Кто же тот человек вдалеке, вопрошающий вновь о старом друге, О сотворённом зле и добре, О мере осуждений и похвал?
«Он не враг», — сказал однажды Ванцзи. Эта фраза вырвалась из него сама по себе, пусть Второй Нефрит держал её в мыслях с тех самых пор, как среди заклинателей пошли разговоры об опасности Вэй Усяня, что последовал по Тёмному Пути вопреки всяким правилам, наплевав на многовековые законы, наплевав на свои собственные тело и душу. Он ушёл на Луаньцзан, все считали, будто там он готовится основать собственный клан, обучить его адептов тёмному искусству и подчинить весь заклинательский мир при помощи Стигийской Тигриной Печати. Все они забыли, как ещё совсем недавно этот же человек, которого все так безропотно боятся, скрывая страх за ненавистью, одолел тысячи врагов. Они забыли, что без него не было бы никакого «Выстрела в Солнце», не было бы радости победы, как не было бы и освобождения от гнёта ордена Вэнь. Ванцзи осматривал Могильные Холмы, торчащие из сухой наполовину смешанной с прахом земли каменные полуразрушенные изваяния, мёртвые стебли травы и чёрные обугленные коряги деревьев и не мог понять: как можно было променять тепло родного дома в Пристани Лотоса, что был у Вэй Усяня больше десятка лет, на эту мрачную пустошь с людьми, что остались от враждебного целому миру клана. «Кому нужен этот широкий Светлый Путь, на котором и так не протолкнуться?» «Что есть добро, а что есть зло?» — Где чёрное, а где белое? — выдохнул Ванцзи, его голос сплёлся с гулом песчаного ветра, растворился в нём вместе с уверенностью в правильности всей его жизни «до». Ровно столько, сколько Второй молодой господин ордена Лань мог себя помнить, он беспрекословно следовал устоям, оставленным Предками, осваивал истины, совершенствовался на Пути Меча и не позволял себе не то что шага, но даже взгляда в сторону от установленного маршрута. И лишь один человек своим появлением смог разрушить то, что так старательно выстраивалось в его голове долгие годы. Ванцзи раньше верил в свою непоколебимость на избранном пути, теперь же он не верил ни во что. — Ванцзи, что тебя тревожит? — Сичэнь заглянул в лицо младшего брата, выискивая подсказки для ответа на свой вопрос. Они направлялись в сторону покоев Ордена Лань по извилистым тропам Башни Золотого Карпа: один, заложив руки за спину, другой — держа меч крепко, до боли в суставах. Лань Ванцзи окинул взглядом крыши изысканных строений, представил, как за каждым окном изящная свеча освещает роскошное убранство, расшитые золотом подушки и занавеси, предметы мебели, за баснословные цены купленные за морем, посуду хрупчайшего расписного фарфора. Перед ними изредка мелькали адепты в золотых одеждах, в носу встал приторный запах Сияния Среди Снегов. — Брат, неужели всё так и есть? — спросил Ванцзи, — как понять, где кончается добро и начинается зло? Все эти правила, что мы изучаем, имеют ли они действительно силу объяснить всё? Лань Чжань давно понял: его понимание реальности дало трещину, и с каждым днём та расширялась. Если изначально в ней с трудом помещалось лезвие, теперь можно было просунуть руку, и на той стороне жгло, и словно плоть снимало с кости этим жаром. Но Ванцзи хотел его чувствовать, хотел пробраться туда целиком и сгореть до невесомого пепла. Потому что это уже случилось с Вэй Ином. — А-Цзи, — нежно позвал Лань Сичэнь. Обыкновенно он не использовал это прозвище к брату, неподобающе было звать прославленного Ханьгуан-цзюня так же, как зовут детей, однако в тот момент Ванцзи действительно ощущал себя