«— Так кто же ты? — Не половинка и не целое. Так… Фрагмент… — А это самое лучшее. Возбуждает фантазию. Таких женщин любят вечно. Законченные женщины быстро надоедают. Совершенные тоже, а «фрагменты» — никогда». ©«Три товарища»
На протяжении следующих трёх недель я была погружена с головой в учёбу, всеми силами пытаясь отвлечься от мыслей об Анне. Но даже принудительно загружая себя нисколько не интересными мне рефератами, проектами и практическими работами, я понимала, что всё без толку: женщина не выходила из моей головы ни на минуту, ровно как и воспоминания о случившемся, казалось, столь недавно походе на концерт. После проведённого в компании друг друга вечера мы заметно сблизились с Анной, чему я никак не могла нарадоваться. При виде меня на её лице всё чаще начинала появляться улыбка, да и общаться, узнав друг друга получше, стало гораздо легче: больше не было той удручающей неловкости и стеснения с моей стороны, которые служили препятствием долгое время. Тогда же мы впервые провели вместе обед, попивая чай и мило болтая о жизни, сидя в её гримёрке. Всё произошло так неожиданно и спонтанно: я лишь занесла ей на подпись какие-то документы, которые изначально должна была отнести внезапно приболевшая начальница, когда Анна неожиданно выдала: — Не хочешь чаю? — Хочу. И, достав из тумбочки две кружки и коробку конфет, она заварила нам чай. Следующие минут двадцать мы просидели вместе, разговаривая, словно давние подруги, то и дело невзначай делясь друг с другом информацией и какими-то новостями. И она рассказывала мне о себе: о детстве, юности, путешествиях, иногда упоминая родителей, но никогда не упоминая мужа. И я с трудом боролась с желанием спросить, но боялась услышать ответ. Да и моё ли это дело? — Спасибо, почаще бы так, — сказала на прощание в тот день я, а она развернулась всем телом, посмотрела на меня и сказала: — Приходи. Я буду рада. И я начала приходить. Пусть не всегда, пусть лишь пару раз в неделю, когда у неё не было репетиций, в 12:30 я приходила к ней в гримёрку, и мы снова вместе пили чай, время от времени по очереди принося что-нибудь из сладостей: тогда же я узнала, что женщина та ещё сладкоежка, даже несмотря на то, насколько сильно она следила за своей фигурой. А иногда, сидя у неё в гримёрке, я наблюдала за тем, как Анна учила сценарий очередного спектакля, неторопливо водя глазами по тексту, порой машинально прикусывая свою губу, или что-то шёпотом проговаривая себе под нос, делая какие-то заметки в блокноте. Я могла вечно сидеть рядом с женщиной, вдыхать запах её ошеломляющих духов — они что, новые? — и любоваться, как она делает столь простые, казалось бы, самые обыденные вещи. Но именно в эти моменты я чувствовала себя по-настоящему счастливой. — Я не мешаю вам? — спрашивала я, а она лишь многозначительно покачивала головой: — Нет, всё нормально, не переживай. Но всё же, как бы мне не хотелось оставаться, как бы я не старалась тянуть время, пытаясь всеми силами заставить себя встать и пойти работать, в конце я всегда уходила, возвращалась в свой кабинет, и пыталась занять себя работой, борясь с желанием вернуться в столь уютную гримёрку актрисы, пропитанную запахом крема для рук, косметики и женских духов. И день за днём я понимала, насколько же человек — эгоистичная натура. Мне всего становилось мало, хотелось большего: больше встреч, больше разговоров, больше смеха, больше игривого взгляда кофейно-карих глаз, и расплывающихся в улыбке губ, когда я в очередной раз пыталась говорить что-то милое или смешное. И я не могла перестать праздновать победу каждый раз, вновь слыша, как ставший столь любимым низкий голос заливается хрипловатым смехом. Но мне становилось недостаточно и этого. Стало предательски мало простых взглядов, простых