***
Фамильный дом Уэйнов — готическое поместье во всех своих лучших традициях — долгие десятилетия стояло на этой земле, годами собирало дожди под этим небом и переходило из поколения в поколение по дорожке приемников к более молодым владельцам участка. Сюжеты множества жизней пропитали его стены, навсегда оставшись в них призраками прошлого. В этих коридорах записана история — она обволакивает каждый предмет, любому предает дозу своей символичности и открывает занавес прошедших столетий. Тишину разрушают негромкие шаги и голос Брюса: — Помимо нескольких залов, тренировочных площадок и студии, которые ты уже видел, особняк вмещает в себя семь спален и одиннадцать ванных комнат. — Я уже успел обмолвиться о твоей компенсации своего достоинства и шутка будет неактуальной, да? — словив на себе полный скепсиса взгляд, Джокер в примирительном жесте поднял ладони, но не успел выдавить из себя шутливое оправдание. — Она и не была актуальной. Джокер насмешливо вздернул бровь и выразительно глянул на Уэйна ниже пояса. — Неужели? Брюс хмыкнул. — Есть желание проверить? Джокер хохотнул, опустил глаза. Он с удивляющей самим фактом своего существования неловкостью потер шею. Даже для него прошло слишком мало времени, чтобы суметь свыкнуться с мыслью об обновленном статусе их отношений. Столько лет вражды навсегда въелись в их кожу келоидными рубцами — зудящими, напоминающими о себе вне зависимости от обстоятельств. Мечты и желания все еще кажутся несбыточными. Иллюзионными. — С каких пор герои потеряли приличие? — С тех самых, когда безумцы его обрели. Джокер фыркнул и нагнал на себя показательно беззаботный вид. Он с бесспорной самоуверенностью, скрывшей за непроницаемой вуалью недавние оттенки неловкости, сцепил руки за спиной и зашагал куда более беззаботно. Брюс окидывает его долгим взглядом — анализирует с ног до головы, используя весь детективный опыт, полученный за годы тренировок и борьбы со злодеями. И все же он не может ответить ни на один из своих вопросов. Не может понять, когда и что переменило Джокера, вынудив его проникнуться к герою немного иными чувствами, нежели жажда убийства. Или это можно считать очередным выбросом его больного ума, что вскоре вернется в свой привычный режим функционирования, состоящий в основном из: «сделай Бэтмену больнее» и «сделай больнее всему городу»? Уэйн уверен, что он готов к такому повороту событий — Джокер псих и всецело поверить в его искренность, не оставив в руках и грамма подозрительности, было бы верхом скудости ума. Брюс думает, что подобное точно бы не сбило его с толку — он же не успел так сильно ввязаться в это противное чувство привязанности, и предательство клоуна стало бы для него не более, чем соринкой в глазу. Верно? Пройдя еще один поворот, герой решился: — Если я попрошу тебя кое-что мне рассказать, ты будешь честен? — Если хочешь узнать над каким фильмом разревелся Крок, то обломись, — показал он язык. — Эта информация конфиденциальна! — Джокер. Клоун улыбнулся и игриво задел его плечо своим. — Спрашивай. Я попробую ответить. Брюс взвесил свой интерес к тому или иному вопросу прежде, чем все же уточнить: — Как давно ты знаешь личность Бэтмена? Клоун недовольно причмокнул губами и поморщился. — Фи, Бэтси, — Джокер пренебрежительно скривил рот. — Разве ты не должен был спросить о чем-нибудь из моей жизни? Что-нибудь, чем задавался на протяжении многих лет, пока сражался со мной. На что ответ тебе даст ни одна сводка и не найдешь ты его ни в одной записи психотерапевта, — он задумчиво возвел глаза к потолку. — Наприме-ер, кто я по гороскопу? — Ты сказал, что ответишь. — Неверно, я сказал, что попробую ответить. Тебе стоит слушать меня лучше, — он хихикнул и вернулся к былой теме: — Может быть, нам стоит заполнить анкеты лучших друзей? Что может раскрыть нас другу