Ты продолжаешь «расспрашивать»? Не спрашивай о безумии, с древности присущем людям.
— Вэй Усянь! Остервенелый крик молодого господина Цзян не слышали только глухие на другом конце Юньмэна. Ванцзи вскочил на ноги — половину дня он провёл сидя перед кроватью, на которой Вэй Ин спал, восстанавливая силы, а сам не то дремал, не то проваливался в обморок время от времени. К его удивлению, грубый юньмэнский ор, прозвучавший громче башенного колокола, подействовал на Лань Ванцзи отрезвляюще, в следующий миг он уже позабыл о собственной слабости и головной боли. Вэй Ин тоже зашевелился, перевернулся на бок и накрыл голову одеялом, забубнив: — Чёртов Цзян Чэн, мёртвого с того света поднимет. Не успел он закончить свою фразу, как на него, видимо, снизошло озарение, и юноша сбросил одеяло, да так, что оно клубком свалилось на пол, и сел, тут же схватившись за голову. Глаза в красной сетке сосудов забегали по комнате, ещё неубранной после ритуала, и наткнулись на Ванцзи, тут же обеспокоенно схватившего Вэй Ина за руку. — Лань Чжань, — Вэй Ин слабо улыбнулся, сжал пальцы и предпринял попытку встать. В этот же момент Лань Сичэнь за дверью успокаивал пыл Цзян Чэна, пребывающего в ярости: всё же, он уже почти сутки не видел своего шисюна. — Молодой господин Цзян, они всё ещё не вернулись. Предполагаю, молодой господин Вэй решил ознакомить Ванцзи с развлечениями Юньмэна, — вещал Цзэу-цзюнь, прислонившись спиной к двери. — Вот ещё! — в ответ фыркнул Цзян Чэн, совершенно не беспокоясь о вышестоящем положении своего собеседника. — Сбежал, не предупредив, на целый день. Небось опять прохлаждаются вдвоём на каком-нибудь фестивале! Случай с побегом из Облачных Глубин Цзян Чэн не то что не забыл, а наверняка поставил в приоритет при необходимости припомнить Вэй Усяню какую-нибудь пакость. Вэй Ин зажал рукой рот, чтобы не засмеяться в голос; Ванцзи поджал губы. — Вэй Ин? — шёпотом позвал Лань Ванцзи, и юноша на постели кивнул. Голоса снаружи утихли. Лань Сичэнь отвлёк всё внимание будущего Главы Цзян на себя, изобразив искреннюю заинтересованность в местном рынке. — Цзян Чэн, святая наивность, — цокнув языком, Вэй Ин покачал головой и улыбнулся. Это он, осознал Ванцзи, это точно он. — Кто бы мог подумать, Лань Чжань, что мне нужно было умереть, чтобы затащить тебя в Пристань Лотоса. Ванцзи встал на ноги, оправил одежды и убрал с лица разметавшиеся волосы. Под трезвым взглядом Вэй Ин выглядел болезненнее некуда со впалыми щеками и глазами, блёкло мигающими из тёмных кругов. За полдня он словно исхудал наполовину, и кровь засохла в уголке его губ. — Как ты… себя чувствуешь? — Ванцзи сжал в кулак руку, которой собирался проверить Вэй Ина на наличие жара, и сделал шаг назад. В ответ на это юноша только отмахнулся и спустил ноги с кровати. Ванцзи такой ответ не устроил. — Что ты помнишь? За вопросом вновь последовало молчание, преследуемое нарастающим напряжением. Вэй Ин оделся, вернул одеяло на кровать и сел поверх него, внимательно глядя на старого друга. — Всё и ничего одновременно, — честно ответил Вэй Ин, — я помню осаду на Луаньцзан и то, как ремонтировал крышу в Облачных Глубинах, — внезапно он расхохотался, упав грудью на свои колени, и зашёлся так, что не мог даже вздохнуть. Прибитый к полу этой непосредственностью, Ванцзи застыл с раскрытым ртом. — Это так странно, так странно, Лань Чжань, — Вэй Ин утёр смешинки из уголков глаз, но его щёки продолжали надуваться в подавляемом смехе, точно он помутился рассудком. Вэй Ин отвёл назад руки, упёрся ими позади себя, глубоко вздохнув, и медленно осмотрел помещение, — я снова здесь. Даже в мечтах не позволял себе вернуться в Пристань Лотоса. Второй Молодой господин Лань позволил Вэй Ину минутную тоску. Юноша оглядывался по сторонам, внимательно изучая детали интерьера с непроницаемым выражением на лице. Его тело и дух по-прежнему пребывали в тревожном состоянии, но степень осложнений выяснить на глаз не представлялось возможным, так умело Вэй Ин изображал спокойствие. Внезапно, как будто опомнившись, Вэй Ин наклонился и забрал из подставки Суйбянь, вонзившись в него взглядом, словно видел впервые в жизни. Повертев в руках меч, он достал его из ножен, встал на ноги, сделал несколько взмахов, рассекая воздух с характерным звуком, и удовлетворился. Вот только на один миг, не могло быть