Родная кровь

Элион с трудом размыкает глаза: яркое солнце ослепительным пятном светлого золота озаряло небо. Прохладный ручеек приятно обдавал тонкие голени оживляющей прохладой. В глади его шумящего потока отражалось ее залитое румянцем после бега лицо. Влажные прядки, выбившиеся из ее заботливо заплетенных мамой кос, упали на мокрый лоб, и королева то и дело поправляла их. Нужно срочно найти место, где укрыться от ее старшего брата, пока он не нашел ее. Эта их игра в прятки нравилась им обоим. Они играли до последнего, пока сил не оставалось совсем даже на то, чтобы унять гулкое сердцебиение. Вокруг нее большим ковром простирался меридианский луг. Здесь было так хорошо, тихо и спокойно: цветы, птички, бабочки — все как будто в волшебной сказке. Их душистый запах слегка щекотал нос, а нежные травинки гладили принцессу по босым ступням. На минуту она закрыла глаза и подставила разгоряченное лицо под жарящие лучи солнца. Где-то вдалеке эхом прокатился грохочущий голос ее старшего брата. Не найдя лучшего укрытия, Элион, задержав дыхание, прыгнула в прохладную гладь воды, текущую под ее ногами, и как можно плотнее прижалась ко дну ручейка. Шаги звучали все ближе и ближе, но Элион не могла различить, как близко бежали ступни Фобоса. — Тебе не спрятаться, сестра моя, — слышится, как будто над самым ухом, и Элион еле сдерживает смех. Пузырьки точно выдадут ее, поэтому надо сосредоточиться и постараться не смеяться. Фобос же наоборот смеется, как можно громче, заглядывая под каждую травиночку. Конечно же, он знает, что сестра не может уместиться под этими маленькими травками, но ради того, чтобы повеселить свою маленькую сестренку, он готов хоть целыми днями искать ее под каждым камешком Меридиана. — Если ты опять применила магию, то я так не играю! — нарочно обиженно и длинно тянет Фобос, разворачиваясь спиной к ручейку. «Три секунды и она попалась», — думает он и хитро улыбается. Поверхность воды заметно стала рябить, а после вся покрылась пузырями, и тогда Фобос одним прыжком оказывается по колено в воде и вытаскивает от туда промокшую, но очень довольную Элион. — Попалась, — нежным шепотом доносится до уха девушки, и по телу не медля пробегают сотни мурашек. Это ее брат, которому она может доверить все, что у нее есть: и спину, и даже королевство, только бы он был рядом. Фобос с легкостью закидывает ее к себе на плечо и, устроив ее поудобнее, отправляется назад во дворец. — Пошли, сестра моя, скоро время обеда. — Нет, — недовольно говорит Элион и отчаянно дергает маленькими ножками, стараясь выпутаться из крепкой хватки Фобоса, но его физическая сила гораздо превосходила возможности Элион, — Отпусти, я не хочу во дворец, я хочу играть еще! Фобос смеется самым чистым смехом на планете, и на мгновение Элион забывает о том, почему же она так рьяно колотит своего брата по спине и в чем же причина ее недовольства. Сейчас ее и до того маленький мирок сузился до одного человека, ее старшего брата Фобоса, который просто смеялся, наполняя все вокруг искренними нотками радости. Мир казался Элион волшебным только потому, что брат делал его таким. — Я люблю тебя, старший брат, — смущённо шепчет Элион, стараясь отвести налившееся багрянцем лицо, но Фобос краем уха почувствовал, как пылает ее кожа. — Я тоже тебя, сестра, — шепчет он в ответ. Элион закрывает глаза и вспоминает приятную прохладу ручейка. Ей кажется, что брызги долетают до ее лица и холодными каплями стекают вниз на шею. ~ Ее дергает словно от разряда высокого напряжения, и она с немым криком вскакивает с кровати. Она сразу же тянет липкие от холодного пота ладони к лицу и с ужасом замечает, что все щеки влажные от соленых слез, продолжающих капать с уголков глаз. Элион небрежно откидывает одеяло и кое-как на согнутых в коленях ногах, на ощупь ориентируясь в темноте, доходит до умывальника, стоящего в уголке ее покоев. Подставив дрожащие пальцы под воду, Элион брызгает чуть капель на лицо, смывая подсохшие дорожки со щек. Дыхание постепенно приходит в норму, и дышать стало чуть легче, но навязчивый страх вперемешку с отчаянием, печалью и вязким ужасом продолжал оставаться на уголках ее души, и она не имела понятия, как унять то, чего просто не понимала. Королева с грохотом плюхнулась обратно на кровать. Заснуть сейчас вряд ли получится — это она знала наверняка. Уже не первую ночь, не первый месяц даже ей снятся такие сны, с перерывами, правда, которых не хватает, чтобы отойти от той тоски, которые приносят с собой эти сновидения. В