Став известным как тот, кто обладает добродетелью, он всегда там, где творится хаос.
Шёлковые струны гуциня дрожали под нервными пальцами с лопнувшими подушечками. От любого движения они пачкались кровью, но музыкант будто вовсе не замечал этого, играя одни и те же ноты: «Вэй Ин, ты слышишь? Где ты?». Встать было невозможно, сидеть перед измученным инструментом – еще сложнее. Ханьгуан-цзюнь не помнил солнечного света и не знал вкуса еды уже много дней. На другом краю цзиньши ребёнок спал неспокойным сном в специально перенесённой из ученических покоев кровати – Лань Ванцзи отказался отпустить его от себя, а дядя больше не мог противиться его воле. – Ванцзи, послушай меня, – молил Лань Хуань, как только переступал порог комнаты, – прошу тебя, прекрати. Мужчина не слышал его, не слышал ничего вокруг, кроме музыки с отчётливыми кровавыми тонами. Кроме тишины в ответ на каждый его вопрос. Сичэнь опустил ладонь на струны, отнял от них руки брата и взял их в свои. Туго опоясанный хлопковыми повязками, Ванцзи с трудом гнул спину, но теперь от внезапного вмешательства в его игру, обличившего смертельную усталость, он повалился вперёд. Цзэу-цзюнь подхватил его за плечи, стараясь не причинить боли, обошёл стол для циня и потянул брата за собой. Ванцзи поднялся и повис на руках Главы. – Ты все продолжаешь расспрашивать? Ванцзи не ответил. Брат уложил его на постель и поправил нижний халат, чтобы не видеть повязок. Вот уже которые сутки Сичэнь по возможности мчался в цзиньши и прерывал самоистязания Второго молодого господина, пытался поговорить, однако в итоге разговаривал сам с собой. Лань Ванцзи всё молчал и молчал, и от молчания его горло сохло до рвущего связки кашля. – Ванцзи, – Сичэнь сделал глубокий вздох. Он отошёл от кровати, описал дугу, обдумывая, и ринулся к столу, словно на него снизошло провидение. – Чай. Ты выпьешь чай? Ванцзи покачал головой, упал на подушки. Позвоночник пронзило острой болью от сгиба шеи до самого основания таза, и мужчина поморщился, не сдержав сдавленного стона. Сичэнь поднес ему чашу, наполненную ароматным отваром, поддерживая её двумя руками. – Брат, - наконец откликнулся Ванцзи, – почему? – его голос надорвался гулом где-то внутри горла, слова получались скомканными, совсем непонятными. – Почему он мне не отвечает? – его щёки намокли, глаза застлала пелена цвета благовонного дыма. Мужчина больше не держал в себе слёз, пусть и думал, что их источник давно иссяк, он плакал, как дитя над некупленной игрушкой. Ванцзи схватил слабой ладонью широкий расшитый серебром рукав Сичэня, потянул его на себя, ткань неприглядно смялась между тонкими, более не такими изящными как прежде, пальцами. – Неужели он… так сильно ненавидит меня? Отвар расплескался по полу, чаша звонко ударилась о дерево, прокатилась по полу боком, и встала донышком кверху. Настала очередь Цзэу-цзюня хранить молчание. В памяти Ванцзи никогда прежде старший брат не был так растерян и подавлен, и от этого усиливалась его собственная боль. Ничего, кроме боли, не осталось, всё погибло под обломками, он погиб под обломками, и Ванцзи вместе с ним. Тихие всхлипы перешли в скулёж раненого зверя, плотно сжатые веки било горячими пульсациями льющейся из-под них едкой влаги. – Я... должен... был, – с огромными пропастями между словами едва выдавил из себя Второй Нефрит, – быть на его стороне. Сичэнь подвинулся по кровати, позволил впервые такому беспомощному и маленькому в его глазах брату, свернувшемуся словно корявый сук, держать свои рукава. Цзэу-цзюнь свободной от захвата рукой прошёлся по нечёсанным волосам Ванцзи нежным полуприкосновением. На короткое мгновенье, как сквозь крепкий сон, Ванцзи почудилось, что это Вэй Ин, наконец услышавший его зов, огладил его голову, и кожа онемела. – Вэй Ин…***