такого, чтобы Ванцзи это примерещилось, на его глаза навернулись слёзы. — Пойдём, Лань Чжань, — велел Вэй Ин, упираясь руками в створки дверей. На улице их встретила приятная прохлада, оставленная утренним лёгким дождем, и уже ставший привычным гомон голосов. Крадучись, юноши преодолели террасу и вышли в центр тренировочного поля, будто только что вернулись в Пристань Лотоса через главные ворота. — Цзян Чэн! Чего шум наводишь? — подбоченился Вэй Ин, задрав подбородок. Сын Главы Юньмэн Цзян не заставил ждать долгого ответа и примчался с порывом ветра, меча из глаз молнии. — Переломать бы тебе ноги, чтобы больше не смел удирать без предупреждения! — Цзян Чэн толкнул шисюна в плечо и скрестил руки на груди. — Сам творишь каверзы, ещё и Лань Ванцзи вечно впутываешь в свои безобразия. Вэй Ин наигранно возмутился, раскрыв рот и побледнев как от самого кошмарного ужаса. — Да как ты смеешь! Постороннему глазу едва ли удалось бы заметить перемены в шумном, вечно пребывающем в добром расположении духа Первом ученике Юньмэна, у Ванцзи же от вида его опущенных, вздрагивающих от каждого прикосновения шиди плеч, на душе заскакали блохи. Вэй Ин несомненно владел множеством искусств и притворство определённо освоил в не меньшей мере, чем стрельбу из лука. От этой догадки стало совсем не по себе — как часто Вэй Ин притворялся раньше, скрывал свои истинные чувства за широкой улыбкой, если даже сейчас, очнувшись после трёхлетнего небытия, вёл себя как ни в чём не бывало. Впрочем, долго держать маску ему не удалось — из Храма Предков к братьям и их гостю уже торопилась Цзян Яньли. — А-Сянь, А-Чэн! — дева взяла обоих за руки и игриво повела бровями. — Ну чего вы опять ссоритесь? Второй Молодой господин Лань, прошу прощения за их ребячество. Ванцзи кивнул. — Это кто тут ребячится? — возмутился Цзян Чэн, явно ожидая реакции от Вэй Ина, но он притих, и руки его задрожали. — Шицзе, — вздохнул Вэй Ин и поджал губы, отведя взгляд в сторону; он намеревался сказать что-нибудь ещё, но слов так и не нашел, поэтому бездумно повторил, — шицзе. Ни для кого не было секретом, что Вэй Ина и Цзян Яньли всегда связывали крепкие братско-сестринские отношения. Дева Цзян вставала на защиту своего шиди во времена, когда весь мир был готов в любой момент повесить на него все мыслимые и немыслимые преступления, она же первой интересовалась его самочувствием и состоянием, как только узнала о визите Ханьгуан-цзюня в Илин. И она же умерла, подставив свою грудь под удар меча, предназначавшийся груди Старейшины Илина, во время резни в Безночном городе. Ванцзи видел это событие краем глаза, и от боли, что выплеснулась бурей тёмной энергии, некуда было бежать. Старейшина Илина и не пытался, настолько Тьма поглотила его, ничего не оставив. Несложно было догадаться, какие чувства он испытывал теперь, видя свою драгоценную шицзе в добром здравии. Ванцзи неосознанно встал к нему поближе, готовясь в любой момент удержать от падения в обморок. — Что такое? Выглядишь хуже болотного призрака, — фыркнул Цзян Чэн, искоса следя за происходящим. — Тебя увидел, — огрызнулся Вэй Ин и высунул язык. — Ах ты! И снова Цзян Чэн погнал Вэй Усяня по площади, браня его вслед, а тот хохотал как умалишённый, постоянно оборачиваясь, и на каждое слово Цзян Чэна отвечал десятью. Цзян Яньли стала его крепостью: Вэй Ин спрятался за её спиной, будучи больше чем на голову выше. — Достоинство, Цзян Чэн! Ты совсем забыл о достоинстве!***
В семейную трапезу в этот раз Ванцзи вмешаться не осмелился, как бы Вэй Ин его ни зазывал. Наводя порядок в покоях, Второй Нефрит надеялся также упорядочить и свои мысли. Казалось бы, уже около года назад он встретил Вэй Ина вновь, однако только теперь в его сердце по-настоящему вспыхнул пожар, несравнимый с пламенеющей пропастью близ Безночного города. Тот же человек, те же глаза и та же улыбка с тем же следом от поцелуя удачи в уголке губ — ничего в нём не изменилось через несколько часов от начала ритуала, но Ванцзи видел, точно в его сознании собралась наконец воедино вся головоломка целиком, что именно этот Вэй Ин когда-то донимал его в библиотеке Облачных Глубин, подарил ему его первых кроликов и нахально заявил, что за месяцы после их разлуки родил и вырастил сына в Илине. Задумавшись, Ванцзи тёр и тёр печать на полу, и тряпица впитала столько