другу лучше, чем вопросы про любимое блюдо? Брюс недоуменно нахмурился. — Зачем? — Мы теперь парочка, помнишь, да? — он подхватил Уэйна под локоть, точно барышня в сопровождении своего молодого человека. — И должны заниматься всеми этими любовными штучками. Как просмотр фильмов? Ужин? Герой удивленно вскинул брови. — Оу. — Что? Супергерои не едят и не смотрят телик? — Нет, просто это звучит так… — он силится подобрать нужное выражение, — нормально. — Мне считать это комплиментом или оскорблением? Брюс пожал плечами и, решив в этот раз уступить, перешел к другому интересующему вопросу: — Давно ты испытываешь ко мне влечение? — Твой костюм из секс-шопа сразу пришелся мне по вкусу, — отшутился тот. Уэйн фыркнул и вместе с ним зашел в еще один просторный зал с камином, парой диванов и старыми книжными полками. Сквозь высокие окна пробивался солнечный свет, падая на дощатый пол и несколько вазонов. — Ты знаешь о чем я. О привязанности. — К твоей накачанной заднице? Так знай, она… — клоун с вожделением пощупал воздух. Установив зрительный контакт с тяжелым взглядом Брюса, Джокер захихикал. — Мои психотерапевты в отчетах называют это зависимостью. Типа не могу привязываться в здравом смысле этого слова, понимаешь? — он с подозрением щурится. — Но ты, я вижу, думаешь иначе. — Я хочу понять тебя, — признается Уэйн, тут же уловив как его собеседник весь напрягся и забегал глазами по комнате, цепляясь за каждый предмет интерьера. — Но не смогу, пока ты не захочешь со мной поговорить. Глаза клоуна сузились. Будто бы пара признаний — все равно, что голыми руками сломать бетонную стену. Он в секундных размышлениях поглядел на камин прежде, чем с улыбкой подойти к серии фотографий. — Оо, это маленький бэт-бой? — отвлекается Джокер на новую тему. — Еще знающий, что трусы нужно носить под одеждой? На снимке семилетний Брюс рядом с белоснежной беседкой с интересом следил за парой божьих коровок, совсем не обращая внимания на человека с камерой. Фауна их двора в тот момент казалась куда любопытнее. В глазах Джокера сквозит отнюдь не Джокеровская мягкость. Он никогда не смотрел так на Бэтмена. Или Уэйн предпочитал этого просто не замечать. Джокер пропускает несколько фото его родителей и замирает только у тех, на которых был именно Брюс — особенно его привлекла самая новая, сделанная лет пять назад и по настоянию Альфреда поставлена к остальным. Он с нескрываемым весельем поворачивается к герою и его взгляд замирает на чем-то позади него. Улыбка сползает с белесого лица. — Харли? — глаза Джокера расширяются. Брюс оборачивается в полной боевой готовности, не понимая, как он не мог заметить, что за ними кто-то следует. Но позади него никого не оказывается. В комнате только он и Джокер. — Шутка, — разводит тот руками и направляется в сторону соседней комнаты. Брюс закатывает глаза и, следуя за ним, не замечает пропажи одной из рамок. — Ты избегаешь личных разговоров, — подмечает он. Джокер тут же подхватывает Брюса под локоть и льнет ближе. Он так томно смотрит из-под ресниц, что поперек горла становится ком. Один чертов взгляд и Уэйн уже готов забыть обо всех своих немаловажных вопросах на какое-то время. Джокер точно ничего не подмешивал ему в чай? — «Личных», Бэтси? — жарко выдыхает клоун. — Не настолько личных, — голос его не предает и не надламывается, оставшись сухим и бесстрастным. — Ты знаешь о чем я. — Конечно, знаю, — клоун нагло зажимает его между стеной и собой. Он тянется к Уэйну и оставляет на его губах поцелуй. — Давай проверим актуальность моей шутки, мм? Джокер вытягивает заправленную в брюки рубашку визави и забирается под нее руками, проводит по теплой коже ребер кончиками прохладных пальцев, исследует контур мышц, крадет смазанным поцелуем с губ Брюса судорожный выдох, не давая вымолвить и слова. Герой — в первые секунды