Родная кровь

— Мы были семьей. — Не были… Элион осторожными шагами, как будто она балансировала на краю глубокой пропасти мерила комнату. От правды это не сильно отличалось, потому что уже завтра ей предстоит распрощаться с собственным братом, лишив его силы раз и навсегда. Звучит, как обычное королевское дело, — она заботиться о безопасности подданных, но в глубине души ниточки ее воображения сплетаются в один большой узор на полотне, где она бродит по мрачному сознанию Фобоса, черт знает что в себе хранившему, пока его прошлое вихрем будет проноситься мимо нее, снова и снова разжигая в сердце хаос. Отменить бы все это и тайком сбежать на такую привычную и родную Землю, где ее друзья, школа, дом пусть и без настоящих родителей. Сейчас бы не помешали мудрый взгляд со стороны и родительские наставления. Если бы они были рядом, то что они сказали? Дали бы шанс на искупление? Или же что-то в духе: «Избавься от нашего злобного сына, Элион?» Но, впрочем, она ведь совершенно не помнит настоящих родителей в отличие от Фобоса. Их портреты даже не висели на стенах дворца, пока правил брат. Ни фотографий, ни воспоминаний. Казнь Фобоса была бы удачным моментом понять, как управлять королевством и что делать, как бы они поступали, будучи у престола. Правда, смотреть глазами брата на прошлое — это как смотреть через кривую призму: все мутно, перекошено, расколото, смешано. Что если он опять ее обманет и весь план провалится? Что тогда будет с Меридианом? Смогут ли они победить того, кто всегда лгал, манипулировал и предавал? — Волнуешься? — мягкий оклик Калеба зовет ее, и Элион неожиданно для самой себя вздрагивает и резко поворачивается на голос. Туман мыслей, в который она провалилась, мешает ей уловить поток слов Калеба, и Элион пытается предельно сосредоточиться на их сути. — Вижу, волнуешься, — подытоживает парень, пока Королева судорожно перебирает пальцы, сложенные под грудью. — Я просто хотел сказать, что у тебя все получится, Элион. Мы со стражницами всегда тебя поддержим, даже если придется снова биться за Меридиан. Фобос ужасный правитель. Он опасный, тихий и мутный, как болотная гладь, его уши и глаза были на каждом углу, пока он развлекался у себя во дворце, народ терпел беспредел его подчиненных без попыток на сопротивление, ведь липкий страх, застилал их и заставлял слепо подчиняться его воле. Вот так он управлял королевством долгие годы, Элион. — А родители? — Они бы гордились тобой, видя, какой прекрасной королевой ты стала. Элион усмехается. Прекрасной королевой — да, сестрой — точно нет. Страх действительно поглощает ее, толкая ее в пропасть отчаяния. Фобос заставлял ее бояться, заставлял ее не спать ночами, думая о семье, о королевстве, обо всем сразу. Она боялась остаться одна: без родных, может даже без королевства в худшем случае, и от осознания этого немело тело и разжимались пальцы. Элион могла бы снова закричать, заплакать, но Фобос только этого и ждет. Ей оставалось только молча смотреть в изученные стены своей спальни и усиленно давить в себе слезы, просившиеся наружу. Сейчас она чувствует себя такой же, как ее брат — запертой и скованной в темнице, которую она сама себе выстроила. Но так не должно быть всегда. — Я, пожалуй, пойду. Ты устала, я понимаю, и уже не лучшее время для разговора, — произносит Калеб, уже стоя у входа в ее покои. Элион одобрительно кивает ему, и тогда его темная макушка исчезает под звук шагов. Калеб — само спокойствие, воплощение бесстрашия, дружбы и отваги. За королеву, народ и процветание Меридиана он бы отдал две руки на отсечение. Элион тоже предана Меридиану, и завтра она это докажет. ~ Отдаленный звук капающей воды на холодный пол темницы потихоньку начинал сводить с ума. Кап-кап. Кап-кап. Оторвавшись от стенки камеры, Фобос щурит глаза, ища источник шума. Он где-то там возле входа: отставшие от потока с водопада капельки теряются в направлении и, потеряв всю надежду, несутся в мрачную бездну, разбиваясь насмерть маленькими брызгами о каменные плиты. Кап-кап. Кап-кап. Такой он бы хотел видеть Элион. Как она в глупой печали, пятится назад, сшибая на своем пути все, пока он будет надвигаться на нее, как тихий циклон, который после разразится огненными раскатами грома, и тогда, пока ее нежное молодое тело будет дрожать под его когтями, он заберет у нее все: силу, друзей, трон. Элион останется кричать в своей беспомощности, таиться от него, ища хоть какую-то спасительную соломинку, за которую можно будет ухватиться, чтобы остановить его, но все