Родная кровь

— Ты серьезно? — взволнованно спрашивает Корнелия, легко теребя кончики светлых волос. — Мы, конечно, примчались так быстро, как только могли. Калеб сказал, но… Боже, это правда, Элион? Элион практически ничего не слышит кроме каких-то отдаленных волн звука в виде высокого голоса Корнелии, колебавшего пространство вокруг нее. Все это ощущалось каким-то нереальным сном, дремой, воображением полного боли сознания. В голове все никак не складывается пазл, кусочки никак не хотели скрепляться друг с другом и образовывать целую картину дня, когда она наконец отпустит эту мрачную тень прошлого, нависающую над ее королевством долгими десятилетиями. Правильно ли она вообще поступает? — Элион, — яркий и громкий щелчок перед самым носом, как будто взрыв ядерной бомбы, выводит ее из транса. Элион промаргивает три раза, фокусирует взгляд и склоняет голову в немом вопросе, — Прием. Отлично, ты с нами. Ты, правда, решила наконец-то покончить с этим злобным психом? — Да, этому напыщенному принцу Тьмы давно уже пора на пенсию, — произносит Ирма и растягивает губы в улыбке, пока остальные одобрительно кивают. Улыбались все чуть меньше десяти секунд, но этого было достаточно, чтобы ощутить немой укор совести. При одном взгляде Элион вся веселая атмосфера сдулась, как воздушный шарик. Ирма виновато отводит взгляд, пока девушка сдавленно вздыхает. — Послушайте, — Элион тихо стонет, пытаясь подобрать нужные слова для того, что сейчас творится в ее голове. Говорить о таком так много и так открыто, наверное, было слишком рано, но чем быстрее она с этим справиться, тем будет лучше для нее самой, — Я еще сама до конца не уверенна, что творю и творила по отношению к своему народу и моему брату… Фобосу. Однако Калеб был изначально прав: Фобос в заключении представляет огромнейшую опасность для моих подданных, а я, как Королева, не могу оставить это без внимания. В любом случае, мне очень нужна ваша помощь и как подруг, и как Стражниц. Закончив речь, Элион вдруг чувствует, как на ресницах снова собирается влага. Эти эмоции, ощущение внутренней боли и груз вины снова нахлынули, накатили на нее, как разрушительный ураган, и она все еще не понимает, как это прекратить. Сейчас эти слова были самым большим шагом для нее, который она могла сделать в сторону счастливого будущего, а именно противоположную от ее брата сторону. Оставлять прошлое довольно тяжело, тем более, когда с ним так много всего связано или было бы связано, если бы не Фобос, порушивший все на самом основании. Помощь со стороны сейчас бы не была лишней. Корнелия первая вытягивает руки и с мягким шелестом одежды прижимает Элион к себе за плечи. За счет своих длинных ног и каблуков она выглядит гораздо выше Элион, и та аккуратно кладет голову чуть ниже ключиц: сердце Корнелия беспокойно билось. Как же ей этого не хватало: простых объятий от Корнелии, вечеров с ней, прогулок по торговым центрам. Как раньше было хорошо, когда они проводили время вместе. Все было таким простым, таким красивым и прекрасным. Корнелия всегда была для нее спасательным миром, которому она могла довериться и открыться и быть уверенной, что та ее никогда не предаст. Когда все успело так резко измениться? Остальные стражницы обвиваются вокруг нее спасательным кольцом поддержки, и Элион готова отдать все, лишь бы стоять так целую вечность, в безопасности. — Мы всегда с тобой, Элион, — заключает Вилл, пока остальные слова-утешения рассыпаются шепотом-шелестом в движениях губ других девочек. Но там, глубоко внутри, Элион признается себе в мысли о том, что эта пустая отговорка, действующая на нее, как успокаивающий настой трав, скрывающий от нее все шероховатости и углы этого плана. И, возможно, даже, они и не одобрили бы ее решения оставить все, как есть, ведь они стражницы — хранительницы мира, защитницы. Они бы просто не допустили существования такой угрозы, и сколько бы она не избегала вопросов о Фобосе, рано или поздно ей пришлось бы встать перед этой проблемой лицом к лицу. Добровольно или нет — это неважно. Но сомневаться в своих подругах — это как делать шаг в сторону огромной пропасти, которую вырыл даже не ее брат, а она самолично. Нет, столько лет дружбы с Корнелией и верность остальных девочек… Они определенно смогли бы ее понять. Все равно отступать сейчас было бы глупо. ~ Прием вышел слишком официальным и был больше похож на торжественную свадьбу монарха, чем тихий совет насчет «казни» Фобоса. В самом деле, Элион не помнит, чтобы давала приказ накрывать на стол, звать музыкантов и всяких придворных людей. Калеб точно знал о ее намерениях обсудить их план в уединенном месте, более неприметном и спокойном. Хотя, конечно, такого места, чтобы тихо-мирно, словно беседуешь о погоде, обсуждать практически смерть своего брата, просто не существует. Но превратить их маленькое совещание в какой-то цирк выходило за все рамки доверия. Королевский стол ломился под тяжестью блюд, напитков и десертов, которых бы хватило на целое королевство, хотя Элион теперь сомневалась: не позвал ли Калеб сюда весь народ ее государства. Сперва в голове возникла мысль поймать Калеба и как следует упрекнуть его в том, что он натворил, но все желание быстро отпало. Станет ведь еще хуже, если она начнет ссориться с близкими ей людьми. Может, это и вовсе был не Калеб, к чему тогда конфликты разводить. Элион измученно покачала головой и села на свой трон, не став ожидать, пока объявят ее Величество. Играть сейчас в монарха — это уж точно окончательно выжмет из нее все соки и сделает ее участницей этого представления. Пока она изучала глазами узоры на скатерти, со спины быстрым ветром вдоль хребта пробежал холодок, который можно было почувствовать сквозь ткань. Кто-то со спины ухватил ее за край одежды и притянул к спинке трона. Ухо обожгло горячим дыханием, и знакомый мужской голос произнес:  — Элион, прости, — в знакомом произношении своего имени она узнала нотки голоса Калеба. Действительно, слегка развернув голову, она увидела каштановые прядки его волос и его сосредоточенный взгляд, бегающий по ее лицу. — Кое-кто, — взглядом он кивнул в край угла комнаты, где стоял Бланк с болотного цвета тряпкой, в которую он суетливо пихал угощения с королевского стола, — Проболтался о том, что сегодня будет важная встреча, так что все решили, что сегодня будет бал или что-то в этом роде. Теперь все стало ясно, как день. Все подозрения с Калеба были сняты, но раздражение от происходящего усиливалось все больше и больше. — Ладно, это не так важно, — вздохнула Элион и потерла переносицу двумя пальцами. — Просто никто кроме нас не должен больше знать, о чем мы хотели поговорить. Я до сих пор думаю, что у моего брата уши повсюду, а я не хочу, чтобы он раньше времени узнал о наших планах. — Ты прикажешь окончить вечер? — Нет, — задумчиво произнесла Элион, оглядывая наплывающую толпу гостей на торжественный ужин, — Они все равно не знают, зачем здесь, а завершать все так рано было бы подозрительно. — Справедливое замечание, — согласился Калеб. — А может оно даже к лучшему. Если ты переживаешь за присутствие в стенах замка сторонников Фобоса, то у меня созрело решение. Создадим твой клон, и пока она будет развлекать народ в качестве Королевы, настоящая ты сможет обсудить со стражницами задуманное. Хуже уж точно быть не может, поэтому Элион, как можно незаметней вышла из зала. Краем глаза она подметила, как Вилл под руку с Калебом выходят следом за ней. — Из тебя прекрасный советник, Калеб, — улыбается Элион, пока слепящий розовый свет окутывает ее с головы до ног. ~ — То есть мы в прямом смысле отплатим ему его же монетой? — сосредоточенно, но не без дерзкой насмешки спрашивает Ирма. — Ну, так ему и надо, — легко потягиваясь, заключает она. Совещание приняло вид не официального решения Королевы, а скорее вид тайного заговора. Элион периодически кивает на все вопросы и оглядывается по сторонам: обсуждать мрачные вопросы в мрачной обстановке подземных ходов под королевством — лучшее решение, которое она могла только принять. — А с чего Вы решили, что он добровольно пойдет с нами? — спрашивает Тарани, складывая ладони на груди. — Не думаю, что он склонен к самоубийству. Вопрос был действительно важным и вполне разумным, с чего бы ее брату вообще ей доверять? — Смотрите, — начал объяснять Калеб, — Так как убить мы его все равно не сможем, да и, — на периферии зрения он ловит зрительные посылы от Элион и продолжает, — Считаю, что в этом нет такой необходимости. Мы отберем у него все силы, а вместе с ними воспоминания о Меридиане, магии, семье. Я думаю, это вполне гуманно по отношению к члену королевской семьи. — Может, он