прошлый раз брат ей читал книгу, а потом заботливо укрывал одеялом, сегодня меридианский луг — и все выглядит так правдоподобно, будто старые воспоминания проверчиваются в ее голове. Хотелось бы верить этим чудесным мгновениям, но единственные правдивые воспоминания о Фобосе — это то, как он сажает ее на трон, увитый шипами, провозглашает ее королевой, а потом вытягивает из нее волшебные силы, говоря о том, что он и за сестру ее не считает. Но даже с такой памятью о брате, которую она имеет, сознание все равно продолжает насильно пихать в нее эти светлые выдуманные моменты их совместной жизни с братом, которую она так хотела, но никогда не получит. И все эти выдуманные фантазии такие далекие, недостижимые и невесомые, будто космическая пыль, которую они проходили на астрономии в земной школе. Не хотелось ничего: не двигаться, не быть королевой Меридиана, даже дышать давалось со многими усилиями. В этот момент она больше всех на свете чувствовала себя маленьким ребенком, не способным вынести целый груз ответственности в виде королевства, поданных и старшего брата-тирана, находящегося прямо под ее владениями. Было бы гораздо проще для всех, если бы память о этих кровавых битвах, месяцах голода и войн и то, что ее братец вообще существует, просто исчезла раз и навсегда. Элион могла бы взять на себя еще один тяжкий груз, подобный петле на шее со здоровенным булыжником на конце, но лишь бы помнить о Фобосе, однако меридианский народ не пошел бы на такие жертвы. Он никогда не понял и не принял бы эту страстную преданность разрушенной семье. Уже давно стало аксиомой то, что королевство будет процветать, но без малейшей тени Фобоса на его землях. Еще одна горячая слеза медленно сползла по коже Элион и растворилась влажным пятном на подушке. Каждый раз раздумья о ее брате приносят такую нестерпимую и, кажется, нескончаемую боль, словно кто-то несколько раз ударил ее кинжалом под ребро. И били в самое больное, в то, что Фобос никогда не станет тем старшим братом, каким она его принимала, и даже при большом желании Элион изменить его, вылепить из него хоть что-то, собрать по тупым осколочкам семью — это будет лишь видимость и отвод глаз. Фобос всегда останется гнилым и внутри и снаружи, и при попытке очистить эту гниль рискуешь напороться на токсичные иглы с ядом, который он же тебе заботливо впрыснет прямо под кожу. Вот первые лучи меридианского солнца коснулись ее занавесок, а после без приглашения упали на ее скомканную простынь. Элион не заметила, как снова, погрузившись в раздумья, не спала до утра. Она откидывает одеяло, укрывавшее ее босые ступни, и не торопясь поднимается с кровати. Ходить стало еще тяжелее: голова болела, словно кто-то хорошенько приложил по ней кирпичом или чем потяжелее, а веки тяжело нависали на глаза. Подойдя к зеркалу возле того же умывальника, Элион наконец-то смогла разглядеть свое отражение. Она предстает перед собой обычным подростком, который только проснулся после своей первой алкогольной вечеринки: растрепанные волосы, красные белки глаз, заспанное лицо, уставший вид, но разглядеть в себе великую правительницу Меридиана она никак не могла. Как же ей иногда хочется быть обычной девчонкой с обычной жизнью. Мальчики, свиданки, сердечки, цветочки и все в таком духе, но только не это все. Вместо воздушной атмосферы, парящей в пространстве при слове «Королева», она получает лишь обязанность учиться управлять, колдовать, подписывать бумажки, следить за братцем и никакой за это награды. Когда-нибудь она проснется от этого затяжного сна нормальным, обыкновенным человеком, но пока ее долг — вставать королевой Меридиана, бодрствовать весь день как королева и ложиться спать как королева — этого не изменить и не отнять. Только ночью она может себе позволить такую маленькую слабость и помечтать о том, как было бы иначе. ~ — Доброе утро, — Калеб дружески кивает ей, как только видит ее в обеденном зале. — Все накрыто, присаживайся. Элион медленно обходит свой стул и буквально плюхается на него от усталости. Этот жест не остается незамеченным Калебом. — Дурные сны, да? — проницательно спрашивает он. Не первый раз Калеб замечает в ней эту нездоровую усталость. Обычно такие бессонные ночи для принцессы оборачиваются днем разговорами о нем. Вспоминания о сегодняшнем сне сами собой пришли в голову. В сердце неприятно кольнуло, и Элион вновь почувствовала большой ком в горле. Пелена из слез потихоньку стала наплывать на глаза, и сдерживаться становилось все труднее. Плакать