давно предрешено. Она выгорит в своей надежде и останется лишь влажным от слез пеплом под его ногами. Таким он видит будущее. Таким будет его завтра. Кап-кап. Кап-кап. Фобос устало шипит сквозь зубы. Глупая вода так раздражает своей напористостью. Еще немного и в темницу целый океан накапает. Он бы мог одним взглядом остановить эту уверенную капель, но решетки сковывают его, отделяют от свободы жалкими сантиметрами. — Мой князь, ваша ничтожная сестра верит в то, что способна победить вас, отняв у вас силы, не смешно ли это? — Молчи, Седрик, меньше всего сейчас хочу слышать что-то из твоего мерзкого рта. — Каюсь, господин, я совершил непростительную ошибку, предав вас, но завтра, когда вы выйдете для победы над сестрой, я буду готов доказать, что верен не только на словах. Фобос смеется. Верность действительно измеряется в силе. Если бы Седрик не был с ним в одном положении, он бы тут же кинулся целовать подолы одежды Элион, умоляя покорно прислуживать ей. Он не лучше дворовой бродяжки, кидающейся к любому прохожему в ноги ради косточки. — Ты уже все доказал, Седрик. — Господин, я… — Завтра, когда я выйду и уничтожу свою наивную сестренку, решившую, что всхлипами и словами о семье она может пробудить во мне что-то светлое, я первым делом оставлю ее в слезах умирать за этими же перегородками, а вторым делом я выпущу из тебя все твои предательские органы и пущу на мясо для скота. Седрик хотел еще что-то сказать, но возня за стеной камеры все сказала за него. Он всегда был только жалкой змеюкой, которую он приручил в качестве придворного питомца. О верности с его стороны с самого начала думать не стоило, но Фобос повелся. Он откидывается на стенку сзади него и прикрывает глаза. Уже завтра будет битва, завтра он снова докажет, что престол и Меридиан принадлежит ему и так будет всегда. Бессмысленная попытка Элион забрать его силы обратится для нее таким крахом, что она пожалеет о том дне, когда в ее неразумную головку пришла эта мысль. Завтра. Нужно только дождаться. ~ — Где ты был? Молчание. — Я спрашиваю, Фобос, где ты был? Мать была явно не в лучшем настроении. С каждым годом она все меньше и меньше обращалась с ним по-доброму, как раньше. Сперва Фобос относился к этой перемене болезненно: еще пару лет назад она бы похвалила его за доброту и общительность с детьми лордов, но, взрослев, обида принималась, как должное, и то, что теперь она отчитывает его за то, что он познакомился с очень интересным лордом, который выразил к нему, Фобосу, свою привязанность и преданность, казалось пустой тратой времени. — Я общался с придворными детьми и заручался их любовью и поддержкой. Разве у будущего правителя не должны быть верные сторонники? Мать на секунду опешила, и в ее глазах он уловил сначала непонимание, а потом проблески едва ощутимой жалости. Она могла бы и ничего не говорить, потому что слова производили меньше эффекта, чем ее взгляд, но Фобос уже приготовился к длинному диалогу, который он знал уже наизусть. — Ты не правитель, Фобос, — нежно произнесла она, стараясь сгладить свой тон на ласково-наставнический. Она часто это говорила и всегда с разной интонацией: иногда разрушительной, иногда с терпеливым сочувствием, но смысл был один и тот же — мать говорила о том, что престола ему никогда не видать, как бы он не рвался. — Пока что, — он сухо ее обрывает, ведь еще немного, и она окончательно начнет жалеть и трепать его по голове, как маленького котенка. Глупые ободрения вместо трона ему точно не нужны, как и ее глупые попытки казаться любящей матерью. — Ты же знаешь, что по нашим законам королевством управляют только женщины, мужчинам нет места на троне. Он единственный, когда-то самый обожаемый сын, теперь вынужден бороться с дурацким сводом законов королевства, сборник которых лежит на самых далеких полках в библиотеке, и пыль на них толще, чем его палец. Даже если он добьется престола, будет самым обожаемым правителем во всем Меридиане, сделает жизнь в королевстве похожей на рай — мать все равно будет против, потому что традиции движат ею, и она безрассудно повинуется. — Я единственный ребенок в семье, — гордо произносит Фобос. Это оставалось его единственным щитом и последней надеждой перед консервативно настроенным двором. — Уже нет, — мягко произносит мать, оглаживая свой пока еще не округлившийся живот. — Скоро у тебя будет сестра, что станет будущей правительницей Меридиана. Фобос мелко дрожит, сжимаясь, потому что предполагал, что надеждам свойственно умирать. ~ — Она мне не сестра. Элион