...дремал, развалившись в траве, и кролики, потеряв всякий страх, забирались на его тело, тормошили одежды и с интересом разглядывали сверкающую на солнце вышивку. На Ванцзи же будто вылили ушат ледяной воды: слова юного адепта, произнесённые в полубессознательном состоянии, пригвоздили его к месту, и он не мог шелохнуться. Солнце заметно склонилось от середины неба, когда Первый ученик Юньмэн Цзян зашевелился. Он вынырнул из травы, протяжно и сладко зевнув, и стал вытаскивать листики и мелкий мусор из неаккуратной прически. Поначалу юноша не замечал своего наблюдателя – наверняка он думал, что тот давно ушёл продолжать свое самосовершенствование, поэтому сильно удивился, когда его взгляд наконец нашёл белоснежную стройную фигуру Второго молодого господина Лань неподалёку от себя зарытой в кроличьей стайке. – Лань Чжань! – Усянь тут же думать забыл о своём прошлом занятии и пополз по траве. Подобравшись к цели, он упал на спину, как лежал до этого, но уже перед Ванцзи. Тот же смотрел на него сверху, и взгляд его потеплел, пусть губы не смогли придумать ничего красноречивее очередного «мгм». – Ты дожидался, когда я проснусь? – лицо Вэй Ина сияло после отдыха под солнцем, но глаза оставались чуть мутными. Уголки век розовели, и щёки тронул прозрачный румянец – всё это делало выражение лица юноши совсем ребяческим и даже более очаровательным. – Мне приснился такой чудной сон! – каждая фраза Усяня непременно заканчивалась душевным восклицанием, Ванцзи внимательно прислушался к его следующим словам и замер, будто громом пораженный от смущения. – Мне приснилось, что ты пел мне песню, и был таким красивым, что можно ослепнуть! – Вэй Ин, как заметил Лань Ванцзи, вообще не обладал чувством стыда и говорил всё, что взбредет на ум без толики стеснения. – Какая… песня? – отведя глаза в сторону, тихо спросил Ванцзи. Адепт набрал полную грудь воздуха, собрал губы в трубку и засвистел. Фальшиво, но всё же в прерывающихся спутанных нотах Ванцзи не мог не узнать своей песни. Второй Нефрит поспешил встать, напоследок потрепав спящего на его коленях кролика между опущенными ушками, и отвернулся, промямлив, как смущённая назойливым вниманием дева: «Пора возвращаться». Помимо вопиющего бесстыдства было у Вэй Ина ещё одно качество, что выводило Ванцзи из себя долгие годы – невероятная забывчивость. Усянь с такой лёгкостью пропускал любые события, что Второй Нефрит иногда невольно задумывался, замечает ли этот юноша хоть что-то кроме того, что ему самому хочется видеть? Они пересекли поляну тихим шагом, Вэй Ин заложил руки за спину и свистел, и со временем мелодия наконец приняла своё прежнее звучание. Обрадованный своими успехами, адепт с пущей силой продолжил репетицию, а Ванцзи же, ступая чуть впереди, крепко сжимал зубы. Он написал «Вансянь» немного позднее, однако первые её ноты были положены на струны примерно в это время. Когда Вэй Ин уже покинул Облачные Глубины и прошло несколько недель, Лань Ванцзи вдруг озадачился: на каждый звук он беспрестанно оборачивался в надежде увидеть улыбку и услышать звонкий смех. Без проказ Первого ученика Юньмэн Цзян его жизнь вновь вернулась в своё старое русло, словно кто-то сдвинул перекрывающий поток ручья камень, но то русло пересохло, а трава по его бережкам более не была такой зелёной, да и дно уже засыпало песком и сухими кленовыми листьями. Ванцзи отвлекался от работы, забывал элементарные вещи, а иногда вместо медитации уходил в глубокие размышления: «Быть может, стоило отправиться в Пристань Лотоса с ними?». Цветы магнолии за окном библиотеки утратили свой освежающий пряный запах, кажется, и лепестки их стали какими-то тусклыми, пожухлыми. Всё вокруг начинало терять цвет, и тогда Ванцзи принял эту простую истину: ему не хватало Вэй Ина. Первые ноты пришли к нему во время изучения «Мелодий для Успокоения Души». Нотные листы аккуратными рядами лежали перед Учеником, цинь пел, как ему было положено, но Ванцзи отчего-то чувствовал