краски, что уже не смывала её с поверхности, а наоборот растирала только сильнее. — Ванцзи, — Лань Сичэнь похлопал брата по плечу, — не наводи беспорядок. От слова «беспорядок» Ванцзи вмиг вернулся из мира размышлений, сокрушённо уставившись на результат своей неосторожности. Несколько раз прополоснув тряпицу в тазе с водой, он поспешил исправить положение под довольные смешки Цзэу-цзюня. — Я смотрю всё вышло как нельзя удачнее, — поддразнил Сичэнь. Он уже передвинул стол на прежнее место и уселся за него. — Мгм, — Ванцзи закончил стирать печать. Лань Сичэнь тем временем продолжил: — Молодой господин Вэй очень быстро пришёл в себя, должно быть мы недооценили возможности его духа. Ванцзи, ты видел повреждения на его душе? — Мгм, — отозвался Ванцзи более мрачным тоном. Не заметить таких повреждений было невозможно, но и говорить что-то уже слишком поздно. Лишь бы только это никак не повлияло на Вэй Ина, остальное уладится само по себе. — Если он не станет прибегать к Пути Тьмы, то очень скоро поправится. Играй ему «Очищение», чтобы ускорить процесс. — Мгм. — Мы ещё не обсуждали, Ванцзи, какие же всё-таки отношения связывали тебя и молодого господина Вэя? Я не посмел вмешиваться в ваши намерения, однако любопытство не даёт мне покоя. Цзэу-цзюнь осушил пиалу чая, призадумавшись на несколько секунд, пока Ванцзи передвигал на места табуреты и цветочные горшки. — Кем он тебе приходился, что ваши души даже вернулись во времени, чтобы встретиться вновь? Что-то изначально подсказывало Лань Чжаню, что рано или поздно этот вопрос прозвучит. Однако он надеялся всё же никогда его не услышать, ибо ответа на него не мог найти уже не первый год. Точнее, Ванцзи с уверенностью мог сказать за себя — Вэй Ин, этот человек, его родственная душа, первая и единственная, подобная лучу света в непроглядной тьме. Ну, а кем он сам является для Вэй Ина сказать невозможно, рассуждал Ванцзи. В этом времени они по крайней мере успели стать друзьями, но что если теперь, после возрождения, ему и задаром не нужен такой друг? Он вернулся в свою семью, вернулся к шицзе, и нет у него никаких разумных причин стоять плечом к плечу со старым знакомым. От этих мыслей Второй Нефрит совсем помрачнел. — Можешь не отвечать, — Сичэнь поставил посуду на поднос и отодвинул в сторону от себя, — мне многое неизвестно о твоей жизни, Ванцзи, но всё же хочу, чтобы ты знал: я всегда буду рад восполнить эту чудовищную прореху. Некоторое время Ванцзи смотрел на старшего брата, невозмутимо взявшегося за кисть, чтобы написать очередное письмо в Юньшэн. С самого нападения на Резиденцию клана Гусу Лань не прекращались обсуждения безнравственности клана Вэнь. К этому моменту Цзэу-цзюнь уже смог заверить Главу Юньмэн Цзян в необходимости крепкой обороны, и до Пристани Лотоса стали доноситься слухи о бесчинствах в мелких кланах. Цзэу-цзюнь уговорил Цзян Фэнмяня не покидать Резиденцию ни под каким предлогом и игнорировать любые попытки ордена Вэнь выйти на контакт. Оставалось лишь убедить в этом остальные Великие ордены, а посему следует как можно быстрее собрать Совет. — Спасибо, — наконец ответил Ванцзи, осознав все произнесенные Лань Сичэнем слова. К вечеру Пристань Лотоса окружила непроглядная пелена холодного ливня, сопровождаемого урчащими вдалеке раскатами грома и синими всполохами молний. С тех пор, как Ванцзи и Вэй Ин расстались перед обедом, Второй Нефрит медитировал в уединении, пока Лань Сичэнь проводил время где-то за пределами гостевых покоев. Он сказал только: — Молодой господин Цзян согласился показать мне местный рынок. Этим словам Ванцзи сперва удивился: ему не думалось даже, что Цзян Ваньинь всерьез воспримет слова Цзэу-цзюня, но возможно оно было и к лучшему для Ванцзи — в кои-то веки остаться одному и хорошенько обдумать свое положение. От дум его головные кости начинали скрежетать по швам, настолько не хватало места тягостным мыслям, и Ванцзи решил отпустить их, хоть это решение далось ему титаническими усилиями. Словно ему доставляло какое-то бессознательное удовольствие истязать себя снова и снова, он всё продолжал думать об одном и том же, пока мысли не смешались в шумный поток, где не разглядеть ни единого донного камня. Среди этого шума раздалась далёкая слабая мелодия. Она прорвалась через мощный дождевой заслон, обошла стороной ледяные молнии и