ребенком, которому не хватало разума понять законы мира, куда его принесли, где его годами обучали одному, а на деле всё оказалось совсем иначе. — В отношении людей часто невозможно найти чёткую границу, — Сичэнь направил взгляд в сторону мерцающих над Ланьлином огней в низине от Резиденции ордена Цзинь, — не всегда есть только чёрное и белое, иногда они смешиваются, и можно выяснить, что там, где все видели одно лишь зло, в самом деле подразумевалось добро. Ванцзи кивнул, всё ещё, однако, не понимая. Добро и зло, чёрное и белое, Лань Чжань и Вэй Ин — насколько все это далеко друг от друга? Может ли он пересечь эту пропасть, или чтобы в самом деле всё понять, в неё нужно упасть и позволить её берегам сомкнуться над головой? Как долго Вэй Ин падал, прежде, чем принять невозможное для Ванцзи решение Второй Нефрит так страстно желал спасти Вэй Ина, уберечь его душу, что за всем тем запамятовал задать главный вопрос: хочет ли Вэй Ин быть спасённым?***
От непривычного для Облачных Глубин шума очень скоро Ванцзи ощутил себя не на своем месте. Но без шума нельзя было никак: перетаскиваемые вещи, обрушивающиеся строения, на месте которых очень скоро возведут новые, радостные адепты. Ванцзи встретил их, по меньшей мере, сотню, пока направлялся в яши для разговора с дядей и отцом. Лань Цижэнь смотрел перед собой, в пиалу с остывшим чаем, Цинхэн-цзюнь с другой стороны стола, мрачно сдвинув брови к переносице, читал письмо с частыми следами от сгибов. — Отец, дядя, — по очереди поклонившись родителям, поприветствовал Ванцзи. Мужчины не сразу обратили на него внимание, очевидно каждый погруженный в свои мысли, так что юноша прошёл по комнате и встал перед столом. Его тень легла на столешницу, накрыла бумагу и чайный комплект. — Ванцзи, — отец поднял глаза на сына, и выражение его лица смягчилось. Он отложил письмо в сторону, жестом пригласил юношу сесть и наполнил пустую пиалу ароматным цветочным отваром. — Есть вести от брата? — Ванцзи принял напиток и сделал глоток. Сладковатый вкус тепло растёкся по языку, согрел горло, и голос Второго Нефрита будто бы стал выше, мягче. Он не знал своего отца так же, как вырастившего его и Сичэня дядю, нрав родителя был известен Ванцзи лишь по рассказам. Они общались, безусловно, но беседы их были далеки от обычных праздных обсуждений между отцом и сыном. Цинхэн-цзюнь кивком указал на сложенное дважды письмо, однако передавать его не стал. — Молодой господин Цзян сопроводил его в Пристань Лотоса, а Глава Юньмэн Цзян предоставил убежище, но тебе это наверняка и так известно, — отец осторожно, покосившись на брата, улыбнулся краем губ. Лань Цижэнь же, напротив, помрачнел ещё сильнее. Он ничего не сказал, но Ванцзи прочитал в его красноречивом взгляде: «Непонятно, какая напасть хуже: орден Вэнь или Вэй Усянь», и посмеялся бы, да вот только было совсем не до этого. — Я думаю, — Цинхэн-цзюнь отпил из пиалы и вернул её на серебряную подставку в форме резного листа дерева, — через несколько дней, когда уляжется пыль, ему нужно вернуться. Ванцзи, можешь оказать нам услугу и забрать его домой? Цижэня пробила крупная дрожь, и Глава ордена издал отчётливый смешок. — К тому же, необходимо сопроводить господина Вэя в Юньмэн, а также принести благодарность клану Цзян. — Отец поглядывал на Лань Цижэня, будто обнаружив его болевую точку, и радостно продолжал давить на неё. — Этот Вэй Усянь ведь обучался у тебя, брат, отчего же я о нём не слышал? В самом деле, юноша выдающихся талантов… — Довольно! — Лань Цижэнь обрушил пиалу на стол. — Всё