2007 год.
Майкрофт больше никогда не ощущал себя в безопасности и знал, что за тем давним взрывом рано или поздно последует ещё один. И он последовал. Только в виде Чарльза Огастеса Магнуссена, восседающего напротив Майкрофта с наглым и довольным выражением лица. Этот был тот редкий случай, когда при внешней идеальности образа (от чистейшего блеска очков, пошитого на заказ костюма и до отполированных ботинок) смотреть на человека было неприятно. Магнуссен сидел с таким видом, словно победил, словно уже поставил на колени не только Майкрофта Холмса, но и всю нацию. Впрочем, отчасти ему это удалось. Секреты, которыми он владел, могли разрушить всё: начиная основанием Шерринфорда и заканчивая судьбами тех, кто занимался этим проектом. Едва ли бы хоть кто-то во всей Англии одобрил содержание маньяков, каннибалов, садистов и убийц, оказывающих порой неоценимую помощь стране. Майкрофт знал — если хоть что-то вскроется, ему будет проще вышибить себе мозг, пусть даже это достояние он обещал пожертвовать королевскому музею после своей смерти. — Шерринфорд, — повторил Магнуссен с явным датским акцентом, прицокнул губами, вскинул голову и улыбнулся. — Кодовое слово «Шерринфорд», мой дорогой мистер Холмс. Можете начинать целовать мои холодные руки. — Шерринфорд? И что бы это могло значить? — невинно спросил Майкрофт, зеркально вскинул голову и улыбнулся. Магнуссен прищурился, оценивающе смотря на собеседника. И от одного этого взгляда по спине Майкрофта побежали мурашки. Впрочем, он умел держать лицо и всем своим видом демонстрировать, что угрозы всего лишь детский лепет. — Не стоит делать вид, что вы не понимаете. — Пальцы Магнуссена накрыли руку Майкрофта, но тот резко отстранился, словно его коснулись раскалённым железом. На мгновение, всего на секунду, он даже обронил свою непроницаемую маску. Но и этих пары секунд оказалось достаточно. — Со мной в эти игры не играйте. Я всё знаю. — Так почему бы мне не арестовать вас за вмешательство в государственные дела? — мягко, даже заботливо спросил Майкрофт, сложил руки на столе и чуть подался вперёд. — Или «случайно» отдать сигнал о том, чтобы в вашей голове появилась аккуратная сквозная дыра? — Наверное, потому что вы понимаете, что я не идиот и подстраховался на случай, если вы решите предпринять хоть что-то из вышеперечисленного, — невозмутимо ответил Магнуссен. — Если со мной хоть что-нибудь случится, ваш любимый Лондон сгорит. Прямо как в 1666 году. Майкрофт помрачнел. Хотел не демонстрировать резкую перемену настроения, но не сдержался. Магнуссен был склизким, мерзким, неприятным, с жуткими глазами и холодной пугающей улыбкой. Акула. Пиранья. Его бы выпотрошить как змею и содрать кожу, только вот он, казалось, этого даже не почувствует. Чтобы припугнуть его, Майкрофт назначил встречу (если встречей можно считать фактическое похищение с улицы) не в кабинете, а комнате, больше похожей на допросную камеру с голыми серыми стенами и холодным бетонным полом. Но Магнуссен, вопреки всему, ощущал себя тут спокойно и раскованно. Он вальяжно сидел на стуле, закинув ногу на ногу, и даже с интересом озирался по сторонам. — Это всё, мистер Холмс? — спросил он, нарушив воцарившуюся тишину. — Время — деньги! Раз уж вы сами инициировали встречу, свои пожелания я обдумаю в ближайшее время и пришлю по смс. — Не надо меня недооценивать, — резко ответил Майкрофт. — Запомните это. — Запомню, — кивнул Магнуссен, встал и невозмутимо одёрнул светлый пиджак. — Выход найду сам, мистер Холмс. Ах да, передавайте привет леди Смоллвуд, мистеру Вуду и мистеру Томпсону. Скоро все мы станем одной дружной семьёй. Ведь грязное белье у нас уже общее, мистер Холмс. Как только этот неприятный человек покинул комнату, Майкрофт устало прикрыл