медленно разлепляет глаза, жмурясь от реальности. Обрывки сна, еще до конца не ушедшего из ее головы, порывистым вихрем вертятся у нее в сознании, но вспомнить их единым фрагментом не выходило совсем. Только мутное «Она мне не сестра», сказанное понятно кем, стало последним, что запомнилось из сновидения. Элион смеется, потому что она слышала это так много раз, что эти слова стали синонимом к ее имени. Она расправляет плечи и вдыхает полной грудью. Утро было совершенно иное, и Элион никак не могла понять, что изменилось. Подтянув к себе голые коленки, торчавшие из-под ее одеяний для сна, она кладет на них подбородок и пытается сосредоточиться на мыслях о брате. Голова по-прежнему отдает только необычной пустотой и легкостью. Все те же чувства и мысли о брате остались, но исчезло желание убежать, остановить процессию или поговорить с Фобосом. Оставались горькие остатки обиды, жалости и огромного разочарования в кровных узах, но на этом все. Дальше сплошной туман и тихое спокойствие. Даже сегодняшний сон не сломал ее, хотя Элион почувствовала, что должен был. Завтра уже наступило, а это значит, что теперь она готова распрощаться с прошлым без тени сомнений. Эта решительность подбодряла и заставляла двигаться дальше, и Элион просто закрывает глаза, наслаждаясь ею. Сегодня Меридиан расцветет. ~ Коридоры заветного города пролетали мимо нее размазанными пятнами. Это было весьма забавно, потому что шли они туда не торопясь. Ирма попыталась пару раз завести разговор, чтобы смягчить возникшее напряжение, но ее попытки чуть не кончились очередной ссорой с Корнелией. Элион совершенно не чувствовала никакой натянутости или неестественности, что в глубине души ее слегка пугало. Сегодня она идет к Фобосу не ради разговора, как преданная сестра, а затем, чтобы решить его судьбу, как Меридианский палач. Земля под ногами отдается громким звуком шагов, и каждый стук означает, что Фобосу остается недолго. Кап-кап. Кап-кап. Стражницы расходятся большим полукругом, уступая ей место. Вилл всегда идет сзади, готовая в любой момент поддержать Элион, если что-то пойдет не так, но та уверена, что все идет более, чем «так». Сначала было страшно, но теперь — только решительность, а что потом — никто не знает, но точно не победа Фобоса. — Фобос, — громко произносит она, и под гнетом его имени темница содрогается. — Сестра. Элион смотрит в его бледно-голубые глаза — почти ее копия — и видит в них только холодную насмешку, безучастность и желание причинить ей огромную боль. Помимо этого его лицо разделяет выражение презрения и отвращения. Элион не может сказать, что ощущает то же самое, скорее просто острую разочарованность. В камерах стоит тишина, и только шум воды разбавляет немое молчание. Элион думает, что будет, если он попросит ее остановиться. Она снова поднимает глаза на Фобоса, и понимает, что скорее они оба умрут, чем это произойдет. — Ты долго будешь стоять в нерешительности, сестра моя? Элион сосредотачивается, и яркие решетки исчезают, как будто их и вовсе не было. После этого она тут же ловит во взгляде Фобоса очевидное «Неужели?», но отступать она точно не собиралась. Она перемещается к нему почти вплотную и хватает его за рукав одежды. Фобос не успевает как-либо среагировать, потому что в следующий миг они остаются одни в древней комнате Медитации напротив большого фонтана, рядом с которым Фобос различает два трона. — Как иронично, сестра, — произносит он, рассматривая созданный им когда-то трон, покрытый лозами с цветами. Элион сжала губы. Вот так просто. Прямо здесь и сейчас она могла бы сделать с ним все, что захотела, даже убить, но ему, кажется, совершенно наплевать. От его невосприимчивости становится мерзко и тошно, ведь даже перед казнью он продолжает издеваться. — Это уже начинает раздражать, — произносит Фобос, глядя на ее бездействие. Она действительно медлила в надежде, что сейчас она увидит в нем хоть каплю раскаяния, жалости или преданности, но пусто — все было напрасно. Брызги воды искрятся на ее лице. Сила, высвободившись наружу, превращает в густой туман, похожий по консистенции на плотную вату, и окутывает всю комнату. Фобос, быстро притихнув, тяжело сглатывает, наблюдая затем, как медленно пелена поглощает его тело. — Не ожидал, что ты сможешь, — произносит он все слабее и слабее, почти переходя на шепот. Кап-кап. Кап-кап. Шум воды успокаивает, и Элион, отдавшись слышимому потоку, закрывает глаза. — Тебе не понравится, что ты увидишь, — голос Фобоса растворяется дымкой на холодном троне.