разговоров, простых улыбок; с каждым разом мне хотелось ещё больше: хотелось прикасаться к ней, бережно проводя пальцами по её рукам, плечам, ключицам, поднимаясь выше, чувствуя тепло её нежной и гладкой кожи; провести рукой по её коротким — словно ёжик — волосам, притягивая её ближе к себе, ощущая её прерывистое дыхание на своих губах, пока мы не сольёмся в единое целое. «Что же случилось с тобой, Яна, — думала про себя я, — ведь полтора месяца назад ты и мечтать не могла о том, чтобы заговорить с ней, чтобы она просто узнала твоё имя, и большего тебе было и не надо». И во что это превратилось теперь? Что же ты со мной сделала, Анна?***
В последние дни зимы у Анны состоялась премьера нового спектакля. Конечно же, я была в числе первых, кто купил билеты: хоть я и знала, что могла пойти бесплатно, я всё же решила, что наслаждаться спектаклем, сидя на одном из первых рядов в компании подруги, будет гораздо лучше, чем вновь смотреть с балкона. — Слушай, а она реально неотразима, — говорила Катя, стоило актрисе только появиться на сцене, — и так талантлива! Я лишь самодовольно улыбалась. Подруга оставалась единственной, кому я всецело доверяла новости, связанные с Анной, поэтому она была в курсе всех успевших и не успевших произойти событий, продолжая постоянно поддерживать меня и пытаясь дать советы, к которым я иногда смела прислушиваться. И пусть у Анны была небольшая роль, но даже тогда ей удалось произвести на меня неизгладимое впечатление. «И вправду, — думала я, — некоторые артисты могут исполнить главные роли, никого этим не покорив, в то время как другие скажут на сцене лишь пару фраз, и попадут тебе прямо в сердце». И она была именно такой. — Ты не против, если я оставлю тебя и приеду домой чуть позже? — многозначительно спросила подругу я, стоило занавесу закрыться, оставляя полный зрителей зал сокрушаться в аплодисментах. — Ну ладно, — улыбнулась она, — беги к своей женщине, — и сердце невольно начинало биться сильнее каждый раз, когда подруга говорила об Анне в таком ключе. Я быстренько забежала за кулисы и оказалась на едва освещённой сцене, на которой уже скопилось много рабочих, а в особенности — артистов, обнимающихся и поздравлявших друг друга с премьерой. Едва протолкнувшись сквозь толпу народа, только и успевая всех поздравлять и слушать поздравления в ответ, я подошла к Анне, которая стояла чуть поодаль, разговаривая с костюмершей. Она заметила меня и её лицо украсила улыбка. Наверное, мне никогда не привыкнуть к её улыбкам при виде меня. — Привет, — промолвила она, делая небольшой шаг в мою сторону. — Как спектакль? — С премьерой вас, Аня, — выпалила я, и вновь поймала себя на неком волнении, которое, как мне казалось, должно было давно исчезнуть. — Я в восторге, как обычно! Правда, жаль, что вас так мало было. — Ну, видишь, у меня же через полтора месяца снова премьера. Я бы просто не успела. Но там-то я в главной роли. Насмотришься. И опять эти неоднозначные улыбки и двусмысленные фразы, которые в последнее время всё чаще начинала выдавать женщина. Порой мне казалось, что она читает все мои — иногда довольно неприличные — мысли, которые с каждой нашей встречей и совместно проведённым временем всё чаще всплывали в моей голове. Но отчего-то мне впервые не было страшно, а в глубине души даже, возможно, хотелось, чтобы она о них знала. — Я могу зайти к вам? — последнюю неделю мы почти не виделись с погружённой в репетиции актрисой, отчего моё настроение с каждым днём становилось лишь хуже. Я готова была всё отдать, лишь бы снова поговорить с ней, сидя в гримёрке. — Давай не сейчас, — я ощутила щемящую боль в области сердца, но попыталась не показывать эмоций, — я устала. Подходи на неделе. — Хорошо. Могу чем-нибудь помочь? — Да нет, — с секунду помедлив, ответила женщина. — Спасибо, — она улыбнулась, и подошла к ждавшей её труппе, чтобы сделать совместное фото. Решив, что моё дальнейшее пребывание на сцене не является необходимым, я направилась обратно в сторону зала, чтобы, взяв верхнюю одежду, поехать домой.***
