***
Когда они решили, что Чонгук не будет ходить в детский сад, все были против. Их ведущий семейный врач, настаивающий на социализации, детский психолог, ведущий их и, конечно, работодатель Сокджина. Чонгук, получающий все начальное воспитание и обучение дома, означал полную занятость не только его папы-омеги, но и также его папы-альфы, которому как раз легко позволили брать часть работы домой, сократить свой рабочий день и заниматься своим сыном наравне с мужем. Но вот начальство Джина было менее понимающим и терпеливым, нуждаясь в нём и его полной занятости. Так Сокджин и уволился, без каких-либо мыслей. Намджун безукоризненно поддерживал его, в любом из решений, но то, что на какое-то время омега оставит работу, было даже больше его идеей. Их сын должен был быть окружён их вниманием, должен был получить от них всё, что большинству детей прививают в группе, профессиональные преподаватели. Это они собирались дать ему самостоятельно. Они знали, что ребенку нужен социум, что он нуждается в общении со сверстниками, но оба родителя так же понимали, что дети бывают ужасно жестокими и могут навредить ребенку, который отличается от них. А они, дети, все абсолютно разные, с особенностями, обязательно провоцирующими непонимание и столкновения. Так что, Намджун и Сокджин, семья Ким, стали одной из нередких семей, взявших полную заботу о своём ребёнке до самого поступления в школу, от которой, как бы им в глубине души не хотелось, они уже не могли уберечь Чонгука. В то время они оба проводили много времени за чтением книг по воспитанию и заботе о детях. Сокджин посещал несколько онлайн курсов и встречался с детским психологом для консультации. Намджун много советовался с их родителями, спрашивал своих сонбэ, также оставивших своих детей на домашнем воспитании. И они много читали о программах отслеживания детского развития*, составляли графики встреч с врачами и консультантами по воспитанию. Вскоре они пришли к возможности ежемесячных встреч в группах и полугодовых медицинских проверках. Это означало, что в конце каждого месяца Чонгук должен был провести около пяти часов в группе с другими детьми домашнего воспитания, чтобы квалифицированные преподаватели следили за его развитием и могли фиксировать возможные недостатки. А раз в полгода они проходили полный осмотр, от измерений роста и веса, до необходимых анализов крови. Естественно, Намджун был тем, кто объяснял Чонгуку, что за место они собираются посещать, почему он не сможет быть с Сокджином всё это время и что всем от него там нужно. Ребёнку это, безусловно, не нравилось. Так что первое посещение одного из центров прошло с постоянным присутствием обоих родителей, что не нравилось персоналу, но абсолютно не волновало Намджуна и Сокджина. На удивление, не смотря на неуверенность и «недостаток социализации» — то, что писали в личном деле сына Ким — Чонгук был дружелюбен к другим детям и смиренно участвовал во всех играх, направленных на тестирование его способностей. Благодаря Намджуну, он знал названия многих цветов, помнил почти все буквы, знал, что у него десять пальцев и мог легко назвать своё имя и имена своих родителей. Благодаря Сокджину, он был терпелив к крикам детей, легко взялся за разукрашивание какой-то картинки и быстро слепил симпатичную улитку из пластилина. Воспитатель, тенью преследующий его, почти без вопросов отпустил его к родителям и пообещал им, что он слегка опережает многих детей. В следующий раз, родители Ким были вынуждены позволить Чонгуку остаться в группе без их присутствия по настоянию того же воспитателя. Безусловно, это не нравилось ни одному из них. Против были все трое. Так что нервный Сокджин и нервный, но чуть более контролирующий себя, Намджун, провели четыре с половиной часа на парковке в их машине, почти не разговаривая от напряжения. Но вот когда они вернулись, не успев ничего понять и, тем более, обсудить, слушая невнятные причитания одного из воспитателей, родители Ким знали, что больше не приведут своего сына сюда. — Мистер Ким, — обратилась женщина-омега к Джину, — я очень огорчена произошедшим. Я принимаю свою сторону вины от случившегося, но мы не можем быть в ответе за произошедшее. Ваш сын на программе домашнего воспитания, вы должны были… — Послушайте, — пытаясь выглядеть спокойным произнёс он, — Воспитатель Чхве. Объясните нам, что произошло, а потом уже обвиняйте в неподобающем воспитании. — Я вынуждена сообщить об этом в детскую комиссию и занести в личное дело, я… — Воспитатель Чхве, — твёрже позвал её Намджун. — Объяснения. Что произошло? — Чонгук ударил Миён. — Я прошу прощения, — громче нужного сказал омега. — Что вы только что сказали? Мой трехгодовалый сын, который заботится о плюшевых игрушках, ударил ребёнка? — Он ударил Чон Миён, девочку омегу, она… — На данный момент, меня не волнует ничего о ней, — альфа поравнялся с мужем, выглядя таким же опешившим от сказанного. Кабинет, в который их притащили, чтобы сделать напугавшее их обоих заявление, был душным и неудобным, будто специально заставляя их чувствовать большее давление. — Вы обвиняете моего сына в таком… Вы лично видели это? — Нет, — тут же возразила омега. — Кто-либо ещё из персонала? — Не совсем… — Тогда какие у вас есть доказательства? — не сдержав грубости заговорил Сокджин. — С чего вы вообще это взяли. — Чонгук и Миён были распределены в пару для проверки речи, — вынужденно объясняла она. — Я наблюдала за другой парой детей, а потом Миён заплакала, и когда я обернулась, спросив её, она сказала, что Чонгук ударил её по голове. — Итак, мы