«Вот вам простейший тест на влюблённость: если, проведя четыре-пять часов без вашей любовницы, вы начинаете по ней скучать, значит, вы не влюблены — иначе десяти минут разлуки хватило бы, чтобы ваша жизнь стала абсолютно невыносимой». © «Зима тревоги нашей»
Близилась середина апреля, сопровождаемая не только солнечной погодой и пьянящим запахом наконец наступившей весны, но и приближающейся премьерой спектакля, где Анна должна была сыграть главную роль. Сложно сказать, повезло мне или нет, но я оказалась одной из немногих, кому довелось стать свидетелем всего того стресса и переживаний, которые испытывала женщина. Казавшиеся бесконечными репетиции и прогоны выматывали настолько, что теперь у Анны не оставалось почти ни единой свободной минуты, да и те она стремилась целиком посвящать работе, а я же старалась просто быть рядом. Ежедневное общение, совместные обеды и чаепития сменились переписками в социальных сетях — единственном месте, где мне удавалось поймать женщину, которая, на удивление, начала появляться в сети только по ночам, отчего мне приходилось жертвовать своим сном ради долгих переписок и, если выпадал шанс, телефонных разговоров с актрисой. Вернувшись домой в один из последних мартовских вечеров, проведённых с Анной в караоке-баре, я поняла, что больше не в силах скрывать от подруги бурлящие внутри эмоции, которые вот-вот могли вырваться наружу. Держать всё в себе становилось лишь сложнее, да и какой в том был смысл? — Охренеть, да ты шутишь? — неверяще воскликнула в тот вечер сидевшая рядом Катя, которая, как оказалось, уже давно догадывалась, что я что-то скрываю. — Типа, ты… и та самая Анна, которая тебя чуть с ума не свела ещё в декабре? Ну ты даёшь! Реально? — Да, — как можно сдержаннее отвечала я, — не удивляйся, я сама не знаю, как это произошло. — И давно? Ну ты даёшь! — вновь повторила девушка, и я залилась краской. — Ладно, один вопрос: почему ты рассказала только сейчас? Я-то думала, ты доверяешь, — удивление в её голосе сменилось обидой, которую я вполне заслужила. — Наверное, я боялась, что мне всё это лишь кажется, и между нами ничего нет. Боялась сглазить, если расскажу кому-нибудь. Извини. — Ну знаешь… В другой ситуации я бы на тебя жутко обиделась, но сейчас просто не смогу, — в глазах Кати засиял неподдельный интерес, и я поняла, несмотря на то, что было далеко за полночь, ближайший час мы потратим на разговоры о актрисе. — Она, получается, ещё развестись не успела, а ты уже её подхватила. Да я тебя недооценивала, подруга! — Никого я не подхватывала, — возмутившись фразой девушки, сказала я, — я даже не знала о разводе, пока она сама не сказала однажды, когда мы сидели после её репетиции вместе. Тогда же, кстати, мы впервые поцеловались. — Слушай, — с секунду помедлив, словно выбирая, какой из волнующих вопросов задать первым, начала подруга, и по её пылающему взгляду стало понятно, что спросит она что-то из ряда вон, — а вы уже спали? Я замерла на несколько секунд, пытаясь избавиться от внезапно возникших в мыслях картинок, и всё же, мотнув головой, ответила: — Нет. Почему-то мне кажется, что до этого не дойдёт. — Почему? Судя по твоим рассказам, ты ей явно интересна, да и среди творческих людей это, вроде как, не табу. Вы не говорили на эту тему? Ты сама вообще… хотела бы? — Да, — выдохнула я, признаваясь в этом скорее себе, а не Кате. — Но мы не говорили об этом — слишком рано, я не хочу давить на неё, понимаешь? А ещё, я часто ловлю себя на разных… таких мыслях, но почему-то сложно поверить, что это всё может когда-то в реале произойти... — Больно ты могла поверить, что когда-то будешь с ней так близка, но видишь же, это случилось. Ладно, тебе лучше знать, когда она будет готова и всё такое, только не облажайся и держи меня в курсе, — подмигнула подруга, и я поняла, насколько же мне повезло с этим человеком. «Интересно, каково бы мне пришлось, не будь у меня никого, с кем можно было бы поделиться происходящим?» — промелькнуло в моих мыслях, когда после долгих разговоров Катя неожиданно притянула меня в дружеские объятия, прежде чем отправиться спать. Но уснуть мне удалось лишь под утро — Анна, как и обещала, добравшись до дома позвонила мне, и следующие полчаса мы провели разговаривая обо всём, словно не виделись сотню лет, а не считанные часы.***
