово не вспоминать о прошлом, убедил сам себя, что это было кошмарным сновидением, которое давно рассеялось с прохладными рассветными лучами, но не возвращаться в памяти к событиям тех лет никак не получалось. Он думал, осталась ещё одна брешь: как же он выбрался из Безночного города, если был настолько изранен, что даже стоять самостоятельно не мог? Перед глазами то и дело возникали огрызки образов, фраз, собственных чувств, сшиваясь в неказистое лоскутное одеяло, неприглядное с виду и совсем-совсем не тёплое; такое одеяло не могло спрятать даже от мало-мальского холода, а в душе царила стужа такая, что зубы стучали, и от их стука голова, как сигнальный колокол, пульсировала звонкими спазмами. «Шицзе, а шицзе, как люди понимают, что им кто-то нравится?» Он не собирался задавать этот вопрос, ведь уже когда-то озвучивал его. Однако тогда в его сердце не было ни единого противоречивого чувства, он хотел понять лишь, отчего Цзян Яньли была так безоглядно влюблена в этого павлина Цзинь Цзисюаня, что не замечала всех его пороков. Сейчас он спрашивал за себя, надеясь, что шицзе этого не поймёт. Хотелось спросить: «Почему моё сердце так замирает, а потом бросается вскачь, и в груди тесно-тесно», но видимо юная половина его души ещё не успела лишиться последнего стыда и заставила проглотить эти глупости, не дав им выбраться из горла жаркой влагой. Облизав обсохшие губы, Вэй Усянь отвернулся от рисунка, но немного погодя снова обратил на него взгляд. — Лань Чжань, Лань Чжань, — пробормотал Вэй Усянь и процарапал ногтём полосу поперек лба одного из человечков. Он и сам зарёкся говорить о прошлом, но так много, на самом деле, оставалось недосказанным. Почему Лань Чжань вернулся и притянул его, Вэй Усяня, душу своей? Почему он был так добр и внимателен к нему во время обучения? Почему он плакал о нём, о потерянном в глазах всего мира человеке? Вэй Усянь выбрался из кровати, походил по комнате, звонко шлёпая босыми ступнями по холодному полу, собрал все пылинки, кружащиеся в столбах лунного света. Даже помахал мечом перед лицом, воображая сражение. Он так давно не фехтовал, благо есть и другая его часть — она уж точно знает, как правильно держать оружие в руках. Распахнув окно и впустив в комнату сырую свежесть, Вэй Усянь прислушался к трели сверчков в густых зарослях камыша, глубоко вдохнул запах лунного света, сел на оконный проём, свесив одну ногу наружу. Кожу приятно ласкал движимый сквозняком подол спального халата, мысли успокоились из бурного потока в мирно текущий ручей. Когда Лань Ванцзи повёл его к кроличьей поляне через дом на горечавковом поле, что он чувствовал? Что он чувствовал, вкладывая в ладонь Вэй Усяня цветок? «Большая ценность» — это был ответ на вопрос, какую тайну хранит этот дом, кроме того, что раньше в нём жила мать Нефритов Гусу Лань, или же предназначенное для Вэй Усяня послание? Он совсем запутался. Цветок давно высох и по-прежнему хранился между страниц философского трактата, который Вэй Усянь не собирался читать даже под страхом смертной казни. Между этих же страниц хранились и портреты: Лань Чжань переписывает правила, Лань Чжань гладит кролика между ушей, Лань Чжань напевает ту невероятную мелодию, которую Вэй Усянь впервые услышал в пещере Черепахи-Губительницы, расслабленно и нежно, лаская ноты самым кончиком языка, и Вэй Усянь от этой нежности проваливался куда-то сквозь землю, и трава под ним была такой мягкой и тёплой, а тело делалось точно тряпичная кукла. В тот самый момент, точно помнил Вэй Усянь, он с невероятной точностью ощутил себя в своем теле. На мгновение, затем его душу выбили обратно следить издалека, не имея права прикоснуться, но за это мгновение он готов был рассыпаться в благодарностях. Так и не уснув, Вэй Усянь дождался утра и вскочил с постели одновременно с появлением первых рассветных бликов. Ему не терпелось поскорее отправиться в Цишань. Да, там он будет бередить старые раны, молча пережёвывая горечь, вставшую во рту, как прогнившая фруктовая мякоть, но зато теперь у него есть власть переменить всё то, что он испортил по своей глупости и недальновидности. Спасти всех, кого можно спасти, достичь невозможного, заслужить прощения перед Небесами, перед душами тех, кто там, в страшном сне, погиб по его