***
Бэтмен прячет провода в панель и плотно закрывает крышку. Как показал плановый осмотр, бэтмобиль нуждался в калибровке функции катапультируемого кресла с последующей детонацией машины. Не хотелось бы разлететься на куски вместе с неправильно работающим автомобилем. Кропотливое занятие ненадолго избавило от тягостных навязчивых мыслей, но под конец вернуло настроение к былой отметине. Подавленность завязывалась на горле эшафотным узлом. Прежде, чем покинуть салон, Брюс замечает между сиденьем и ящиком для вещей смятый бумажный пакет. Знакомое название пекарни перекрывает броская надпись помадой: «Даже герою нужна пища xoxoxo*» Палец сам тянется провести по карминовым буквам. Уэйн не может идентифицировать род своих чувств. Он определенно и точно все еще зол на наплевательство Джокера, но с этим наружу пробивается и… тоска? Уныние? Но Бэтмен не может поддаваться таким эмоциям. Ему нужен острый ум и здравая расчетливость. Заработанный опыт показывал, как сильно может испортить миссию отвратительный настрой. Развернув пакет, он морщится от въедливого запаха плесени залежавшейся булки и сворачивает его обратно. Какова вероятность, что сдоба отравлена? Смертельна ли доза? Возможно ли, что Джокер и не верил, что Бэтмен прикоснется к какой-нибудь еде после его рук, и поэтому даже не постарался смешать хлеб с ядом? Искренняя забота? Чушь. Герой бросает пакет в мусорник и, окинув ведро нечитаемым взглядом, садится за бэт-комьютер. Брюс хмуро проверяет каналы связи, в которых собиралась информация по ключевым словам: «клоун», «псих», «Джокер», «бомба». Чисто. Ни звука с его стороны. Уэйн думает о том, что тот поступил по-мудачески. Очень безалаберно и безответственно. Как Джокер, если обобщать. Уйти в самый критичный момент? Да запросто! В любую секунду люди в масках могут забрать тебя на опыты, чтобы превратить в мусор без права на мнение? Дважды ха! Постепенно растерянность и страх за его жизнь переросли в раздражение. Искры гнева клокотали, скапливались роем злости, призывая в следующий раз схватить Джокера за воротник и запереть за решеткой. Тем временем, новостные каналы второй день будоражили Готэм сообщениями о регулярных пропажах. И если поначалу об исчезнувшем отряде Гордона полиция не хотела давать никаких комментариев, то теперь взбалмошные семьи вынудили Буллока выступить с публичным заявлением и попыткой скрыть самые нелицеприятные факты. В ту ночь пролилась кровь и ее количество приводило в ужас. Затем началось то, чего все так боялись. Обычные люди, ничем непримечательные прохожие, ребята, которым не повезло выйти на улицу, когда солнце пряталось за горизонтом — они начали пропадать. Статистика исчезновений в Готэме всегда была ненормально высокой, но теперь количество объявлений стало пугающим даже для такого города, как этот. В связи с последними происшествиями сложить эти сведения, как паззл, в цельную картину оказалось легкой задачей не то, что для Величайшего в мире детектива, а и для остальных горожан. «Готэм-сити находится в кризисной ситуации. Матери лишаются детей, семьи не могут дождаться жен и мужей, они теряют братьев и сестер. Все больше людей пропадают с улиц и неизвестно вернутся ли они когда-нибудь домой. Где же самопровозглашенный герой в черном плаще, когда он так нужен? Почему Бэтмен бездействует? Сколько еще должно бесследно исчезнуть, чтобы он обратил на нас внимание? Этими и другими вопросами задаются те возмущенные люди, что выходят на площадь под ливень в контексте протеста. Протеста против халатности Бэтмена», — кадр переключается на переполненную митингующими людьми улицу. В их руках — плакаты с громкими надписями, с языков срываются пламенные речи, а глаза горят яростью, которую не может затушить даже холодный дождь. — «Каждый из присутствующих кого-то потерял и каждый напуган, что следующим утром мертвым найдут именно его близкого человека. И вся эта толпа заставляет задуматься: а точно ли Бэтмен тот герой, который нужен городу?» Брюс снова обновляет данные. Кроме новостей о