вообще приемный, — разводя руками, произносит Ирма, но в бок больно приходится толчок локтем от Корнелии, и она замолкает, потирая ушибленное место. — Вот и молчи, — победно говорит Корнелия. Разговор продолжился, но уже в более серьезном ключе. — Калеб предложил проделать с ним тот самый трюк, который проделала со мной Нирисса: мы посадим его на тот трон, который он мне приготовил, и пока я буду в его памяти, все его силы перейдут ко мне, а после и все воспоминания, — говорит Элион, вспоминая, как обманом Нирисса, смогла заполучить сердце Меридиана. — Но опасность в нашем плане все равно есть и немалая, — продолжает Калеб. — Если Элион умрет в его воспоминаниях, затеряется, или нарушит их целостность, вмешавшись в ход событий, то она не сможет выбраться из его сознания, и, когда Фобос очнется, он сможет забрать все ее силы. — И тогда мы проиграли, — договорила за него Вилл. — Звучит довольно мрачно, — протягивает Хай Лин. — Ты считаешь, что стоит подвергать такому риску Элион? — спрашивает Корнелия. — Если дело касается безопасности моей подруги, то я сделаю все, чтобы ты, Элион, не пострадала. Элион не удивляется беспокойству лучшей подруги, хотя это все равно приятно, ощущать, что кто-то волнуется и заботится о тебе. Но, по правде, Элион не столько боится смерти от рук брата, сколько того, что она увидит в его воспоминаниях. Это может надломить ее еще больше, чем просто брат, сидящий за решетками, который отрицает их родство. Слова — это одно, но то, о чем Фобос на самом деле думает — это совершенно другое. И страшно будет узнать: Вправду ли он ее так ненавидит? — Я сама на это вызвалась и план одобрила. В конце концов, надо же как-то исправлять ошибки, которые наша семья натворила. Пора избавиться от привычки держать ближе то, что следовало бы давно бросить и забыть, — произносит Элион. — Это только мой выбор и я его принимаю. ~ — Снова ты, сестра моя, — надменно доносится из темного угла сырой камеры. — Я чувствую твою жалкую натуру издалека. Фобос смеется, наблюдая за тем, как мучается его маленькая сестра. Так же мучался и он. Как же ему надоело быть старшим: быть всегда на шаг назад от родителей, от драгоценной наследницы престола, сгрызать гниль с их протянутых рук, чтобы сочная мякоть хлеба досталась младшенькой. Быть принцем, но не иметь ни власти, ни мнения, ни любви поданных. А у нее всегда было все с самого рождения. Фобос надеяться, что она до конца распробовала этот горький, металлический вкус предательства, который он заботливо приготовил ей. Он вырастил для нее прекрасный, как она сама, сад, подарил ей чарующей красоты закаты и рассветы, позволил гулять ей возле клумб с его розами и обнимать его так крепко и так интимно близко, как не обнимал никто, а потом отнял это все, как когда-то это сделали родители. Пускай она познает шипы прекрасных стеблей роз, пока он пьет ее могущество и магию как нектар. — Фобос, — ее нежный, но столь властный голосок, напоминающий шумящий поток реки, облетел всю темницу. Заключенные подавленно закопошились, стараясь не смотреть на королеву Меридиана. Смотреть на нее — подобно тому, как смотреть на солнце. Ты чувствуешь это огромное величие и властность, знаешь, что никогда не сможешь дотянуться до источника света, и осознание этого слепит глаза до рефлекторных слез. Фобос не пошевелился, пожелав остаться во мраке своего заточения. Все разговоры с сестрой уже до их начала сходили на нет, поэтому, зачем пытаться, если только она не пришла избавиться от тяжкого груза правления Меридианом. Напряженность атмосферы давила хуже этих каменных стен вокруг него, но Фобос не чувствует тревоги. Даже сквозь тень камеры он ощущал, как ее холодный взор прожигал электрические решетки, которые ограждали его от свободы. Элион выдержала долгую паузу в ожидании, что ее брат все-таки покажется ей, но этого так и не произошло. Выдохнув, она, стараясь держать тон ровнее, произнесла: — Я лишаю тебя силы, брат. В темнице наступило молчание, и из глубины камеры Фобоса послышался хриплый смешок, переходящий в откровенную насмешку. Элион сжала кулаки так сильно, что на внутренней стороне ладони отпечатались следы от ее маленьких ноготков, но на лице ее не отразилась ни одна эмоция. — Если сможешь, сестра моя. Про себя Фобос отметил, что взгляд у них все-таки одинаковый.