вине. Заслужить всего того тепла, которое Лань Ванцзи отдавал ему с их «перерождения», и узнать наконец, как люди всё-таки понимают, что им кто-то нравится. В дорогу учеников провожали не только заклинатели из Пристани Лотоса и гости из Облачных Глубин, даже простой люд собрался посмотреть, что же происходит на причале, откуда вдруг в Юньмэне взялось столько удивительно прекрасных адептов в белом и почему они так быстро уезжают, толком не успев порадовать жителей своим чудесным обликом. Лань Ванцзи, Вэй Усянь и Цзян Ваньинь прощались с родными. Немного вымученным было это прощание, больше похожим на раннюю скорбь по ещё не случившемуся. — Вэй Ин! — прикрикнула госпожа Юй. — Не натвори глупостей и не смей опять позорить наш орден! Вэй Усянь рассмеялся в ответ, получив увесистый толчок от Цзян Чэна, который проворчал что-то себе под нос с таким видом, будто каша с утра была пересолена до горечи. Его быстро отвлек на себя Цзэу-цзюнь; по беглому наблюдению, Вэй Усянь уловил, как Лань Сичэнь своей компанией повлиял на наследника Цзянов, посему как тот стоял перед ним, как деревянный осёл, чуть не задыхаясь, когда к нему обращались с едва различимой за вежливостью лаской. Лань Ванцзи смотрел на их беседу, и брови его приподнялись в изумлении. — Видно, они успели подружиться, пока Цзэу-цзюнь отвлекал Цзян Чэна от наших персон, — продолжая смеяться, проговорил Вэй Усянь. Ванцзи не ответил и взгляд отвёл в сторону, словно смутившись; всё же, не переставал Вэй Усянь поражаться этой связи между Нефритами Гусу Лань — Лань Чжань ведь точно почувствовал что-то неладное, вот только не скажет об этом, как бы Вэй Усянь не любопытствовал. Ладно, решил он, разузнает потом у Цзян Чэна, чем же таким Лань Сичэнь занимал его, пока они гуляли по рынкам Юньмэна. Провожающие выстроились в ряд. Цзян Яньли крепко обняла братьев по очереди, вручила им по несколько свертков, затем ещё один передала в руки Лань Чжаня с загадочной улыбкой в уголках губ. — Доброй дороги, — сказал Цзян Фэнмянь. — Доброй дороги, — вторил ему Цзэу-цзюнь. — Доброй дороги! — пискнула Цзян Яньли, утирая мелкие слёзы. Только госпожа Юй промолчала, но взгляд её сделался мягким, вечные морщинки вокруг глаз разгладились, и облик строгой наставницы приобрёл материнскую нежность. Лодки покинули пристань, а адепты, уплывающие вдаль, ещё долго видели вереницу провожающих и махали им, остервенело крича: «Не скучайте!», «Мы принесём добрые вести!», «Не беспокойтесь о нас!».***
Как и ожидалось, ничего хорошего в Цишане учеников не ждало. Их встречали отряды адептов Цишань Вэнь, готовые к бою с любым, кто осмелится выказать хоть малейшее неповиновение. Прибывшие же ученики прекрасно знали, что радушного приёма быть и не могло, и держа в памяти оговорённый план действий, действовали строго в определённой последовательности. Сперва они усыпят бдительность клана Вэнь своим всесторонним послушанием и дисциплиной, показывая безмерное уважение и восхищение, которому нет предела. Эта часть казалась Вэй Усяню самой сложной, но у него уже давненько созрел свой собственный план. Первым делом, конечно же, он должен найти Вэнь Цин и Вэнь Нина и переманить их на свою сторону любыми средствами и способами, чтобы потом, когда всё это закончится, им не пришлось испытывать на себе тягость существования преследуемых изгоев. Спустя смерть и перерождение мнение Вэй Усяня насчет брата и сестры Вэнь и их безобидных родственников никак не изменилось, а защитить их было задачей не менее важной, чем защитить свою собственную семью. Пока он ещё не проработал всех тонкостей, но усердно думал над этим всю дорогу до Цишаня и чувствовал, что решение уже село между его глаз, осталось только свести их вместе, как оно станет до смешного очевидным. Затем, если продолжать придерживаться общего порядка, ученики выведают о слабостях главных препятствующих сил, а именно сыновей Вэнь Жоханя, убить которых чесались руки у каждого присутствующего. План имел множество погрешностей, начиная от грядущего лишения мечей до количества вооружённых и хорошо обученных беспощадности противников: насколько же клан Вэнь труслив, что приставил следить за учениками не меньше пяти сотен своих солдат. Во многом приходилось полагаться на удачу, да и сам замысел выходил каким-то