a place to call home

Когда Суён просыпается, уже светло. Солнечный свет струится из окна и пятнами падает на её лицо и пустое пространство на другой стороне кровати. Она в комнате совсем одна, от Джинсоль остались лишь смятые простыни и небольшое углубление на подушке. Это второй раз, когда у неё есть возможность осмотреться — прошлый был много месяцев назад, когда ей показывали квартиру в первый день. Комната выглядит какой-то загроможденной, но при этом в ней не так много мебели. Кроме двуспальной кровати есть ещё шкаф и две прикроватные тумбочки. Сложенная одежда, бумага и письма валятся с полок. Джинсоль и её сестра ухмыляются Суён с фотографии на тумбочке. Одетых в кожаные куртки и военные ботинки, с чёрными ногтями и подводкой на глазах, их можно было бы принять за панков или даже участниц хеви-метал группы. Рядом есть ещё фотография. На ней Джинсоль стоит возле молодожёнов на свадьбе сестры. Одежда серого и сиренового оттенков отлично сочетается с тем, как выглядит маленькая весенняя свадьба в деревне. Третья фотография семейная. На ней нет Джинсоль, только дети и их родители, но и ей нашлось место в галерее. Суён улыбается, глядя на детские лица Хёнджин и Йерим, а также новорождённой Ёджин, всё ещё розовой и укутанной в толстые одеяла. Прежде чем она успевает осмотреть остальные фотографии, её телефон вибрирует. Пришло письмо с работы. И уже одиннадцать часов. Чёрт. Она и не думала, что уже так поздно. Дети с минуты на минуту будут дома. Суён вскакивает и ищет свою одежду. Но её нигде нет. Вместо этого она находит на краю кровати сложенную футболку с логотипом колледжа и пижамные штаны. В животе вспархивают бабочки; Суён глупо улыбается, прижимая одежду к носу и вдыхая её запах, прежде чем натянуть на себя. Затем она выходит в коридор, в котором пахнет шипящей на плите курочкой. В животе бурчит. Суён замирает при виде суетящейся на кухне Джинсоль. На ней огромная рубашка до середины бёдер, под которой еле виднеются сине-жёлтые шорты. Суён стонет, как только их узнает. Это те шорты с лимонами. (Она хорошо помнит момент, когда увидела их в первый раз. Это произошло в торговом центре, когда она пыталась помешать Хёнджин разбрасывать игрушки. Джинсоль тогда, улыбаясь, протянула их ей. — Посмотри! Разве не мило? Я возьму их. Никакие аргументы не смогли отговорить её от покупки. Дети тоже не помогли: Йерим очень понравилось. Время от времени, когда у Джинсоль игривое настроение, она достаёт эти шорты, просто чтобы помучить Суён их существованием.) Но сегодня она сможет вытерпеть эти проклятые шорты, потому что, на самом деле, навряд ли чему-то удастся испортить ей настроение таким хорошим утром. Вместо этого она продолжает наблюдать за Джинсоль из коридора. От её домашнего вида внутри разливается тепло. Она представляет дни, когда просыпается и видит вот такую готовящую завтрак девушку, а в гостиной играют дети. Движимая эмоциями, она делает шаг вперёд. — Привет, — выдыхает, обнимая Джинсоль за талию. — Ах! — та подпрыгивает и вздрагивает. — Прости! — Суён отстраняется. — Не хотела тебя напугать. — Я не знала, что ты проснулась, — Джинсоль прижимает руку к груди, смотря куда угодно, кроме неё. — Как давно ты здесь? — Оу, только что пришла. Всё в порядке? — Да! — слишком быстро отвечает девушка. — Всё отлично, — и она снова поворачивается к Суён спиной, обжаривая замаринованную вчера курочку. — Ты увере... Её перебивает дверной звонок. Множество быстрых стуков в дверь могут значить только одно... — Тётя Суён! — Хёнджин и Йерим падают в её объятия, когда она открывает дверь. В руках