Во время очередной внепланового прогона спектакля за день до его премьеры я поймала себя на том, что не смогла удержаться и не присутствовать за кулисами, наблюдая за репетиционным процессом. Происходящее завораживало: смотреть спектакль из-за кулис оказалось непередаваемо, и временами создавалось впечатление, что я сама являлась частью происходящего на сцене. За свои — подумать только — почти что четыре месяца работы в театре мне удалось привыкнуть к коллективу, к труппе, и со многими выстроить дружеские отношения. Но больше всего я была благодарна этому месту за возможность сблизиться с женщиной, которую, кажется, по-настоящему полюбила. С головой погрузившись в закулисную атмосферу, слушая замечания и поправки режиссёра, который то и дело останавливал действие: иногда — ругая, но чаще — нахваливая артистов, я всё сильнее убеждалась, насколько же это захватывающий процесс. Сколько же сил, внимания и терпения вкладывается в создание спектакля, ведь даже от таких мелочей, как правильная интонация и верное местоположение актёра на сцене зависит столь многое. Заворожённая происходящим, я едва успела заметить, как репетиция подошла к концу. Выслушав напоследок наставления и напутствия перед завтрашним днём от художественного руководителя театра, артисты начали покидать сцену, а я же осталась стоять на месте, ожидая беседующую с коллегами Анну. Я поймала её взгляд на себе и женщина, бросив что-то напоследок, направилась в мою сторону, по пути стянув с головы на этот раз рыжий парик. — Кто этот умник, который додумался так криво поставить лестницу? — она внезапно обошла меня и подошла к группе монтировщиков, едва начавших убирать ненужный реквизит. — Что не так? — удивившись, спросил один из рабочих. Актриса была явно не в духе, и мне на секунду стало жаль попавшего под её горячую руку парня. — Мне нужно, чтобы завтра эта лестница стояла намного левее, а не как сегодня, — твёрдо изрекла она, и мне стало интересно, в чём успели провиниться невинные ступеньки, служащие реквизитом. — А какая разница? Левее не получится: стол мешает. — Я — большая разница, — нагло уточнила Анна, и я вспомнила, насколько же у неё властный характер. Временами создавалось впечатление, что даже вне сцены эта женщина продолжала играть, перевоплощалась в разных персонажей. Общаясь со мной, она словно менялась: вероятно, снимала все свои маски, и пусть мне понадобилось немало времени, чтобы «пробиться» сквозь казавшуюся ледяной душу актрисы, в конечном счёте я разгадала, что скрывается под столь надменным обликом. — И мне она мешает. В конце, когда я ухожу, просто нереально не споткнуться, я чуть не упала сегодня! Придумайте что-нибудь, зачем она вообще там стоит? — сказала как отрезала, и, как обычно оставив последнее слово за собой, подошла ко мне. — Я думала ты не придёшь сегодня, — кардинально изменившись в голосе, словно секунду назад не была готова убить кого-нибудь в поле своего зрения, улыбнулась она, — рада видеть. — Пару отменили, решила сразу с универа сюда, не смогла пройти мимо. Как вы? — Спасибо, хорошо. Ты как? — мы покинули сцену и оказались в смежном помещении, служившем репетиционным залом. Она посмотрела на себя в стоявшее на шкафу зеркало, подправляя рукой волосы. — Отлично, — а чуть позже всё-таки решила добавить: — Я соскучилась, — она не ответила тем же, но я и не ожидала от неё услышать эти слова — не в её стиле; за всё общение с Анной я смогла выучить одно: ей тяжело открываться, тяжело полностью доверять себя человеку, раскрывая душу. Все свои чувства она старалась выражать действиями, поступками, которые ей давались чуточку легче. — Переоденусь, зайдёшь ко мне, пообедаем? — Конечно, — и внутри снова всё расцвело: мне так не хватало этих моментов. Не хватало её. Анна направилась к себе в гримёрку, а я же решила заскочить в свой кабинет, чтобы, оставив всё ещё находящуюся в руках сумку, вернуться к ней. Из-за слегка приоткрытой двери были слышны женские голоса, в которых я без труда узнала двух других актрис. Поняв, что пришла, вероятно, слишком рано, я решила присесть на диван и подождать, когда женщина останется одна, но внезапно открывшаяся дверь гримёрки меня остановила. — О, ты