неуверенно — но далее куда смелее оглаживает талию клоуна, и тот доверчиво жмется еще ближе, подбадривая продолжать, с этим теряя любую бдительность. Джокер никогда никому не мог в полной мере отдать контроль над ситуацией, предпочитая всегда быть настороже и напоминать себе, в каком кармане хранится нож. Никому, кроме Бэтмена. И эта убежденность в безопасности в его присутствии льстит, греет сердце. Они жмутся друг к другу сильнее, стараясь обхватить, огладить, ощупать как можно больше. Будто бы в любой момент их может откинуть на крышу очередного здания на фоне горящего города, и они будут лишены всех прелестей такой близости, всех радостей только-только сформировавшихся отношений и уплотняющейся связи. Они слишком долго были по разную сторону баррикад для того, чтобы подумать о чем-то, кроме раздражающе большого количества пуговиц на одеждах и привлекательности затеи отдаться очередному поцелую. От такой близости начинаешь упускать чувство реальности, путаешься в горячем дыхании и теряешься в контрасте чувств. Уэйн в его руках — плавленное желе. И он знает, что клоун точно так же плавится и под его ладонями. Точно ледышка, попавшая под лучи солнца после стольких лет заточения в морозильной камере. Краем глаза Брюс замечает уголок знакомой картинной рамы. Он толком не успевает собрать цельную мысль прежде, чем повернуть к ней голову. Джокер понимает, что что-то не так не сразу — изучение шеи героя легкими прикосновениями губ кажется куда заманчивее. Он без особого интереса обращает внимание на то, что так невовремя отвлекло его Мышонка и встречается взглядом с парой бездушно взирающих в пустоту глаз. Глаз Томаса и Марты Уэйн. Для Брюса это равнодушие в нарисованных зрачках сравнимо с немым укором — порицанием за то, к кому он лезет с объятиями и поцелуями. В его голове снова оживают воспоминания той самой ночи. Ночи, когда прогремело два громких выстрела, разлетелся дорогой жемчуг и разбились все шансы одного мальчика на нормальную жизнь. Брюс помнит свою клятву, которую дал мертвым родителям. Ту, что крепко его держала столько лет в одной связке с преступностью Готэма и ту, что никогда не давала перейти черту, за которой оживали монстры человеческой души. — Что это за эмоция на твоем лице? Я никогда не видел тебя таким, — Джокер бегает взглядом по картине и возвращается к ночному мстителю, пока не делает неутешительный вывод: — Тебе стыдно, — не растерявшись, клоун поворачивает голову Уэйна к себе и предпринимает попытку свести все в шутку: — Ты видишь женатую пару и резко вспоминаешь, что где-то по дороге сюда оставил свою гетеросексуальность, я прав? — улыбается он, но не видит должного отклика со стороны Брюса. — Бэтси? Уэйн виновато качает головой. — Извини, я… я не могу, — он озабочено стирает с губ помаду. — Давай вернемся в пещеру и поработаем над делом. — Забавно, — неприятно усмехается клоун, скаля ряд зубов. От такой улыбки холодит в груди. — Неожиданно понял, что, целуясь со мной, немножечко идешь в разрез с тем, с чем боролся пол жизни? — Они бы неодоб… — Брюс кусает внутреннюю сторону щеки. — Никто бы не поверил тебе и твоим намерениям. Джокер страдальчески стонет и трет переносицу. — Прошу, не возвращайся в ту точку. Ты не можешь дать мне себя и почти сразу забрать. Это нечестно! — выстучав носком обуви неровный ритм, клоун зарылся пятерней в зеленые локоны. Мозаика, над которой клоун корпел столько лет, наконец была сложена, и первые трещины в чудесно собранной картине нервировали. — Я расскажу тебе кое-что, — решает тот. — Идем, — он уверенно берет Бэтмена за руку и тянет в сторону ближайшего зала. Брюс бросает на родителей последний взгляд прежде, чем без вопросов последовать за ним. Он потерялся в бездне смешанных чувств и не знал, за которые из них хвататься первыми. Родители, Барбара, Джейсон — каждый из них и еще миллиарды людей ни на секунду бы не вняли Джокеру, и только Бэтмен смог ухватиться за него, позволив себе отдаться чему-то больше, чем нескончаемым танцам на раскаленных углях. И от этого где-то глубоко внутри просыпалась вина, недоверие. Они питались тем, что Джокер увиливал от этих тем и не выходил на контакт. Он настолько сильно не желал, чтобы герой копался в сути его действий, что был не против прямо сейчас быстренько перепихнуться в коридоре — и плевать на бэт-семью. Словно попытка развить отношения — спектакль, и Брюс снова попал в его жестокую игру и он не сможет из нее выбраться. Не в этот раз. В просторной комнате Джокер усаживает его в кожаное кресло. Он проводит кончиками пальцев по крепким плечам Темного Рыцаря и, когда тот пытается приподняться, толкает его обратно. — Сиди, — приказывает клоун и от его решительности, удивительно, по телу проходится дрожь. — Я дам ответы на твои вопросы. Я рассказываю об этом только один единственный раз, так что слушай внимательно, — склонившись к нему, клоун вдумчиво вырисовывает узоры поверх белой рубашки, расстегивает свои перчатки, и не глядя, бросает их в сторону. Холодные подушечки пальцев ведут по подбородку незамысловатые дорожки невидимых путей, опускаются по шее и легко обводят дрогнувший кадык. — Я хорошо помню, как ненавидел тебя, презирал до тремора в руках, несмотря на веселье. Ты раздражал одним фактом своего существования, — начинает Джокер и в его движениях виднеется нервозность. Что-то не дает ему раскрыться даже тогда, когда он уже решился. — Я пытался понять тебя и твои мотивы, но никогда не мог докопать до сути. Кто прячется за этой маской? Что находится под символом летучей мыши? — он прижимает ладонь к его солнечному сплетению, представляя как броня холодит пальцы, и чувственно ведет ею по линии пуговиц, мягкая ткань рубашки приятно греет кожу. — Как давно ты… — начинает Брюс, но на его губы ложится палец. Джокер опускается к нему ниже, кончиком носа жмется к щеке, блаженно вдыхает запах дорогого одеколона. — Замолчи, сейчас я говорю, — он забирается на колени Уэйна, удобно обняв его бедра ногами. Ладони в призрачном намеке на объятия ложатся на шею. Он и раньше так делал. Мог опуститься на колени связанного Бэтмена, чтобы рассказать о том, как скучал прежде, чем окунуть героя в очередной безумный замысел и прокатить его на карусели сумасшествия. Теперь же все было куда интимнее. Вес на коленях Брюса не отвращал — он зачаровывал, его хотелось обхватить и прижать к себе. Но Джокер не дает ему поднять руки. Он настойчиво удерживает их внизу и качает головой, безмолвно прося не двигаться. — Но я всегда мог видеть твои глаза. «Зеркало души», да? Отражение в твоих всегда затуманено, накрыто скатертью. А знаешь, когда в доме накрывают зеркала, Бэтси? Знаешь? — клоун незатейливо перебирает темные волосы на его затылке, и от этой ласки ухает в груди. — Их накрывают тогда, когда умирает член семьи. Ты скрылся от мира за этой броней, за этими мышцами, от которых я, честно говоря, в восторге, — Джокер издает смешок, прощупывая через ткань одежды крепкие плечи. Брюс подавил в себе желание нарушить волю клоуна и сделать хоть что-нибудь, лишь бы не бездействовать. — И я подумал: «что он скрывает? Будет ли это достаточно смешно?», но разрушать нашу игру, сам понимаешь, не самый веселый вариант. Потеряется весь интерес и изюминка наших схваток, поэтому оставил это до более подходящего времени. Но твои удары, дорогой. Твои удары вернули меня к былой точке и желанию понять что скрывается за этой яростью. А может, я и не сходил с нее? Джокер открывает рот, чтобы продолжить, но хмурится и закрывает его обратно. Он что-то бормочет самому себе, недовольно фыркает, неприятно дергает волосы, пока ругается сам с собой и все же примирительно