они держат рисунки: на них Джинсоль, Суён, Чонын, Джиу и три маленькие девочки. — Тётя Чонын разрешила нам порисовать вчера! Мазки непрофессиональные, белый фон делает рисунки ужасно пустыми, но детали невероятно хорошо прорисованы. Дети даже нарисовали наручные часы, которые Суён каждый день надевает на работу. Она немного ошеломленно рассматривает их. — Хёнджин, тише, не кричи, — говорит Джинсоль, выходя из кухни с лопаточкой, и обращается к подругам: — Надеюсь, они не доставили вам проблем. — Совсем нет! — щебечет Джиу. — Они маленькие ангелочки. Чонын прочищает горло. — Ну, не совсем ангелочки... Но всё в порядке, наш дом всё ещё цел. Джинсоль хихикает. — Хотите остаться на обед? Я только что приготовила завтрак для нас с Суён, но сейчас начну готовить ещё и обед. — Только если вы не против. — Чонын, — её голос серьёзен. — Мы никогда не против, — и она снова исчезает на кухне, оставляя Суён с Джиу и Чонын. Дети уже давно убежали делать свои детские дела. — Итак, — проговаривает Джиу, как только Джинсоль отходит достаточно далеко. Суён хмурится, глядя на её хитрую ухмылку. — Вы обе..? — Что? — Ну знаешь... сделали дела... постучали ботинками... столкнулись телами...¹ Мне продолжать? Суён корчит рожу, прежде чем зайти в гостиную. Джиу идёт следом, а за ней и неторопливо Чонын. — Ну давай, расскажи нам! Мы никому не скажем! — Ничего не было, — настаивает Суён. — Думаешь, мы поверим? На тебе её одежда. Суён смотрит вниз и замечает на груди логотип университета Сонгюнгван. Великолепно. Она хмуро смотрит на усевшихся в кресло подруг, глядящих на неё с радостным интересом. — Я не скажу. — Это значит, что у них было, — ухмыляется Чонын, переглядываясь с Джиу. Суён спасается от дальнейших насмешек, когда с кухни доносится голос Джинсоль: — Суён, здесь есть бекон для тебя, если ты голодна. Не обращая внимание на щевелящих бровями (скоро — бывших) подруг, она бежит из гостиной, находя убежище на кухне. — Возможно, я немного переборщила с едой, — признает Джинсоль, когда они смотрят на расставленные на столе тарелки. — Ты готовила на семь человек или семнадцать? — Ох, замолчи. Я просто подумала, что они наверняка голодные после целой ночи с детьми. Глаза Джиу и Чонын чуть не вылезают из орбит, когда им выносят еду. Дети, с другой стороны, приходят в восторг при виде редкого угощения: куриных наггетсов с картошкой фри. Суён садится во главе стола рядом с Джинсоль и сразу же чувствует на себе острые взгляды. Её страдания на этом не заканчиваются. Пока они едят, подруги с улыбочками кидают на неё взгляды. А когда они уже закончили и нагрузили их остатками еды, Джиу делает вид, что печатает сообщение в телефоне, а на самом деле беззвучно проговаривает ей: «Напиши мне!» и исчезает вместе с Чонын в лифте. — Наконец-то. Они ушли. Я думала, нас никогда не освободят, — говорит Суён. — Они были очень нетактичны, правда? К лицу приливает жар. — Ты знаешь? — Я всё помню, — говорит Джинсоль и смеётся с её выражения лица, складывая в раковину грязную посуду. Суён чувствует, как рядом с ней, с руками по локоть в пене, её сердце ускоряет ритм. — Послушай, Джинсоль... Об этом... Джинсоль смотрит на неё, и в ту же секунду слышится громкий треск. Все трое детей сразу же прибегают на кухню, обвиняя друг друга. — Это Йерим сделала! — вопит Хёнджин. Суён понятия не имеет, о чем они. — Это не я! — всхлипывает Йерим, и, к их ужасу, Ёджин начинает рыдать вместе с ней. Джинсоль вздыхает. — Давай обсудим это позже, — говорит она Суён поверх девичьих голов. И вот так они все снова погружаются в ритм повседневной жизни.