слишком уж подлым. Бить исподтишка было свойственно клану Вэнь, но никак не добронравным ученикам тайно взбунтовавшихся кланов, однако во избежание огромных потерь лучшего решения не нашли, всё было лучше, чем гладить ежа против игл. Процессиям Гусу Лань и Юньмэн Цзян пришлось разделиться на полпути. Возможно, это и было замечено шпионами Цишань Вэнь, однако, когда адепты прибыли по отдельности, никто словно не обратил на это никакого внимания. По дороге, развалившись в лодке, Вэй Усянь вглядывался в бесконечную водную гладь. — Как там Лань Чжань? — вздохнул он, а Цзян Чэн больно пихнул его в бок. — Опять ты о нём! — раздражённо отчеканил Ваньинь, складывая руки на груди в обнимку с мечом. Запоздало опомнившись, Вэй Усянь помахал руками перед лицом, нервно смеясь. — Я имею в виду, он же нечасто путешествовал по воде, как бы ему не поплохело в дороге, — принялся оправдываться Вэй Усянь, а Цзян Чэн только рукой махнул на все его жалкие трепыхания, не желая и слушать. Вэй Усянь совсем на это не обиделся, ему даже в радость была узколобость шиди в вопросах личных привязанностей. От того, чтобы поддразнить его, Вэй Усянь всё же не удержался. — Цзян Чэн, — позвал он, растягивая гласные тоном, ничего хорошего не предвещающим, — а с чего это Цзэу-Цзюнь с одним тобой так тепло попрощался, а? Даже Лань Чжаня вниманием обделил, — его губы растянула широченная ехидная улыбка. Вэй Усянь надеялся смутить Ваньиня и, судя по реакции последнего, ему это удалось. — Ты! — Цзян Чэн шарахнулся от него, как от прокажённого. — Не неси чепуху! Всего-то пожелал хорошей дороги и попросил приглядывать за вами, двумя остолопами! — С каких это пор Лань Чжань у нас остолопом заделался? — перебил его Вэй Усянь, не дав даже придумать, чем оправдываться дальше. — Подбирай слова, иначе как получишь! — Вэй Усянь угрожающе занёс кулак, а шиди был только и рад. Их потасовку никто не останавливал, все знали, что всерьёз эти двое никогда не подерутся. Больше никогда не подерутся, подумал Вэй Усянь и пропустил смачный удар под ребра. В то же самое время на другой лодке, одной из тех, которые шли маршрутом на два дня длиннее, чем пролегающий напрямую от Юньмэна, царила тишина. Нескольким адептам Гусу Лань и впрямь поплохело, но в присутствии Лань Ванцзи виду они не подавали. Вообще-то воспитанников Гусу Лань не должна была смущать вода, однако она, почему-то, смущала. Ванцзи и сам ощущал лёгкое головокружение. Очень скоро они сойдут на землю, успокаивал он себя, и продолжат путь пешком. Он сидел на корме лодки, вглядываясь в призрачные очертания за линией горизонта. В молчании, нарушаемом только плеском воды да треском лодочного дна, он ощущал себя опущенным в наглухо забитую бочку, так привык к окружающему его шуму и задорному обилию голосов. Лань Ванцзи даже успел мельком подумать, что теперь никогда к этой тишине и не привыкнет, совсем разморенный уютом Юньмэна. Это не отменяло его тоски по дому, по прохладе, набегающей с гор, по урокам игры на цине, на которые он изредка являлся наблюдателем, если старейшины были заняты более важными делами, по смешанному со сладостью магнолии запаху мудрости в библиотеке. Ванцзи мог долго перечислять своим мыслям, что вызывает в нем наибольшую любовь к родному дому, но ему пришлось себя остановить — этой тоской он сделает только хуже. Важно сейчас — победить, чтобы вернуться домой и чтобы тосковать больше не приходилось. Департамент по перевоспитанию являл собой место, угнетающее если не до ужаса, то до ломоты в коленях уж точно. Собравшиеся юноши и девушки поначалу толпились на каменных площадках, белеющих среди обожжённой земли, вскоре им приказали построиться по кланам, и совершенно растерянные ученики и наследники мотали головами, ища поддержки у более сильных на их взгляд адептов. Вэй Усянь и Цзян Чэн проследили за построением учеников Юньмэн Цзян и сами встали во главе, внимательно озираясь в поисках необходимых им зацепок: Цзян Чэн наверняка уже планировал наиболее выгодную для атаки позицию, Вэй Усянь же искал в толпе учеников в белых одеждах. Они должны были припоздниться, но несмотря на то, что их маршрут на пару дней дольше, они могли встать на мечи и прибыть почти вовремя. Опоздание было одним из жестоко караемых промахов в Гусу Лань, бедняги