одно только раздражение. Собрав записи в одну стопку, он ещё раз прошёлся по аккуратным рядам иероглифов взглядом, несколько нот сами собой легли друг на друга в его сознании, и пальцы уже мягко прижали струны. Они напомнили ему лёгкий прищур в глазах и пушистый белый мех; переносить расставание стало легче с мыслью, что в таком маленьком мире они просто не могли не встретиться снова, и Вэй Ин услышит эту мелодию и улыбнется, похвалит мастерство Ванцзи, а быть может, тоже разучит её, и они сыграют это вместе где-нибудь на скалистом обрыве у водопада. – И всё же, Лань Чжань, что это за дом? Они вернулись к полю горечавки. В этот раз Вэй Ин преградил Второму Нефриту дорогу, требуя удовлетворить свое любопытство. – В нём жила моя мать, – холодно ответил Ванцзи и прошёл мимо. Вэй Ин же его отрешенности не разделял, наоборот, припустив вперёд, юноша бегом спустился по пригорку. Белые одежды трепались вокруг его ног, утопая в синих цветах. Он обернулся и протянул ладонь навстречу Ванцзи, приглашая, и рукав съехал вверх по предплечью, открыл тонкое белое запястье. Ванцзи не смог удержать себя в узде и приблизился. – Моих родителей не стало, когда мне было четыре, – Вэй Ин с интересом рассматривал закрытые окна аккуратного домика, что оставался ухожен, пусть и находился в запустении. Его взгляд скользил по светлым стенам, по скатам крыши и крыльцу, заметённому опавшими от ветра лепестками, походящими на разбитое ожерелье из синей шпинели, – я должен бы помнить хоть что-то, но нет, единственное… Пока адепт повествовал об истории с осликом (всё, что осталось в его памяти от кровной семьи) Ванцзи украдкой поглядывал на его выражение. Несмотря на то, что голос Вэй Ина сделался тоскливым и необычайно тихим, на губах всё так же играла нежная улыбка, а глаза сверкали синими бликами. Весь сон пропал из уголков век, припухшие от лежания щёки вновь оформились в плавные глубокие скулы. – Прости, что завел этот разговор, – внезапно извинился Вэй Ин, – ты наверняка не хотел об этом говорить, а я всё равно настоял. Ванцзи медленно открыл и закрыл глаза и удивился, как в первый раз – перед ним действительно по-прежнему стоял в расслабленной позе давно утраченный возлюбленный. Второй молодой господин покачал головой, присел и осторожно выбрал самый раскрытый и яркий бутон. Принеся извинения, юноша сорвал его, огладил лепестки, и поднявшись, вытянул перед собой. Зажав тонкий стебель между кончиками пальцев, Вэй Ин на мгновение опешил. – Большая ценность*, – прошептал Ванцзи и вложил цветок в раскрытую ладонь Первого ученика. Короткий порыв заставил его засмущаться, Ванцзи поторопился отвернуться и широкими шагами направился обратно в резиденцию.***
Ванцзи не хотел прекращать обучение вместе с приглашёнными учениками. Повторение давно изученного материала вовсе не казалось ему скучным, скорее наоборот. Запах старых книг, ученические одежды, строгий голос Лань Цижэня – всё это было так давно, что совсем выветрились из сердца ощущения беззаботной юности, когда все опасности и склоки этого мира были лишь рисунками на хлопковой бумаге и предположениями. Никто не верил, что нечто настолько ужасное могло произойти в реальной жизни. В чём-то они были правы, ведь в итоге всё вышло намного хуже. Как только юноши вернулись с кроличьей поляны, Лань Чжань поспешил вернуться в цзиньши. Там он долго бродил вдоль ширмы, ругал себя за свою же глупость. Выходило так, что чем больше Ванцзи проявлял инициативу в сближении с Вэй Ином, тем сильнее было его смущение и между тем слабее контроль над ситуацией. Всё вместе порождало клокочущую в животе злость не то на обстоятельства, не то на себя, и Ванцзи мог только пинать воздух под ногами от наполняющей его безысходности. Молодой господин описал ещё один круг по комнате, затем всё же вышел, разумно решив, что свежий воздух может унять эмоции, и у самого входа в