глаза, уткнулся лицом в ладони и тяжело выдохнул, позволяя маске безразличия упасть с лица. Один-единственный человек за пару секунд умудрился каждого из них схватить за горло и приподнять от земли, словно был многоруким Шивой. Только вот после событий двухгодичной давности Майкрофт пообещал себе, что больше никому и никогда не позволит себя унизить. Послышался тихий стук каблуков леди Смоллвуд. Она молча вошла в комнату, села напротив Майкрофта, сложила руки на коленях и не посмела поднять взгляд. Напряжение читалось по её поджатым губам, опущенным плечам и потухшему взгляду. — Что же нам теперь делать? — спросила она. — Кажется, пришло время, — ответил Майкрофт и растёр виски. — Время? — уточнила она. — Да, леди Смоллвуд. Вызывайте охотников за привидениями.***
Джим Мориарти резко развернулся на пятках и отдёрнул плотную штору. Вид, открывающийся на центральную улицу Праги, был прекрасным: весеннее солнце заливало город, туристы сновали туда-сюда, город дышал, жил и был открыт к новым свершениям. Слушая отчёт от своего человека, Джим улыбался и кивал — настроение было на редкость хорошее. Парочка удачных дел: «Ох, дорогой Джим, как мне убить эту сучку-сестру», «Ох, милый Джим, как отправить на тот свет насильника-папашу», «Уважаемый М, как ввезти в Лондон партию оружия» — и всё удачно. Теневой интернет радушно открывал ему свои двери, принимал в тёплые и опасные объятия, назначал встречи и знакомства, и никто, никто в целом мире не знал его истинного имени или лица. Для одних он был просто Джим, для других — уважаемый М, но когда о нём шептались, не произносилось даже этого. У Джима не было синдиката, не было отряда программистов, каждого клиента проверял он сам, лично, удалённо, и знал, кого с кем свести для достижения поставленной цели. Если нужно было нанять снайпера — он нанимал, если искал телохранителя на вечер — находил; впрочем, подбором персонала с оружием занимался достопочтенный и добропорядочный гражданин, уважаемый всеми, честный и безукоризненно чудесный лорд Моран. Добропорядочный и чудесный ровно до того момента, пока не принимал вызов от Джима Мориарти, конечно же. И при этом Джим ощущал себя теневым королём. Сбросив звонок, он счастливо улыбнулся, рухнул спиной на кровать, раскинул руки, зажмурился и подумал, что теперь самое время погулять по городу и отдохнуть. Заслужил. А там, может, стоит с кем-нибудь познакомиться, скрасить отпуск, вдохновиться, и вернуться домой с новыми замечательными идеями. С этой мыслью Джим открыл глаза и... вздрогнул. Потолок больше не был белым — он стал чёрным и тяжёлым, давящий своим весом. В комнате стало непривычно холодно, а нос свело такой болью, что Джим резко вскочил и схватился за него. На пальцах осталась липкая густая кровь. И сам он больше не был в номере отеля! Его окружали холодные тёмные стены, возможно, прозрачные с внешней стороны, чтобы наблюдать за ним. Кровать превратилась в жёсткую койку, мебели не было, отопления тоже, да ещё и бедро свело такой болью, что Джим непроизвольно его потёр. — Я приказывал своим людям целиться вам в задницу, — послышался знакомый голос. — Но вы лежали на кровати, и им пришлось стрелять в бедро, мистер Мориарти. Или предпочитаете... Ричард? Резко зажегся свет, Джим прищурил тут же заслезившиеся глаза и прикрылся рукой. Когда глаза привыкли к яркому свету, он проморгался и рассмотрел сидящего на стуле в самом центре комнате Майкрофта Холмса. Он смотрел на пленника и улыбался, только вот в его серых глазах застыл колючий холод. Губы изогнулись в улыбке, явно не предвещающей ничего хорошего. В остальном же это был уже знакомый Майкрофт Холмс — в деловом бежевом костюме, светлой рубашке, с тёмным широким галстуком. И с охотничьим хлыстом в руке. Неплохая