вероятнее всего уже с ума сходят, представляя себе наказания, которые ожидали бы их в Облачных Глубинах за подобный проступок. Отчего-то Вэй Усянь думал, что одновременно с этим они не были сильно расстроены: опоздать в место, подобное этому — сплошная радость. После прохладных, степенно-прекрасных пейзажей Гусу чёрные обугленные скалы и плотный запах угля были сродни пытке для всех органов чувств. Даже Цзян Чэн, не особо нежный в таком отношении, морщил нос и изредка потирал глаза. — Вэй-сюн, Цзян-сюн! Этот голос, немного по-детски гнусавый, выдающий наивность своего обладателя, мог принадлежать только одному человеку. Не Хуайсан быстро перебирал короткими ножками, крепко сжимая саблю двумя руками. — И кто надоумил прислать его? — Цзян Чэн невольно закатил глаза, и Вэй Усянь неподдельно изумился поведению своего шиди, ведь он был довольно близок с Не-сюном, пока они обучались в Гусу. Ответ не заставил себя долго ждать, Цзян Чэн пробубнил: — Он совсем никчёмен в бою, его место в зале изящных искусств. Это верно, подумал Вэй Усянь, но всё же, как наследник Не Хуайсан просто обязан быть здесь, таковы правила Клана Вэнь, по которым все единогласно согласились играть. — Не-сюн! — Вэй Усянь встретил старого приятеля широким взмахом руки и позволил ему схватиться за свой локоть. Как следует отдышавшись, Не Хуайсан раскрыл веер и обмахнул им раскрасневшееся лицо. Вэй Усянь обменялся с ним несколькими вежливыми фразами, о чём-то посмеялся, о чём-то почти поплакал, когда Не-сюн припомнил его «неудачную попытку выкрасть главное сокровище Гусу», и почти забыл о его компании, когда на высоких ступенях наконец показались четыре десятка небожителей, особенно притягательных в своих траурных облачениях среди черноты и алого пламени огненных чаш по бокам от арочных ворот. Из его груди вышел последний воздух. Заминки Первого ученика никто не заметил, Не Хуайсан уже увел всё внимание Цзян Чэна своими активными расспросами, но тот не особо увлёкся беседой, бросаясь в приятеля короткими ответами. Вэй Усянь бы заметил, каким печальным при этом сделался Не-сюн, но его взгляд потерял любые ориентиры кроме изящно плывущего по узорчатым камням Лань Ванцзи. Создаваемый движением ветер колыхал волосы и легкий шёлк одежд, придавая владельцу вид поистине обожествлённый. Вот же, чертыхнулся Вэй Усянь, ведь эту сцену он уже наблюдал, чего же сейчас его сердце заходится в глотке, толкаясь в корень языка горячими влажными импульсами. Он не стал окликать Лань Ванцзи, смирно дожидаясь, пока он подойдет сам. Адепты Гусу Лань выстроились за ним идеально ровной колонной, словно за его спиной никого и не было. Поле продолжало заполняться, новые ученики прибывали и прибывали, очень скоро от разнообразия лиц и расцветок ханьфу в глазах зарябило. Образ Лань Ванцзи охлаждал царившее вокруг безобразие, приводил душу в равновесие. Только видя его, Вэй Усянь слышал все чудодейственные мелодии Гусу Лань в своей голове. Его не посетила — никак не могла посетить — мысль, что Лань Ванцзи, являя собой чистое морозное совершенство, напоминающее скорее безупречное нефритовое изваяние, чем живого человека, передвигался к нему на негнущихся ногах, задеревеневших, едва Ванцзи увидел узкую спину в облегающей чёрной парче, вышитой сверкающими алыми узорами. В дороге адептам Гусу Лань, стоило им сойти на землю, встретились несколько низкоуровневых тварей, поэтому оставшееся расстояние пришлось преодолевать на мечах. Ученики, с детства воспитывавшиеся в строгости, обладали необычайной выносливостью, но усталость была им не чужда. Адепты неторопливо плелись позади Лань Ванцзи, пока он, наметив одну единственную цель, шагал к ней с каменной непреклонностью. — Лань Чжань, — Вэй Ин улыбнулся ему, как всегда, заглянул в его лицо долгим пытливым взглядом, — добрались без происшествий? — юноша многозначительно осмотрел учеников Гусу Лань, те хоть и выглядели обыкновенно дисциплинированными, стойки их были идеальны, но мутные отрешённые взгляды выдавали утомление. — Мелочи, — ответил Ванцзи, возвращая Вэй Ину по праву заслуженный взгляд тёплых глаз.