праздная болтовня, над нами повисла угроза в лице ордена Вэнь! Посмели атаковать в открытую, это не иначе как объявление войны! Учитель с каждым словом распалялся всё сильнее и сильнее. Из прошлой жизни Ванцзи помнил его усталым после ранений и множества потерь, и оттого не так ярко выражающим свою позицию. Здесь же Лань Цижэнь еще был готов встать в первые ряды в случае начала войны, а начаться ей было суждено в любом случае. На какое-то время дядя и отец занялись обсуждением дел в ордене и за его пределами. Ванцзи не имел права вмешиваться и молча пил чай, пусть ему и было, что высказать, он решил продолжать действовать через брата. Очень скоро юноша ощутил себя лишним в беседе двух братьев, у которых впервые за неисчислимо долгое время появилась возможность побеседовать за одним столом, предаться ностальгии, вместе спланировать будущее. Молча поклонившись, он покинул яши; напоследок отец произнёс, и от его фразы стало так светло на душе, точно одного этого не доставало ему в ушедшем детстве: — Я горд тобой, Ванцзи. Не как Глава ордена, а как отец. За дверьми яши Второй Нефрит обнаружил Вэй Ина, взбирающегося по обожжённому стволу магнолии. Юноша был крайне сосредоточен на этом деле, поддерживая, между тем, заткнутые за пояс инструменты. Столпившиеся внизу адепты Гусу Лань с тревогой оглядывались по сторонам, один из них держал в руках листы тёмной черепицы, другие переговаривались между собой. — Только попробуй обвалить оставшуюся крышу! — воскликнул один из юношей. Вэй Ин рассмеялся, оперся о уходящую вверх ветвь дерева и посмотрел вниз. — Это кто такой дерзкий? — сказал он. — Давай-ка, взбирайся сам и попробуй! Адепты умолкли, потупив взгляды. Разумеется, никому из них прежде не доводилось ремонтировать крыши, и если они могли из каких-то записей знать о сём процессе в теории, на практике применять знания никто пока не решался. — То-то же, — самодовольно цокнул языком Вэй Ин, ещё раз пробежался глазами по лицам учеников, явно униженных его превосходством. Ванцзи незаметно подобрался к адептам, и встав среди них, наблюдал, как Вэй Ин сперва перебирается с дерева на крышу библиотеки, затем долго возится с побитой черепицей, кое-где меняя пластины местами; рот его при этом ни на миг не закрывался, будто он вёл там оживленный спор с каким-то озлобленным призраком, ибо ни один адепт ни слова не сказал ему в ответ. Когда же Вэй Ин завершил с заменой пострадавших частей, он перевалился за край и приказал подать ему новые пластины, да побыстрее. — Лань Чжань! — заметив приятеля, юноша едва не рухнул вниз. — Мы самовольно решили начать ремонт с библиотеки, только не злись! Ванцзи подавил улыбку и забрал несколько листов из рук адепта, смущённо глядящего под ноги. Второй молодой господин Лань вспорхнул на самую широкую ветку, а с неё уже на край доу-гуна* и протянул черепицы «кровельщику». От жары и работы тот совсем вспотел, и крупные капли катились вниз по изгибам лица. Вэй Ин убрал со лба налипшие пряди. — Спустись, я сам всё сделаю, — смущённо пробормотал адепт. Ванцзи не послушался — вместо этого он встал подальше, туда, где не помешал бы ремонту, и наблюдал. Ему стало совестно: чужой человек практически в одиночку спас Облачные Глубины от врагов, а теперь чинит крышу ненавистной ему библиотеки, пока адепты Гусу Лань смотрят, разинув рты, и хоть бы кто предложил помощь! — Вэй Ин, ты не должен, — Ванцзи нахмурился, заметив, что по неосторожности Первый ученик Юньмэн Цзян уронил тяжёлую пластину на палец, и он теперь вспух и покраснел. — Не хочешь