a place to call home

Десять минут. Десять минут назад Джинсоль ушла поговорить с доктором. Суён начинает волноваться. Шум педиатрического отделения ничуть не помогает. Несмотря на ранний час в коридорах много сонных родителей и детей, бегающих под бдительным взором весёлых животных, нарисованных на стенах. Йерим сидит рядом на жёстком пластиковом стуле, увлечённо убивая зомби на телефоне. Эту игру Суён неохотно скачала после нескольких недель уговоров. — Тётя Суён? — девочка дёргает её за рукав. — Хм? Она протягивает ей телефон. — Батарея села. Великолепно. Суён пялится на мигающий сигнал на экране. — Тогда давай просто посидим и терпеливо подождём Джинсоль, хорошо? — спрашивает она, кладя телефон в карман. — Мы можем почитать книжки, — она рассеянно даёт Йерим одну и снова смотрит на часы. Уже пятнадцать минут. Она размышляет, не написать ли сообщение, когда дверь открывается и из кабинета выходит Джинсоль с доктором Шином. Выражения их лиц нечитаемы. Суён встает и спрашивает: — Всё в порядке? — Позже, — отвечает Джинсоль, прежде чем повернуться к Йерим. — Доктор Шин хочет с тобой поговорить минутку, хорошо? Девочка переводит взгляд с Джинсоль на Суён, которая дарит ей ободряющую улыбку, и неуверенно кивает. Они снова заходят в кабинет с яркими детскими рисунками на стенах. На каждом рисунке написано имя ребёнка. В отличие от Йерим и Джинсоль, Суён отказывается от предложенного мужчиной места и встает позади, скрестив руки и напряжённо выпрямив спину. Доктор Шин начинает расспрашивать девочку о её любимом школьном предмете и классной руководительнице, нравится ли ей спать днем и как она прибирается после рисования и урока труда. С каждым вопросом Суён всё сильнее хмурится. Её охватывает беспокойство, сомнения затуманивают разум. Доктор постоянно что-то помечает в тетради, скрежет ручки по бумаге лишь сильнее её нервирует. Она хочет знать лишь можно ли забрать Йерим домой и достаточно ли она здорова, чтобы ходить в школу и встречаться с друзьями. Она пытается поймать взгляд Джинсоль, но та смотрит на Йерим. Уголки её губ хмуро отпущены, а брови сведены. — Я напишу вам рекомендательное письмо, мисс Чон, — наконец говорит мужчина. — И сейчас пропишу что-нибудь, что сбалансирует аппетит, — затем он откладывает ручку, вытаскивает из-под стола чашу с конфетами и с широкой улыбкой ставит её перед Йерим. — Это тебе, Йерим. За то, что была такой терпеливой. Девочка сначала смотрит на Джинсоль. После её кивка она засовывает руку в чашу и вытаскивает оттуда конфетку со вкусом винограда. — Спасибо, доктор Шин, — говорят они, выходя из кабинета. Позже, когда Йерим уснула по пути домой на метро, Джинсоль отбивает ритм пальцами по ноге и говорит: — Доктор Шин дал направление к детскому психологу. Ох. Ох, нет... Суён пристально на неё смотрит. — Что это значит? — Он думает, что Йерим в депрессии. Возможно, уже несколько месяцев, но он хочет в этом убедиться. Руки Джинсоль побелели от того, как сильно она их сжимает. Нахмурившись, Суён кладёт свою ладонь поверх и поглаживает её пальцы. — Из-за того, что случилось с твоей сестрой? — Наверное. Он сказал, что подобные вещи иногда просто случаются и трудно понять их причину. — Эй, — говорит Суён, крепко держа её за руку. — Всё будет хорошо. Йерим вылечится. Она получает необходимую помощь. Это главное. — Да... — Джинсоль замолкает и смотрит на их сцепленные руки у себя на бедре. — Да, все будет в порядке. Дома Джиу и Чонын играют с детьми в монополию. Все явно проигрывают Хёнджин, которая построила целую империю из отелей и домов. — Вы вернулись, — вскакивает на ноги Джиу. — Что случилось? Взрослые наблюдают, как Хёнджин подбегает к Йерим, осматривая её в порыве несвойственной ей сестринской любви. Ёджин же подходит к Джинсоль и тянется вверх, пока её не берут на руки. — Всё сложно, — отвечает Джинсоль. Джиу переводит взгляд на Суён, но та лишь качает головой. — Нам остаться? Джинсоль устало улыбается Чонын. — Думаю, не стоит, спасибо. У вас самих, наверное, есть дела. Джиу и Чонын переглядываются, но они знают, что с Джинсоль лучше не спорить. Не по этой причине. Поэтому они уходят, напоследок