Звонок

      Йосано Акико опаздывает на работу. Куникида-сан бьёт по столу блокнотом, ежесекундно поправляет съезжающие на кончик острого носа очки, подпрыгивает от собственных слов. Он говорит, что её опоздание непозволительно, что кто-нибудь умрёт от такой некомпетентности, что он не хочет менять о ней мнения. Прерывается. Поправляет очки. Орёт и стучит блокнотом снова. Йосано Акико вскрывает только купленную пластиковую упаковку и надевает наушники. Она подтягивает к себе чистый лист и папку с документами, широким движением кладёт бумагу сверху. Пишет на ней текст. Музыка перебивает замдиректора. Куникида-сан не попадает ударами в ритм.       Следы чернил остаются на манжете рубашки. На локте. Поблёскивают у большого пальца правой перчатки. Девушка шепчет слова, кивает в такт, сбивает набойки на каблуках.       Куникида-сан делает ей тридцать четыре замечания до обеда. Ещё шестнадцать — после. Она поднимает на него глаза только один раз и коротко улыбается. В лазарете пахнет спиртом и лекарствами. В лазарете только она. Операционную не моют от крови сегодня. Всё в порядке. Девушка поёт. Песня на повторе.              Часы на стене передвигают стрелки с помощью батареек. Часы на стене проталкивают толстую, короткую стрелку на четыре деления после обеда. Йосано Акико складывает лист. На нём ровно четыре сгиба.Она прячет его в карман юбки. Она не смотрит на него последние два оборота. Наушники лежат на столе. Разбитый экран заблокирован. Песня не пускает мурашек по спине. Кажется, достаточно.              Девушка не может выкинуть из головы строк. Куникида-сан не прощается, он говорит, что она поёт отвратительно, и поправляет бант на шее. Йосано Акико говорит: «Совершенно согласна!» — разворачивается и уходит в непривычно тёплый вечер.       Ветер цепляется за одежду. Небо мерцает грязью света. Вереница болотно-зелёных туч ползёт над её волосами. Асфальт проглатывает мелкие камни, чтобы казаться ровным. Линии фонарных столбов уже заливаются жёлтыми лучами. Вывески возникают морем неона. Голоса людей слышно. Пространство трещит от звука. Она останавливается на пешеходных переходах и стоит по два зелёных сигнала светофора, морщит нос от выхлопа машин. Стоит с прямой спиной. Случайный турист. Не хватает фотоаппарата и всполохов вспышки.              Во дворе общежития света мало, нет вывесок, небо будто бы чище и походка быстрее. Почти бег! Она несколько раз не попадает ключом в замочную скважину. Не может вытащить его с первого раза. Захлопывает за собой несчастную дверь. Дверь скрипит и охает. Йосано Акико повторяет за ней.       Выключатель отзывает ограниченным звуком.       Она одна в комнате. Мороз по коже.              Девушка делает шаг к шкафу. Останавливается. Снимает красные, изодранные туфли. Приставляет их носками к стене. Перчатки падают на пустую полку.       Электронные часы пять раз сменяют цифры. Красные чёрточки на них загораются и гаснут. Чайник стоит на конфорке. Подтёки воды ещё не испарились. Пузыри кипятка ещё не шуршат в тесной алюминиевой клетке. Чашка с пакетиком стоит на углу столешницы. Тоже мокрая. Пыль с неё утекла далеко в канализацию. Йосано Акико листает страницы случайной книги быстрее, чем способна читать.              Кипяток надрывается, извергается бульканьем и свистом. Электронные часы показывают девять тридцать две. Телефон звонит.              — До свидания! — Йосано Акико изгибает бровь и едва не давится чаем.       — Извините?       — Вчера я не попрощался с вами и смертельно мучился совестью, — говорит абонент наигранно-глубоким голосом. — А традиция сообщать о выполнении заказа, была прервана вами же, да и… Знаете, изжила себя. Так что я решил разнообразить наше общение.       — У вас получилось.       — Конечно. У меня ведь получается абсолютно всё.       — Будете повторять это каждый наш разговор?       — Пока не перестанете сомневаться в моей кристальной честности.              Она ставит кружку на подоконник, кладёт руку на грудь.       — Когда я сомневалась в вашей правдивости?       — По вашему голосу слышу, что врёте и не краснеете, — абонент доброжелательно смеётся. — Вам понравилась песня?       — Ожидала тяжёлый рок.       — Такое вы бы никогда не спели! А если бы и взялись, я не получил бы никакого удовольствия.       — Расчётливо. Вы предусмотрели все варианты развития событий.       — На всякий случай взял беруши, не волнуйтесь.              Девушка поджимает губы. Удобнее устраивается на подоконнике. Спины касаются стекло и обжигающий холод.       — Когда запою, они вам не помогут.       — Всё-таки запоёте? Ловлю на слове!       — Стоп! Я могла отказаться?              Абонент вытягивает «м» сквозь улыбку.       — Уже нет.       — Это грязная, грязная и нечестная игра!       — В которой я победитель. — Йосано Акико закатывает глаза.       — Я вас ненавижу.       — Нет. Вы меня просто обожаете.              Девушка позволяет себе короткую улыбку. Только поднятые уголки губ не держатся, валятся вниз на привычную линию.       — Так я услышу вас?       — А волшебное слово?       — Пожалуйста.              Она кивает сама себе. Отнимает телефон от уха. Почти прижимает микрофон к губам:       «Люди не знают — исполняются мечты.       Люди хмуры и закрыты в себе:       Как дети, боятся своей темноты.       Слёзы оставь и улыбайся Судьбе.              Если бы я раньше знал,       Что тебе сказать,       Это не был бы финал.       Мы не разошлись бы в толпе».       Песня течет и переливается. Висит между ними.       — Я ожидал, что будет хуже.       — Очень хочу разбить вам лицо, не подскажете, куда подъехать?       — Это был почти комплимент!       — Это была почти угроза.       — Ладно-ладно. Я восхищён до глубины души. Даже пение птиц не сравнится с вашим замечательным голосом, — пауза. — Правильно?       — Почему я раньше не замечала, что вы меня бесите?       — Потому что раньше я этого не делал.       — А сейчас выводите меня из себя намеренно?       — Да, хочу посмотреть, что получится.       — Ничего хорошего.       — Результат эксперимента не может быть хорошим или плохим. Это слишком субъективно. Мы с вами умные люди: должны понимать, как проявляются чужие эмоции и как адекватно на них реагировать. Вот вы сейчас разозлитесь, я посмотрю, оценю, решу, что делать и в будущем буду готов к таким ситуациям.       — Если это будущее наступит.       — О, в его наличии не стоит сомневаться. К тому же, люди не просто так научились извиняться. Это всё — путь эксперимента! Метод научного тыка. Пробуем, ошибаемся и получаем вторые шансы. Так и работают взаимоотношения.       — Самонадеянно.       — Отчего же? По-моему, это правдиво. Даже уважительно! Я открыто говорю о своих планах, описываю причины и предположительные итоги поступков. Таким образом, я ценю и ваше, и своё время. Стараюсь сохранить нервные клетки обоих.              Йосано Акико сжимает челюсть. Зубы едва не скрипят. Тонкие пальцы вот-вот сомнут корпус потрескавшегося телефона. Она делает вдох. Считает: один, два, три. Ногти свободной руки протыкают ладонь. Она считает: пять, шесть. Кулак слегка дрожит, как неуверенная полоса загрузки. Семь, восемь, девять. Разводит зубы насильно, кусает внутреннюю часть губ. Боль справа в шее накаляется. Она считает десять.       Выдох.              — Беда в том, — ласка коверкает слова, — что люди не обязаны идти на поводу ваших научных изысканий, — голос ломается от сладости — они вполне могут счесть их личным оскорблением. Это простые истины. — язык вязнет в доброжелательности, — Например, я уже готова запустить в вас тяжелым, острым предметом, — девушка плюётся патокой. –Доиграетесь. Немного хлорки, и с собаками не найдут.              Смех абонента развивается красной тканью. Бык взрывает копытом землю и срывается с места. Смех абонента — стук тяжёлых копыт. Зверь врезается в ограду. Летят щепки. Тореадор остаётся невредим.       — Простите, виноват. Но было правда интересно послушать, что вы скажете. — Йосано Акико представляет, как снимает кожу слой за слоем с выставленных в защитном жесте ладоней. — К тому же, я не нашёл слов после вашего выступления… Ляпнул и выкручивался, как мог. Но мне очень понравилось! — он прячется за горкой фраз. Прикрывает руками голову. — Может споёте мне ещё?       — Конечно. Поминальную.       — Что ж, да, это было ожидаемо. Тогда я буду ждать смерти с радостью! — в руках, которыми он закрывает голову, цветы.              Девушка крепко жмурится. Выдыхает остатки яда. Хорошенько прикладывается затылком о стекло. Окно яростно звенит. Гнев течёт по голой коже, источник — в кулаке. Рука устаёт и слабеет. Падает на колени без сил. Йосано Акико роняет слова в микрофон. Они разбиваются в далёком динамике.       — Я ненавижу вас всем сердцем.       — От ненависти до любви один шаг.       — Тварь, — смешок прорывает горло и связки.              Абонент молчит. Девушка кутается в его молчание. Ставит пятки на подоконник, кладёт голову на суставы, обнимает ноги. Остывший, недопитый, брошенный чай в трёх десятках сантиметров от неё.       — Вы сегодня устали. — голос не выделяется. Протекает фоном. — Думаю, тактично будет пожелать доброй ночи.       — Пусть и вам тоже не снятся кошмары. — гудки между собеседниками. Йосано Акико мягко прижимает телефон к подоконнику, прикрывает глаза. Она не двигается с места. В комнате двигаются только цифры электронных часов.              Где-то её абонент не может лечь спать. Он нарезает круги. Ходит из стороны в сторону, дважды закрывает и дважды открывает окно.