попытка давления — Джим оценил. Ненавязчиво так намекали, кто тут в роли хозяина, а кто — пойманного животного. — До сих пор моя задница покоя не даёт, мистер Холмс? — с усмешкой спросил Джим, понимая, что включать дурачка бесполезно. Если его нашли, усыпили, выкрали из отеля и доставили сюда, то он мог хоть слезами пол вымыть, хоть соплями стены измазать, в его чистоту и невиновность никто бы не поверил. Ещё был вариант стул на голову Майкрофту надеть и хлыст в глотку засунуть, но это, явно, было бы чревато последствиями. — И что это было? Снотворное? — Наркотик, — невозмутимо ответил Майкрофт и вскинул брови. — Скажите мне спасибо, мистер Мориарти, едва удержался от соблазна увеличить дозу. Но в том случае, боюсь, вы бы обделали свои штаны. — Ой, да мы до сих пор обижены? — театрально кривляясь, спросил Джим, громко выдохнул и прижал руку к груди. — Не моя вина, что вы облевали свои ботинки, мистер Холмс! — Так вы признаётесь в том, что более двух лет назад опоили меня наркотиками и устроили взрыв в Гевандхаусе? — тут же спросил Майкрофт, не переставая улыбаться. — Конечно же, нет! — хмыкнул Джим, распахнул глаза и поднял вверх указательный палец. — Мы встречались с вами на вечеринке, вы там перепили и облевали свои ботинки! Дважды! Неужели забыли, мистер Холмс? Дважды! Майкрофт, казалось, обратилась в статую. Он замер, даже перестал моргать, только смотрел на Джима, словно мог воспламенить его одним лишь взглядом. Затем он медленно растянул губы в широкой неправдоподобной улыбке и произнёс: — От степени вашего раскаяния зависит срок вашего пребывания тут, мистер Мориарти. А после поговорим о делах. Встав, он резко развернулся, сделал пас рукой, и дверь с глухим гулом отворилась, а затем так же глухо закрылась за ним. Свет погас, оставляя лишь слабую ночную подсветку по периметру потолка и погружая Джима в темноту. Выйдя из камеры, Майкрофт приказал своим людям дежурить у дверей постоянно, о любом движении или странном поведении Мориарти сообщать ему лично. Только потом, отойдя на приличное расстояние, он позволил себе напряжённо выдохнуть. Вот он — его, призрак, его химера, жуткое чудовище, которое лишило его покоя и заставило усомниться в здоровье собственного разума. Оно было здесь, сливалось с тьмой, приспосабливалось к обстановке и даже имело человеческое имя — Джим Мориарти. После отравления и взрыва Майкрофт впал в апатию, но, благо, ненадолго. Жалостью к себе и усилившимися страхами делу было не помочь — он понимал это. А потому, спустя уже полтора месяца, он начал искать. Похожие лица, типажи, данные с камер слежения, хоть что-то. Любые странные новости, подозрительные дела, и вот, вскоре на его столе появилась первая папка. Заурядные люди — незаурядные преступления, выдвигать обвинения бесполезно, доказательств нет, одни лишь подозрения. Кражи, похожие на то, что было в Дрездене, махинации с недвижимостью, странные случайные смерти. У полиции не было ничего, но Майкрофт видел больше. Доверенные ему люди шерстили интернет и известные преступные организации, искали, казалось бы, тень, мираж, мифическое существо, но постепенно стал вырисовываться человеческий образ. Майкрофт видел и знал, что за многими криминальными делами кто-то стоит. Кто-то хитрый и изворотливый. Сначала была информация, что это «М», потом, что просто «Джим». Майкрофт даже думал, что это целая организация, но нет. Хорошо иметь власть, деньги, влияние и мозги — спустя полгода на столе перед Майкрофтом лежало досье на Джеймса Мориарти, молодого гениального математика, втянутого в довольно неприятную и тёмную историю. Это был именно тот, кто когда-то назвался Ричардом, и чьё лицо в воспоминаниях Майкрофта до этого дня было словно в тумане. Арестовывать его Майкрофт не