свои покои обнаружил старшего брата, что очевидно намеревался затеять с ним очередную беседу. – Ван… – он не договорил, уткнувшись взглядом в место чуть выше лба Ванцзи. Сичэнь сперва мягко улыбнулся, но улыбка быстро сменилась спрятанным за рукавом смешком, – что это у тебя? Лань Ванцзи нахмурил брови и растерянно осмотрелся по сторонам. – В волосах, – Сичэнь прикрывал губы тканью и как ни старался не засмеяться в голос, выходило у него из рук вон плохо. Второй Нефрит начинал раздражаться, однако это чувство быстро отошло на задний план. Вспомнив прикосновение Вэй Ина, он настороженно ощупал свою голову и наконец обнаружил предмет, что так рассмешил его брата. Не веря глазам, Ванцзи уставился на крупный розовый цветок в своей ладони, ощущение бархатистой поверхности лепестков разошлось по коже щекотным теплом. – Кажется, кто-то намерен проявлять благородство и настойчивость в своих ухаживаниях**. – Лань Хуань наконец рассмеялся, но быстро взял себя в руки. Позабыв о цели своего визита, приговаривая на ходу, брат направился в сторону своих покоев лёгкой походкой и оставил Ванцзи недоумевать наедине с алыми, будто спелые ягоды годжи, ушами. Своей цели он достиг – раздражение и злость совсем ушли. Под тремя слоями одежды стало жарко, несмотря на занимающийся вечер, соблазн расслабить тугие путы ханьфу превозмогал остальные ощущения. Ванцзи глядел в остывающий в закатных красках след Цзэу-цзюня: он наверняка истолковал всё по-своему. Наверняка он точно знал, с кем именно Ванцзи провёл весь день в ленивом отдыхе вместо упорного самосовершенствования. Наутро Ванцзи отправился к остальным ученикам, что уже выстраивались перед стеной в ажурных окнах. Второму Нефриту в красках была известна история каждой изображённой там сцены и рассказ дяди он слушал лишь краем уха, про себя стыдливо отмечая, что повествовал Лань Цижэнь действительно крайне нудно. Куда больше его привлекала небольшая группа юношей, что перешёптывались между собой. Не Хуайсан был мало увлечен историей ордена Гусу Лань, в то время как Вэй Усянь с жадностью впитывал каждое слово, не осмеливаясь даже зевнуть, хотя – по его красным глазам это было отчетливо видно – ему до смерти этого хотелось. Цзян Чэн скучал между ними, медленно оглядываясь по сторонам, пока молодой господин Не о чем-то бормотал ему на ухо. Ванцзи наблюдал за ними без стеснения, настолько привычным стало ему подглядывать за повседневной жизнью адептов. Вэнь Нин, совсем близко от них, едва дышал – юноша подался вперед всем телом, внимательно слушая рассказ, и Второму Нефриту просто пришлось похвалить его любознательность. За своим занятием Ванцзи упустил, как разговор адептов перешёл к обсуждению спутников на тропе самосовершенствования. Оказалось, в своё время он упустил весьма занятную картину. Мальчишеские разговоры о прекрасных девах и возвышенных чувствах раньше породили бы в нём очередной «убожество-приступ», теперь же он тянул слух поближе к знаменитой троице. – Не думаю я о таком! – горячо ответил Цзян Чэн в ответ на подначку своего шисюна. – А ты! Вэй Усянь, ни одна из девиц, что купились на твою красоту, не останется подле тебя, если ты раскроешь рот! Вэй Ин откинулся назад и залился хохотом. Всем, а уж в особенности ему, было известно: нет ничего проще на этом свете, чем вывести Цзян Ваньиня из себя. Внимание сынов Юньмэн Цзян быстро переключилось к первому столу, где Цзинь Цзысюань, в то время ещё горделивый самовлюбленный юнец, посмел оскорбить их шицзе. – Что это значит – «не стоит говорить об этом»? – Вэй Ин поднялся со своего места. Ванцзи вмиг уловил его настроение и навострил зрение и слух, готовясь в любой момент встрять, если это требовалось, а чутьё колокольным трезвоном подсказывало, что вмешательство будет крайне необходимо. – Какая часть фразы тебе непонятна? – всё так же сидя спиной, не удостоив Вэй Усяня и взглядом, усмехнулся