смущенно заглянула в оконные щели. Флейта звучала мягко и ненавязчиво, музыка нагоняла и тоску и облегчение вместе. Сперва Ванцзи даже решил, что ему причудилось, он уже давно не доверял своим ощущениям, но музыка не прерывалась и, кажется, приближалась к нему, становясь всё громче и обволакивая душу чем-то неясным, похожим на ощупь на объятые лунным светом облака. Сомнения задержали Ванцзи в дверях на пару минут, затем он прихватил тёплую накидку, перебросил её через локоть и вышел на веранду. Украшенные цветочными узорами плиты заливала вода, по лужам расходились круги от капель. Дощатую веранду дождь звонко хлестал косыми порывами, пахло свежестью и громом. Флейта стихла. — Лань Чжань! — Вэй Ин, закрыв голову рукавом, перебежал через площадку от своих покоев к гостевым. — Зачем ты вышел в такой ливень? Осмотрев с ног до головы промокшего адепта, Ванцзи покачал головой. Улыбающиеся губы Вэй Ина посинели от холода, сжимавшую простую бамбуковую флейту руку прошивала крупная дрожь. Ванцзи осторожно накрыл плечи Вэй Ина накидкой, разгладил её по силуэту и удовлетворённо осмотрел результат. Хоть Вэй Ин и отказывался это признавать, белый цвет в одеяниях очень ему шёл, выгодно подчёркивая красоту его кожи и черноту длинных волос, которые, намокнув, рассыпались по спине и плечам аккуратными волнами. — А говорил, что не вьются, — вздохнул Ванцзи и устремил взгляд на качающиеся под ветром колокольчики, навешанные на потолочные балки. Вэй Ин рассмеялся и поплотнее закутался в тёплую сухую накидку с облачной вышивкой. Им стоило многое обговорить, но слов не находилось. Чувствуя на себе пристальный взгляд, Ванцзи не решался на него ответить, а Вэй Ин ни с того ни с сего сделался тихим и на мгновение как будто вовсе исчез, но потом он опять поднес флейту к губам и начал играть ту же песню, что до этого потревожила медитацию Ванцзи. Второго Нефрита волновали звуки флейты с того самого времени, как он впервые услышал Чэньцин и увидел последствия её колдовства, однако эта музыка решительно отличалась от той, что способна была призвать из Преисподней тысячи и тысячи озлобленных духов. Эта музыка успокаивала, сливаясь со звоном колокольчиков и ровным ритмом падающих оземь капель. Когда-то они вдвоём уже стояли под дождём лицом к лицу, а после расстались почти незнакомцами. Ванцзи перевёл взгляд на Вэй Ина. Тот играл, прикрыв глаза, словно совсем не чувствуя окоченения покрасневших пальцев. — Вэй Ин. Первый ученик Юньмэна не отвечал, пока не закончил мелодию, а потом несколько раз покрутил инструмент между пальцев и спрятал его за спиной. — Я здесь, — Вэй Ин улыбнулся и подошёл на два шага ближе. В солнечный день их тени оказались бы совсем близко, почти сливаясь на узорчатых досках. Полы одежд, колыхаемые ветром, соприкоснулись и сплелись, как знак Инь-Ян, — ты так холоден, Ханьгуан…ах, нет, ещё нет, — хихикнув, адепт похлопал себя по губам, — второй Молодой господин Лань, неужели ты совсем не рад мне? Помнится, ещё совсем недавно кто-то исполнил Холодный Источник слезами за душу Старейшины Илина, — Вэй Ин ловко развернулся, плеснув лужей под ногами, и встал перед Ванцзи так, чтобы тому некуда было спрятать глаза. Юноша с улыбкой смотрел на Ванцзи, издевательски поигрывая бровями, но глаза его погасли и не было в них и доли озорства, которое подразумевалось в словах. — Я рад, — честно ответил Лань Ванцзи и смутился своим словам. Он намеревался отступить назад, но Вэй Ин шагнул вместе с ним, и они снова встали грудью к груди, маленький шаг — сердечные клетки соприкоснутся и Вэй Ин почувствует, как быстро бьётся о ребра помешавшийся пульс Лань Чжаня. Вопреки ожиданиям, Вэй Ин сохранил такое расстояние, только слегка наклонился, заглядывая в спрятанное за выбранными из причёски волосами лицо. Юноша прикусил уголок губ острым белоснежным клыком, оставив маленький красный след, медленно опустил и поднял густые ресницы. От этого вида у Ванцзи закружилась голова. Юношеское очарование и проступающая сквозь него мудрость души, покрасневшие веки совсем потемневших глаз, полных узнавания. В своём отражении в этом взгляде Ванцзи мог разглядеть минувшие годы, то что он так старательно хранил в сердце, каждый их вместе пройденный шаг, радостное и горькое. Каждое «спасибо», каждое «прости», где-то там, на задворках: «проваливай». Но даже