***

— Так... когда ты познакомишь меня со своей новой девушкой? Суён давится водой и кашляет так сильно, что люди на другом конце офиса поворачиваются, чтобы, нахмурившись, посмотреть на неё. — У меня нет девушки, — быстро проговаривает она. Лицо Хасыль вытягивается. — Хочешь сказать, что у тебя был целый вечер пятницы, чтобы стать ближе, но ты ничего не сделала? Суён, я разочарована. — Что? Это не значит, что ничего не было... — начинает она, защищаясь, но тут же жалеет об этом, когда Хасыль торжествующе вскрикивает и наклоняется ближе, подпирая подбородок руками. — Неважно. Забудь, я ничего не говорила. — Нет. Давай же. Расскажи мне. Начни с того, куда вы пошли. Ладно. Хасыль всегда очень упрямо добивается ответов на свои вопросы, что делает её превосходной юристкой. Суён также знает, что у подруги есть способы заставить рассказать ей все секреты, поэтому имеет смысл выложить всё сразу, чтобы сегодня её больше не доставали по этому поводу. И она сможет услышать мнение о своей проблеме. Пускай Хасыль и не лучшая советчица — она вспоминает те несколько недель с Соджон — лучше узнать точку зрения не связанного со всем этим человека, чем думать самой. Верно же? — Ладно. Мы пошли поужинать в башню Намсан, а потом в бар на крыше. — В башню Намсан? — глаза Хасыль широко раскрываются. — В те смехотворно дорогие рестораны? Вау... Должно быть, тебе правда очень нравится эта девушка. Что было потом? — Ну, мы... Мы переспали, и я думаю... — Вы что? — на этот раз кашляет уже Хасыль. — Да, мы переспали, — говорит Суён, раздражённая, что её перебили. — В любом случае, мы должны были поговорить об этом, но нас прервали дети. Я подумала, что Джинсоль сама начнёт разговор в подходящий момент, но прошло уже несколько дней, а мы так и не поговорили? Я не знаю, может я слишком много об этом думаю или она просто забыла? Между ними повисает тишина. — Разве люди «забывают» о таком? — Не знаю... У Йерим приём у врача на этой неделе, поэтому, может быть... — Хм... — Хасыль чешет подбородок. — Возможно. Наверное, она поговорит с тобой после приёма. Суён вздыхает. Она обычно терпелива, и эта неусидчивость, взволнованность, чувство необходимости сделать хоть что-то ей в новинку. Она не совсем уверена, что с этим делать. И хотя ей очень хочется быстро со всем разобраться, она знает, как занята Джинсоль. Ей приходится разбираться со многими вещами, и не хочется добавлять поверх всего этого ещё и напряжение. — Да, — в конце концов говорит она. — Я подожду.

***

Первый приём Йерим у психолога проходит в той же самой больнице. Педиатрическое отделение такое же яркое и светлое, как и всегда. На стенах нарисованы животные, на полу разноцветные полоски, но на этот раз в коридорах намного меньше людей. Очарование новых мест заставляет Суён крепко держать за руки Хёнджин и Ёджин, шагая позади Джинсоль с Йерим, направляющихся к кабинету психолога в конце коридора. У двери Суён, Хёнджин и Ёджин останавливает медсестра и сообщает, что им нужно остаться в зале ожидания. Резко повернувшись влево, Суён оказывается в детском раю: на коротких деревянных полках стоит очень много игрушек; больше, чем можно себе представить. Здесь есть роботы, машинки, куклы и игрушечные кухни. В тот же момент Хёнджин и Ёджин вырываются и совершают набег на полки с роботами и пластиковыми фруктами. Как и другие измученные родители, Суён падает на жёсткие стулья, стоящие вдоль стен. Рядом с ней сидит женщина, сосредоточенно уткнувшись в телефон и не обращая внимание на сына, играющего у ног. Суён заглядывает в её телефон и, ох, замечает сцену из исторической дорамы с какими-то неизвестными ей актёрами. Она достаёт свой телефон и, поглядывая на Хёнджин и Ёджин, начинает отвечать на некоторые письма, которые откладывала всё утро. Так много всего на выходной день. Поглощённая работой, она не осознает, сколько времени прошло, пока не возвращаются Джинсоль и Йерим. Девочка сразу убегает играть с сёстрами, а её тётя садится рядом с Суён. — Как всё прошло? — Лучше, чем я ожидала. Доктор Ким очень хороший. Думаю, Йерим в хороших руках. Какое облегчение... — Джинсоль вздыхает и кладёт голову Суён на плечо. — Но я так устала. Сердце Суён начинает трепетать. — Я могу приготовить сегодня еду, — предлагает она. Даже если это не всё, что Джинсоль нужно сделать — насколько много у нее дел? — ей не придётся переживать хотя бы об этом. — Ммм... Звучит отлично, — бормочет Джинсоль, зевая. — Но давай ещё немного посидим здесь. Дома Суён пытается снова затронуть эту тему, когда Джинсоль прибирается в детской комнате, а девочки смотрят мультики в гостиной. Она неуверенно застывает в дверном проходе, пока девушка не поднимает на неё взгляд. — Я думала, ты работаешь. — Оу, да, эм. У меня перерыв, — она продолжает топтаться в дверях, наблюдая, как Джинсоль складывает учебники Хёнджин в угол стола и заправляет постель Йерим. — Слушай, я хотела с тобой поговорить... — Хм? Ах, подожди, — телефон Джинсоль внезапно начинает звонить, и она кидает Суён извиняющийся взгляд, прежде чем взять трубку. — Алло? Извини, произносит она одними губами и отворачивается, обхватив телефон рукой. — Да... Да... Завтра? Ах... Мне нужно будет попробовать, но, думаю, я справлюсь. — Кто это был? — спрашивает Суён, когда разговор закончился. Джинсоль сияет. — Виви хотела узнать, смогу ли я завтра руководить кафе! Она думает повысить меня до менеджера, и это будет чем-то вроде пробного дня. — Что? Это великолепно! Не знала, что это возможно. — Да, она уже давно об этом говорит... Кажется, она хочет открыть ещё одно кафе, поэтому ей нужен кто-то, кто сможет приглядывать за этим, пока она занимается новым. Я не упоминала это, потому что не думала, что это действительно произойдёт. Но сейчас Виви, видимо, разобралась со всеми бумагами, — Джинсоль замолкает, а затем наклоняет голову. — Прости, ты хотела что-то сказать? Суён прячет руки за спину. — Ох, ничего такого. Это не очень важно. Знаешь, что? Нам стоит отпраздновать твоё повышение. Это потрясающе!