Следующие два дня поймать Анну мне вновь не удавалось: всё время, пока я занималась своими «бумажными» делами, женщина проводила на репетициях, которые начали заканчиваться позже обычного. Поэтому мне не оставалось ничего лучше, чем написать ей во вторник вечером, не в силах больше ждать встречи. «Здравствуйте, как дела? Я так по Вам скучаю» — напечатала я, и сразу же стёрла сообщение. Нет, это уж слишком. И тут меня озарила мысль получше: я вспомнила, что так и не отправила женщине наше совместное селфи, сделанное во время концерта почти целый месяц назад. Быстро зайдя в фотоплёнку и прикрепив фотографию из альбома «избранное», я набрала сообщение: «Я же совсем забыла отправить фотку с концерта! По-моему, классно получились!». К счастью, Анна была в сети, и ответ не заставил себя долго ждать. «Какая очаровательная девушка!!! Спасибо» — и смайлик с поцелуем. Какого чёрта? Она только что назвала меня очаровательной девушкой? Меня?! «Могу ли я составить Вам компанию завтра во время обеда?» — я решила сделать вид, что не была готова прыгать до потолка от радости из-за внезапного комплимента от женщины. «Конечно!!! Можешь подойти как обычно полпервого, у меня завтра почти свободный день». Я перечитала сообщение ещё раз, прежде чем отправить радостное «спасибо!», не совсем понимая, за что благодарю женщину: видимо, за разрешение прийти; за возможность, наконец, просто побыть с ней рядом.***
Следующим днём, покончив, наконец, с частью работы и в очередной раз проследив за не спеша двигающейся стрелкой настенных часов, я отпросилась у начальницы на обед. Направляясь в сторону заветной гримёрки и проходя в коридоре мимо артистов, я внезапно стала свидетелем едва слышимого диалога. — Говорили, на репетиции она вся расстроенная какая-то была, даже плакала вроде, — произнёс женский голос. В груди всё сжалось и по телу прошёлся неприятный холодок. Я попыталась вслушаться в разговор, но было плохо слышно. — Опять, наверное, с мужем скандал устроили, в какой раз уже. — И часто такое у них? — спросила девушка помоложе — кажется, одна из солисток хора. — Она никогда не говорит о личном, но ходят слухи, что постоянно у них что-то случается, а потом она на работе срывается, и думает, что никто не замечает. Наверняка с детьми что-нибудь связано. Ну серьёзно, ей уже за тридцать, а она так и не родила, — услышав это, меня охватила злость, и я едва поборола желание что-нибудь ответить. Мне стало мерзко оттого, что Анну — а я была уверена, что речь идёт именно о ней — за спиной обсуждают коллеги. Какое им, чёрт возьми, вообще дело до её личной жизни? Я подошла к самой крайней гримёрке и осторожно постучалась. Если она действительно не в настроении, то я должна всеми силами попытаться отвлечь её и успокоить. — Можно? — я заглянула внутрь и сразу увидела сидящую на диване Анну, которая что-то сосредоточенно делала в своём телефоне. — Привет, — она подняла взгляд на меня и едва заметно мотнула головой: заходи. Я прошла к ней. — Как у вас дела? — спросила я и старалась вглядеться в лицо женщины, пытаясь найти хоть малейшее подтверждение словам разговаривавших в коридоре артистов. Как бы она не старалась не выдавать своих эмоций, от моего внимания не укрылось, что в столь любимых карих глазах не было того извечного радостного огонька, который я замечала ранее. — Вполне, — лишь ответила она, — ты сама как? — Нормально. У вас точно всё в порядке? — неуверенно произнесла я. — Что, меня снова кто-то обсуждал? — она неестественно, совсем невесело