уходить, так не мешай, — резко ответил Вэй Ин, не отвлекаясь от дела. Тон его при этом совсем не был раздражённым, — мне приходилось заниматься такой работой, мне не сложно. Давай так, — он развернулся и присел на свою ногу, вертя в руке инструмент, — в награду сводишь меня отужинать в город, идёт? Ванцзи кивнул, совсем растерявшись. Ему было известно, что Вэй Усяня ребёнком нашли на улицах Илина и приютили в ордене Юньмэн Цзян. Там к нему стали относиться как к молодому господину, и навряд ли утруждали строительством, так откуда бы ему это уметь? Но, кроме того, Ванцзи также знал и о том, что на горе Луаньцзан, куда Старейшина Илина увел людей клана Вэнь, им пришлось собственноручно отстраивать жилые помещения, а он со своей натурой не мог не участвовать в этом событии. Могло ли быть, что это его душа отзывалась, давала намеки на своё существование, Ванцзи ещё не разобрался. Он вдруг осознал — всё это время, если Вэй Ин был рядом, Второй Нефрит словно чувствовал ещё чьё-то присутствие, но не придавал этому существенной значимости, ссылаясь на нестабильность своей собственной души. Выходит так, что таким образом дух Старейшины Илина был совсем близко, в теле ничего не подозревающего юноши. Пока Ванцзи предавался размышлениям, Вэй Ин уже закончил основную часть работ. Первый ученик Юньмэн Цзян уселся, широко расставив ноги, чтобы крепче опереться, и с удовольствием оглядел результат проделанного труда. — Вот видишь, Лань Чжань, всё готово, — он указал пальцем на заделанную дыру, как бы лишний раз подчёркивая: «Я это сделал, потому что могу». Ванцзи с лёгкой улыбкой кивнул, но от благодарности воздержался — Вэй Ин каждый раз терялся и отнекивался, если вдруг слышал в свой адрес «спасибо», уж лучше было показать её делом. Адепты спустились с крыши под бормотание учеников. Вэй Ин раздал каждому указания, что и где в первую очередь им нужно сделать для быстрого и качественного ремонта, словно он уже наградил себя титулом главного зодчего, сооружающего Облачные Глубины, и последовал за Ванцзи в сторону цзиньши. — Так что, сперва в город или на Холодный Источник? — Вэй Ин заложил руки за голову, обогнав Ванцзи, и шагал спиной вперёд. — Сперва вымойся, — вздохнул Ванцзи. Он открыл дверь своих покоев и пропустил Вэй Ина зайти первым. — Отнеси одежду слугам, они выстирают, я выдам тебе ученический комплект на время. — Вот ещё! — внезапно возмутился Вэй Ин, — сам выстираю. А от сменной не откажусь, давай сюда! Несмотря на то, что адепты Гусу Лань трепетно заботились о чистоте и опрятности внешнего вида, мало кто из них на самом деле стирал свою одежду самостоятельно. Господам было не положено, ученики чаще всего не умели, потому этим занимались либо слуги, либо сменяющиеся пары адептов. Впрочем, Ванцзи давно заметил, насколько проще был мир за пределами Облачных Глубин в отношении быта. Если уж молодой господин именитого клана мог латать крыши и самостоятельно стирать свои ханьфу, то и нечему больше было удивляться, кроме того, насколько же усложнены самые обыденные вещи в родном ордене Лань Чжаня. Пока Первый ученик Юньмэн Цзян был в купальне, Ванцзи медитировал в ожидании. Ему не терпелось поскорее осуществить задуманное и снова пообщаться с душой Вэй Усяня и, если повезёт, дать ей контроль над юным телом. Прежняя слепая радость от того, что повстречал Вэй Ина живым и здоровым, постепенно сменилась за месяцы активного изменения прошлого на радость обыкновенную для пребывания рядом с близким сердцу человеком. Однако, как бы то ни было, избавиться от своей памяти Ванцзи не мог как ни старался. Он увидел в ту лунную ночь, когда приглашённые ученики только прибыли в Гусу, не того Вэй Ина, которого знал раньше, и не тому Вэй Ину стал другом. И пусть рассуждения его вновь были эгоистичны, ведь отобрать душу у самого себя это одно, а у другого, к тому же настолько дорогого — совсем иное дело. Так или иначе, он не станет делать ничего, что противоречило бы желаниям самого Вэй Усяня, и если он вдруг откажется возвращаться в мир, то так тому и быть.***