к Анюте? — в коридор вышла миловидная блондинка, оказавшаяся одной из ведущих солисток. Пусть мы раньше и не общались, за время работы в театре мне удалось услышать о ней огромное количество лестных высказываний. — Да, к ней, — я улыбнулась девушке, осознав, насколько всё оказалось очевидно, — вот, жду, когда она будет свободна. — Так ты заходи, Алина тоже уже уходит, — дружелюбно сказала она, пропуская меня внутрь. Анна сидела за своим столиком и листала новый выпуск местного театрального журнала, но, заметив меня, сразу же его закрыла. Я поздоровалась с другой девушкой, которая, надев куртку, тоже поспешила уйти. — Будешь торт? — едва успев присесть на любимый кожаный диван, услышала я. — Меня угостили девочки, но я же, если съём, в платье не влезу. — Какие глупости! Вам, чтобы в платье не влезть, нужно штук десять тортов съесть, — отозвалась я, и всё же, подойдя к ней, села на ближайший стул. — Ого, медовый. Мой любимый. — Тоже любишь? — она, как обычно, достала две чашки и налила чай, заботливо пододвигая ближе ко мне. — Да. Сразу детство вспоминается… — в голове вихрем начали всплывать воспоминания из детства: я словно отматывала назад только что найденную в родительском серванте плёнку, на которой навечно были запечатлены все драгоценные моменты. — Временами я так скучаю по всему этому. Когда я была маленькая, бабушка всегда пекла на все праздники медовый торт, потому что я любила только его, и не ела никакой другой. Помню ещё, его от меня всегда прятали, потому что я съедала всё подчистую даже до прихода гостей… Было время, — женщина внимательно слушала, а улыбка на её лице становилась всё шире. — Могу представить, насколько милым ребёнком ты была, — всё ещё улыбаясь, выдала она, — да и сейчас ты такая же милашка, — я чувствовала, как покраснела, смутившись внезапным комплиментом. — У меня, кстати, тоже много весёлых историй из детства есть. — Расскажете? — Да. Однажды. — Буду ждать, — обрадовалась я, и положила в свою тарелку кусок торта, а второй отдала Анне. Следующие двадцать минут мы провели вместе, сидя в её гримёрке и, как обычно, к чему я уже успела привыкнуть за последние месяцы, делясь новостями о происходящем в жизни. — Нормально хоть я выгляжу сегодня? — внезапно, когда я уже собиралась уходить, поинтересовалась она, и я несколько удивилась, ведь мы сидели прямо напротив зеркала. Кажется, кто-то напрашивается на комплименты? — Не слишком усталая? — Шикарны, как всегда, — чистая правда; без свойственной её профессии тонны макияжа, без столь привычной алой помады, чёрных стрелок и длинных накладных ресниц, Анна, казалось, была ещё красивее обычного, и как бы я не пыталась, я не могла отвести от неё влюблённого взгляда. — Ну тогда иди сюда, — воцарившееся непонимание на моём лице сменилось ликованием, когда я увидела, как актриса включила камеру на своём телефоне и чуть пододвинулась на стуле, чтобы я могла сесть рядом. Я подсела к ней и, пытаясь уместиться вдвоём на стуле, прижалась к телу женщины, а через секунду ощутила, как она бережно опустила руку на мою талию, крепче приобнимая и притягивая ещё ближе к себе. Я решила сделать то же самое и обняла её за плечи. Анна, улыбаясь, протянула телефон чуть ближе к зеркалу, а я ещё сильнее наклонила голову, отчего наши щёки, разделяемые всего парой сантиметров, едва не соприкасались, и мы обе направили взгляд на наше счастливое отражение, которое теперь оказалось навсегда запечатлённым в фотоплёнке её телефона. Сердце отбивало неровный, сумасшедший ритм где-то в груди, и я, будучи столь тесно прижатой к этой женщине, была не в силах контролировать свои эмоции. Я продолжала смотреть в зеркало, и от моего внимания не смогло укрыться то, как она медленно отвела взгляд от своего отражения, но лишь затем, чтобы, повернув голову, устремить его на меня. В её вечно опьяняющем, сводящем с ума взгляде можно было заметить хищнический огонек, способный околдовать любого, кто в него заглянет. Но я не боялась — я была уже давно ею околдована. Поэтому я так же спокойно повторила её действие и повернула голову — теперь мы смотрели точно друг на друга — а в нос ударил запах её духов, или, возможно, лосьона для тела, который всегда стоял у неё на столе. Но это было неважно. Мы