это последнее самое печальное изо всех воспоминание не могло охладить горячие волны безумного счастья, что согрели всё тело изнутри даже в такую холодную пору. — Я тоже рад, — сказал Вэй Ин и сделал шаг, прогнав воздух между ними; они прижались друг к другу телами, свесив беспомощные руки по бёдрам. Ливень усилился, угрожающе забарабанив по крышам. *** Что занимает мысли умирающего? Те, кому небезразлична была судьба Старейшины Илина могли рассудить, что смерть его была воистину ужасающей — быть заживо растерзанным толпой мертвецов, которых так отчаянно стремился подчинить. Если Вэй Усянь по прошествии лет скажет, что совсем не испытывал боли, пока его тело разбирали на кусочки, и кровь хлестала из открытых ран, никто ему не поверит. Впрочем, это теперь не важно. Боль, что такое эта боль, всего лишь слово, никакого смысла. Куда интереснее, что же занимает мысли человека, который возвращается к жизни. После своей безвременной кончины, Вэй Усянь оказался затянут в бездну из света и тьмы, из крика и тишины, из сладкого и горького. Там он метался безумным призраком, не помня себя, неизвестно сколько времени. Изредка он слышал голоса и музыку — то заклинатели звали к ответу его бессовестную душу, но он не мог и не желал им показаться. Зачем он им, что он может сказать и как оправдаться, какие тайны у него хотят выведать и в каком зле уличить, эти вопросы оставались без ответа, пустыми, безжизненными. Из всех только один голос выделялся и привлекал внимание Старейшины Илина. Он узнал его сразу, как можно было не узнать этот голос. Благонравный, благовоспитанный, превосходный и идеальный во всем муж — Ханьгуан-цзюнь, Лань Ванцзи, Лань Чжань звал его хрипом и сипом, срывающимися нотами, неразборчивыми обрывками мелодий. Если бы душа имела ощущения, то Вэй Усяня стошнило бы от запаха умытых кровью от беспрерывной игры рук. Но он не мог ответить на зов, как ни старался, словно упёрся в стену и застрял на одном месте. Что говорил Лань Чжань, о чём вопрошал и почему призывал его, Вэй Усяню тоже было неизвестно. Путь к познанию всех истин открылся вместе с глазами пятнадцатилетнего юноши. В истрёпанной постели, наполовину свалившись на пол, он не желал просыпаться и покидать сладкие сны, ведь сегодня пора отправляться на обучение в Гусу, к величайшим старейшинам, что даже из хромого осла могут вылепить безупречного молодого господина. Вэй Усянь ждал этой возможности не первый месяц, однако теперь страшно жалел, что нельзя поспать ещё часиком больше. Другой Вэй Усянь, совсем ещё юный и глупый, Старейшина Илина наблюдал за ним как будто бы со стороны. Погрузился в воспоминания, решил он, припомнив, как когда-то вычитал о посмертных сновидениях, что виделись душам, которым рано было отправляться на перерождение. А может, подумал он, это его наказание. Так Вэй Усянь и наблюдал за самим собой, то смеясь, то плача, то сгорая со стыда. Иногда он мог видеть глазами своего молодого тела, и тогда весь мир вставал с ног на голову, взор заполняло буйство красок, а слух так и млел от обилия звуков: журчание горной реки, пение птиц, шорох листвы. Доносящиеся из цзиньши мелодии гуциня. Заподозрить неладное Вэй Усяню удалось очень скоро. Лань Чжань поспособствовал этому в известной мере, переменив свое отношение к ученику Юньмэн Цзян на прямо противоположное тому, как всё было на самом деле. Тогда Вэй Усянь по наивности решил, что это его сознание играет с ним злую шутку и он всего-то выдает желаемое за действительное. Однако слёзы Лань Чжаня никак не входили в список того, что ему хотелось бы увидеть, и тогда до Вэй Усяня наконец запоздало дошло осознание: каким-то образом его дух вернулся в прошлое и притеснил душу юного Вэй Усяня своим израненным Тьмой полотном. О чём думает человек в посмертии или в воскрешении, на самом деле неважно ни на единый миг. О чём он думает, встречая старого друга спустя годы лицом к лицу, прижимаясь к его груди своей грудью — вот это вопрос, достойный развёрнутого ответа. Вэй Усянь подозревал, что погода переменилась из-за большого скопления тёмной ци, которой полнилась его душа. Поскольку какое-то время она была на свободе, большая часть энергии успела просочиться, пропитать собой воздух над Пристанью Лотоса. Но Вэй Усянь не жаловался, он любил дождь, пускай в него нельзя было плавать за лотосами и