К обеду юноши вошли в город. Напуганные вчерашней атакой люди, которые уже успели переврать факты в сплетни, поначалу косо поглядывали на заклинателей, что спокойно прохаживались по узким улочкам в поисках чайной. Однако как только горожане присматривались и обнаруживали на одном из гостей лобную ленту, тревога их становилась молчаливым почтением, и почти каждый непременно кланялся, стараясь кивнуть как можно заметнее, не по-заклинательски, но и этого было достаточно, чтобы продемонстрировать степень их уважения. Находясь под покровительством клана Лань многие поколения подряд, люди давно привыкли к их сдержанности и безучастности, потому разговоров с Ванцзи никто не заводил. Вэй Ина такой порядок дел не устраивал: если кто-то не обращал на него внимания, то он брал на себя эту ношу, и к середине пути перезнакомился буквально с каждым столбом. Вэй Ин настоял на посещении Цайи, больно уж ему хотелось узнать, как обстоят дела с Бездонным Омутом, и по дороге ему удалось выяснить, что его изгнали в небольшой пруд неподалёку, а там уже старейшины Гусу Лань занялись его истреблением. Удовлетворённый новостями, Первый ученик Юньмэн Цзян вернулся к первоначальной цели прибытия. — Лань Чжань, расскажешь мне, что же ты все-таки задумал? — Вэй Ин перечислил блюда подошедшему хозяину чайной и, облокотившись о стол, внимательно уставился на Ванцзи. Тот уже налил чай, медленно осмотрелся по сторонам и издал тяжёлый вздох. Не мог ведь он просто вывалить на Вэй Ина то, что за его тело борются две души, одна из которых к тому же принадлежит ему из будущего. Да и кто бы поверил в такую глупость. Вэй Ин бы поверил. Ванцзи отпил чай, отвечать на вопрос он не торопился, а Вэй Ин, кажется, уже и забыл о нём, едва только перед ним поставили сосуд вина. — А знаешь, я тут вспомнил, — адепт покрутил наполненную вином чашу в руке, разглядывая роспись на её боках, — в Облачных Глубинах ведь нельзя ходить босиком. Второй Нефрит сперва опешил от такого заявления, не понимая, к чему оно было произнесено, но быстро вспомнил, как еще прошлой ночью сам разгуливал по цзиньши босыми ногами. В нём вдруг вскипело раздражение, юноша стал очень близок к осуждению заученных и обязательных к исполнению правил. — Вздор, — сказал он и подвинул к Вэй Ину одно из принесённых блюд. Все столы чайной были заняты посетителями, тут были и простые рыбаки, и приезжие заклинатели, местами даже сидящие за одним столом. Ванцзи нечасто представлялась возможность общаться с простыми людьми, впрочем, он её и не искал. В отличие от Вэй Усяня, который каким-то образом находил общий язык как с крестьянами, так и с представителями знати, хоть с последними иногда его общение могло показаться чересчур вольным. Ванцзи подумал, если бы дядя узнал, с какой целью его племянник покинул Облачные Глубины, разозлился бы до зубовного скрежета. — Ты знаешь, Лань Чжань, — Вэй Ин болтал с полным ртом; поймав на себе строгий взгляд Ванцзи, он проглотил рисовую кашу и нелепо хихикнул. — Меня поражает, насколько сильно нравы в Гусу