было нельзя. Только не сейчас, не перед Калебом. Элион силится изо всех сил отрицательно помотать головой, но ложка сама собой вылетает из ее вспотевших рук, как и град горячих слез, устремившихся вслед за столовым прибором прямо на ледяной кафель. Она опять не справилась, не смогла. Калеб виновато дергает уголками губ и, встав из-за стола, стремительно направляется к девушке. Он вытягивает руки и с большим хлопком приближает ее к себе, замыкая кисти у нее на плечах. Элион жмется к нему сильнее и продолжает плакать. Калеб легонько проводит по ее предплечью, и это касание такое невесомое и отрывистое, что девушка практически не ощущает его. Так обнимаются при неловкой первой встрече, когда вы только познакомились и еще не до конца хорошо знаете друг друга, но не те, кто прошли через огонь, воду и страшные битвы за свободу. Элион знает причину такого поведения Калеба, потому и корит себя за то, что дала слабину. — Элион, при всем моем уважении, но мы должны хоть что-то с этим сделать. Люди недовольны, люди его бояться, — шепчет парень. Элион резко вскидывает голову и почти врезается в подбородок Калеба. Дрожь ее тела передается ему нервными толчками, и он бережно кладет ей руки на плечи, успокаивая ее. Он больше похож на мудрого и рассудительного советника, чем на друга, но так надо — так правильней для народа. — Нет, — умоляюще просит она, хотя прекрасно знает, что без ее разрешения никто и не дыхнет в сторону Фобоса. — Прошу тебя, Калеб, скажи, что можно без этого обойтись. Калеб мнется, и вся его уверенность начинает таять на глазах, как мороженое в тридцатиградусную жару. — Я поговорил со стражницами и еще кое с кем… — это очередной их разговор о Фобосе за последний месяц, но с каждым разом в Элион все больше растет убеждение, что он окажется последним. Она сломается под этим напором со стороны, и не сможет противостоять. Тогда ей придется… — Элион, извини, но они все за то, чтобы Фобос не стоял на твоем пути. Калеб всегда отличался своей рассудительностью и хорошим мышлением. Девушка всегда прислушивалась к его речам, будь то вопрос о экономике, защите народа, какое платье ей больше идет, но только не в этом решении. Не сейчас, никогда. Она просто не готова. Все с легкостью говорят о том, что Фобос заслуживает не только лишения силы, но даже смерти, но почему-то все разом забывают, что он брат Элион, сын мудрых правителей Меридиана, которые когда-то правили этими же поданными. Все забывают об их родстве, как будто это так незначительно, как будто у Элион еще куча родственников и всех их можно выбрать по тем портретам в коридоре дворца, но нет — все эти люди сплошная ложь. Единственный, кто остался у нее из этой умершей, развеянной по ветру пеплом семьи — это Фобос — ее испорченной злобой и ненавистью брат, которого она посадила на поводок возле себя, и теперь старается удержать всеми возможными силами. — Я не могу, Калеб, извини, — девушка обессилено опускает голову, роняя последние слезы. Калеб отходит, и Элион кажется, что он сейчас накричит на нее, скажет, что не такую королеву, как она, ждал Меридиан, но ничего из этого не происходит. Девушка вытирает лицо, но головы не поднимает, продолжает смотреть в пол, не зная, чего ожидать от Калеба, и от этого ожидания становится страшно. Парень тяжело вздыхает. — Он принес в это государство только хаос и тиранию, жители все эти годы, пока ты была на Земле, жили в голоде и страхе перед ним. Он убивал, калечил и пытал только потому, что он получал от этого удовольствие, — парень затихает и сильно сжимает губы в кривую полоску. — А что он сделает с тобой, если вдруг освободится? Он не станет смотреть на то, что ты была ему когда-то семьей. Просто заберет силы и убьет, труп прикажет выкинуть в ближайшую канаву. Неужели ты не чувствуешь ответственности хотя бы перед собой за то, что до сих пор держишь его близ себя? Сердце опять пропускает пару ударов. Она понимает это, как никто другой — все-таки на собственной шкуре испытала жестокость братца, но принять, как можно принять то, что ты убьешь последнего члена семьи. Каждый раз она готова терпеть эти разговоры, сновидения, заливаться слезами, потом, неметь от рассказанных ужасов, но убить она не готова. Разговор дальше не продолжился, потому что и говорить-то было не о чем. ~ Войдя в купальню, Элион устало стягивает с себя официальные одежды и кидает их на пол. Не слишком грациозный жест для королевы, но у нее и так было мало сил, и строить из себя королеву здесь было за гранью ее