рассмеялась. — Ян, всё нормально, правда. Поставь лучше чайник, а то я совсем забыла. Я подошла к стоявшему на столе электрическому чайнику, включила его, и в мыслях пронеслось: она никогда не забывала. Что-то явно случилось. Но мне не хотелось выпытывать слов из женщины, не хотелось к чему-то её принуждать, не хотелось портить с ней отношения, поэтому я решила сделать всё возможное, чтобы она сама решила открыться. Какое-то время мы просто сидели молча: Анна продолжала смотреть в экран телефона, по-видимому листая ленту в социальной сети, а я же старалась молча сидеть за гримёрным столиком и наблюдать за постепенно закипавшим чайником. Я открыла шкафчик и достала оттуда две кружки, и, бросив чайные пакетики, залила кипятком. — Тебе ещё не надоело постоянно приходить, пить со мной чай? — внезапно раздался за спиной голос, и я чуть было не уронила свою кружку. Это что, намёк, что мне пора перестать? Я ей надоела? — Мне перестать? Я развернулась к ней и увидела на её лице секундное замешательство, прежде чем до неё дошёл смысл моей фразы, и она сказала: — А? Нет, я не о том. Прекрати, ты же знаешь, что я не против, — говорила она, отложив телефон в сторону. — Просто, это так непривычно. Мне обычно трудно сближаться с людьми, у меня и друзей-то очень мало, а с тобой как-то легко и свободно себя чувствую. Для меня это в новинку. — Вы же знаете, что можете мне доверять? — я поняла: с Анной явно не всё в порядке и у женщины что-то случилось. — Серьёзно, я всегда поддержу вас. — Ты налила чай? — она неожиданно перевела тему, и мне осталось лишь разочарованно вздохнуть. — Да. Остывает, вы же не пьёте слишком горячий. — Спасибо. Мы просидели ещё некоторое время, периодически обмениваясь шаблонными фразами о произошедших за последние несколько дней событиях. Женщина снова односложно отвечала, и я старалась не давить на неё — мне хотелось поскорее уйти, дать ей возможность побыть наедине, но в то же время я понимала, что не смогу её оставить. Не сейчас. Никогда. — Так про меня, всё-таки, что-нибудь говорили? — отодвинув пустую чашку, спросила она. — Да нет, не особо, — не хотелось ещё сильнее портить её настроение, — я просто услышала, что вы сегодня можете быть расстроены из-за чего-то, и я начала переживать, — с минуту она помолчала, а потом, удивив меня, произнесла: — Ты же знаешь, что я замужем? — Да, — изо всех сил пытаясь сохранять максимально невозмутимое лицо, ответила я. — Ну вот. Я хочу развестись, — эта фраза прозвучала как гром среди ясного неба. Я замерла, пытаясь осознать сказанное. Она продолжала смотреть на меня взглядом, не выражавшим ни единой эмоции. — Что-то случилось? — Наверное, всё давно к этому шло, — она вздохнула, но скорее не от печали, а от решимости: мол, наконец-то это случится. И, чуть помедлив, продолжила: — Мы познакомились здесь же, в театре, когда я только пришла работать. Он с первых дней начал одаривать меня комплиментами, подарками, вниманием, ну, а я что? Я была, считай, ещё молодой девушкой, едва покинувшей консерваторию. Конечно, мне хотелось этого: мужчин, поклонников, внимания… любви. Он был решительный, поставил себе цель добиться меня, и добился ведь, — я продолжала внимательно слушать Анну, пытаясь не шевелиться, пытаясь даже не дышать, боясь испортить момент, боясь, что она замолчит, пожалеет, что рассказала. Но она, помолчав, продолжала. — Так мы и начали встречаться. И уже меньше, чем через год, он сделал предложение. Ну, для меня это тогда было чем-то невероятным, пределом мечтаний — жизнь шла в гору, я была счастлива. Потом он уволился отсюда, устроился в другой театр, даже не в один, начал часто разъезжать по командировкам, мы могли не видеться месяцами. А я же безумно скучала, ты не представляешь… Представляю, Аня. А ещё я