отличаются от Юньмэнских. Тут и говорят тише, и готовят совсем неострую еду, — юноша ткнул палочками в каждое блюдо по очереди, — но всё равно очень вкусно! Эх, когда-нибудь надо бы задержаться тут подольше. Ванцзи взял палочками цзунцзы** в бамбуковом листе и надкусил его наполовину. Говорить за столом не разрешалось, однако все вокруг Ванцзи игнорировали этот запрет. Чем больше он замечал, тем сильнее было его разочарование: неужели он и впрямь обрёл гораздо меньше, чем упустил в своей жизни? Что, если за разговором еда становилась вкуснее? — Я думал, тебе не нравится в Гусу, — тихо, борясь с внутренними барьерами, произнёс Ванцзи и доел цзунцзы; больше есть ему не хотелось. — Неверно, — Вэй Ин выставил перед собой палец, — Мне не нравятся три тысячи правил, всё остальное не так уж и плохо. Покончив с обедом, адепты направились к каналу. Заплатив лодочнику вдвое больше положенного, они погрузились на судёнышко и спустились вниз по течению. Вэй Ин уселся, разбросав руки по корме, и с интересом изучал окрестности. За год, что прошел после его крайнего визита в Цайи, город совсем не изменился, даже лоточники стояли по берегам на тех же местах, однако юноша вёл себя так, будто видел всё это впервые. Будто его воспоминания каким-то образом повредились. — Сестрица! — он окликнул торговку, окружённую корзинами спелых фруктов. Девушка обратилась к нему с вопросом, начала расхваливать свой товар. — Персики в твоей корзине такие же красивые, как и твоё лицо, сестрица! — воскликнул Вэй Ин, за что Ванцзи наградил его нервным взглядом. — Горазд болтать! — ответила торговка, ничуть не смутившись словами заклинателя. — Хочешь выпросить фруктов задаром? — Отнюдь! — возмутился Вэй Ин, покачав в руке мешочек с деньгами. Дальнейший путь они держали, соседствуя с корзиной персиков, груш и локв, жёлтых, что твоё осеннее солнце. Вэй Ин бросил локву в руки Лань Чжаня и подмигнул, когда тот поймал её, повертел в руке и со вздохом убрал за спину. Лодка причалила перед воротами в сад, одного из тех садов, которыми Гусу славился на всю Поднебесную. Ванцзи не доводилось их посещать, а тут вдруг выпал такой удачный случай. Прогуливаясь по извилистым дорожкам из белого камня, вдыхая аромат трав и цветов, с Вэй Ином, шагающим сбоку от него, Второй Нефрит ощущал себя героем романтической повести, и до того его смущали эти мысли, что он не осмеливался и взглянуть в сторону своего спутника. — Лань Чжань, у тебя от влаги завиваются волосы, — изрёк Вэй Ин и засмеялся, точно произвёл на свет наилучшую из своих шуток. Ванцзи ощупал свой затылок, подцепил пальцем ближайшую к лицу прядь. Та стала непривычно легкой, как и вся причёска в целом, и заломалась местами в аккуратную волну. Обычно хватало дать волосам высохнуть и причесать их гребнем, как они возвращались в нормальное состояние, к тому же вились они лишь после купания. Видимо, сказалось нахождение близ растений, кроме того, из-за погоды в саду витала лёгкая сырая дымка, оседавшая под ноги. — А у кого не завиваются? — раздражённо пробормотал Ванцзи, будто его поймали за руку за чем-то постыдным. — У меня! — гордо ответил Вэй Ин и тряхнул своим безупречным хвостом. — Я не в упрёк, по-моему это очень даже привлекательно.***