верим ребёнку, без единого другого свидетеля? — Что вы хотите этим сказать? — в голосе женщины скрипело оскорбление. — Они ругались? — тяжёлым тоном уточнил Намджун. Она отрицательно мотала головой. — То есть он просто так, без какой-либо причины ударил ребёнка по голове? Я в это никогда не поверю. В этот момент, тесный кабинет пополнился ещё парой действующих лиц. Пара из двух омег, мужчины и женщины, с красными и напряжёнными лицами, ворвались к ним, почти крича: — Что этот ребёнок сделал с моей дочерью? — обратился мужчина, игнорируя семью Ким. Сокджин почувствовал, как задыхается от злости, услышав такое обращение к его дражайшему сыну. Тут же вспомнилась няня, годовой давности, и гневная речь родилась у него на языке. Намджун был тем, кто отрезвил его, заговорив: — Пока ничего не доказано, имейте уважение и не говорите в таком тоне о моём сыне, — серьёзно заявил альфа. — Мне нужно поговорить с сыном. Когда одна их воспитателей привела Чонгука к ним, Сокджин снова почувствовал злость. Не на собственного ребёнка, а на всех вокруг. На омегу Чхве, обвинившую его, на девочку, которую он даже не видел, а также на её родителей, злых и безжалостных к ребёнку, который… Сын не был заплаканным, но он был до ужаса напуганным и осторожным. Родители Чон Миён давили на него, даже Джин чувствовал это. Но Чонгук смотрел на него, его взгляд впервые был таким виноватым, будто он готовится к тому, что его будут наказывать. Такого лица омега ещё никогда не видел у своего сына. Намджун молча поднял его на руки и, не смотря на протесты семьи Чон и Мисс Чхве, унёс его в коридор. Сокджин знал, что он должен позволить мужу поговорить с их сыном самому, а также ему очень хотелось остаться здесь, и высказать этой парочке всё, что горело у него в горле. — Ваш сын опасен для других детей! — заявила женщина с криком. — Пока я не получу хоть одного вразумительного доказательства, — резко отбился он, — я даже слушать ваши вопли не стану. Мой сын никогда бы никого не ударил, ясно? — Моя дочь сказала, что он ударил её по голове, — выплюнул мужчина. — Его саб-гендер не может позволить ему доминировать. Если девочка омега привлекла его, он должен по-другому вести себя. Ваш муж не научил его, что… — Никакого саб-гендера у него нет, ясно? Если у вас всё чесалось выяснить кем, через, хрен знает, сколько лет, презентуется ваш ребенок, и вы заставили её пройти эти ужасные тестирования ради непонятно чего… Кем бы они оба ни были, какие бы гендеры не представляли, мой сын никогда бы никого не ударил. Никогда. — Я напишу в комиссию, — закричал мужчина, — я засужу вашего мужа! Намджун вернулся как раз в этот момент. Чонгук был у него на руках, прижимаясь к шее родителя. И они, к радости Сокджина, оба были спокойны и страх, который он ощущал от своего сына, остался лишь в его памяти. Тогда альфа заговорил, смотря на родителей Чон Миён с полной уверенностью в себе и своих словах: — Чонгук никого не бил. Ваша дочь ударилась головой о полку за её спиной, — терпеливо объяснял он. Пара омег тут же вспыхнула, но он продолжал говорить, оставаясь полностью спокойным и подавляюще уверенным. — В её возрасте не удивительно, что она либо не поняла, что произошло, либо попыталась привлечь к себе внимание таким способом. Так что, я считаю, что мы либо все встретимся на комиссии, либо в суде. Выбор за вами. — Чем вы нам угрожаете? — осаждено, но не менее враждебно прозвучало от мужчины. — Клевета, — произнёс альфа. — Мой сын очень напуган. У него жар, и он пережил тяжелую ситуацию. Помимо кричащего на него ребенка, персонал был груб с ним и, — он посмотрел на Воспитателя Чхве, — я полагаю, кто-то из вас повышал на него голос. Сокджин знал, что ничто не спасёт эту женщину от его гнева, но Намджун, оказавшийся рядом через мгновение, остановил его одним взглядом, уставшим, но вселявшим в него невероятную уверенность. Чонгук в тот же момент выглянул из своего тёплого укрытия, смотря на Сокджина с сомнением. Омеге понадобилась секунда, чтобы улыбка осветила его лицо, и он потянулся, чтобы поцеловать горячую от температуры щёку сына. — Чонгуки, едем домой и будем смотреть вечерние мультики, да? — мальчик тут же неуверенно заулыбался ему. — Я попрошу вас отдать нам наши документы и сообщить мне о комиссии через электронную почту, — объявил Намджун и, игнорируя семью Чон и Воспитателя Чхве, посмотрел на своего мужа, чтобы получить одобрения и выйти из давящего помещения. Следуя за своим мужем, Сокджин остановился, чтобы смерить пару взглядом и позволить себе оставить им несколько из множества кипящих в нём слов: — Нет ничего плохого в том, что детям хочется внимания, — произнёс он, не смотря на них. — Самое ужасное, что ваш ребёнок так сильно хочет внимания, что лжёт и травмирует себя. Моему сыну нет необходимости делать ничего из этого.***
Намджун был отцом Чонгука. Он всегда знал, что сын, смотря ему в глаза, говорит только правду. Он всегда знал, что его ребёнок искренен с ним, что он может говорить с ним, даже если ему всего три года. Альфа наслаждался этим чувством. Знанием, что его семья достаточно счастлива и крепка, чтобы он верил каждому слову своих мужа и ребёнка. Видом того, как его муж, называемый его сыном неправильным словом «мама», целовал и обнимал их ребёнка, чтобы навсегда избавить его от пережитого. Они оба чувствовали это, смотря на весёлого и не омрачённого Чонгука, засыпающего между ними этим вечером в их кровати. Они оба знали, что это счастье. И они оба знали, что сделают все, чтобы сохранить это. Знали, не обсуждая. Без слов.