подростках, смастеривших в своем подвале бомбу из подручных средств, и цирке с клоуном, регулярно избивающим своего сына-акробата, ничего не высветилось. Тропа неудач подстраивалась под каждый его шаг так, чтобы он точно упал в яму или подвернул ногу на очередном камне. Новости кололи возложенной на него ответственностью и душили сожалением за потерянные жизни. Он не собирался отчаиваться или сдаваться — вовсе нет. Но боевой дух все равно прятался в самых укромных уголках и выталкивал на свое место подавленность. «Буллок заявляет, что полиция не ответственна за действия Бэтмена и не может отдавать ему приказы, несмотря на многолетнее сотрудничество. Возможно ли, что Бэтмен изжил себя? Сколько лет он творил свое правосудие в нашем городе? Неужели Темный Рыцарь выбрал отлежаться в своей норе, надеясь, что на его место придет кто-то сильнее? Некто, вроде Супермена?» Уэйн до боли сжал челюсти. Запись программы прерывает сигнал тревоги из особняка. Дома не было никого из бэт-семьи, только Альфред позволил поспать себе какое-то время, пока его подопечный не выбрался из убежища на опасную миссию. Брюс стремительно подрывается с места и, по дороге надевая маску, за минуту добирается до зала, в котором, судя по данным, выбили окно. Оттуда льется свет, дует сырой ночной ветерок, слышится, как бьются о кафель террасы крупные капли дождя. Он озадачено изгибает брови, когда видит того, кто нарушил порядок особняка. Даже для самого лучшего детектива в мире, повстречавшего множество невозможных вещей и победивших, казалось бы, нереальных монстров — это беспрецедентный случай. Брюсу кажется, что он попал в какой-то абсурдный сон или до него все же добрались люди мистера Неизвестность и накачали его наркотиками. Потому что он не верит своим глазам, когда видит посреди комнаты фыркающую зебру. Она встряхивает короткой мокрой гривой, тычется мордой в вазу с цветами и на фоне дорогой мебели выглядит настолько нелепо, что Уэйн не может найти слов, чтобы описать все свои чувства. Чьи-то холодные пальцы аккуратно поднимают его челюсть, тем самым закрывая рот. Брюс поворачивает в сторону этого человека голову и устанавливает с малахитовыми глазами зрительный контакт. Губы в удивлении размыкаются вновь. — Подбери челюсть, Бэтси. Или дать тебе одну из своих заводных, если старая подводит? — накрашенный рот растягивается в улыбке, и при виде нее нечто внутри Брюса оживает и расправляет крылья. Тот машет в сторону выбитого окна снятой перчаткой, с его мокрого тренча на пол скапывает вода. — Хочу верить в то, что ты давно собирался заменить стекло, — произносит он, и следом зебра сталкивает хрупкий предмет интерьера вниз. Тот с треском разлетается на осколки. — И вазу тоже. Сначала Брюс избавляется от тяжелых оков волнения и воспаряет свободой от всех тех переживаний, что впивали свои длинные острые клыки в натянутые нервы. Ураган затихает, вода возвращается к берегам и земля перестает ходить ходуном. Душа под переговоры чаек и среди шума прибоя обретает спокойствие. Ее нежат теплые лучи солнца. Но затем на смену облегчению приходит что-то неприятное — комок внутри разрастается и стягивает чувства в тугой узел. Теперь улыбка не приносит спокойствие. Нет. Она раздражает самим фактом своего существования. Брюс, черт возьми, настолько искренне волновался за террориста с целым чемоданом проблем с головой, что самому себе стыдно признаться в этом. Этот клоун не оставил никакой записки, не дал о себе знать ни на секунду, ни разу не вышел на гребанную связь. Он просто исчез! Паф и его нет! Делай, мышь, что хочешь, а я буду развлекаться в свое удовольствие. Кто говорил, что они команда? Известно ли ему что значит слово «команда» или стоит открыть словарь и ткнуть его прямо в накрашенную рожу? Какого черта он заставляет Бэтмена позорно терять свою хладнокровность? Почему он вдруг решает, что будет не так и плохо исчезнуть с поля зрения, когда в Готэме происходит вся эта срань? Брюс не замечает, как его пальцы сжимаются в кулаки, но это не уходит от