обняв и поцеловав детей и пообещав им прийти снова. Этим вечером Суён помогает уложить детей спать. Хёнджин весь день была непривычно добра к Йерим, предложила ей закуску и даже позволила выбрать канал телевизора после ужина. — Тётя Суён, а Йерим в порядке? — в темноте шепчет девочка, когда её сестра уже уснула. Суён закрывает лежащую на бёдрах книгу. — Йерим немного грустно, — объясняет она. — Иногда такое случается, поэтому мы отведем её к врачу, который ей поможет. Некоторое время стоит тишина, пока Хёнджин обдумывает её слова. — А зачем ей нужна помощь врача? — Ну... — Суён в первый раз приходится такое объяснять. Причём ребёнку, что немаловажно. — Это как когда ты заболела. Когда грустно, обычно не нужен врач, но если ты не знаешь, как сделать лучше, стоит найти кого-то, кто сможет помочь. — И Йерим перестанет грустить после этого? — Может быть. Это не произойдёт сразу. Не волнуйся, мы с Джинсоль поможем ей, но и тебе нужно постараться хорошо себя вести для нас, ладно? Хёнджин решительно кивает и закрывает глаза. — Я могу уснуть и сама, тётя Суён. Тебе не обязательно сидеть рядом. Суён улыбается. — Хорошо. Спокойной ночи, Хёнджин, — она наклоняется, чтобы поцеловать девочку в лоб, оставляет книжку на тумбочке и осторожно закрывает дверь. По пути в гостиную она потягивается и хрустит больной спиной. Мышцы одеревенели из-за ночи, проведённой у кровати Йерим в согнувшемся сидячем положении. В шее и плечах чувствуется усталость. Ни она, ни Джинсоль не выспались прошлой ночью. Наверное, девушка уже спит. Но вместо этого она находит её на диване свернувшейся калачиком. — Джинсоль? Она поднимает голову. — Всё в порядке? Мгновение. И ещё одно. Джинсоль качает головой и утыкается лицом в колени. Сердце Суён болезненно сжимается. — Эй, — говорит она, садясь рядом. — Что такое? Она слышит, как Джинсоль делает глубокий вдох. Её голос дрожит, когда она говорит: — Я ужасно справляюсь. — Что? Нет, это неправда! — Я даже не заметила, что с Йерим что-то не так. Ей было плохо несколько месяцев, Суён. Я думала, что она в порядке. Она хорошо себя вела, не доставляла проблем, всем помогала, а теперь посмотри, что с ней! — Джинсоль, ты не могла знать. — Но я предполагала! — она поднимает голову. Её глаза покраснели и блестят. — Я знала, что она плохо ест и спит, но мне и в голову не приходило, что она может быть в депрессии! — Джинсоль, остановись. Ты не виновата! Ты работаешь, заботишься о троих детях, делаешь дела по дому. Ты не можешь быть в курсе всего, не в свои 24 года! Джинсоль поникает прямо на глазах. — Моя сестра знала бы, что делать, — слабо проговаривает она. — Что мне делать, Суён? Суён медленно кладёт руку ей на плечо. — Я не знаю, — признается спустя мгновение. — Но мы поймем. Она позволяет себе внимательно осмотреть девушку: у неё мешки под глазами и морщинки на лбу. Когда она отдыхала в последний раз? Суён всегда видела её только за работой. Если не в кафе, то дома с детьми. Мысль об этом заставляет сердце болеть. Это несправедливо, думает она. Это очень несправедливо. Не думая, она выпаливает: — Когда ты в последний раз отдыхала? Джинсоль фыркает. — У меня нет времени на отдых. — Вот именно, — говорит Суён. — Тебе нужно отдохнуть. Ты уставшая и напряжённая, — с каждым словом её уверенность растёт. — Нам стоит куда-нибудь сходить. Без детей, просто повеселиться, как все люди в нашем возрасте. — Предлагаешь напиться и танцевать в клубе всю ночь? — скептически спрашивает Джинсоль, а затем замолкает, моргая. — Ха, почему нет. Нам определённо нужно это сделать. — Я... Но дети... Придётся снова беспокоить Чонын и Джиу, хотя... — И у тебя нет смены в эту пятницу, она идеально подходит! — ...на самом деле, звучит не так уж и плохо. — Я спрошу об этом Чонын и Джиу, — предлагает Суён. — Но я уверена, что они будут рады снова провести день с детьми. Они могут устроить ночёвку или что-то вроде этого, — она видит, как сомнения Джинсоль испаряются. — Если Джиу согласится, то пойдём в пятницу. — Только если она не будет возражать, — неохотно проговаривает Джинсоль, но Суён улыбается, понимая, что девушка совсем не против этой затеи.