обе знали, что произойдёт дальше, поэтому я нисколько не удивилась, когда она наклонила голову и, положив руку мне на щеку, притягивая лицо ещё ближе, впилась в мои губы поцелуем. И нас словно окатил океан страсти, когда я, не в силах контролировать свои импульсивные действия и эмоции, инстинктивно обвила одной рукой её шею, запустила пальцы в её короткие волосы, как давно мечтала это сделать, а вторую так же опустила на её щеку, плавными движениями поглаживая гладкую кожу. Наши языки вновь соприкоснулись, взрывая внутри меня сотни, тысячи ярчайших фейерверков, и я почувствовала, как она дразняще улыбнулась сквозь поцелуй, а после неожиданно отстранилась. — Придёшь завтра? — бесстыдно облизнув нижнюю губу, спросила она. Я продолжала смотреть на неё жадным взглядом и встала со стула. — А надо? Она невольно нахмурилась. На её лице внезапно отразился целый спектр противоречивых эмоций, на которые, казалось, вывести её было нереально, но мне удалось. — А ты что, не собиралась? — изогнув свои идеальные брови в удивлении, опешила явно ожидавшая другого ответа женщина. Конечно же, я собиралась прийти — я бы просто не смогла не оказаться рядом в столь важный для неё день, а оттого где-то внутри я победно улыбнулась, ведь именно такой реакции мне и хотелось от неё добиться. — Так-то нет… — нарочито наигранно протянула я, продолжая наблюдать за искренним непониманием, которое она, кажется, даже не старалась скрывать, как делала это раньше. — Да ладно, я шучу, — я сдалась, не в силах больше сдерживать всё сильнее норовящий вырваться наружу смех, — приду, конечно! Как же иначе? Анна выдохнула последний остававшийся в лёгких воздух, а её губы, кажется, дрогнули в беззвучном ругательстве. Отведя от меня взгляд, она возмущённо закатила глаза и, неверяще мотнув головой, вновь устремила взор на меня. — Ну ты… и напугала меня, — в её голосе лишь сильнее слышалось облегчение, и осознание того, что женщине действительно было важно моё присутствие, буквально грело моё сердце. — Я уж подумала, не подменил ли тебя кто? — Зато мне понравилось наблюдать за вашей реакцией, — я уже не смеялась, но на лице продолжала сиять всё та же искренняя улыбка. Анна, по всей видимости смутившаяся несвойственной себе эмоциональной уязвимостью, поспешила встать с места и начать собираться. — Волнуетесь насчёт завтра? — я подошла к двери и ждала, когда женщина, накинув на плечи своё серое пальто, выключит свет и мы покинем гримёрку. — Не особо, — начала она, едва мы вышли в освещённый жёлтым светом коридор, и актриса закрыла дверь на ключ. — Ну, знаешь, перед премьерами всегда волнение есть, но за столько лет уже привыкаешь и учишься его не замечать. Хотя это индивидуально. Некоторые у нас всегда жутко переживают, но это ведь ещё и от роли зависит, — Анна на мгновение умолкла, чтобы мы смогли поздороваться с повстречавшимися на пути артистами, и продолжила. — Но для артиста главное — любовь зрителя, хочется, чтобы публика тебя восторженно приняла, а со стороны самого себя оценить очень трудно, — я понимающе кивнула. Мне было не понять, каково это — играть на сцене перед бесчисленной публикой, и оттого я готова была часами с ещё большим интересом слушать рассказы женщины о своей профессии. — Во сколько завтра придёшь? — поинтересовалась женщина, когда мы дошли до лестничной клетки и остановились, чтобы попрощаться. — Не знаю, зайду ли перед спектаклем, но после него — точно, — в голове спонтанно возникла одна идея, и я без раздумий решилась её воплотить. Анна удовлетворённо кивнула головой. — Ну тогда, до завтра, — и чуть тише добавила: — Буду ждать, — а потом, как обычно, быстро коснулась моей руки, переплетая пальцы, заставляя ощутить слабость в ногах. — До завтра.***