юный Цзинь. Лань Чжань с расстояния чувствовал нарастающий гнев учеников Цзян, и самого его поразило неясным чувством не то волнения, не то опасения. Он единственный в этом времени знал, каким может быть гнев Вэй Ина, и сам страшился его. Разумеется, не по той же причине, по которой боялись Старейшину Илина, однако положение дел эта разница никак не меняла. Факт навсегда останется фактом – Призрачный Генерал по приказу Старейшины Илина убил Цзинь Цзысюаня. Ванцзи встал со своего места и успел поймать занесённый для удара кулак разгорячённого словесной перепалкой Вэй Ина. Рука дёргалась в его захвате, какое-то время Усянь даже не замечал того, кто посмел помешать ему осуществить задуманное, только гневно смотрел в сторону наследника Цзинь. – Вэй Ин! – громко, так громко, что даже те ученики, что игнорировали ссору всё это время, как один уставились на эту картину, почти крикнул Ванцзи, понизив голос. Усянь вздрогнул, осознал происходящее, но отступать не собирался. – Не мешай, Лань Чжань! Это не твоё дело! Не Хуайсан между тем уже преграждал путь не менее распалённому Цзян Чэну. Отлично, думал Ванцзи, если им удастся сдержать драку до появления Лань Цижэня, то оба отделаются лёгким наказанием за шум. Цзинь Цзисюань же его мнения не разделял. Уловив момент, когда оба шиди его нежеланной невесты были обезврежены, он решил проявить своё высокомерие. – Плевать я хотел на твою драгоценную шицзе. А если она тебе так симпатична… Договорить ему было не суждено – Ванцзи наложил заклятие молчания, и сын Цзинь мог только бессвязно мычать, топчась на месте. Другие ученики ордена Ланьлин Цзинь оживились: «Посмел наложить на нашего молодого господина своё заклятие! Да что этот клан Лань о себе думает!», но Ванцзи мало волновали эти пересуды. Куда важнее был человек, что вырывался из цепкой хватки Второго Нефрита. Глаза Вэй Ина, застланные гневом, бегали по полу под ногами, и костяшки пальцев угрожающе скрипели. – Вэй Ин, – Ванцзи смягчил тон, – этой дракой ты сделаешь только хуже. Видимо, его слова возымели эффект. Вэй Ин обмяк, расслабил пальцы и выпрямился. Его свободная рука легла на запястье Ванцзи, и взгляд, устремлённый куда-то в глубину светлых глаз Лань Чжаня, прояснился. – Ты прав, ты прав, – пробормотал юноша. Ванцзи был готов занести этот миг и это касание Вэй Ина в список лучших моментов своей жизни, вкупе с аккуратно возложенным на столе для циня цветком, что подарил ему этот несносный мальчишка. Лань Цижэнь поспешил оборвать воцарившуюся тишину. – Вэй Усянь!***
Не более, чем часом позже, Ванцзи нашел Вэй Ина стоящим коленями на гальке. Лань Цижэнь отчитал всех участников перепалки, не исключая племянника, но к нему гнев очень скоро сменился милостью: он пришёл к выводу, что Ванцзи прибег к повышению голоса, чтобы остановить драку, так что, раз уж племянник вынужденно избрал меньшее из двух зол, то наказание его ждёт совсем детское – разобрать фолианты по полкам в библиотеке, обновить переплёты и сделать прочую книжную работу, которой Ванцзи и без того регулярно занимался. Плечи молодого Вэя подрагивали, и со спины и впрямь казалось, будто он отчаянно рыдает. Наученный горьким опытом, Ванцзи подкрался сзади и нарочито резко произнёс: – Ты неисправим! Наказуемый подскочил с места, от неожиданности выронив сук, на конце которого суетились потревоженные муравьи. – Ай-яй муравьишки! – Вэй Ин поторопился подобрать палочку и подсчитал потери. – Лань Чжань, что за неописуемая жестокость! Ванцзи хмыкнул. Он встал у ограждения и наблюдал за игрой Усяня. Тот что-то улюлюкал насекомым, словно пытался их утешить. В самом деле, неисправимый! – Посмотри, Лань Чжань, правда они милые? – Ученик обернул корпус тела и гордо вытянул сук. Он снова улыбался добродетельно и открыто, и сердце Лань Ванцзи благодаря этой улыбке совсем успокоилось от недавнего происшествия. – И что