стрелять по воздушным змеям. Ещё ребенком он садился у окна и отсчитывал капли, это было всяко интереснее медитаций для формирования Золотого ядра. — Ядро, — вздохнул Вэй Усянь, отстранившись от Лань Чжаня и прижав пятерню к животу. Вот оно, никуда не делось, пульсирует внутри, наполняя тело энергией. Сейчас оно беспокойно, разумеется беспокойно, ведь тело его хозяина захватила чужеродная душа, к тому же пронизанная Тьмой настолько, что её истинного облика и не углядеть вовсе. — М? — Лань Чжань точно вышел из помешательства. Он смотрел своими прозрачными глазами цвета солнца, приоткрыв губы и выдыхая горячий воздух. Лань Чжань взялся пальцами за свою накидку на плечах Вэй Усяня, сам того наверное не заметив, и тянул юношу на себя неосознанно, но ощутимо. Вэй Усянь покачал головой, улыбнулся как мог и прильнул обратно к груди старого друга. Два мужчины, один к тому же в накидке другого, обнимаются за тёмной дождевой мглой, самозабвенно прижавшись сердцами — зрелище действительно достойное оглушающей молвы. Но Вэй Усяня ещё косит усталость, а от чувства тепла чужого тела душа успокаивается и затихает; она ещё не привыкла иметь оболочку из плоти и крови, тем более наделённую такой силой. Вэй Усяню не хотелось хвастать, но не признать было нельзя — его тело обладало выдающимися способностями с малых лет. — Флейта? — спросил Лань Чжань, склонив голову вбок, и в голосе его прозвенела тревога. Вэй Усянь усмехнулся, разомкнул их неловкое и до крайности нелепое объятие и отошёл на шаг, повертев флейту меж пальцев. Он вырезал её сегодня днём, когда после обеда адепты ушли на тренировку, а шицзе отправилась по своим делам. Шицзе, Цзян Яньли, Вэй Усянь даже в снах не позволял себе быть рядом с ней. А она вот, живая, невредимая и счастливая, как дитя. И Цзян Чэн всё такой же неугомонный гордец, лишь бы подраться. — Старые привычки, — Вэй Усянь посмеялся и вручил неаккуратный самодельный инструмент, — это обычная флейта, не нужно так волноваться. Лань Чжань всё же проверил, покрутив инструмент, внимательно рассмотрев её со всех сторон и вдруг выдал: — Убожество. Если бы возможно было умереть со смеху, то Вэй Усяню пришлось бы скончаться во второй раз, так толком и не пожив. Не испытывая ни малейшего стеснения, он хохотал до боли в желудке и сухости в горле. Лань Чжань уже давно вел себя совсем не свойственно своей холодной неприступной натуре, и вдруг вот вам пожалуйста — «убожество». Вэй Усянь даже соскучился по этому слову в исполнении Второго Нефрита. — Лань Чжань! — деланно возмутился Усянь. — Вот ты, опять критикуешь меня на каждом шагу! В морозной дымке от мощно бьющих по веранде капель ему примерещилось на короткий миг, что губы Лань Чжаня дрогнули в смущённой полуулыбке.***
Тайный Совет кланов был собран в Пристани Лотоса тремя днями позднее. Удивительно, как быстро откликнулись Главы на срочный призыв из Юньмэна. Встреча и размещение делегаций проходили в спешке, задействованы были все, у кого хватало рук, в том числе и молодые господа Юньмэн Цзян. Все эти три дня Вэй Ин вел себя до странного отчуждённо и потерянно, но Ванцзи мог это понять. Он и сам был растерян после своего «перерождения», а для Вэй Ина, чьи отношения с кланом Цзян в прошлом были разорваны при ужаснейших обстоятельствах, принятие себя в этом времени было почти непосильной задачей. Как бы он ни храбрился и не бросался изречениями в духе: «Прошлое есть прошлое, нечего плакать о пролитом вине», горечь, которой искажалось его лицо каждый раз при виде тех, кто погиб, как он считал, по его вине, обрушала всё его напускное равнодушие. Ванцзи держался рядом и вызывал этим неописуемый гнев Цзян Чэна, мол, с какой такой радости около его шисюна денно и нощно неспокойным призраком околачивается Второй Нефрит, однако сам Вэй Ин только отшучивался и намекал на ревность Ваньиня. Цзян Чэн каждый раз отступал зализывать раны на задетой гордости и не тревожил Ванцзи и Вэй Ина какое-то время, а затем всё повторялось снова. Их совместный быт в Пристани Лотоса был размерен, но совсем не однообразен. Возможно, тому виной бурная натура Вэй Ина: то он тащил Ванцзи на пруд собирать отцветшие лотосы, то уговаривал устроить тренировочный поединок на мечах, то тащил его в город и водил по длинным улицам, усеянным торговыми лавками и питейными заведениями. Лань Ванцзи