Per aspera ad astra

— Какой зачет, шестнадцать гусей тебе в печенку?! Завтра эта халупа должна выглядеть как дворец кесаря, иначе нам с тобой придется уматывать на Марикьяру! Берлинга был жаден как сто гоганов. Набирал десяток заказов — а потом заставлял команду клеить по ночам обои, успеть вовремя — дело чести! Ротгер первое время работал на совесть, потом Филипп убедил его, что убиваться не стоит. Главное, сдать, а что потом откуда отвалится, Берлингу уже не волновало. И все же, по-настоящему экономить цемент, краску и время Ротгеру не позволяла национальная марикьярская гордость, приходилось экономить на сне. И повторять конспекты по дороге в Академию. Хотя как тут повторишь, если в очередной раз проспал и несешься по улицам как бакранский козел по Варасте! Профессор Готлиб Доннер опозданий не терпел. Марикьяре он тоже недолюбливал, поэтому на ослепительную улыбку Ротгера только сухо кивнул и перевел осуждающий взгляд на часы. Те показывали без одной минуты восемь. Придраться оказалось не к чему, поэтому профессор молча взгромоздился на кафедру и обвел аудиторию тяжелым взглядом. — Да благословит святой Адриан ваш труд и мой подвиг, — этой фразой всегда начинались занятия по истории флота. — Я бы попросил вас сдать учебники, но надеюсь на честность будущих офицеров Дриксен. Ротгер с кристально-честной физиономией встретил взгляд профессора, в то время как рука шарила в рюкзаке в поисках заветной книги. Ведь брал же! Точно брал, еще перед выходом швырнул на ящик для обуви, чтобы почитать по дороге, потом посмотрел на часы… По спине пробежал холодок. Закатные твари! Закатнейшие из всех закатных тварей, Леворукий их задери, сожри и выброси! Как наяву перед глазами предстала облезлая расшатанная тумбочка, торчащие из нее тапочки Берлинги и потрепанная книга с фрегатами на обложке. Как есть забыл! — Вопросы представлены на доске. Всем видно? Послышались нестройные голоса. — Вы моряки или огурцы морские? Не слышу! — Так точно, профессор! — грянула аудитория. — Другое дело. — Доннер еще раз обвел взглядом ряды. — Напоминаю, что на столе не должно быть ничего, кроме бумаги и ручки. Курсант Вальдес, у вас такой вид, будто слово «галера» вы увидели впервые в жизни. Кустистые брови Доннера сошлись к переносице. Подозревает, сволочь! Ротгер гаркнул: — Никак нет, профессор! Послышались сдавленные смешки. Доннер нахмурился сильнее. — У вас две склянки. Время пошло. Перевернулась клепсидра, песок тонкой струйкой потек на дно. Чистый лист перед носом навевал тоску. От нечего делать Ротгер исподтишка осмотрел аудиторию. Бюнц сегодня устроился в самом дальнем ряду — спишет, к гадалке не ходи. На первом ряду Цвайер в компании таких же отличников старательно переписывал ответы с подложенной под лист шпаргалки. Имей Ротгер подзорную трубу, можно было бы разобрать мелкий убористый почерк. Вспомнился осуждающий взгляд бабушки Штарквинд. И Олаф. Вот кто бы сейчас помог! За окном темнело — собирался дождь. Вот скользнула по стеклу первая капля, за ней вторая, третья. Только и остается — считать капли да любоваться, как гнутся под ветром деревья. В Хексберг еще тепло, а здесь уже облетают листья… Отчаянно тянуло в сон. Ротгер укусил себя за палец, изображая глубокую сосредоточенность. Доннер нет-нет, да и косился в его сторону. Пора было что-то делать. Ну вот хотя бы переписать вопрос, а там может и осенит. Крабья теща да не оставит его! В ноги повыше ботинок ткнулось что-то твердое. Замерло на мгновение и поползло вверх, задирая штанину. Ротгер растерянно заозирался. Справа был проход, вряд ли оттуда что-то могло проползти незамеченным, слева сидел Ойленбах, но чтобы дотянуться через четыре стула, ему понадобились бы как минимум щупальца. Снизу послышалось сдавленное шипение. Ротгер на всякий случай замер, и через мгновение на его коленях мягко устроилось… что-то. Кошка Леворукого, не иначе! Ротгер осторожно опустил взгляд… и чуть не подпрыгнул от радости. Учебник! Новенький, чистый и главное — открытый на нужной странице! Рядом ниже маячила вроде незнакомая белобрысая башка. Не важно, благодарить будет после. Ротгер спешно ткнулся в свой листок… и тут до него дошло. Аккуратно зачесанные волосы, светлый шейный платок, дорогие часы на запястье — Бермессер, же! В него что, Леворукий вселился, а учебник сейчас превратится в закатную тварь? Но время шло, а ни