***

— В смысле вы ещё не поговорили? — требовательно спрашивает Хасыль. Суён ёрзает на месте. Они сидят на скамейке в ближайшем парке, едят бутерброды и наслаждаются сеульской зимой. Сегодня редкий день, когда у них не так много работы, поэтому они воспользовались возможностью сбежать из офиса, когда Хасыль предложила пообедать на улице. — Я пыталась! Но постоянно что-то мешало... И не так уж легко спросить об этом. — Почему? Уже больше недели прошло. Ты собираешься всё так и оставить? — Нет! Просто я... — Суён вздыхает. — Ты права. Я спрошу сегодня вечером. Она дожидается момента, когда дети уже разошлись по кроватям. Как и каждый вечер понедельника, Джинсоль подключает побитый макбук Суён к телевизору. Они смотрят «Служанку»², сидя на противоположных концах дивана, едва касаясь друг друга коленями и не произнося ни слова. Как только Хидэко отталкивает Сукхи, Суён наконец-то решается. — Джинсоль... Давай поговорим? Тишина. — О чём? — спрашивает Джинсоль. Её голос звучит как-то слишком по-обычному. Она внимательно наблюдает за тем, как Суён останавливает фильм и откладывает миску с нетронутым попкорном в сторону. — О нас. После длинной паузы девушка наконец поворачивается и смотрит на неё. — Я хочу поговорить... поговорить о вечере пятницы, — говорит, заикаясь на каждом слове. В чужом взгляде есть что-то настороженное, непроницаемое, заставляющее желудок переворачиваться от волнения. — В смысле... Я давно хотела поговорить, но потом был приём Йерим и другие вещи, и я подумала, что тебе нужно больше времени, но... Я, эм, я просто хотела узнать... Мы теперь... встречаемся? Повисает долгая тишина. Достаточно долгая, чтобы Суён задержала дыхание. — Суён... По спине струится ужас. — Я не думаю, что сейчас правильное время. — Но когда? Я не знаю, о чём и думать, когда ты ведёшь себя со мной так непостоянно. Джинсоль замирает. Прищуривается. — Веду себя непостоянно? Я? — резкий тон её голоса рассекает воздух. — Это не я целый месяц без какой-либо причины держалась на расстоянии. Это не я вернулась после недель молчания и вдруг решила, что всё хорошо. Это не я заставила троих детей себя полюбить и сбежала, когда стало тяжело. Стеклянный дом Суён, который она трепетно строила из кусочков своего сердца, разбивается вдребезги. — Но мы... В пятницу... Я думала, мы... — Что мы? — спрашивает Джинсоль, когда она замолкает, не в силах договорить. — Суён, мы переспали. Мы взрослые люди. Такое случается. Боль пронзает грудь Суён, как копье. — Так это для тебя ничего не значило? Джинсоль резко выдыхает воздух, но затем смотрит на Суён, действительно смотрит, и её выражение лица немного смягчается. Вместо этого она делает тихий, долгий вздох и тянется, чтобы взять её за руку. — Конечно же это для меня что-то значило, — говорит медленно и на этот раз нежно. — Но ты не понимаешь, Суён. У меня трое детей. Три ребёнка, у каждого из которых есть свои чувства, мысли, мечты. Ты хоть представляешь, как трудно их растить? Ты не можешь просто увидеть весёлую часть их воспитания и решить, что хочешь стать частью их жизней. Нет. Не может быть. Суён представляла себе множество вариантов развития разговора, но ни один из них не был похож на происходящее. — Я не похожа на нормальную 24-летнюю девушку. Я не могу встречаться когда и с кем захочу. Что будет, если мы расстанемся? Или если в конце концов ты решишь, что больше не хочешь заботиться о детях? Что случится с девочками, которые уже слишком сильно к тебе привязались? Мне было весело в пятницу. Мне был нужен этот перерыв, и это был именно он. Перерыв. Подобное никогда не станет частью моей повседневной жизни. Я не могу много отдыхать. Суён, дрожа, смотрит на Джинсоль. Та качает головой. — Не привязывайся ко мне, Суён. У