соглашался на каждую предложенную авантюру, искренне полагая, что только так возможно помочь Вэй Ину справиться с душевными муками. Он не спрашивал ни о прошлом, ни о настоящем, послушно следуя, куда бы его не вели, и иногда, если Вэй Ин вдруг хмелел от вина, он сам рассказывал о своих тягостях. — Лань Чжань, я так счастлив снова быть здесь, — потухшим голосом протягивал Вэй Ин, и опершись на свою руку, улыбался с закрытыми глазами каким-то своим недосягаемым для Ванцзи мыслям. Однажды, когда они обсуждали проведённый ими ритуал, Вэй Ин внезапно вскочил со своего места и воскликнул: — Напополам! Все посетители винной лавки как один обернулись на шумного гостя, полагая, что он перепил и собирается начать буянить, но вместо этого Вэй Ин обрушился на своё место с таким выражением лица, будто только что одолел никому не подвластную тварь. — Мы с Вэнь Цин постоянно спорили, что же нам лучше посадить на Луаньцзан: картофель или редис. До меня только что дошло, — он рассмеялся, сделал большой глоток, и кадык его подпрыгнул в горле, — мы ведь могли посадить и то, и другое напополам. Ванцзи так и замер с поднесённой ко рту чайной пиалой: и вот об этом Вэй Ин так старательно размышлял последние полчаса? Наивно полагая, что адепт расстроен и полон сожалений по поводу своего возвращения в мир, Ванцзи совсем упустил из виду его задорную природу. За всё это время Ванцзи хорошо усвоил одно — Вэй Ин никогда не зацикливается на плохом, а если плохое и случается, то он всеми способами ищет, как бы от него отвлечься. Так и теперь, вместо раздумий о своей наполовину потерянной душе, он вычислял, как много площадей могло быть засажено картофелем, а как много — редисом. Но эти мысли были пусты, разве можно сейчас что-то высадить на Луаньцзан, да и захочет ли Вэй Ин вновь повторить свою судьбу отшельника и предателя; Ванцзи был уверен, что на все его вопросы ответы были бы отрицательными, решись он задать их вслух. На заседание в Главном Зале прибыли Главы Великих орденов и нескольких небольших кланов, которые особенно сильно пострадали от тирании Цишань Вэнь. К тому моменту, буквально днём ранее, дошла весть о принудительном обучении в Цишане, что особенно подогрело интерес заклинателей к проводимому в Юньмэне мероприятию. На самом деле, Лань Ванцзи и Вэй Ин успели расслабиться, не получив никаких известий о перевоспитании в ордене Вэнь, но песня оборвалась, не начавшись. Если бы Лань Сичэнь, объявленный временно исполняющим обязанности Главы клана Лань, совместно с Цзян Фэнмянем, имевшим крепкий авторитет в заклинательском мире, не объединились в своем намерении, остальные не стали бы и слушать. Благо, всё случилось так, как случилось, и тем вечером в Главном Зале от пола до потолка поднимался возмущенный гул. Большинство церемоний вроде торжественного приёма и пиршества были опущены и заклинатели сразу перешли к делу. Цзян Фэнмянь восседал в центре зала вместе с госпожой Юй, что нервно крутила кольцо Цзыдяня на указательном пальце, явно раздражённая происходящим вокруг, но неясно было, раздражалась она из-за бесчинства Вэней или из-за самого Совета. — Приветствую вас в Пристани Лотоса, — Цзян Фэнмянь поклонился гостям и все до единого повторили его поклон, загомонив, — приношу свои извинения за ненадлежащий приём, в спешке мы не успели подготовиться как положено. — Что Вы, Глава Цзян, — Глава клана Яо махнул рукавом, в другой руке поднимая чарку с лотосовым вином, изобретением Вэй Ина, чем он неустанно хвастался весь вечер, — если дело действительно срочное, то лучше уж сперва обсудить все важные вопросы, а пировать всегда успеется! Глава клана Яо, по рассуждениям Ванцзи — человек по лицемерию не уступающий никому в этом зале. На его памяти он всегда был первым из тех, кто выдумывал небылицы и поддерживал самые громкие осудительные речи, лишь бы обратить на себя всеобщее внимание. Отчего-то он мнил себя глазами истины и перстом справедливости, чем не вызывал к своей персоне ничего, кроме отвращения. Однако, во время осуждения Старейшины Илина к его мнению прислушивались и считались, подхватив волну негодования, которая и без его речей грозилась разделить небо и землю. — Так по какой причине Глава клана Цзян и Глава клана Лань нас собрали? — Цзинь Гуаньшань, окинув Главу Яо презрительным взглядом, раскрыл свой веер и принялся