Бермессер, ни учебник никуда не девались. Ротгер мысленно хлопнул себя ладонью по лбу и, краем глаза поглядывая на Доннера, принялся быстро переписывать ответы. В общем и целом ничего сложного там не было, стоило взглянуть на текст — нужные слова сами возникли в голове. Бермессер тоже что-то писал. Неужто выучил? Хотя что ему, у него-то времени полно. Булькнули часы. — Бой окончен, господа. Не вставайте. Я сам соберу работы по рядам. Учебник полетел в рюкзак. Возвращать его сейчас было бы чистым самоубийством, пусть Бермессер потом хоть пачку салфеток своих изведет. Доннер грузно взбирался по лестнице, собирая в папку шуршащие листы. Теперь можно было счастливо выдохнуть и растечься медузой по стулу. Успел! Хотя последнюю битву при Фельпе стоило расписать поподробнее… ну или розовую киркореллу пририсовать… Аудиторию понемногу наполнял шепот и перестук — курсанты собирались на перемену, до нее оставалось пять минут. Ротгер поерзал на стуле. Надо было что-то сказать Бермессеру, но мимо аккурат спускался Доннер. Мгновение спустя в шею ударился шарик жеваной бумаги. Бюнц, зараза, кто бы еще так метко попал! — Псс! Вальдес! Как у тебя?.. Когда Ротгер повернулся обратно, Бермессер уже выходил из аудитории. Догнать его в коридоре не удалось. Навстречу как раз шли Олаф и Шнееталь. — Ты похож на несвежего выходца, — прозвучало вместо приветствия. — Кто бы говорил! — Олаф выглядел немногим лучше. Берлинга им, конечно, не командовал, но писать по ночам чужие курсовые тоже непросто. С малярной кистью в руках хотя бы думать не надо. — Оба хороши, гении непризнанные! — а вот и Бюнц, куда ж без него. — Олаф, вот не поверишь, пока мы там строчили в поте лица, этот крабий сын пялился в окно. Кэхцен что ли тебе диктовали? Бермессерова спина маячила бье в тридцати, но добраться туда не было никакой возможности. — Да я учебник забыл! Думал, всё, утону к кошачьей матери, а потом… — Ротгер осекся. Упоминать нежданного спасителя в такой компании точно не стоило. — Снизошла милость Создателя? — Скорее, Леворукого. Да написал и написал, ну его. Если б наш Бюнц написал без шпаргалки — еще понимаю, чудо, а так… Олаф, вот скажи, когда ты к зачетам готовишься? Я ни кошки не успеваю! Ответом ему была смущенная улыбка. Ну да, действительно, нашел кого спрашивать. — Пить меньше надо! — мстительно хохотнул Бюнц. Моряк от Создателя, способный за пять минут рассчитать курс по карте и солнцу, не пользуясь даже компасом, он катастрофически не желал учить теорию. Пока удавалось списывать, но сколько ему еще будет везти? До первого устного экзамена? — Это ты пьешь! — возмутился Ротгер. — А я… девицу одну провожал. Формы — во! — Так я тебе и поверил!.. Перешучиваясь, они вместе направились на первый этаж. Занятия по физической подготовке у первого и третьего курсов в этом семестре проходили одновременно. Ротгер и сам не знал, почему скрывает от друзей свою работу, отговариваясь помощью тетушки по матери, дядюшки по отцу (то есть, видимо, Берлинги), мифическими накоплениями. Хотя, кажется, Олаф уж точно понял бы. Но каждый раз, когда об этом заходила речь, сразу вспоминался пустой взгляд Бермессера. А если так посмотрит Шнееталь? Тоже ведь аристократ в дцатом поколении. Или вот Бюнц, хоть и простой как доска, а признавался по пьяни, мол, лично к Ротгеру относится просто прекрасно, но марикьяре вообще ему какие-то подозрительные. Зато Бермессер всем гусям гусь! Если бы не новенький учебник, очень странно смотревшийся в его рюкзаке, Ротгер решил бы, что с утра заснул на зачете. Увы, ему так и не удалось подойти к своемк спасителю. Не Бюнц, так Олаф, не Олаф, так Руппи, привычно ошивающися вокруг Академии на правах ректорского внука, кто-то все время торчал рядом. Хоть через Гудрун передавай! Дождь за окнами перешел в противную морось, но стихать категорически не желал. Когда закончилась последняя пара и все встретились в холле, Шнееталь уговорил Олафа и Бюнца посидеть в столовой. Ротгер отказался — он надеялся поймать Бермессера у машины. Увы, пока они прощались, спина в дорогом коричневом пальто мелькнула в дверях и исчезла. И как сквозь землю провалилась. Вместе с блестящим «Зильбером», который обычно стоял на противоположной стороне улицы. Летать он, что ли, научился? Возвращаться назад смысла не было. Ротгер пнул сбитую дождем ветку и пошел в сторону центра. Завтра вернет.