выдыхает, закончив баталию между противоборствующими коллизиями. — За тобой весело наблюдать, — продолжает клоун. — За тем, как ты колеблешься около края пропасти, боясь переступить черту и убедиться в том, что ты такой же, как я, — заметив чужое возмущение, Джокер бросил лаконичное «не спорь» и вернулся к тому, что хотел сказать: — Каждый раз, когда на небе возгорался бэт-сигнал, я чувствовал, как от предвкушения переворачиваются все мои внутренние органы, становятся дыбом волоски. Это казалось обычным желанием поиграть с тобой, — он возводит глаза к потолку, припоминая те дни, когда его чувства к Бэтмену еще не обрели четкой, полноценной формы, оставаясь безобразной кляксой и превращаясь в жажду обладать или убить. Его складные слова постепенно глушат в Брюсе того самого червя волнения и недоверия, что грыз его с первого поцелуя. Они кажутся воистину честными и в том, что Джокер не наигрывает желание украсть пару поцелуев, пока никто не видит, сомневаешься все меньше. — Одним вечером репортерам получилось снять твою славную битву с Кроком! Он пытался порвать тебя на мелкие бэт-кусочки, откусить голову и сожрать тебя! — Джокер с восторгом взмахнул руками. — Это была великолепная баталия, которая могла закончиться смертью одного из вас, и ты должен легко угадать, на чью победу рассчитывали все в Аркхэме. Все, пока я не понял, что делаю ставки на тебя. Возможно, я не совсем хорошо принял это и кто-то пострадал, — он с наигранной виной кривит губы. — Совсем скоро я словил себя на том, что ищу помаду, когда услышал, что ты приближаешься, — он смеется, растягивает несколько верхних пуговиц рубашки Брюса. Джокер трепетно оглаживает впадинку ключиц, выпирающие косточки. — И я возненавидел уже себя, — он щекотливо прошелся по светлой коже, сомкнул пальцы вокруг его горла, прислушавшись к учащенному пульсу. — Понимание, мм, дало возможность прозреть и посмотреть на ситуацию между нами под другим углом и переосмыслить себя. Уэйн не сдерживает усмешки, когда представляет, как переменилось лицо Джокера с осознанием, что он прихорашивается перед приходом своего заклятого врага. — Мой темный рыцарь. Всегда так далеко и так близко. Нянчится с детьми, потакает Гордону, стелется перед жалкими, недостойными людишками, возится с Харви, бегает по городу за каким-то Риддлером, игнорируя меня! — рявкает Джокер, сжимая хватку настолько, что перекрывает доступ к кислороду. Брюс вздрагивает, но не предпринимает попыток высвободиться. Клоун зол, но его гнев на самом деле направлен вовсе не на Бэтмена. — Ты игрался с кошкой, позволил идиоту Бэйну сломать себе позвоночник и не видел меня, пока я не лишал кого-то жизни, — клоун поджимает губы, выпускает шею и трет глаза. Сделав глубокий вдох, Джокер с наигранным весельем в извиняющемся жесте погладил оставшиеся от пальцев следы. — Ты так упорно не замечал всего того, что я хотел и мог тебе преподнести, что даже мне было не смешно, веришь? Что еще не сможет разгадать величайший детектив, как не, хах, самое очевидное? Я говорил тебе, но ты не хотел слушать, что мы дополняем друг друга, что мы — идеальный дуэт, танцующий на протяжении стольких лет. Я столько времени думал, что же сможет заставить тебя поверить. Убийство парочки людишек? Сотни смертей? Тысячи? А может, стоит взорвать весь чертов город, чтобы до тебя все же дошла суть? — Джокер залился хохотом, откинул голову назад и похлопал Бэтмена по плечу. — И оказывается, все, что тебе требовалось, — это смертельная опасность для моей жизни. Это так по-геройски! — Когда ты понял, что Бэтмен — это Брюс Уэйн? — Ай-яй-яй, Бэтси, — он укоризненно машет пальцем. — Ты нарушил правило. Теперь я тебе ничего не расскажу, — Джокер смеется и оставляет на губах героя легкий поцелуй. И еще один. — Не хмурься. В следующий раз играй по правилам. Брюс кладет ладони на белесые впалые щеки и тянет его к себе, чтобы впиться в губы жадным поцелуем. Оба голодные до ласки, жаждущие принятия такими, какие они есть, нашедшие друг друга. Только они смогут понять своего визави. Прошлое не затянет их в бездну.***