спешил. Предъявить было нечего, лишь подозрения и умозаключения, и Майкрофт выжидал, зная, что рано или поздно вернёт должок. И вот этот день настал, спасибо наглости Магнуссена. Джеймс Мориарти вёл себя спокойно, только кровь с разбитого носа демонстративно размазал по всему лицу. Часами он стоял напротив стены, зная, что с внешней стороны это прозрачное зеркало. Он стоял, покачивался, смотрел и улыбался. Больше ничего не делал. — Я надеюсь, вы хорошо подумали о своём поведении, мистер Мориарти, и готовы раскаяться, — сказал Майкрофт, когда пришёл к нему на другой день. Он улыбался прямо как Магнуссен, так же мерзко и холодно, чтобы скрыть разрывающие душу эмоции. О, он прекрасно помнил, что с ним сделал этот человек с пугающими чёрными глазами. Помнил и никогда не забывал, и, видит Бог, жаждал мести. — А то что, мистер Холмс? — с искренней весёлой улыбкой спросил Джим, восседая на койке со сложенными по-турецки ногами, и заинтересованно глянул на него. — В угол поставите? Отшлёпаете меня? Розгой или ротанговой тростью высечете? Да бросьте, мистер Холмс! — Его голос стал раздражительным и звонким. — Ну если серьёзно, у вас на меня ничего нет! Я задержан незаконно, и вам это прекрасно известно! Отпустите меня, и забудем об этом инциденте. — Ничего нет, но мы оба знаем всю глубину и степень вашей вины, мистер Мориарти, — холодно и спокойно ответил Майкрофт. — Если вы тут умрёте, никто не узнает и не заметит. Представляете? Никто не станет вас искать. — И чего вы добиваетесь? — с подозрением спросил Джим, прищурился и наигранно поджал губы. Он вёл себя нагло, дерзко, постоянно дурачась. — Нравится наблюдать за мной? Как я сплю или ем? Как мои губы обхватывают ложку? Вас это заводит? Возбуждает? Или нравится смотреть, как я мочусь? Поговорим об этом? Может, вы — вуайерист, мистер Холмс? — Степень моей брезгливости в вашем сознании преувеличена, но поспешу обрадовать, за вашим туалетом никто не наблюдает, — заверил Майкрофт. — Записи с камеры наблюдения обнуляются каждые двенадцать часов, так что если с вами что-нибудь случится, доказательств против нас не будет. — Так я могу разбить голову о бачок унитаза, никто не увидит и не остановит меня? — Абсолютно верно, но всё же советую поберечь то единственно ценное, что у вас есть. И я не про бачок. — Да у вас даже рычагов воздействия на меня нет, — усмехнувшись, ответил Джим и откинулся, горделиво вскинув голову. — Вы напрасно теряете драгоценное время. — Мы можем перестать вас кормить. — Не страшно. — Можем бить вас, ломать кости, сделаем вас инвалидом. — Не боюсь. — Можем устроить тут морозильную камеру. — Я не боюсь ни боли, ни голода, ни пыток, — заверил Джим и пожал плечами. Его лицо внезапно стало серым и скучающим. Он вздохнул, лениво пнул спинку койки и добавил: — Скучно. — Я знал, что услышу это, — заключил Майкрофт и встал. — Тогда, ровно до тех пор, пока не случится осознание в вашей голове, вы будете сидеть здесь. В тишине, одиночестве и темноте. Развлекаетесь, мистер Мориарти, развлекайтесь. Времени у вас теперь очень и очень много. Может быть, именно скука заставит вас пойти навстречу. Джим моментально помрачнел. Да, рычаг давления всё же был: Мориарти снедало любопытство, зачем он тут и для чего. Явно не для вендетты, иначе Майкрофт Холмс отыгрался бы уже давно. Дело было в другом, а теперь его оставляли в тишине (ни единого звука вокруг кроме его дыхания), темноте и пробирающем до костей холоде. Темнота стала почти что осязаемой — выключили даже ночную подсветку. Джим молчал, тяжело дышал и чувствовал, что может сломаться. С пыткой Майкрофт угадал. В очередной раз выйдя из камеры, где держали Мориарти, Майкрофт почувствовал, как сжалось сердце. Редко, очень редко он мог так кого-то ненавидеть.