возможностей. Слуги тут же подбирают ее одеяния и покорно приносят новые, оставляя их на краю бортиков, ограждающих углубленную ванную. Рядом также остаются принесенные масла, душистое мыло, пахнущее лавандой и другими меридианскими травами и чистые полотенца. Вода горячая, и тепло приятно обволакивает тело. Элион отдается этому потоку и ложиться на спину, благо размер ванны позволяет. Так хорошо и безопасно. Мышцы сами потихоньку распариваются и расслабляются, и на душе наконец-то устанавливаются спокойствие и гармония, которых так не хватало. Волосы мягко плывут по поверхности воды рядом с головой Элион. Она аккуратно подцепляет их руками и проводит сквозь прядки пальцами, расплетая нетугие косы. Можно наконец снять напряжение, отдохнуть, забыть о болезненных снах и брате, забыть о том, что ты Королева и просто очистить голову от ненужных мыслей. Так умиротворенно, как будто она снова на том лугу вместе с Фобосом. Он ведь тоже любил принимать горячие ванны, которые подпитывали его силу. Это было так подло и жестоко… Воспоминания об этом неприятно отдались в голове, и Элион поморщилась. Фобос много принес боли и разрухи — верно, память об этом действительно была еще свежа. Девушка попыталась оградиться, но ужасные мгновения сами так и лезли в ее голову, тревожа старые шрамы, полученные за эти месяцы от рук брата. ~ — Мы были семьей. Слова облетели все каменное помещение темницы, отразились от холодных стен камер и исчезли в течении падающей воды. От ее мощного голоса все заключенные невольно склонили головы и слушали, как его отголоски, полные боли, шумели у них в ушах. Восставшая и юная Элион снова могла взойти на престол. Сесть, хоть и немного кривя лицо от еще не успевших зажить ран, на трон и править как честная и справедливая королева. Меридиан обрел свою наследницу, Элион обрела мудрость, а Фобос четыре серые стены с яркими решетками. — Не были. Фобос смотрит на нее сквозь полоски камеры. Он прекрасно видит, как она цепляется за эту ужасную ложь, заложенную им же в ее маленькую головку. Элион не оправится после него никогда. Фобос видит, как она старается держаться перед ним, перед всеми заключенными, готовыми кинуться на нее и отомстить. Принц усмехается. Она не дергается, ее спина напряжена, а плечи гордо опущены. — Зачем? Элион задает простой вопрос и, сама не зная почему, боится услышать ответ, потому что это будет правда и ее придется принять. Фобос громко усмехается. Сладостен момент, когда его сестра падает еще ниже, чем уже смогла опуститься. А каков ее предел? Ее низость, неопытность и преданность своей давно разрушенной семье так забавляла его, что он не мог не смеяться. — Ты так наивна, моя сестра. Фобос говорит медленно, упиваясь тем, как при словах «моя сестра» Элион кидает в мелкую дрожь. — Ты ищешь во мне хоть капельку сочувствия, доброты и милосердия, цепляешься ко всему, лишь бы воссоздать семью, которую ты построила у себя в голове, — его губы кривятся в улыбку, больше похожую на злобный оскал, и Элион почувствовала, как пробежали мурашки по спине от мрачной атмосферы, исходившей от ее брата, — Семьи никогда не было, сестра моя. Твои родители тебя не любили и всеми способами старались избавиться. Если ты думаешь, что я нуждаюсь в твоей преданности и сестринской любви, то ты ошибаешься. Ты мне противна. Как только ты дашь слабину, я тут же найду способ выбраться и забрать все, что тебе дорого. Элион долго стоит, отвернув голову от светящихся решеток темницы. Фобос не видел ее взгляда, но надеялся, что сумел задеть ее так сильно, чтобы она поняла всю глубину его ненависти к ней. Она непременно должна его ненавидеть. Он предал ее, забрал все самое дорогое, лишил ее семьи — этого должно хватить, чтобы Элион провела всю свою жизнь, мучаясь от глубочайшей ненависти к нему. — Я прощаю тебя, брат. ~ Больше она к нему не приходила. Это был последний раз, когда они виделись, когда перебрасывались словами и косыми взглядами, но этого хватило, чтобы Элион постепенно сходила с ума от боли внутри. Фобос же действительно не достоин прощения, не достоин симпатии и защиты с ее стороны. Может правда в нем не осталось тех качеств, которые она так упорно искала и старалась взрастить сама. Но что толку в том, чтобы идти против больно жалящего ветра? Он тиран, пытавший ее народ годами, пока она была на Земле и даже не догадывалась о престоле. Отнять у него силу — меньшее, что она может сделать для жителей Меридиана за все то, что они пережили. Так будет лучше И для нее. И для брата?