милого в муравьях! – Цзян Чэн размашисто шагал по помосту. – Только и знаешь, что доставлять неприятности! Вэй Ин передразнил его, прикрыв лицо так, чтобы только Ванцзи мог видеть скорченную им рожицу. Он подмигнул одним глазом и обратился к своему шиди: – Хочешь позлорадствовать? Вперёд, я стойко вынесу любые твои слова. После наказаний клана Лань мне больше ничего не страшно в этой жизни! – Юноша гордо выпрямил спину и задрал подбородок кверху. Цзян Ваньинь шумно вздохнул, лицо его выражало усталое раздражение. – Молодой господин Лань, я не знаю, как вымолить Ваше прощение за Вэй Усяня, – Цзян Чэн начал было кланяться, но Ванцзи его остановил. – Этого не требуется, молодой господин Цзян. В свете последних недель, когда Ванцзи наконец смог рассмотреть то, что крылось за напускными ссорами сводных братьев, его внутренняя обида на Цзян Чэна исчезла. Быть может, он так стремился убить Вэй Усяня вовсе не от ненависти? Вдруг он вовсе не хотел его убивать? Как бы то ни было, Лань Чжань в своем нынешнем положении не мог позволить случиться вражде между сынами Юньмэна. Радостный Вэй Ин позабыл о своих муравьях и обернулся к товарищам, поёрзав по гальке коленями. – Предлагаю нам в знак примирения устроить застолье! Вся краска ушла из лица Цзян Чэна, и плечи его отчаянно опали. – Что за нрав, лезть из огня да в полымя! – размахивая кулаком, забранился он. – Сегодня мы уезжаем в Юньмэн и ты перестанешь издеваться над кланом Лань! Ранее лёгкое сердце Ванцзи вмиг обернулось чёрным мокрым камнем на самом дне самого тёмного колодца. Ведь как, в панике соображал он, его выдворили тогда как раз из-за драки, что теперь послужило тому причиной? Видимо его лицо красноречиво выдало душевное смятение, Вэй Ин затараторил, подползая поближе и протягивая руки. – Ну и подумаешь, что уезжаем! Ты помнишь моё приглашение, Лань Чжань? Я говорил всерьёз, мне не терпится показать тебе Пристань Лотоса! У Цзян Чэна закончились любые силы. Он и раньше смотрел на попытки шисюна завести дружбу со Вторым Нефритом с неприкрытым отвращением. Видимо, успех Вэй Усяня в этом деле его тоже не радовал. Цзян Ваньинь не обмолвился более ни словом и поспешил удалиться. Ванцзи быстро последовал его примеру: прикрывая рот ладонью, он с трудом удерживался от того, чтобы не сорваться на бег. Цзиньши стала для него убежищем и камерой пыток в одном флаконе. У него было не так много времени на очередные терзания. Очень скоро наказание Вэй Ина закончилось, и по подсчётам Ванцзи он уже собирал вещи. Второй молодой господин Лань смирился с очередной разлукой, ведь теперь они расходились друзьями. Впору было задуматься о предстоящем нападении на Облачные Глубины. Во всей суматохе, опьянённый юностью, Ханьгуан-цзюнь едва было не забыл о надвигающейся угрозе со звонким именем Вэнь. Раздался треск – кто-то дробно застучал по двери кончиками пальцев. – Что…ты затеял? – Ванцзи сразу догадался, кому пришло в голову ломиться в его покои в такой час. Он открыл дверь и замер на месте, держась за створки. Вэй Ин предстал перед ним в тёмном ханьфу с вышивкой в виде лотосового узора и выглядывающем из-под него кроваво-алом халате. Его волосы, часть из которых была собрана такой же красной лентой, растрепались от бега. Ванцзи настолько привык видеть Вэй Ина в ученических одеждах Гусу Лань, что принимал этот образ как должное. Теперь же, белая кожа и чёрные волосы выделялись на тёмном фоне, черты лица будто вытянулись, превратив Вэй Усяня из мальчишки в прекрасного юношу, только улыбка и блеск в глазах выдавали в нём вечное ребячество. – Украсть тебя, что же ещё! – сложив руки на груди, отчётливо произнес Вэй Ин. Если бы в мире были слова, чтобы описать чувства Лань Ванцзи, Второго Нефрита, славящегося своей холодностью на весь заклинательский мир, он написал бы их на бумаге и тут же разорвал её, потому что слов этих было бы недостаточно.