Тёплых, подумал Вэй Усянь, из-за их природного цвета ли, или есть что-то особое в этом взгляде? — Тишина! — разнеслось с высоты приличных размеров помоста. — Всем молчать! От мерзкого голоса Вэнь Чао Ванцзи крепко сжал челюсти, едва не заскрежетав зубами. Личная неприязнь или сама по себе мерзкая натура сына Вэнь Жоханя так повлияли на восприятие его Вторым Нефритом, важно не было. Когда ученики стихли, Вэнь Чао, удовлетворённый своим авторитетом, потребовал сдать мечи. Вэй Усянь и Лань Ванцзи насторожились, как бы кто не начал препирательства, но адепты покорно вытянули левые руки со сжатыми в них ножнами. Даже Цзинь Цзысюань, скрепя сердце и сдвинув брови в одну неприглядную морщину, отдал Суйхуа, чем послужил призывом к действию для остальных учеников ордена Ланьлин Цзинь. — Отлично, отлично! — протянул Вэнь Чао, усаживаясь на своём месте. Он распорядился, чтобы каждому выдали по увесистому свитку, куда ни Вэй Усянь, ни Лань Ванцзи, в отличие от любопытных учеников, даже не стали заглядывать. Вэй Усянь тихо хныкал по отобранным Вэнями вкусностям, стараясь отвлечь себя от любой мысли про Вэнь Чао и его свиту, Вэнь Чжулю — в особенности. Однажды Вэй Усянь уже отомстил ему, но той мести было так ничтожно мало, что ненависть ни на чуточку не убавилась. Ванцзи украдкой тронул кончики его пальцев, спрятав это прикосновение в медленном движении рукавом. — Я знаю, знаю, — сухо буркнул Вэй Ин, — я не буду ввязываться в неприятности. Цзян Ваньинь по другую руку от него от внезапности и абсурдности такого заявления своего шисюна приглушенно крякнул, как придавленный за ногу селезень. — Вот именно! — обращаясь уже к нему, нараспев произнёс Вэй Усянь и нарочно медленно повторил. — Я не буду искать неприятностей. Состязание лучников было опорной точкой начала неприязни Вэнь Чао к Вэй Усяню, Цзинь Цзысюаню и Лань Ванцзи, поскольку те обстреляли его, ускакав далеко вперёд и заняв победные места. Поскольку нутро Вэнь Чао было мягким и скользким, позорный проигрыш задел его до глубины души. — Пусть так, — спокойно ответил Ванцзи, когда Вэй Усянь напомнил ему об этом. Пусть так, продолжил Ванцзи уже в своих мыслях, по крайней мере для остальных у него не останется ненависти. Впрочем, для обстоятельного Второго Нефрита это замечание оказалось весьма опрометчивым — ненависти у младшего сына клана Вэнь было хоть отбавляй, так и плескалась через края, и воняло, что не продохнуть. Вэй Ина это жутко веселило, видимо, он был твёрд в намерении не поминать прошлого. Так же твёрд он был в своём желании лично отсечь голову Вэнь Чао и Вэнь Чжулю за компанию, чтобы на тот свет они отправились под руку и не омрачали больше своим существованием взоров других заклинателей. Ванцзи бы поспорил с его откровенной неприязнью, да только вот согласен был с каждым словом, подписался бы, дай ему кто-либо возможность. Покои, выделенные для «приглашённых» учеников, можно было так назвать с очень уж большой натяжкой. Ежедневно на занятия и обратно до жилых комнат учеников сопровождали вооруженные адепты, над каждой дверью приставлялся караул из двух человек, выходить и общаться с кем-то, кто не принадлежал к тому же клану, строго запрещалось. Условия в темницах едва ли были такими же суровыми, как в этом хвалёном ордене Вэнь, судачили между собой ученики, собираясь на площади, где им хоть на короткие минуты предоставлялась возможность поделиться своими впечатлениями. Там же Ванцзи видел Вэй Ина, и его сердце успокаивалось после изнывающей тоски. Одной ночи отдельно от Вэй Ина достаточно, чтобы затосковать. Одной ночи отдельно от Лань Чжаня достаточно, чтобы затосковать, с улыбкой встречая Ванцзи на площади, бегло думал Вэй Усянь. Ничто не могло обуздать нрав Вэй Усяня. Запри его в каменной комнатушке глубоко под землёй — он и там придумает и осуществит какую-нибудь шалость. Лань Ванцзи скользил взглядом по изречениям знаменитых из клана Вэнь, про себя невольно фыркая: то ли придумавшие всю эту околесицу «мудрецы» сами не ведали, что несёт их рот, то ли их потомки ни разу даже не просматривали этих записей. Со стороны окна послышался шелест, как если бы кто-то сминал лист бумаги, Ванцзи сразу же обернулся на шум и бумажный человечек замер на месте, изображая, будто неловко чешет затылок. Выставив руку ладонью вверх, Лань Ванцзи дождался, пока человечек, вспорхнув со своего места, приземлится, схватившись за его согнутые пальцы, и спросил: — Что ты делаешь? Спрашивать, кто