Звонок

      Ранпо-сан хмурится весь день. Хруст чипсов заполняет пространство. Куникида-сан молчит. Он бесконечно поправляет очки и одёргивает рукава. У них обоих сводит челюсть. Зубы сжаты плотно.       Йосано Акико приветливо улыбается и хлопает ресницами. Она не здоровается. Только коротко машет рукой без перчатки. Свет офисных ламп бликует в аккуратно нанесённом розовом лаке. Ноги едва касаются пола. Она буквально порхает.              Файлы тяжёлых папок шелестят крыльями стай птиц. Девушка ставит пометки. Левая рука исписана до локтя. До локтя смазанные следы чернил. До локтя ряды синего текста.       Она отдёргивает ручку от губ. Помада разбавлена синим.              Йосано Акико прячет улыбку в глубине бумажной работы. Стены отчётов хлипкие. Улыбку видно. Она заправляет прядь, коротко стучит по завитку ушной раковины, задерживается на секунды у сложного места. Встать со стула, пройти до офиса, спросить замдиректора — примитивно. Она касается языком уголка рта, выдвигает ящик стола, кладёт на стол несколько пыльных справочников.       Куникида-сан зашифрует ответ в серии причитаний. Он делает так с Ацуши и Кёкой. С Дазаем и Харуно. Иногда, с директором. Он цокает, как зажигалка, подносит пламя слов к хворосту нервов и не умеет контролировать огонь.       Девушка прячет себя за толстыми книгами. За сладко-кислым запахом пыли и разговорами страниц.       Она колышет кончиками пальцев слепую тишину. Тишина урчит. Йосано Акико чешет её за ушком, ловит её лапки со спрятанными когтями. Путается в длинной тёплой шерсти. Её губы подрагивают в неоконченной улыбке. Ручка ставит галочки, проводит линии под словами.              — Йосано-сан! Йосано-сан, срочно!       Грохот.       Дверь ударяется ручкой о стену. В стене вмятина. Танизаки держат под руку: тащат, как мешок, сквозь лазарет. Ногой открывают операционную.              Она подрывается с места. Стул качается. Стук каблуков сжимает пространство. Жест изгоняет персонал из мрачной маленькой комнаты.              Худое тело разрезано от плеча до пояса. На свитере засыхают пятна крови. Грязно-серые кишки не влезают под кожу. Они выбиваются белыми склизкими червями, как нитки, распоротые по шву. Если надавить на такого червя, он начнёт сочиться влагой.       Лицо и руки у мальчика меловые. Кожа — бумага. Она ломается пальцами.       Рот приоткрыт. Он то ли плачет, то ли дышит.              Девушка не расстёгивает рубашку: уже сжимает в ладонях топор.       Если не носить перчаток, занозы из древка вколачиваются в пальцы. На её щёку летят капли крови и желудочного сока. От одежды на плечах тошнит.              Крх.       Кости хрустят и задыхаются под тупым лезвием. Танизаки хлюпает вокруг топора. Бабочки кружатся над головой. Их ножки и крылья лезут в глаза.       Жучок вылезает из ноздри пациента. Йосано Акико накрывает рукой его вытекшие глаза. На ладони смесь соплей, слюней и слёз. На ладони водянистая влага. Чернила на локтях покрываются потом и кровью. Бабочки светятся тёмным золотом и мрут пачками. Они падают под ноги, под каблуки, под операционное кресло. Площадь пола погребена под пеплом насекомых.              Девушка следит, чтобы их крылья не лезли Танизаки в глаза. Следит, как затягивается его тело. Следит, чтобы смерть держала свои жирные пальцы под балахоном.       Она следит. Озирается по сторонам. Выискивает мелкие трупики бабочек по углам.              Убирает ладонь с чужих век. Улыбается.       Рыжий мальчик, пристёгнутый к операционному креслу, говорит, что она Дьявол. Йосано Акико коротко и искусственно смеётся.              Нужен душ. Ей нужны душ и мобильный телефон.              