цепкого взгляда Джокера. — Не нравится зебра? О, не будь таким занудой. Его имя Мистер Пирог (вспомнишь ли ты ту пекарню с неплохими булочками? И не вини меня за сантименты, коллекционер моих костюмов!). Даже несмотря на то, что его взгляды делятся только на черное и белое, он очарователен, — тот хихикает. Эту улыбку хочется смять и выбросить. Стереть с его довольного лица и окунуть в ту гамму чувств, в которой беспомощно барахтался сам Уэйн все эти долгие дни. — Тебя не было три дня, — цедит сквозь зубы Брюс, прерывая чужое веселье. Тот недоуменно хлопает светлыми ресницами. — Да, и что? Уэйн сжимает челюсть. Тусклый свет одинокой лампы делает его образ темнее, размашистые тени пляшут на стенах жуткими монстрами, они преображают святой образ героя — символ веры в новый день — в чудовищ. В уродов, в пылу гнева рвущихся наружу. — Три чертовых дня и ни одной новости, — он делает шаг к Джокеру. Бэтмен наступает, словно хищник. Но тот не отходит, не пятится в страхе назад и не теряется от напора: стоит настойчиво и смотрит упрямо-непоколебимо. — Людей отлавливают. Их травят, как крыс, а от тебя нет ни слова. Ты сбежал, а должен был сидеть в бэтмобиле и ждать меня. Ни шага ни влево, ни вправо, пока меня нет. — Я ухожу и прихожу тогда, когда захочу, дорогой, — переходит Джокер на низкий, шипящий тон, уголки его губ тянутся выше, но не из-за радости, нет. Теперь это злость, желание показать кто из них на самом деле прав. — Ты не можешь мне запретить. Твое мнение для меня не заповедь, не святое писание, как для твоих дрессированных птенчиков. Я — не они. И даже не дворецкий, и не комиссар, чтобы ждать твоих действий, как благословение. — В пещере сидит накачанная наркотиками убийца не из-за них, не их недавно пытались усыпить в Аркхэме и точно не их почти разорвало на куски в Эйс Кемикалс, когда можно было просто послушать меня и не делать без моей команды ничего. — О, Бэтси, ты снова… — Нет, не «Бэтси». И не снова. Что бы ты сам себе не придумал, мне плевать на тебя. Все, что меня раздражает — это твое пренебрежение к делу. К жизням, к судьбам людей. — Прекрати, Бэтс, — закатил тот глаза. Его улыбка дрогнула, изломилась, но он продолжил настойчиво держать ее на своем лице. Будто все, как обычно, так же легко и просто. — Ты избил половину моих людей, чтобы найти меня. Устраиваешь громкую сцену, будто мы замужняя пара в драматическом фильме, и пытаешься все еще доказывать, что я безразличен тебе? — Джокер, изогнув брови, раскидывает руки. — В самом деле? Это уже даже не смешно! — А тебе было весело? Смешно заставлять Бэтмена бегать за собой по всему городу? — Уэйн покачал головой и невесело усмехнулся. Уголки рта Джокера же наоборот опустились, губы сжались с тонкую полоску. — Для тебя же это шутка. Игра. Ты знал, что я ищу тебя и все равно решил прятаться по свалкам Готэма, — Брюс видит, как с каждым словом мрачнеет его недруг, но предпочитает этого не замечать. Почему только он должен чувствовать себя отвратительно? — Это и есть твой план, не правда ли? Выставить меня идиотом перед семьей, перед городом, водить по ложным свидетелям и умалчивать данные. Ты хотел использовать себя, чтобы сломать меня. Джокер, словно древний вулкан, готовый вот-вот уничтожить Помпеи, раздраженно рычит, его пальцы сводит от гнева. Он не знает куда деть дрожащие от злости руки. — Нет, Бэтмен! — дерганными движениями клоун приглаживает свои волосы, лихорадочно постукивает носком обуви, будто удерживая себя от желания сорваться маячить по залу. — Ты просто не понимаешь! Ни черта не понимаешь! Ты снова, снова и снова прыгаешь на эти грабли. Ты задрал спотыкаться об одни и те же постулаты. «Я не волнуюсь», — тонким голоском кривляет Джокер, — «мне плевать на тебя». «Этот злой противный клоун смеется надо мной». Но это не так, Брюс, мышиные твои мозги! — Тогда как? Как еще это может быть?! — рявкает Бэтмен, его грудь и плечи тяжело вздымаются от злобы. — Расскажи мне! Клоун угрюмо смотрит на него из-под лба, сминает перчатку. Отметку в шкале «злой-клоун» определить невозможно — любое его действие непредсказуемо, анализ объекта мигает ошибкой 404. Вытащит ли он пистолет, чтобы чудесным образом суметь выстрелить в каждое уязвимое место брони? Это будет яд? Взрыв? Джокер решительно обхватывает руками его шею («не задушит», — мелькает мысль, — «вскроет горло»). Кулак Бэтмена ринется вперед — нельзя дать врагу первому нанести удар. Джокер с жуткой непоколебимостью притягивает героя к себе и отнюдь не нежно впечатывается в сжатые от гнева губы своими. Брюс замирает в ступоре, рука останавливается на полпути. Глоток воздуха застревает где-то в горле, сердце пропускает удар прежде, чем понестись вскачь. Уэйн заторможено, даже автоматически, опускает ладонь на то место, которое вот-вот собирался украсить новым синяком, пока клоун жмется ближе к кевларовой груди и прячет взгляд за дрожащими ресницами. Герой не отвечает на ласку, он не может заставить себя ни пошевелиться, ни наладить контакт с собственной мыслительной системой. Бэтмен теряется в биении своего сердца, в том, как теплые губы чувственно целуют уголок его рта, тянутся к щеке, оставляя на коже алые следы. В клетке из ребер вовсе не бьются в экстазе бабочки и не распускаются цветы, нет. Гигантские горячие звезды коллапсируют до крошечных точек прежде, чем взорваться пылающими кольцами сверхновых, разнося по всему телу, до кончиков пальцев рук и ног, мелкую дрожь. Она стелится по позвоночнику и теряется где-то в животе — там, где вселенная проваливается в черноту. — Вот так это может быть. Только так, — раздается шепот рядом с ухом. Джокер опускает голову на его плечо, трет переносицу и нервно смеется. В его голове варится каша не хуже, чем у Брюса. — Аркхэмская шоковая терапия сейчас была бы кстати. Коснувшись пальцами своих, словно чужих, губ, Бэтмен запоздало думает о том, что ему должно быть мерзко. Даже факт того, что этот псих прижимается к нему и дрожит от сдавленного смеха должен его отвращать. Бесить сильнее, чем прежде, а не привлекать. Он обязан ударить клоуна, избить настолько, чтобы он не смог стоять на ногах, вышвырнуть его из особняка и на совсем крайний случай заставить побегать от Харли. Это же шутка, да? Очередная дерьмовая шутка, чтобы сбить Бэтмена с толку? Герой прочищает горло. Несмотря на продуваемую ночным ветром комнату, в костюме становится душно. — Ох, Бэтси, — отстраняется Джокер, разрывая объятия, и стирает с глаз выступившие от хохота слезы, поправляет лацканы тренча. — То, что ты сразу не воткнул мне бэтаранг в глаз, можно считать хорошим знаком? Покачиваясь с пятки на носок, он пробегается по Бэтмену изучающим взглядом. Пускай клоун выглядит довольным своей выходкой, в его дерганных движениях можно заметить нервозность. Волнение. В улыбке нет привычной беззаботности и веселья, в ней скрывается отчаянная неуверенность быть непринятым, возненавиденным так, как никогда прежде. — Это был… Джокер эмоционально похлопал оппонента по плечам. Его жесты механичные, одеревенелые, словно он вынуждает себя двигаться, ведь бездействие может его сломать, как тоненькую веточку. — Да-да, можешь вообразить? — надрывно смеется он. — Я — нет. Ехал на Мистере Пироге к твоему дому, уже представляя, как скривит от радости твоих детишек. Может быть, стоит сделать для них какой-нибудь сюрприз. Они любят сюрпризы? О, глупый вопрос, извини. Все их любят! — Джокер. — Прикажи старикану приготовить еще одну шарлотку и, может быть, я больше не дам Мистеру Пирогу есть ваш сад и топтать ковер грязными копытами. И, думаешь, мне стоит добавлять к нему приставку? Типа бэт-корова, но джей-зебра? Джокер-зебра? Ты же у нас гуру приставок, — он облизывает губы и быстро хватается за новую тему: — А хочешь я расскажу тебе историю? — Джокер, — снова пытается прекратить словесный поток Брюс, но тот будто и не слышит его. Зебра, о которой в пылу эмоций оба забыли, проявила интерес к новому вазону. — Встречаются коп и вор в баре, — он отрицательно качает головой и в размышлениях возводит глаза к потолку. — Нет-нет, это