это такой, не было никакой необходимости. Голос Вэй Ина, прозвучавший словно наполовину в мыслях Ванцзи, прошептал: — Ты что, не видишь? Навещаю тебя, конечно же, — человечек уселся на край ладони, покачивая крошечными ножками. Ванцзи нахмурился, как бы ему ни хотелось верить словам человечка, он к сожалению точно знал, что Вэй Ин намерен привести в действие какую-то из своих авантюр. — Раскусил, — брякнул Вэй Ин, — я хочу найти Вэнь Цин и Вэнь Нина… Не смотри так, Лань Чжань, я знаю, что ты против, — человечек выставил руки вперёд и замахал ими перед собой, от усердия своих движений разве что не взлетая над ладонью, — но это правда важно! Ты же знаешь, если ничего не предпринять, всё повторится опять, и что тогда делать? Медленно вздохнув, Ванцзи кивнул. Если всё повторится снова, либо безобидные Вэни погибнут, либо Вэй Ин снова уйдёт, став предателем, и змея укусит свой хвост — всё вернется к тому, что стало виной их возвращения сюда. — Что я должен делать? — спросил Ванцзи, останавливая безумный танец талисмана в своей руке. Ему приходилось шептать, чтобы охрана снаружи не слышала голосов, наклонившись к своей руке. Человечек взялся за его подбородок двумя ручками. — Завтра на ночной охоте, — зазвучало в голове Ванцзи, — прикрой меня, идёт? Раздумывать над ответом Лань Ванцзи не стал ни минуты. — Мгм. Человечек радостно подпрыгнул и, взмыв в воздух, исчез тем же путём, каким появился.***
Замысел Вэй Ина был прост ровно настолько же, насколько и безумен: отыскать Вэнь Нина, улизнув во время ночной охоты, и переманить его на свою сторону. Вэй Ин ни минуты не сомневался в успешности исхода, Вэнь Нин всё же был предсказуем, а его тёплые дружеские чувства к самому Вэй Усяню не вызывали сомнений. Если и этого было мало для аргументации его правоты, думал Вэй Усянь, то вот ещё кое-что: Вэнь Нин считает себя должником молодого господина Вэя за какой-то там случай, о котором сам Вэй Усянь давненько и думать позабыл. Ванцзи согласился на удивление быстро, и Вэй Усянь едва не захлебнулся в заполнившем его грудь восторге. Эта ночная охота проходила, как и все прочие, под руководством Вэнь Чао, который ждал, пока ученики измотают добычу, беспрестанно грязно флиртуя с Ван Линцзяо, что игриво хихикала на ухо своему господину, не отлипая от него ни на миг. Задание было до крайности элементарным — всего-то стайка лесных навок, и Вэй Усянь, воспользовавшись суматохой, скрылся среди деревьев, искусно делая вид, будто гонится за особо ловкой тварью. Цзян Ваньинь искал его глазами, но Ванцзи, подкравшись сбоку, прошептал: — Не суетись. Быстро смекнув, в чём дело, будущий Глава Цзян решительно кивнул и продолжил своё дело, стараясь держаться поближе к Лань Ванцзи, не скрывая при этом своего недовольства: как так получилось, что его, своего собственного шиди, Вэй Усянь даже не потрудился посвятить в свой план. Больше, чем об этом, он переживал, по подозрениям Ванцзи, о том, как бы Вэй Ин не попал в неприятности. — Он будет в порядке, — сам себе не веря, так же тихо произнес Ванцзи, чем окончательно сбил с толку Цзян Ваньиня. — Эй вы там! — проскрипел своим мерзким забитым голосом Вэнь Чао. — Хорош трепаться, за работу! Или думаете, что твари сами прибегут к вашим ногам?! На это, собственно, рассчитывал один только Вэнь Чао. Раздражённо фыркнув раздутыми в негодовании ноздрями, Цзян Ваньинь нырнул в кусты. Вэй Усянь же действовал крайне осторожно, получив увесистую порцию нравоучений от Лань Ванцзи. Надо же, про себя восторгался Вэй Усянь, не скрывая внутренней обиды, только стал говорить больше трёх слов в предложении, и всё о своем! Передразнивая Ванцзи с его: «Вэй Ин, берегись стражи, передвигайся осторожнее, не попади в западню», Вэй Усянь добрался до задней стены, ограждающей ряд жилых помещений. Вэнь Цин сейчас была на ночной охоте вместе с остальными, Вэнь Нина она с собой не брала из-за его слабого здоровья. В одиночку убедить сестру Вэнь было задачей почти непосильной, собственно, именно поэтому Вэй Усянь нацелился в её единственное слабое место — младшего брата. Вэнь Нин сосредоточенно изучал заметки сестры, помешивая дурно пахнущее варево в небольшом котелке — Вэй Усянь увидел его, едва приподнявшись над стеной. Ему несказанно везло — вся стража