тебя впереди большое будущее... Ты можешь уволиться с работы, сменить профессию, уехать в другой город. Ты можешь что угодно. А я слишком волнуюсь о тебе, чтобы позволить оказаться от всего этого. Суён может лишь молча смотреть на неё. Глаза щиплет от слез. Джинсоль прикусывает губу. — Прости, Суён, — говорит она. — Я волнуюсь о тебе, правда. Но мы не герои фильма. Всё не так просто... Поэтому я не могу быть с тобой. Она наклоняется и медленно, долго целует Суён в щеку. А затем, шурша одеждой, исчезает в глубине квартиры. — Джинсоль, подожди... Дверь в комнату закрывается с тихим щелчком. Суён не знает, как долго сидит в гостиной, глядя в одну точку, прежде чем находит в себе силы уйти в свою комнату. Следы месяцев, что она провела в ней, усмехаются ей прямо в лицо. На стене висят рисунки Ёджин — беспорядочные карандашные черки на бумаге, которые Суён прикрепила спустя три месяца после переезда. Маленькую глиняную кружку, что Йерим сделала на уроке труда, она использует для хранения ручек и скрепок для бумаги. На углу стола лежит учебник Хёнджин и книга, которую она собиралась подарить Джинсоль... Взгляд падает на изножье кровати, рядом со столом, и она резко, болезненно втягивает воздух. На матрасе лежит поглаженная и аккуратно сложенная одежда, в которой она была в пятницу. Когда Джинсоль..? И в этот момент Суён понимает, что не может остаться. В горле что-то сжимается. Она сглатывает комок и яростно моргает, закидывая какую-то одежду в сумку. Хватает ключи, телефон и кошелёк, задерживается у двери, чтобы накинуть пальто, и возится с замком. — Тётя Суён? Она замирает. На неё снизу вверх с широко раскрытыми глазами смотрит Йерим. — Йерим... Что ты здесь делаешь? — Я не могу уснуть, — она рассматривает её пальто, ключи в руках, накинутую на плечо сумку. — Ты куда? — Я... — она заставляет себя сделать вдох. — Я ухожу на несколько дней. Иди спать, Йерим. Пожалуйста. — Хорошо... — отвечает девочка, но Суён чувствует на себе её любопытный взгляд, когда дрожащими руками наконец справляется с замком и бежит из дома в морозный вечер. Ветер хлестает по щекам, и голова медленно начинает проясняться. Она уже ушла, и очевидно, что не может вернуться. Остаётся только одно. Квартира Джиу всего в двадцати минутах ходьбы, и это единственное место, куда Суён может добраться без карты. К моменту, как она оказывается у двери, она уже наполовину замёрзла. Руки, ноги и лицо онемели. Она звонит в дверь. Один раз, два раза, три, и Джиу в пижаме наконец открывает дверь. — Суён? Что ты здесь делаешь? — Можно... Можно я переночую у вас несколько дней? Пожалуйста? Что хорошо в Джиу, так это то, что она знает, когда лучше ничего не спрашивать. Она лишь кивает и впускает её внутрь, усаживая у обогревателя и крича Чонын принести одеяла. Суён сидит тихо, бездумно вцепившись в кружку с горячим шоколадом, пока подруги суетятся вокруг неё с одеялами и грелками. Лишь намного позже, когда часы уже пробили одиннадцать, Чонын решается спросить у неё, что случилось. — Я не хочу об этом говорить, — бормочет Суён, сворачиваясь калачиком. Разговор с Джинсоль ещё свеж в её памяти. Чонын и Джиу переглядываются, но решают не настаивать на ответе. Вместо этого Джиу похлопывает её по плечу. — Тогда ладно, — говорит она. — Мы оставим тебя, отдыхай. Но Суён... Ты же знаешь, что можешь поговорить с нами о чем угодно? Суён слабо ей улыбается. — Я знаю. Спасибо. Вам обеим. Джиу улыбается и выключает свет, оставляя подругу одну в слишком большом пространстве. Уснуть в эту ночь получается плохо. Даже лёжа на диване и укрывшись одеялом по подбородок, Суён не может перестать снова и снова прокручивать в голове события вечера. Когда она наконец засыпает, её сны беспорядочны, а покой хрупок и мимолётен.