был не бар. Парк? О, может, аттракционы? Да! — улыбнулся Джокер и сделал шаг в сторону. И еще один прежде, чем определить траекторию для беспокойного наворачивания кругов. Эмоции требовали выхода, передаваясь в каждому движении руки и пальцев, вторящим симфонии слов. — И вот встречаются коп и вор в парке аттракционов. Они притворяются, что не узнают друг друга (Чтобы не портить вечер, конечно). Они неплохо проводят вместе время, пробуют все качели и горки, едят сахарную вату, соперничают даже в самых глупых играх. Но приходит время, когда парку нужно остановить работу. Прогнать всех детей, их родителей и копа с вором в том числе, понимаешь? Нужно расходиться, вывесить табличку «закрыто», повернуть ключ в замочной скважине и вернуться домой. Но вор — он вор и украл не менее дюжины кошельков за ночь. И коп не может его отпустить. Поэтому он сковывает вора наручниками и отвозит в полицейских участок. Вор попадает в тюрьму и застревает там еще на очень долго. Но он выйдет. Обязательно выйдет и найдет копа, чтобы ему отомстить, а там украсть и еще пару кошельков. Ведь он не изменится. Никогда не изменится. — Пожалуйста, остановись, — ладонь Бэтмена ложится ему на плечо, заставляя того затормозить. Пальцы, объятые кевларом, сжимаются. — То, что ты сделал. Ты не шутишь? — А я похож на клоуна? — секунда — и он заливается новым приступом хохота. Но тот быстро сходит на нет — рассеивается под плитой беспокойства. Джокер прикусывает внутреннюю сторону щеки и переводит на Бэтмена тяжелый взгляд, невзначай поправляет манжеты. — Мышонок, мне поцеловать тебя еще раз, чтобы до Величайшего в мире детектива все же дошло? Герой хмурится, пытаясь выдавить из себя хоть слово, но теряется. Он не уверен, что нужно говорить. С девушками все всегда было проще, ведь они никогда не были психами-террористами с членом в штанах и к тому же не знали о его альтер-эго. Джокер замечает его замешательство. Он кладет на руку Бэтмена, что все еще лежала на его плече, оголенную ладонь и аккуратно спускает ее с себя вниз. Держит кончики пальцев героя в своих дольше, чем нужно. Брюс видит, насколько ему некомфортно и как сильно он порывается то ли уйти, то ли сорваться на тираду. — Твоя история про копа и вора. Джокер прячет руки в карманы плаща. Для его активной жестикуляции это выглядит неестественно. Насколько же сильно он смятен? — Да? — Что будет, если коп не отвезет вора в участок? Предположим, что ему захочется встретиться завтра в этом же парке. Джокер неуверенно ведет плечом, бегает взглядом по мебели и полу. — Тогда, пожалуй, вор сбежит. — Если коп не даст ему уйти? — Бэтмен делает к нему небольшой шаг. Иррационально, но именно сейчас клоуну хочется попятиться. Тот больше не зол, не напирает с гневом и в его глазах не читается былой мрачной ярости, готовой уничтожить все, до чего дотянутся пальцы. В голубизне глаз прослеживается интерес, предвкушение и, самое главное, надежда. И именно эта смесь нервирует, от нее теряешься, в ней ищешь подвох. Бэтмен не должен на него так смотреть. На кого угодно, но не на него. — Если коп заберет его домой? — Ого, Бэтси, — прыснул клоун, — похищение. Ты правда на это способен? Брюс хмыкает. — Я не коп, и мы не в парке аттракционов. Так что ты все еще хочешь уйти? Джокер склоняет голову набок. Бегает по лицу Бэтмена привычным анализирующим взглядом, будто в самом деле может сквозь маску увидеть движение каждого мускула и счесть любую смену эмоций. — А ты готов принять меня? Включи новости, — взмахивает он в сторону телевизора, — открой мое досье, переговори с кем-нибудь, у кого не зарезервирован номер люкс в Аркхэме. Я — убийца, у меня билет на смертельную инъекцию вне очереди, а ты, черт возьми, Бэтмен! Герой в черном плаще, спасающий город от таких, как я! — он сдавленно смеется. — Не заставляй в нашем тандеме быть голосом разума именно меня. Это утомительно. Брюс легко сжимает его локоть. Будто бы прикосновение — чувство, что они рядом друг с другом — поможет сгладить острые углы. Поможет передать друг