расположилась у главных дверей, а окружные стены обходили посменным караулом каждую истлевшую палочку для благовоний — время, как раз достаточное, чтобы незаметно проскользнуть в чьи-то покои. — Самодовольные псы, — сплюнул Вэй Усянь и ловко, только полы одежд издали почти неразличимый шорох, перемахнул через стену, а с неё сразу в раскрытое окно покоев Вэнь Нина. Последний был так сосредоточен своим занятием, что не сразу заметил вторжение, и к моменту когда он рвано вдохнул, собравшись издать испуганный возглас, Вэй Усянь уже зажимал ладонью его рот. — Т-ш-ш, — предупредительно, в самое ухо юноши, зашипел Вэй Усянь, — это я, всего лишь я. Убедившись, что Вэнь Нин успокоился от своего первого изумления, он отобрал руку, обтер её о верхнее платье и сел напротив юноши, согнув ноги в коленях так, чтобы в случае чего можно было броситься либо наутёк, либо сразу в атаку; последнего исхода Вэй Усянь надеялся избежать, но жизнь учила чему-то и таких безнадёжных людей, как он. — М-молодой г-господин Вэй, — промямлил Вэнь Нин, поспешив сорваться с места и отвесить поклон. Вэй Усянь остановил его жестом руки и не сдержал добродушной улыбки. Вэнь Нин, Вэнь Цюнлинь, человек, к которому у Вэй Усяня с самой первой встречи возникли мягкие чувства. Ранимый неловкий юноша, со рвением изучающий искусства, болезненный, а потому почти не показывающийся на свет, но по-своему усердный. Умеющий быть благодарным, вспомнил Вэй Усянь и тут же прикусил свой язык в наказание: вот же, за что бы Вэнь Нину быть ему благодарным? За то, что превратил его в безжалостный клинок? Его, за всю жизнь не обидевшего и назойливой мухи. — Что Вы здесь делаете? — понизив голос до дрожащего шёпота, поинтересовался Вэнь Нин, откладывая в сторону записи. Варево в котелке закипело, жёлтая от трав пена повалила через крышку, и юноша всполошился, принявшись негнущимися пальцами убирать учиненный по случайности беспорядок, даже схватился за крышку прямо так, голыми руками, за что получил заслуженный ожог и пискнул, как дитя, прищемившее палец. Крышка с грохотом покатилась по полу, волоча за собой горький запах отвара. — Что у тебя там? — приглушенный дверной перегородкой голос охранника прозвучал пренебрежительно, Вэй Усяню тут же захотелось пересчитать ему зубы за такое отношение. — В-всё в п-порядке, — громко сказал Вэнь Нин, — я всего лишь уронил крышку. — Растяпа, — брякнул охранник и отошёл от двери. С ног до головы залитый смущенным румянцем, Вэнь Нин суетливо наводил порядок. В комнате царила полная неразбериха, видать юноша уже не первый час корпел над целительными отварами. Он только учился, это было ясно по количеству заметок и отставленных подальше с глаз глиняных котелков с неправильно приготовленными снадобьями. — Вэнь Нин, — позвал Вэй Усянь, перехватывая руку юноши над ворохом записей, — послушай внимательно, что я скажу, хорошо? Неумелый целитель закивал головой так энергично, что впору было волноваться, как бы она не отлетела от шеи. Вэй Усянь покосился на дверь, нахмурив брови. — Скоро начнется война, — сказал Вэй Усянь; от такой новости лицо Вэнь Нина перекосилось, вытянулось и побледнело, — ты понимаешь, что это значит? Вэй Усянь говорил медленно, как с ребёнком, голос его при этом звучал мягко и ласково. Вэнь Нин уже доверял ему, неясно только почему, и Вэй Усянь был уверен, что его послушаются и тайну его визита не раскроют. — Война? — неловко переспросил Вэнь Нин. — Война, — подтвердил Вэй Усянь. Вэнь Нин отстранился, прижимая к груди руку, будто баюкая самого себя, — я хочу предупредить тебя и Вэнь Цин, — продолжил Вэй Усянь, стремясь скорее вернуть доброе расположение молодого господина Вэня, пока страх не завладел им окончательно, — тирании клана Вэнь нет никакого предела, ты сам это знаешь, мы должны это прекратить, пока ещё не поздно. Я знаю, что ты, твоя сестра и вся ваша семья хорошие люди, которые не имеют к учиняемому Вэнь Жоханем злу никакого отношения, поэтому хочу помочь вам, понял? Вэнь Нин кивнул, немного расслабившись. Едва ли он полностью понимал, что Вэй Усянь ему втолковывал, но слушал внимательно, не дыша. — Но сначала ты должен помочь мне. Никто никогда не просил Вэнь Нина о чем-то серьёзном, наверняка он и так был обескуражен до глубины души тем, что молодой