уверена, что сейчас здесь обязательно должно быть «но» — подумала про себя я, и оказалась права. — Но последние пару лет всё пошло под откос. Я почти никому это не рассказывала, только самым близким, — она взмахнула своими длинными ресницами и закрыла глаза, и я испугалась, что она заплачет, но, к счастью, этого не произошло. — Мы виделись всё меньше, но это даже не так страшно. С каждой такой поездкой он всё реже звонил, писал, вечно ссылался на занятость, а после его возвращения домой мы только ссорились и ругались. Никакой личной жизни. И знаешь, я так устала это терпеть, устала ночами рыдать, а утром делать вид, что всё хорошо и спокойно идти на работу. Я, наверное, давно к этому шла, последние полгода точно думала об этом, но не знаю, что меня останавливало. Но сейчас я осознала, что у меня не осталось уже ничего. Даже хорошие воспоминания так легко перечёркиваются плохими. Последние несколько месяцев мы даже не живём вместе: сначала мог просто не приходить домой, потом я перестала пускать. Я устала от этого, понимаешь? Я просто сказала себе: какого хрена я должна это терпеть? У нас уже не осталось ничего хорошего. Я не чувствую ничего… к нему — точно. — Мне очень жаль, — сказала я, когда женщина замолчала. Я не знала, что можно сказать в такой ситуации, как помочь. Но я знала, что нужно что-то делать. — И знаешь, что меня пугает? — продолжала она, вновь переводя на меня взгляд. — Что многие женщины живут так же, терпят к себе такое отношение, а то и хуже. Ну надо же быть такими мазохистками, не иначе… — Я знаю. К сожалению, это так, но не у всех женщин хватает сил и смелости уйти от мужей, особенно, если они способны на что-то более… ужасное. Но такого никто не заслуживает. Особенно — вы. Вы заслуживаете гораздо лучшего, чем человека, который вас не ценит. И я не представляю, каким надо быть мудаком, чтобы, будучи женатым на такой невероятной женщине, как вы, вообще иметь совесть забывать о вас, да хоть на минуту! — моё сердце колотилось в бешеном ритме, но в этот раз от злости. Я и подумать не могла, что за закрытыми занавесами личной жизни столь сильной и уверенной в себе женщины могло происходить нечто подобное. И всё же, мы никогда не знаем наверняка, что может твориться в жизни других людей, даже самых близких… — Ты так считаешь? Видимо, не такая я уж и невероятная женщина, — процитировав мои слова, она грустно улыбнулась. — Вы самая невероятная из всех, кого я знаю. С самой первой встречи и до этого момента я ни секунду в этом не сомневалась, — я понимала, что играю с огнём, но мне хотелось, нет, мне было необходимо, чтобы она это знала. Чтобы она знала, что есть те, кто её искренне ценит, уважает, любит всем сердцем. — Серьёзно, не позволяйте никому даже на секунду убедить вас в обратном. У меня в голове не укладывается, как вообще можно не ценить своё счастье и самостоятельно упустить такую, как вы? Да ну его. Он вас не заслуживает. Она даже не пыталась скрыть неподдельное удивление, отразившееся на её лице после моих слов. Я понимала, что, скорее всего, взболтнула лишнего, но мне не было стыдно, не хотелось начать оправдываться, перевести всё в более дружеское русло. Наоборот, мне ещё сильнее хотелось её поцеловать. Подарить ей всю свою любовь, тепло и поддержку, которую она заслужила. — Спасибо тебе, Яна, — мы сидели друг напротив друга за туалетным столиком, разделяемые буквально парой десятков сантиметров, и я едва смогла заставить себя отвести взгляд от её карих глаз, но лишь затем, чтобы опустить его чуть ниже, на столь манящие губы женщины. Она продолжала смотреть мне в глаза, и я поняла, что от неё не укрылось это движение. Она едва заметно прикусила свою нижнюю губу, и мои ноги стали ватными. Моё счастье, что я не стояла, а сидела. Я снова подняла