***

Джиу соглашается сразу, как только Суён излагает свой план. — О боже, спасибо, — говорит она. — Мы целую вечность пытались уговорить Джинсоль взять себе выходной, но она такая упрямая. Рада, что ты наконец-то до неё достучалась. Не волнуйся, мы приглядим за детьми и построим с ними крепость из подушек. Это так захватывающе! — Ах... Хорошо, — Суён уже начинает волноваться. — Не забудь, им нельзя давать сахар. Убедись, что они почистили зубы и вовремя легли спать... — Ох, конечно, успокойся! Хорошо отдохни с Джинсоль, не пиши нам, не волнуйся о нас, даже не думай о нас, поняла? — Из-за тебя я начинаю сомневаться в этой идее. — Уже поздно! Мы заберём их в пять, пока! — и Джиу сбрасывает звонок, прежде чем Суён успевает передумать. Она пишет Джинсоль сообщение: «Джиу согласилась!» и ухмыляется, увидев ответ — стикер с Джиу, сделанный Чонын давным-давно. На нём она ярко улыбается, подняв вверх два больших пальца.

***

В пятницу Суён пропускает обед и перерыв на кофе, работая так усердно, что Хасыль отрывается от бумаг и хмуро на неё посмотрит. — Что с тобой сегодня? — А? — переспрашивает она, накидывая на плечо сумку. — Только пять часов. Куда ты собралась? — У меня планы. — С кем? Точно не с Соджон, а других друзей у тебя нет. Суён закатывает глаза. — Это тебя не касается, но сегодня я иду развлекаться с Джинсоль. — Оу. Джинсоль, да? Как быстро развиваются ваши отношения. — Ничего подобного. Ей нужно отдохнуть, а я составляю ей компанию. Всё. — Конечно, — тянет Хасыль. Этот аргумент её явно не убедил. Но Суён это не беспокоит. Не перед скорой встречей. Поэтому она лишь ухмыляется и говорит: — Пока, Хасыль. Повеселись с бумагами до полуночи. — Агх. Не могу поверить, что ты меня бросаешь, — ругается девушка вслед уходящей весёлой подруге. Суён заходит домой и видит у двери безропотных детей, стоящих плечом к плечу. Вокруг них бегает Джинсоль и ворчит, словно курица-наседка. — Вы всё взяли? Пижамы, домашние задания, воду в бутылках? Хёнджин и Йерим кивают с широко раскрытыми глазами. Ёджин выглядит немного сонно, прижимая к себе своего любимого плюшевого мишку. — А закуски? Они у вас есть? — Спокойнее, Джинсоль, — говорит Суён, стягивая сапоги. — У Чонын и Джиу дома должна быть еда... Я думаю. — Они едят из одноразовых тарелок, чтобы не мыть посуду, — хмуро отвечает Джинсоль. — Нет, лучше взять ещё больше, — и убегает на кухню. Суён, Хёнджин и Йерим переглядываются, прислушиваясь к шуму и стуку шкафчиков. Через минуту Джинсоль возвращается с двумя пакетиками закусок. — Хорошо ведите себя у тёти Чонын и тёти Джиу, хорошо? — проговаривает она, набивая детям рюкзаки. — Не волнуйся, тётя Джинсоль, — выпятив грудь, отвечает Хёнджин. — Я прослежу, чтобы Йерим и Ёджин не влезли в проблемы. Выражение лица Джинсоль смягчается. Суён же приходится скрывать улыбку. Будет хорошо, если Хёнджин сама не попадёт в неприятности. Раздаётся звонок в дверь. Дети сразу бегут открывать. — Это кто тут такой! — Джиу подхватывает Йерим на руки. — Это же моя любимая девочка! Джинсоль начинает наставлять Чонын: — Уложите их спать вовремя, не позволяйте есть ничего сладкого после десяти, покормите лёгким ужином и, пожалуйста, дайте нормальные столовые приборы. — Боже, я знаю. Я тоже взрослая, ты в курсе? — Я в этом сомневаюсь, — говорит Джинсоль и, не обращая внимание на оскорбленное выражение лица подруги, наклоняется обнять детей. — Увидимся завтра, девочки. А сейчас пока. — Пока, тётя Джинсоль, — вторят Хёнджин и Йерим. Джиу легонько подталкивает Ёджин. — Па-пака, тётя Зинсоль, — зевает девочка. И все пятеро маленьким ураганчиком мчатся из квартиры. Суён запыхалась за эти десять минут, что они были все вместе. Без детей дом внезапно ощущается слишком большим, слишком пустым. Джинсоль встревоженно смотрит им