лайк коммент подписка

У Анара волосы пахнут ягодным шампунем. Паша замечает не сразу — сначала просто окутывает сладеньким флером, когда стоят вплотную. А стоят вплотную они много, и макушка анарова ему как раз до носа достаёт, и в общем никаких шансов нет не определить, что пахнет ягодами. Паша иногда ещё наклоняется. Как бы случайно, как бы и сам не понимает, что теперь хочется угадать — малина или клубника? Или лесные ягоды? И вообще смешно, что запах такой нежный, сладкий, чуть ли не детский. У Анара-то. На его пережженных краской волосах. И стойкость удивительная — держатся ведь все его ягодные ароматы, невзирая на кучу средств, которыми их обрабатывают на съёмках. Может быть, если они постоят рядом ещё немного — Пашин нос таки зароется в высветленную шевелюру со всей наглостью. Паша вдохнет запах шампуня один раз, другой, третий и не отступит, пока не поймёт, чем же всё-таки Анар их моет. Он ведь даже не отпрянул бы, небось. Это же Анар. Хотел бы Паша знать его похуже, но как-то так вышло, что за время непрерывных совместных смен изучил очень хорошо. Вплоть до запахов с его волос, вплоть до того, как он повернёт плечом в следующей сцене и как именно перекинет шпагу из руки в руку небрежным жестом. Анару жмякают волосы перед зеркалом: какой-то там метод для вьющихся волос, он сам вместе со стилистками залипал в видео на ютубе. Паша бы от таких заснул на первой минуте, но у Паши и волосы даже ушей не прикрывают. По ладони стилистки размазано очень правильное средство, она сжимает и отпускает прядь за прядью. Волны становятся волнистее, правая половина головы ещё ждёт ухода, там волосы заколоты вверх. Анар снимает себя для инсты. Это же Анар. Хотел бы Паша знать его похуже — хотел бы знать его так хорошо, как никто больше не знает. Неразрешимая дилемма. Паша останавливается у зеркала, сначала смотрит просто, потом шутки ради повторяет движения стилистки по волосам Анара в воздухе своей ладонью. Жмяк, жмяк, жмяк. — Не дашь мне попробовать? — хмыкает он, когда Анар ржёт и показывает фак. — У тебя лапища — во, — и предполагаемый размер Пашиной руки Анар тоже показывает весьма понятно, — ты мне все волосы выдерешь. — Хуяпища. Я нежно. Всё равно их с Анаром мнения тут никого не волнуют, и стилистка скорее наколет их обоих на одну шпагу, как шашлык, чем допустит до своей работы. Анар что-то выстукивает по столу, и Паша кладёт свою руку рядом. Сравнить лапищу с изящной кистью, достойной мрамора древнегреческого скульптора, или как бы там Анар сказал о себе. Заметно больше у Паши ладонь, конечно, но плохо ли это? — Видишь, — Анар дёргает подбородком в сторону их рук, — сюда бы полжопы моей уместилось. И то, как он любит тупые шутки, целиком и полностью осознавая, насколько они тупые, и ловя особое удовольствие в их тупости, Паша тоже хорошо изучил. Вряд ли хоть от кого-то со съёмочной площадки Анар скрыл эту свою черту, но Паша тешил себя верой в то, что на его долю таких шуток пришлось куда больше, чем на чью бы то ни было. — Проверим? — Не лапать принца без разрешения, — очень строгим голосом говорит Анар и сразу ломается. Он едва не падает головой в стол от смеха, а стилистка явно мечтает отвесить ему подзатыльник. — Иди отсюда, — ругается она на Пашу, а Анара встряхивает за плечи. — Пожалуйста, не дергайся, твоё высочество. Она продолжает жмякать, а Паша знает, что несмотря на любые средства, волосы Анара будут пахнуть ягодами. Объектив сммщицы ловит их для тиктока ровно в тот момент, когда между дублями Паша убеждается в том, что сладкий домашний шампунь Анара не перебить ничем. Анар кривляется, и он невыносимо заразный в своём кривлянии — настолько, что Паша чуть не скармливает ему свою перчатку, пока их продолжают снимать. Стоило дожить до тридцати с гаком лет, чтобы от такой ерунды было одновременно смешно и сводило внизу живота. — Хочешь потрогать мою шпагу? И до огромного удовольствия от этих шуток — тоже стоило дожить. Они и в школе не были настолько смешными в своей прямой двусмысленности, как сейчас. Когда их шутит Анар и у него губа дрожит от того, как самому хочется гоготать. — Хочу. Кто знает — вдруг однажды они перестанут быть двусмысленными и перестанут быть шутками.