взгляд и посмотрела ей в глаза, словно в поисках подтверждения тому, что она в курсе всех мои мыслей, словно пытаясь получить беззвучное разрешение. Она молчала. — Вы такая красивая, — точно находясь под гипнозом, едва слышно произнесла я, прежде чем успела осознать, что вообще делаю. Мозг, казалось, просто отключился, давая сердцу, чувствам и эмоциям управлять моими действиями. Сейчас или никогда. Сейчас или никогда. — Будет странно, если я скажу, что хочу вас поцеловать? Она молчала. К моей неожиданности, в её глазах не было удивления, возмущения или страха. — Будет странно, если я скажу, что не против? — так же едва слышно произнесла она. Я внезапно ощутила, как широко раскрылись от удивления мои глаза — я ожидала чего угодно: отказа, ярости, злости, но только не этого. Мне не послышалось? Она облизнула свою нижнюю губу. И неизвестно, кто из нас первым сделал движение навстречу: возможно, мы обе, но секунду спустя я увидела, как она медленно закрывает свои глаза, и ощутила тепло её приоткрытых губ, поначалу медленно и нежно прикасаясь к ним, чувствуя тёплое дыхание и вкус её помады с нотками ванили; я почувствовала, как она машинально положила руку мне на плечи, притягивая ближе к себе, и я поспешила сделать то же самое, ощущая её ещё ближе, ещё интимнее, продолжая долго целовать, так, как сотни, тысячи раз представляла в своих самых тайных фантазиях, и она продолжала отвечать на поцелуй, сначала так же осторожно и неторопливо, а потом безумней, глубже, горячее. Убрав дрожащей рукой за ухо прядь своих волос, я обняла женщину второй рукой, насколько это было возможно сделать в тот момент. Кровь застучала у меня в голове, когда наши языки соприкоснулись и страсть начала поглощать меня, отзываясь лёгкой болью внизу живота, расползаясь между ног. И мне это нравилось, так невероятно нравилось, что я всеми силами молила, чтобы этот момент не заканчивался, ведь кто знает, что может произойти после. Я чувствовала, как наши языки сплетаются словно в танце, отчего по телу так и продолжало расплываться возбуждение, и я тонула в этих ощущениях. Но как бы я не надеялась, что поцелуй продлится ещё дольше, нам пришлось отстраниться. Прошло, наверное, всего секунд десять, хотя казалось, что намного больше. Я открыла глаза и посмотрела на Анну, а в мыслях только и крутилось одно: лишь бы она не жалела, лишь бы не сказала, что это была ошибка, лишь бы не попросила всё забыть — ведь я знала, что никогда этого не забуду. Она молча смотрела на меня своими карими — на этот раз темнее, чем обычно — глазами, и меня неожиданно осенило, что только что произошло. Я её поцеловала. Господи, что я натворила? Что теперь будет? — Извините, я… извините, — я быстро вскочила со своего места, едва не опрокинув стул. — Я забыла, что мне пора идти, — и уже было подошла к двери, когда услышала возглас женщины: — Яна, постой… И я хотела остановиться, хотела развернуться, сесть обратно рядом с женщиной и продолжить, как и прежде, разговаривать с ней, словно никакого поцелуя не было, или, наоборот, обсудить произошедшее… но мне стало стыдно. Стыдно и страшно оттого, что я, вероятно, испортила наши отношения, дала волю своим чувствам, не смогла их сдержать. Но она же ответила на поцелуй, ведь так? — Мне правда пора, — полуложь, полуправда, — до свидания. — Пока. Я открыла дверь и на трясущихся ногах вышла в коридор, начав жадно глотать воздух, словно не дышала последние несколько минут, что находилась с женщиной. Сердце билось настолько сильно, что казалось, что оно вот-вот выскочит из груди. Невесомо прикоснувшись рукой к своим губам, я словно вновь почувствовала её уста, которые ещё минуту назад прижимались к моим. И лишь мои горящие щёки и влажные, чуть припухшие губы подтверждали то, что это был не сон.