вслед. — Если ты сейчас побежишь за ними с криками, что передумала, я... — Нет, нет, — выпрямляясь, отвечает Джинсоль. — Я иду с тобой, иду, — она делает паузу. — Только куда именно? Суён улыбается. — Это сюрприз. Суён вызывает такси до центра города. Пришлось потрудиться, но ей удалось заказать столик в дорогом ресторане, бронь в котором растягивается на месяцы. В такие преимущественно ходят только богачи, полагает она. Машина останавливается у башни Намсан. На парковке стоят роскошные автомобили, мужчины и женщины элегантно прогуливаются около входа. Но Суён видит только Джинсоль. Она в первый раз на её памяти так красиво одета, без привычных джинс и кроссовок. От неё не оторвать глаз. На ней чёрное платье и каблуки, глаза подведены, а губы накрашены темно-красной помадой. Суён никогда не видела никого прекраснее. И она не единственная так думает. Люди рассматривают их, пока они идут в ресторан. В изысканный ресторан, который точно откусит большой кусок от зарплаты Суён. Но это её не волнует. — Вау, — шепчет Джинсоль, когда метрдотель¹ кланяется и ведёт их к столику. — Как ты вообще нашла это место? Суён самодовольно улыбается. — У меня свои способы. — Ты загуглила, не так ли? — Нет, я нашла его в списке ресторанов со звездами Мишлен! Джинсоль поднимает бровь. — ...ну ладно. Я загуглила... Девушка фыркает. Вокруг них ощущается приятная атмосфера болтовни. Другие люди вполголоса переговариваются в аккопанемент случайному стуку столовых приборов, поэтому им приходится пододвинуться поближе друг к другу, чтобы поговорить. Тёплый жёлтый свет, кажется, укутывает их. — Отсюда видно весь город, — восхищённо говорит Джинсоль, оглядываясь. Красные, синие и зелёные огни города отражаются в её глазах и заставляют их сверкать, когда она с улыбкой поворачивается. Сердце Суён сжимается. Она чувствует себя невероятно взволнованной. «Такое странное, но тёплое чувство», — думает она и поправляет подол платья. Они делают заказ и болтают одновременно обо всём и ни о чем, пока ждут еду. За глотками вина с бифштексом Суён рассказывает о своём дне, слушая жалобы Джинсоль на коллег. Когда на их тарелках ничего не остаётся, она поражается тому, как быстро пролетело время. — Куда дальше? — спрашивает Джинсоль. Её щеки нежно-розового цвета из-за вина. — Хочешь больше выпивки? Они направляются в Хондэ, в бар на крыше. Внутри оказывается полным-полно местных, эмигрантов и даже туристов. Суён заказывает напитки и они садятся в углу, прижимаясь друг к другу и подвыпивше хихикая. — Я целую вечность не была в Хондэ. Здесь так хорошо, — говорит Джинсоль. Её теплое дыхание касается уха Суён — жар поднимается до низа живота и девушка понимает, что дрожит. — Как ты узнала об этом месте? — Соджон однажды привела меня сюда, — бездумно отвечает Суён. Джинсоль напрягается. — Что такое? — Чонын сказала, что она порвала с тобой в тот вечер, когда ты приехала к Йерим в больницу. Что? А затем она понимает. Оу. — Всё не так, — быстро говорит она. — Это никак не связано с тобой или Йерим. Я... Я думаю, это всё равно бы случилось. — Она сильно тебе нравилась? — Джинсоль смотрит на дно своего стакана. Её голос звучит мягко. Над этим вопросом Суён усиленно размышляла последнюю неделю. Она не может избавиться от чувства вины, охватывающего её, когда она думает о Соджон, но, возможно, их расставание было только к лучшему. — Мы хорошо проводили время. Но... Не думаю, что я её любила. Это было не очень серьёзно, — она постукивает по краю бокала. — Я встречалась с ней не из-за того, что она мне нравилась. — Тогда почему? Она делает глубокий вдох, глядя на заинтересованную Джинсоль. На её лице нет осуждения, лишь чистое беспокойство. Это подталкивает Суён признаться вслух: — Думаю, я искала ответ. — На какой вопрос? — Я... Не знаю, — она