В Облачные Глубины они вернулись ещё засветло. Назад летели на мечах, но передвигаться быстро не получалось — Вэй Ин со своей фруктовой корзиной летел осторожно, словно вёз дражайшее сокровище. Пока они прогуливались по городу, юноша также накупил целую уйму сувениров для своих шицзе и шиди, и то и дело проверял карманы на предмет их целостности. За день ученики успели привести свой дом в более или менее надлежащий вид, и пускай следы нападения всё ещё заметно выделялись на безупречном белокаменном фоне, глаз они не резали. Ванцзи ещё раз посетил дядю, отец оставил его и отправился назад в свои покои, только ученики получили все распоряжения и наладили работу. Цинхэн-цзюнь давно отошёл от мирских дел, ему было тяжело находится среди людей, хоть даже это и были адепты его собственного ордена. Много лет назад избрав путь уединения, Глава ордена предпочитал держаться его, покуда это было возможно. Лань Цижэнь разбирал письма. Его вид смягчился, и племянника он встретил кивком. Разговора у них не получилось: Ванцзи не было чего сказать, а дядя слишком был погружён в свои собственные раздумья. Он сказал только: — Будь осторожнее с теми, кого выбираешь себе в друзья. И пусть имени он не назвал, стало ясно, что Вэй Усяня старейшина Лань не выносил вовсе не из-за его приверженности Тёмному Пути. Неприязнь его носила более глубокий характер, и выяснять её причины и следствия у Лань Чжаня не было ни времени, ни желания. Он своё решение уже принял и менять его не собирался, так что всем предостережениям дяди суждено было остаться лишь словами, воздухом, сотрясённым между Учителем и его учеником. Холодный Источник был безлюден. Солнце наполовину скрылось за горами, окрасив небо во все оттенки красного; небо отражалось в синей ледяной воде, и алые блики смешивались в причудливые кольца, будто кто-то макнул в неё испачканную киноварью кисть. Вэй Ин сел на камне и спустил ноги, но едва кончики пальцев коснулись её, выдернул назад с характерным визгом. — Она стала ещё холоднее с последнего раза! — завыл юноша. — Я точно должен туда лезть? Ванцзи уже вошёл в воду, расположив гуцинь на аккуратно расправленном на плоском камне чехле. — Мгм, — кивнул он и опустился в позу для медитации. От биения его сердца, ему чудилось, что вода вокруг груди взялась рябью и стала такой горячей, что в ней можно было заварить чай. Вдохи и выдохи выходили рваными, нервными. Ванцзи руководствовался лишь своей интуицией, основанной на том небольшом знании, что он усвоил от самого Вэй Ина, да и то, когда тот бросался беспочвенными предположениями. Первый ученик Юньмэн Цзян наконец собрался с силами и подплыл к нему; следуя указаниям, он сел напротив, насилу унимая дрожащие от холода зубы. Прежде пухлые красные губы посинели и собрались в тонкую полоску, Лань Чжань даже хотел было прекратить, только бы не видеть его таким страдающим, но успел пресечь себя. Как долго их души могли существовать в других телах, ему было неизвестно. В любой момент они могли либо вернуться в свои собственные пристанища, и это означало бы, что Вэй Ин снова оказался бы в небытии там, где от его тела не осталось и праха, либо раствориться вовсе, уплатив сполна свой долг за представленную возможность. Юноши медитировали в воде не меньше часа, и киноварные разводы на её поверхности и мокрых чёрных скалах уже окрасились насыщенным синим цветом неба вокруг яркой полной луны. До слуха Второго Нефрита стали доноситься нерешительные прикосновения чужих рук к струнам его инструмента. «И что ты задумал?» — спросила душа. Ванцзи закрыл глаза. Ему представилось, как Вэй Ин, взрослый, что уже носил имя Старейшины Илина, развалился на камне около гуциня, одной рукой вертя Чэньцин, а другой невесомо касаясь струн, в вымокшем красном нательном халате, открывающем рубцы от ожога на груди, и его лицо, похудевшее, со взглядом, полным