медленно обмахивать искажённое сомнением лицо. Молодые господа кланов расположились в дальнем конце зала, между ними обсуждение носило более фамильярный характер и посему шло гораздо быстрее. — Вэй-сюн, — Не Хуайсан прикрыл лицо веером, искоса поглядывая на Не Минцзюэ, бывшего чернее тучи, — ты говоришь, Вэнь Жохань правда собирается всех нас запереть в Цишане, как стадо бестолковых коров? Вэй Ин кивнул и опрокинул чарку вина. — Именно! — заявил он. Где-то неподалеку Цзинь Цзысюань фыркнул. Видя его в непосредственной близости от Цзинь Гуаньшаня, несложно было рассудить, характер кого из родителей наследник перенял в большей степени. — И что мы можем? — спросил он. — Если Вэнь Жохань прознает об этом Совете, дело будет ещё хуже. Вэй Ин резко обернулся на него, сдвинул брови на переносице, чуть не бросившись в драку. Что в юности, что теперь, даже испытывая вину за его смерть, Вэй Ин не мог сносить дурной нрав молодого господина Цзиня. — Поэтому мы и должны напасть первыми, — Цзян Чэн, до хруста сжимая кулаки, стукнул по столешнице. Тем временем, разговор во «взрослой» части зала пришел к тому же. Ванцзи и Вэй Ин отмалчивались, позволяя обсуждению идти своим чередом, понимая, что оно в итоге всё равно остановится на решении объявить войну: тиранию Цишань Вэнь кланы терпели уже давно, необходимая для розжига костра ненависти искра была пущена нападением на Облачные Глубины, да и после поражения Вэни разгневались настолько, что обрушили всю свою ярость на мелкие кланы, один за другим начав то подчинять их, а то и вовсе истреблять. На Совете присутствовало немало тех, кто пострадал от рук Вэнь Жоханя и его безумных сыновей, им достаточно было лишь указать направление для атаки, а дальше дело было за малым. С другой стороны, игнорировать мощь Цишань Вэнь было бы большим упущением. Поминая, что в прошлом успех Аннигиляции Солнца во многом зависел от помощи Тёмных сил Вэй Усяня и его Тигриной Печати Преисподней, Ванцзи не мог сосредоточиться, возвращаясь в своих мыслях к печальным событиям тех лет. Если даже тогда потери были неописуемыми, то теперь удастся ли выиграть войну, не прибегая к помощи Тьмы? — Лань Чжань, — шёпотом позвал Вэй Ин. Они сидели рядом, а в разгар беседы Первый ученик Юньмэн Цзян незаметно придвинул свой стол ещё ближе, — ты думаешь о Пути Тьмы, да? Вздрогнув в растерянности, Ванцзи рефлекторно кивнул. Вообще-то он не собирался делиться этими переживаниями, ожидая что Вэй Ина это как минимум заденет за живое. — Я тоже об этом думал, — признался Вэй Ин, — но тогда обстоятельства были совсем другими. — В каком смысле? — Ванцзи наконец поднял на друга взгляд. Улыбнувшись и осушив ещё одну чарку, Вэй Ин откинулся назад, неподобающе расставив ноги. — Я не стану прибегать к Пути Тьмы, — Вэй Ин собрал три пальца вместе, указал на небо, землю и своё сердце, — жизнь чему-то да учит даже таких, как я. Ты мне веришь? Лань Сичэнь закончил своё выступление — он как раз подсчитывал боевые возможности собравшихся в зале, прибавляя к ним кланы, которые наверняка будут рады выйти из подчинения Цишань Вэнь и присоединиться к войне против них, и Главы поддержали его большинством голосов. Цзинь Гуаньшань выражал сперва своё недоверие, всё же Ланьлин Цзинь находился с Цишань Вэнь в дружеских, если можно это так назвать, отношениях, но не смог устоять от натиска остальных. Отдавать в подчинение своих детей, разорять сокровищницы — для Главы Цзинь проще лишиться рук, чем своего имущества, и он вскоре принял поражение и согласился участвовать в кампании. Не Минцзюэ вызвался быть полководцем, никто не посмел возражать. Как и раньше, поскольку оспаривать способности Главы ордена Не не посмели бы даже в мыслях, кроме того, многим наверняка хотелось переложить трудности на чужие плечи, а следовать за сильным и подкованным в военных вопросах генералом, если подумать, не такая плохая перспектива. — Да, я тебе верю, — кивнул Ванцзи. Его взгляд встретился с взглядом Цзэу-цзюня. Как хорошо, подумал он, что решил рассказать обо всём брату. Лань Сичэнь наградил Ванцзи тёплой улыбкой, Вэй Ин зашевелился подле Второго Нефрита. Пламя костра уже разгорелось, и его самая первая искра потерялась среди злых языков. Решение было принято, клятва принесена. Небесное Солнце зашло за горизонт под обещание Глав туда же отправить и Земное.