господин Вэй с таким важным вопросом обратился именно к нему, а не к старшей сестре. В его взгляде за плотной завесой безропотного восхищения читалась настороженность — уж не играют ли с ним, полагая совсем несмышлёным? — Что я могу с-сделать? — Вэнь Нин немного прищурился, резко обернулся на звуки шагов из-за открытого окна, благовонная палочка сгорела, стражи обходили территорию. Вэй Усянь, тоже услышав этот звук, откатился к дальней стене, чтобы из окна его не было видно, и жестом приказал Вэнь Нину оставаться на месте и заниматься своими делами, не вызывая подозрений. Вэнь Нин послушался и стал возиться в листах и свёртках, пока Вэй Усянь излагал ему свой план. — Через неделю, — начал он, как только шаги совсем стихли, — Вэнь Чао поведет нас искать пещеру на горе Муси. Там мы окажемся заперты с ужасным чудищем совсем безоружные, потому что он отобрал наши мечи и спрятал их в Хранилище, понимаешь, к чему я клоню? Так вот, — после утвердительного кивка Вэй Усянь сказал, — я хочу, чтобы ты написал в Юньмэн с просьбой прислать подмогу. Мы не можем этого сделать, писать домой запрещено, а ты можешь сделать это незаметно. — Но м-молодой господин Вэй, — перебил Вэнь Нин, — это же предательство, — последнее слово далось ему особенно тяжело. Он ещё не понимал до конца сложности таких понятий, как верность и предательство, но всё же смог быстро уразуметь, чего от него требует Вэй Усянь. Внезапно, как будто что-то вспомнив, Вэнь Нин подскочил на месте, — откуда Вам известно, что произойдёт на горе Муси? Цокнув языком, Вэй Усянь в сердцах ругнулся на самого себя и на Вэнь Нина заодно, не на том он сосредоточил свое внимание, ой не на том. — Просто известно и всё, — обронил Вэй Усянь, — подслушал разговор стражей. Слушай, у нас мало времени, скоро меня хватятся. Если ты поможешь мне и уговоришь сестру принять нашу сторону, я смогу спасти вас и вашу семью, никто не посмеет ничего сказать. И вот ещё что, об этом нашем разговоре ты можешь сказать только Вэнь Цин, ясно? Другого ответа, кроме утвердительного, Вэй Усянь и не ждал. Он забрался на оконную раму, предварительно осмотревшись, и бросил через плечо: — Запомни: через неделю, гора Муси. А затем скрылся, оставив недоумевающего юношу бестолково хлопать ресницами и рассуждать, крепко напрягая ум, как же ему поступить. А в лесу между тем пропажу Вэй Усяня заметили другие адепты. Не Хуайсан, который по обыкновению бродил, не сходя с тени Цзян Ваньиня, нервно осмотрелся. — А где Вэй-сюн? Цзян Ваньинь тут же обернулся к нему, приложив палец к своим губам. Он и сам нервничал с каждой минутой все больше: твари, обессиленные погоней, падали под ноги Вэнь Чао, как он того и хотел, а посему младший сын Вэнь Жоханя был слишком занят самовосхвалением, чтобы заметить пропажу самого заметного, если грамотно рассудить, адепта изо всех. Вэнь Чжулю же насторожился уже давно, слишком зорким был глаз опытного воина. И как только он решительно двинулся в сторону Ванцзи и Цзян Ваньиня, Вэй Усянь кубарем вылетел из кустов, с ног до головы перепачканный грязью, и забранился так, чтобы все могли это услышать: — Поганая тухлая репа! Поди сюда, я с тобой ещё не закончил! Не успел Ванцзи издать облегченный вздох, Цзян Ваньинь уже бросился к шисюну, на ходу подготавливая кулак к тумаку по растрепанной голове Вэй Усяня. — Ты! Где тебя демон носил?! Вэй Усянь для пущей уверенности ещё немного поорал в пустоту, а затем отряхнул свою одежду, гордо вскидывая подбородок и расправляя плечи. — Тварь увела меня к оврагу, и я свалился, ты представляешь? Звал вас, звал, а толку, тьфу! Что об стену горохом! Краем глаза Ванцзи проследил за Вэнь Чжулю, тот какое-то время неотрывно следил за развернувшейся перед его лицом потасовкой, а потом, махнув рукавом, вернулся к своему господину. Он что-то заподозрил, понял Ванцзи. К счастью, его тревоге не дали усилиться — Вэй Ин налетел на него, обхватив одной рукой за плечи, радостно смеясь, и шепнул между делом в самое ухо: — Все хорошо, Лань Чжань, я почти всё уладил. И отстранился, уворачиваясь от Цзян Ваньиня, который ещё потребует с него объяснений. Но это потом, когда они вернутся в свои комнаты. А пока под ликование писклявого голоска Ван Линцзяо ученики и адепты клана Вэнь засобирались в обратный путь.