страдания и нестерпимой боли, направлено было на верхушки деревьев, залитые лунным сиянием. — «Сопереживание», — сказал Ванцзи шёпотом, в самом деле и не надеясь, что душа его услышит. Для того ему нужно было подплыть к инструменту и сыграть, и только он собрался это сделать, Вэй Ин заговорил первым. «Сопереживание»? — повторил он. — Хочешь узнать напоследок, что со мной учудилось? Ни к чему, я и так могу тебе рассказать». — Нет, — Ванцзи покачал головой, — ты хочешь остаться… в своём теле? — не так он представлял себе этот вопрос. Сначала он хотел узнать, не хотел бы Вэй Ин остаться с ним, но в предчувствии ответа не решился любопытствовать. Однажды Вэй Усянь уже дал вполне исчерпывающий ответ. «Я понял, — торопливо звякнули струны, — хочешь, чтобы я соединил свою душу с другой своей душой? Так нелепо это звучит, Лань Чжань, разве в твоем характере предполагать подобные глупости?» Фразы были долгими, со стороны выглядело, будто зачарованный цинь сам по себе исполнял какую-то неизвестную мелодию. Даже у музыки, что исполнял Вэй Ин, был его голос: срывающиеся нотки от торопливой болтовни, переливчатый звон, точно он смеялся; и так стало больно где-то под сердцем, и застоялая кровь собралась под солнечным сплетением. «У него ещё вся жизнь впереди, Лань Чжань, зачем мне отбирать у юнца его будущее?» — Но и у тебя было будущее! — пылко возразил Ванцзи, и щёки его обожгло не то неловким румянцем, не то горькими слезами. «И я сам его похерил» — ответила душа и замолчала на время, бесконечно долгое, а Ванцзи всё ронял и ронял крупные слёзы в ледяную воду, и только плеск раздавался в ночной тишине эхом меж скал, путаясь в траве и пропадая во влажной земле. «Почему ты плачешь, Лань Чжань?» — Вэй Ин заговорил так внезапно, что Ванцзи вздрогнул от неожиданности: «Неужто по мне?» Второй молодой господин Лань был уверен, что все слёзы по этому человеку уже высохли в его глазах, и ничего не осталось. Кто знает, не встреть он его снова, как долго мог бы продолжать жить прежней жизнью. Только А-Юань удерживал его, пожалуй, в шатком положении на краю пропасти. Такой же, в какую Вэй Ин падал в его снах. — Он и ты это один человек, — сказал Ванцзи, вглядываясь в черты застывшего перед ним юноши. «Уже нет», — душа точно смеялась, но горько, с сожалением: «Я видел, Лань Чжань. Ты повлиял на него» — Если бы тогда… — перебил Ванцзи, но прервался. Если бы что? Если бы он был добрее к Вэй Ину с самого начала, если бы показал хотя бы часть своих чувств, удержало бы это его от всех совершённых поступков? Ванцзи сомневался, слишком уж твёрд был в своей решительности Старейшина Илина, иначе не носить бы ему этого имени. Иначе слава о нём не продолжала бы расти даже после его безвременной кончины. Иначе сказками о нём не пугали бы детей, и взрослые не замирали бы в ужасе, и заклинатели не зудели бы с бесконечным осуждением, словно рой потревоженных ос. «Не нужно», — Вэй Ин как будто прочитал его мысли: «Конечно я хотел бы начать жизнь сначала. А кто, совершив столько ошибок, не хотел бы? Но всё это было так давно… Сколько лет прошло с моей смерти?» Ванцзи не ответил. Он отвернулся и от тела, и от души, в сторону чернеющего леса; от покрытой мглой листвы дул прохладный ветерок, иглами впивающийся в воспалённую от слёз кожу. «Я уже здесь, Лань Чжань. Давай не дадим случиться всем тем ужасам, которые мы видели, хорошо?» — душа говорила, как если бы уговаривала капризного ребёнка. Наверняка с А-Юанем он вёл такие же беседы, когда тот вредничал на ровном месте. «Давай найдём способ»