Я сидела в самом центре третьего ряда и с гордостью смотрела на Анну. Её роскошное, усыпанное мелкими блёстками бордовое платье переливалось в потоках света прожекторов, установленных по краям сцены, а на голове красовалась белая, усыпанная перьями, шляпа, которая идеально дополняла образ венгерской графини 19-го века. Хоть мне и довелось побывать на генеральном прогоне, состоявшемся за день до премьеры, я всё равно не могла отвести взгляда от сцены, точно наблюдая за всем происходящим впервые. Временами казалось, что так оно и было: за свои несколько долгих месяцев театральной жизни я осознала одно — порой смотря постановку даже в десятый раз, можно подметить какие-то моменты, которые оставались незамеченными ранее, и это лишь распаляло интерес. Спектакль подходил к концу, и как только зал взорвался овациями, а зрители начали вставать со своих мест, я поспешила в кабинет, чтобы взять заблаговременно купленный букет кустовых роз. Пройдя к двери гримёрки — не хотелось дарить цветы на сцене, у всех на виду — я принялась ожидать актрису. Тело окутало привычное волнение, ставшее ещё ощутимее, когда в коридоре раздалось ни с чем несравнимое пение женщины, а сердце вновь начало пропускать удары, когда Анна увидела букет и, в удивлении приподняв бровь, моментально преодолела оставшееся расстояние и сжала меня в крепких объятиях, а я едва успела вымолвить радостное: «С премьерой!», обнимая её в ответ. От неё исходило тепло, которое передавалось всему моему телу. Я прижимала её ближе к себе, не в силах вымолвить и слова, чувствуя, как бешено колотится сердце, кровь бурлит в голове, а всё окружающее нас перестаёт иметь значение, словно целая моя Вселенная была сосредоточена лишь на одном человеке. Мы простояли так, казалось, вечность, хотя прошло всего несколько секунд, а потом отстранились. — Спасибо огромное, — наконец, восторженно молвила она, забирая протянутый букет. — Он обалденный, — а после заботливо добавила: — Не надо было так тратиться. — Даже не начинайте, — остановила нравоучения я, — вы это заслужили. — Спасибо, — ещё раз. — Мы сейчас решили собраться ненадолго в кафе, отметить, подождёшь, или торопишься? — Не тороплюсь. Конечно подожду, если хотите. — Хочу, — уверенно. — Тогда, может, подойди минут через сорок, постараюсь освободиться. — Хорошо, — осознание происходящего приятно грело внутри, счастьем разливаясь по всему телу, переполняя душу и легонько сводя с ума. Как мало, казалось, нужно для того, чтобы быть счастливой. Как и пообещала, сорок минут спустя я оказалась напротив расположенного на первом этаже кафетерия и, заглянув внутрь, замерла. Заметившие меня артисты начали любезно звать присоединиться к ним, но я почти не слышала: всё моё внимание было приковано к Анне, облачённой в обтягивающее, едва доходившее до середины бедра красное платье, которое лишь сильнее подчёркивало её красоту. Брюнетка стояла рядом с режиссёром в самом центре помещения и что-то увлечённо обсуждала, не замечая меня. Я продолжала стоять на месте, не желая вмешиваться, бесцеремонно прерывать разговор, и молча наблюдала за ней со стороны, но Анна, вероятно почувствовав, что за ней наблюдают, резко устремила свой взор на меня. Наши взгляды встретились и мне стало не по себе. Она как-то по-особенному обаятельно улыбнулась, а после махнула рукой, приглашая подойти ближе. — Вы ещё заняты? — в считанные секунды преодолев расстояние, я оказалась рядом с актрисой. — Я уже собираюсь уходить, — громче необходимого — вероятно, для всех присутствующих — произнесла она, а затем снова пристально посмотрела на меня, и было в этом кофейно-карем взгляде что-то хитрое, дурманящее душу. Пробежавшись беглым, оценивающим взглядом по содержимому стола, я заметила несколько бутылок алкоголя. Интересно, сколько она выпила?... Попрощавшись с коллегами, которые так не хотели отпускать женщину, мы вышли из кафе и сразу оказались в холле театра. Взглянув в сторону окна я заметила, что на улице уже вечерело, и закат красным обручем затянул потемневшее небо. В моей голове пронеслась мысль, что актрисе, вероятно, хотелось поскорее оказаться дома, отдохнуть после тяжёлого, но столь успешного дня, поэтому я нехотя произнесла: — Вызвать вам такси? — Я сама, спасибо, — остановила меня она, и как обычно быстро набрала что-то на телефоне, после чего мы вышли на улицу. Всего через какую-то минуту подъехал автомобиль, а я уже была готова к объятию или к ставшему привычным прикосновению к моей руке, как она всё чаще делала на прощание. Но вместо этого Анна внезапно выпалила: — Поехали со мной. Я резко остановилась. Несколько раз моргнув, посмотрела в её блестящие глаза, которые при свете заката казались совсем тёмными. — Что? — непонимающе вопросила я. — Куда? — Ко мне.