не знает, как объяснить то смутное неудовлетворение, которое преследовало её с приезда в Сеул. Ощущение того, что это не то, чего она хотела. Она знает лишь то, что так не должно быть, и что она желает бо́льшего. — Я не хотела оставаться в одиночестве. Джинсоль хмурится. — Но ты не одна, Суён, — яростно говорит она. — У тебя есть Джиу, Чонын, университетские друзья... — и добавляет тише: — У тебя есть мы. Я и дети. Ты имеешь больше, чем тебе кажется. Внезапно Суён чувствует всплеск эмоций. Сердце ускоряет ритм и в груди огнём зажигается счастье. Она открывает рот, чтобы ответить, но Джинсоль вскакивает на ноги и тянет её за собой. — Пошли, давай потанцуем. Они пробираются на импровизированный танцпол, уже битком набитый пьяными людьми. Гремят басы, пол трясётся, а Джинсоль крепко держит её за руку. Суён позволяет ей вести себя в самый центр, окутанный тенью. Несколько людей смотрят на них, но она не обращает на них внимание. Её взор обращён на Джинсоль и только на неё. Толпа, кажется, расступается перед ними. Джинсоль притягивает её ближе к себе. Они так близко друг к другу, что их дыхания сливаются. Кровь стучит в ушах, пульсирует, бьётся, заставляет краснеть, когда Суён позволяет Джинсоль положить руки себе на талию. Девушка начинает двигаться — уверенно, аккуратно. Она явно не в первый раз это делает. В её движениях есть что-то притягательное, заставляющее Суён слепо следовать за ней, слишком чётко ощущая её прикосновения на своей коже. Она смотрит на Джинсоль, действительно смотрит и в сверкающих глазах видит что-то дразнящее, манящее. — Ты такая красивая, — выдыхает. Девушка смотрит на неё из-под ресниц своими тёмными глазами, и тогда Суён понимает. Боже, она была такой глупой. Она замирает, правда снова, снова и снова проносится в её голове. Джинсоль останавливается и удивлённо смотрит на неё. — Суён? Прошли месяцы, а она такая глупая, такая глупая: ревность к Виви, её желание защищать, неудачная попытка встречаться с Соджон... Эта мысль проносится в уме с такой ясностью и уверенностью, которую она никогда раньше не ощущала. Джинсоль близко — слишком близко — и Суён хочет её. Суён хочет её. В ней вспыхивает желание, жар обжигает кожу. Она даже не знает, как и когда наклоняется, задыхаясь и желая, ощущая на губах чужое дыхание. Джинсоль напрягается, и в момент, когда кровь закипает в жилах и Суён начинает думать о том, что совершила ужасную, ужасную ошибку, девушка тоже тянется вперёд и целует её с пронизывающей всё тело свирепостью, и это чувствуется так... Долгожданно. Они целуются медленно, осторожно, но потом Джинсоль издаёт тихий стон, приоткрывает рот и растворяется в чужих губах. И в Суён будто что-то просыпается. Она настойчиво целует Джинсоль в ответ, прижимаясь к её губам своими, крепко сжимая её талию руками. Чужая кожа такая горячая, и внезапно становится слишком жарко, слишком тесно, просто слишком, поэтому она отрывается, чтобы невольно проговорить: — Хочешь уйти отсюда? Джинсоль моргает, тяжело дыша. Суён ждёт, нетерпение царапает её. Создаётся впечатление, что весь вечер к этому и шёл. Сейчас или никогда. Джинсоль прикусывает губу, пристально смотря на неё, и делает глубокий вдох, прежде чем коротко, уверенно кивнуть. — Да. Позже, когда Джинсоль уже уснула, Суён поворачивается, чтобы посмотреть на неё. Лунный свет падает и рассеивается на изгибах её лица и тела, ресницы трепещут. Она прослеживает глазами острые черты носа и челюсти Джинсоль, мягкие изгибы её щёк и глаз. Волосы раскинуты вокруг неё, словно нимб, и Суён ничего не может с собой поделать — она наклоняется и целует веко девушки, а затем и кончик носа. Чувства захлестывают и переполняют её, а в голове колоколом звонит единственная ясная мысль: Я люблю тебя, я люблю тебя, я люблю тебя, я люблю тебя.