Звонок

      Хлоп! Дверь впечатывается в широкий проём. Йосано Акико опирается на неё спиной и морщится, как от удара. Ранпо-сан говорит, что она сегодня выглядит отвратительно. Говорит, что ей нужно привести себя в порядок. Надеть новые туфли и расчесать волосы.       Девушка стягивает золотую бабочку и кладёт на полку. Заколка в последнее время спадает.              Ранпо-сан говорит, что цвет её лица стал плохим, а глаза покраснели. Что она выглядит «больной» и «осунувшейся». Что он давно не видел её в таком подавленном состоянии и что ей необходимо чаще бывать на свежем воздухе с друзьями. Он говорит: «кажется, Наоми сегодня устраивает маленькую вечеринку для своих».       Йосано Акико стягивает перчатки. Атлас нежно целует кожу. Перчатки падают из рук на золото заколки.              Сегодня утром она собирается с включённым светом. Искусственное солнце заглядывает в переполненную косметичку, путается среди зубьев расчёски, отражается от поверхности карманного зеркальца и скачет зайчиком по всей комнате. Уверенным движением спонжа девушка прячет тёмные круги, выдающие любовь их обладательницы к долгим разговорам ночью. При этом она не касается ресниц, слегка подчёркнутых тушью. Взгляд опускается. Йосано Акико обладает чётким и плавным контуром губ, который она дополнительно подчёркивает только сверху, чтобы придать объём. Брови идеальной формы скрывает чёлка. Две невидимки не дают бабочке соскользнуть с прямых чистых волос.              Сейчас Йосано Акико прижимается спиной к двери и стирает остатки помады костяшками пальцев. Они блестят. Уголок подбородка блестит тоже.       Она трёт ладонью следы косметики. Идёт к кухонной раковине и разворачивается на полпути. Возвращается к двери. Снимает туфли.              Вода и мыло застывают на руках. Пузыри — муфта, отливающая радугой. Ватный диск в мицеллярной воде стирает косметику, теряя свою прежнюю форму.              Телефон надрывается входящим вызовом.              Тушь растворяется, стекая по щекам. Она умывает лицо. Мелкие ручейки скользят под воротник. Рубашка становится неприятно влажной. Сухие локти подрагивают от капель воды на плечах.              Телефон звонит.              Она закрывает кран. Серебристая труба вздрагивает от поворота вентиля.              Телефон звонит.              Полотенце на ощупь жёсткое. Ворс «царапает» щёки и нос. Девушка замирает, прижимая к лицу ткань.              Телефон звонит!              Электронные часы меняют цифры и мигают. Отражаются в плитке на стене, в оконном стекле, в оставленном перед ними карманном зеркальце.       Йосано Акико стоит, прижимая полотенце к лицу. Вызов прерывается. Она кладёт полотенце на стол и дотрагивается правой рукой до губ. Ноготь сам соскальзывает на зубы. Лак неприятно трётся о них.              Мелодия звонка повторяется. Вибрация ползёт по комнате в такт пиликанью. Вибрация ползёт медленно. Умирает на полпути.       Она нажимает «ответить». Что-то хрустит в плече.       — Слушаю!              Молчание.              — Я за вас волновался.              Йосано Акико поджимает губы. Идёт к окну, как на казнь. Садится на край подоконника.       — Что случилось? — абонент чеканит слова.       — Плохой день.       — Значит, кто-то не умеет держать язык за зубами?       — Что вы…       — Я разбираюсь в сортах плохих дней, как никто другой. Вы избегаете общения, получается вам его сегодня хватило. Хотите, я разобью подонку нос?       — Нельзя бить человека в очках, — она не разжимает зубов.       — Я надену солнечные, и всё будет по правилам. — пауза, — Не стоит принимать чьи-то домыслы за истинную правду. Люди должны ценить себя, несмотря ни на что.       — Я…       — Эй! Если кто-то осмелился расстроить вас своими грубыми высказываниями, то он сволочь.       — Если наш разговор будет заключаться только в неудачных попытках поднять мне настроение, то я предпочту закончить его прямо сейчас.       — А если они будут удачные?       — Не будут.              Абонент вздыхает. Йосано Акико закатывает глаза.       — Что мне сказать такого, чтобы вы сменили гнев на милость?       — Ничего не говорите.       — Если я буду молчать, вы расстроитесь.       — Вряд ли.       — Я уже вывел вас из состояния злобной апатии. Ставлю сто йен, что, если замолчу, вы в него вернётесь и будете злобно шипеть мне в ухо.       — Я не змея.       — Кто говорит про змею? Котёнок.       — Самый тупой подкат в моей жизни.       — Я старался. — он смеётся, она морщится, но тоже улыбается.       После этого пространство между двумя людьми наполняется неприлично долгой тишиной.       — Кстати… Вы обещали мне ответы на вопросы. — тихий голос нарушил неловкое молчание.       — Я сказала «возможно».       — Не помню ничего подобного! — абонент цокает языком.       Йосано Акико поднимает бровь. Откидывается на стекло оконной рамы. Оно скрипит.       — Это называется старческим маразмом. — говорит она.       — А ваше поведение называется вредностью. Но я же молчу.       — Не молчите.       — Я не мог сообщить вам о том, как сильно оскорблён вашими словами, не раскрыв рта!       — Когда я успела вас оскорбить?       — Как только назвали дряхлым, забывчивым стариком.       — Я такого не говорила!       — Вы имели это в виду. — абонент долго выдыхает. Походит на рассерженного ёжа.       Она поправляет причёску.              — Так и быть. Спрашивайте.       — Нет, не буду. Я теперь обиделся и оскорбился. Вы должны попросить прощения, иначе наше общение станет абсолютно, совершенно невозможным. — рука сама тянется поправить галстук. Маникюр касается чёрной ткани. — Но если вы переступите через себя и извинитесь, то я, так и быть, приму ваш жест доброй воли и вновь стану отчаянно приветливым.       — Простите, что назвала вас стариком.       — Я не слышу в вашем голосе раскаяния.       Йосано Акико поднимает брови и быстро моргает. Она набирает воздуха в грудь, размыкает губы и выдыхает. Следом за воздухом катится смех. Плечи содрогаются.       — О, как я могла забыть?! Мне очень стыдно!       — Действительно?       Девушка смеётся, прячет хохот за пальцами. Абоненту стоит сил не смеяться вместе с ней.       — Да, я слышу ваши надрывные рыдания. — она срывается на тихий вой, — Моя гордость и самовлюблённость считают это достаточным искуплением вашего неуважения. Будет вам, не надо слёз. — ладонь зажимает рот, тело девушки складывается пополам и трясётся. — Я хотел спросить, кто вы по гороскопу?       — Серьёзно?! — голос ломается в придушенный писк.       — Когда я был несерьёзен? Мне на завтра, например, предначертано предательство близкого человека. Вдруг это вы, а я не в курсе? — он колется, гласные взлетают высокими нотами, — А так, я сравню и решу, стоит ли вам доверять.       — Не хочу верить, что вы согласуете действия со звёздами!       — Вы говорите как потенциальный предатель.       — Стрелец.              Шелестит глянцевая бумага. Абонент перелистывает страницы. Они скрипят так только при соприкосновении с кожей. Йосано Акико закрывает глаза. Мужские руки с проступившими венами истязают дамский журнал. Она мотает головой.       — О, у нас отвратительная совместимость, вы знали?       — «У нас»?       — Телец. А ещё я выяснил, что вы не собираетесь творить зла в ближайшем будущем.       — Я вообще не собираюсь творить зла.       — Вам предсказаны неудачи в любых начинаниях. Так что, даже если вы очень — он бьёт по слову, — сильно захотите мне навредить, у вас ничего не выйдет.       — Или же ваш гороскоп — полная чушь.       — Или же мой гороскоп - полная чушь. Не спорю. В предсказании будущего, знаете ли, стоит учитывать все пути развития ситуации. Но хочу предупредить: вы снова стали походить на возможного предателя.              Девушка подпирает подбородок кулаком. Локоть на колене.       — Пусть вы правы. Предположим, я главная злодейка этого мира и желаю запереть вас в башне, как принцессу, чтобы мучить разговорами. В любом случае, я не могу позволить себе такой роскоши: не имею ни средств, ни возможностей, да и мотив как-то совсем слаб.       — Если вы захотите запереть меня в башне, чтобы поговорить, сообщите — скорее всего, я заявлюсь на самую вершину по первому требованию.       — А спускаться как?       — По лестнице. Или на лифте. Зависит от того, какие башни вы предпочитаете.       — Нет, это не романтично. Придётся вам отращивать волосы.       — Смилуйтесь, матушка Готель, мне и так можно косички плести, куда ж ещё?       — Хипстер?       — Обижаете! Не располагаю таким количеством времени, чтобы наведываться в парикмахерские регулярно.       — Всё-то я вас обижаю! Может, у вас детская травма какая-нибудь? Синдром недостатка внимания…       — Нет, у меня просто тонкая душевная организация.       — И толстое эго.       — Что есть, того не отнять.              Её губы превращаются в дугу. На щеках пролегают неглубокие ямочки.       — Вы часто поёте?       — Что?       — Это мой следующий вопрос. Вы часто поёте? Когда пели последний раз? Кому?       — Я не пою.       — А зря. Такой очаровательный голос гибнет в стенах салона красоты!       — Он там не гибнет, а сохраняется. Если бы я только и делала, что пела, наверняка бы его сорвала.       — Я бы хотел когда-нибудь услышать свою любимую песню в вашем исполнение.       — Может быть, в следующий раз, но я не знаю ваших вкусов.       — Я пришлю смс.       Короткие гудки обрывают мужской голос. Йосано Акико смеётся. Откладывает телефон, не прячет улыбку за пальцами, заправляет волосы за ухо и не натыкается рукой на заколку.       Девушка поднимается с подоконника. Золотая бабочка летит в мусорное ведро. Стекло упаковки тонального крема стучит о стол, косметичку покидают тушь и помада. Кисти занимают своё место последними. Утром у неё не будет времени на такие незначительные хлопоты.