***

      Волосы мокрые. Она выжимает их, пока вода кричит в раковине тонким голосом. Эхо дерётся со звуком за власть в пустой комнате. Девушка в центре арены. На поле боевых действий. Прячет кожу в чистую одежду, как за металлический щит.       Ножи щепетильно спрятаны в ящики столов. Ящики задвинуты. Она закроет их на ключ, если в кухне будет хоть один с замочной скважиной.              Телефон у окна. Часы сменяют число за числом. Время карабкается за полдесятого, то и дело срываясь на полпути.       Взгляд падает на минуты чаще их смены. Йосано Акико кусает костяшки пальцев, чтобы не ставить будильник. Часы снова не меняют цифры. Она бьёт рукой по руке и отворачивается к окну. Прикрывает глаза.              На полу нет ни следа от грязных подошв. Туфли стоят носками к стене с момента её прихода. Несколько раз проходя по комнате девушка проверяет, есть ли что-нибудь у неё на ногах. Ловит отражение в стекле или зеркале, ненароком проводит рукой по ступне, стучит пяткой о паркет. Каждый раз оказывается босой, дёргает плечами и хмурится.       Из-за опущенных век пейзаж отсутствует. Девушка опирается руками на подоконник. Он сухой и прохладный. Стёкла над ним приятно потрескивают. Глубоко внутри неё сбой. В лёгких случается размеренное дыхание.              Динамик телефона поёт первую ноту. Йосано Акико бьёт чуть ниже скола, по кнопке «Ответить».              — Добрый вечер! Слышали последние новости? — вокруг абонента шумит мир. Гудки машин, рёв людей, шквальный ветер. Голос сбит частым дыханием.       — Которые из? — девушка садится на подоконник.       — Маньяк, недалеко от Огути. Три жертвы за день. Вы в порядке?       Она кивает.       — Более чем.       — Говорят, из-за него пострадал член Детективного Агентства, — абонент запнулся. — Не удивлюсь, если этот мудак — эспер.       Йосано Акико поджимает губы, прикусывает их, свободную руку сжимает в кулак и разжимает обратно. Повторяет несколько раз.       — Маньяк или детектив?       — Не смешно.       — Я пыталась разрядить обстановку. Вы как на иголках.       — Так и есть. Чёрт! Какое-то гнетущее чувство опасности. Детективы, вроде, не пальцем деланы, если правда пострадал один из них — можно бить тревогу.       — Они со всем справятся, — девушка выдыхает медленно. В горле становится ком. — Полиция и агентство наведут порядок в городе, и…       — Вы говорите, как ведущий новостей! – голос абонента звенит криком.–Это я уже слышал! Дважды! Хватит… Скажите мне, что вы думаете. Скажите, что вам тоже страшно! Что не всё равно! Я сыт по горло вещанием из каждой дырки в городе. Это ужасно! Ужасно, даже если это только в половину так, как говорят. Скажите, что я тряпка, обругайте последними словами, бросьте трубку. Что угодно, кроме новостной мути. — за абонентом раздаётся хлопок двери. Она давит желание поддержать его под локоть. Всё выглядит так, будто это он лежит в месиве крови перед её кабинетом, а не Танизаки. Всё выглядит так, будто его убивают. — Я в панике.              Её взгляд мечется по комнате. Зрачки расширяются. Сужаются! Ком увеличивается, давит на глотку. Девушка хватает воздух ртом. Воздуха нет! Слёзы текут по щекам, по шее.       Йосано Акико старается ровно дышать. Под губами мягкие изгибы.       — Извините, я, — она запинается. Слова падают ниже лёгких. Йосано Акико учится сглатывать ком в горле, — я не знаю, что вам сказать.       — Вы даже не задумывались, верно? –глухая насмешка режет ей ухо. С бока шеи почти течёт кровь.       — Вы меня напугали. — кулак душит всхлип.       — Я собой доволен.              Молчание.       — Я не должен был так говорить. — у абонента голос ровный, как из-под асфальтоукладчика.       — Всё в порядке. — у девушки голос дрожит, скачет по октавам. — Правда, нужно было задуматься. Всё правда.       — Хотите послушать, что я думаю?       Йосано Акико молчит. Ловит ртом солёные слёзы.       — Он доставит много проблем. Я уверен, те трое — не его первые жертвы и… не последние. Будут ещё нападения, пока его не остановят. Полиция и детективы будут бессильны, кровь будет течь рекой и… И каждый из нас будет в смертельной опасности, пока этот ублюдок ходит по земле без наручников. Точнее, пока вообще ходит.       — Так поймайте его! — она надрывает связки.       — Я…       — Поймайте! Что сидите на месте?! Раз предсказываете будущее — пойдите и предотвратите его! Если вы боитесь, если у вас паника, нужно не кричать об этом, а врезать её источнику. Или вы настолько слабы, что опустите руки?              — Как у вас всё просто.       — А у вас — логично!       — Успокойтесь, — он шепчет. Девушка давится слезами. — Тише. Не плачьте. Не нужно, пожалуйста. Я очень не хочу, чтобы вы сейчас плакали. Всё пройдет. Слёзы вам не к лицу.       — Вы сделали всё, чтобы они появились!       — Я немного переборщил.       — Вы постарались!       — Признаю свою вину и готов раскаяться. — абонент оттаивает. Он почти обнимает её. — Слушать ваши слёзы невыносимо.              Она трёт кулаком щёки и скулы, шмыгает носом. Ресницы слипаются промокшим веером. Хочется сжаться в комочек на узком подоконнике. Всхлипы взрываются реже. Слёзы сливаются в реки.       — Я никогда вас не прощу.       — Хорошо. Как скажете. Но запомните, что я пытался замаливать грехи.              Йосано Акико кашляет смехом и слезами.       — Вы очень острый, когда боитесь.       — А ещё я умею искренне просить прощения! — он смеётся. Девушка прячется в его смех, заворачивается в него, как в плед и, почему-то, забывает, как плакать. — Верите?       — Верю.