Брюс насуплено проверяет собранные полицией и бэт-семьей данные. Он сцепляет руки в замок. — Два дня и ни одной жертвы, — Бэтмен в который раз осматривает сводки. — Ни одного похищения или трупа. — Люди умирают — ты зол, не умирают — тоже недоволен. Тебе трудно угодить, дорогой. Герой откидывается на спинку стула и невольно напрягается, когда на его плечи опускаются чужие руки, но следом расслабляется. Джокер опускает подбородок на его темную макушку. — Они к чему-то готовятся. Они могут серьезно ударить в любой момент. — Может они просто не хотят сорвать выборы? Голосование только-только началось, а они, как маленькие мышки, попрятались по углам. Брюс цепляется за эту мысль, но не успевает ее полноценно проанализировать. В углу экрана бэт-компьютера мигает уведомление. Сегодня, ровно в шесть часов вечера сердце Гарфилда Линнса не смогло выдержать дозы смеси сыворотки и транквилизатора. Светлячок скончался, так и не вернувшись из своего личного ада, чтобы, возможно, отправиться в новый — по ту сторону жизни. Пальцы Брюса сжимаются от злости, взгляд бегает по врачебному эпикризу. Еще один человек потерян из-за прихоти очередного безумца. Джокер кладет ладонь на его кулак, но тот сбрасывает ее с себя. — Не притворяйся, что сочувствуешь. — Я и не пытаюсь, — не лукавит Джокер. — Мне действительно на него плевать. Но, если до тебя туго доходит, мне не плевать на тебя. Джокер выходит из-за его спины и облокачивается на стол, тут же обменявшись с Уэйном взглядами. В голубых глазах сквозит жгучая ненависть, презрение к тому самому огоньку сумасшествия, теплившемуся в каждом его враге в той или иной степени. Перенося концепцию безумия в более простую трактовку, можно сказать, что если все супер-злодеи сделали по глотку из источника Готэмского безумия, то Джокер окунулся в него с головой и остался на его дне обрастать водорослями ненормальности. И Уэйн смотрит на лицо, которое только недавно целовал и видит в нем не предмет привязанности и желания, а чудовище, обгладывающее человеческие кости. Джокер — чума, цепляющаяся за свою и чужую жизнь длинными когтями и, судя по виду Бэтмена, находится ничуть не выше мистера Неизвестность. «Забавно», — с мрачным весельем думает Джокер, когда понимает, насколько сильно может уколоть такое выражение лица его Мышонка. Он смотрел так десятки, нет, сотни раз, но это никогда не доставляло такого душевного дискомфорта. Бэтмен поднимается из-за стола. Он грозен и решителен. Клоун заранее уныло просчитывает, куда придется первый удар и последует ли за ним второй. И будет ли у него после право отыграться на Найтвинге? Брюс хватает Джокера за волосы и встречает привычную, нахальную клоунскую усмешку, так и говорящую «давай, сделай это». (но улыбаться сейчас не хотелось вовсе) — Пока ты не убиваешь — остаешься здесь, сохраняешь мое расположение, — низким тоном гарчит Бэтмен, до боли дернув зеленые пряди. В глазах Джокера появился блеск. — Хоть один труп — и ты пожалеешь, что вернулся в этот дом. Он впивается в алые губы требовательным поцелуем, углубляет его и не дает вести. Бэтмен больно кусается, оставляя на нежной коже следы зубов и не щадит светлые локоны, запутавшиеся между его пальцев. Когда он отстраняется, за ним тянется тонкая нить слюны, пока не лопается. Бэтмен не задерживается, не оставляет напоследок и слова — он решительно направляется куда-то в сторону — клоун теряется в вулкане чувств и не может собрать мысли в кучу. Джокер хватается за столешницу, силясь устоять на ногах. Он жарко выдыхает и широко, искренне улыбается. — Вот мой Бэтси.