другу спокойствие. — Я помню наши роли. И все же. Джокер усмехается, пожимает плечами, словно решая, что раз уж Бэтмен не беспокоится, то зачем в таком случае париться ему. — Это все потому, что у меня великолепный вкус, чудесное чувство юмора и я не убиваю под твоим праведным надзором, да? Он настороженно следит за тем, как Темный Рыцарь снимает перчатку, и не шелохнется, когда рука тянется к его скуле. — Можно я...? — Брюс касается кончиками пальцев его щеки. Легкое прикосновение, антипод постоянных ударов до переломов, синяков и крови играет контрастом с бурлящим котлом чувств. Джокер фыркает. — Не будь такой робкой девчонкой. Большего Бэтмену и не нужно. Он тянется к нему. Герой не разрывает зрительного контакта, когда между ними остается расстояние всего лишь в несколько сантиметров. Оба знают, что это — решающий момент, последний рубеж, шаг перед выходом в открытый космос и обратного пути уже не будет, выход перекроет колючий терн и скроется за поворотами лабиринта чувств. Поэтому Джокер терпеливо ждет. Клоун молча дает визави определиться со следующим действием с понимающей улыбкой. И Брюс решается. Он ловит чужое спертое дыхание своим, в его руках клоун — натянутая струна, готовая лопнуть в любой момент. Уэйн осторожно, словно тот ядовит, прижимается к его губам, тянет на себя, мягко подталкивая прижаться к своей груди, несмотря даже на то, что сквозь плотную броню не почувствует и грамма тепла человеческого тела. Джокер проходится ладонями по кевлару, перекату плеча и сцепляет пальцы в замок за шеей. От Джокера не пахнет ни кровью (возможно, он и ножа не доставал сегодня), ни порохом (так сильно повезло работникам зоопарка?), ни даже противными духами Квинн. От него веет сыростью дождя. И во рту не остается привкус химикатов, когда Брюс касается языком его губ. И дело не в помаде, — понимает Уэйн, стоит углубить поцелуй. Вскоре Джокер отстраняется, усмехается в губы оппонента. — Я сошел с ума во второй раз или герой Готэма, Бэтмен, в самом деле вылизывает мой рот? Клоун хихикает, когда видит, насколько сильно скривился рот мстителя. — Мастер Брюс! — доносится встревоженный голос Альфреда из дверного проема и, поворачиваясь к нему, Уэйн думает о том, что им бы очень не повезло, появись тот десятком секунд раньше. — Что здесь произошло? — не дожидаясь ответа, он оценивает обстановку, глядя то на Джокера, то на зебру, что уже исследовала корзинку с фруктами, и выдыхает. — Я вижу, Вы вернулись. — А ты не рад? — улыбается клоун. Можно было бы сказать, что Альфред выглядел взъерошено. Стоял в одних трусах в полосочку, пришел в розовых пушистых тапочках с заячьими мордочками, возможно, его лицо скрывала увлажняющая маска и имел он совершено непрезентабельный вид, что мигом вытянуло бы деревянный блок из его башни репутации и, как в Дженге, все этажи следом повалились бы вниз. Но он одет в дорогой черный костюм, бесшумно шел по коридорам в одних серых носках и с кочергой в руке смотрелся достаточно уверено и грозно. Когда в любой момент может понадобится твоя помощь — полноценное расслабление уходило на второй план. И пока Альфред измерял бедствие по шкале количества времени для уборки, Джокер показательно потер свою щеку и губы прежде, чем шепнуть: «помада». Он ликующе улыбался, пока смотрел, как Бэтмен судорожно стирает с кожи следы их поцелуя.***
— Привет, Харли, — бросает он девушке. Теперь стул с крепкими ремнями заменили личные апартаменты, в которых не было особых излишеств, зато имелась возможность зарычать и протянуть сквозь металлические прутья руки в бессмысленной попытке добраться до цели. — Вижу, тебе выделили комнату! — осматривает Джокер небольшую камеру с минимальным количеством удобств. — Бэтси, я тоже хочу себе спальню. Даже у Харли есть свой угол в твоей крепости. — Твоя напротив. Брюс краем глаза замечает, как переменилось лицо Джокера, и улыбается уголком губ. Несмолкающая запись вечерней новостной программы тем временем передавала: «…в итоге первый день голосования завершился мирно,» — телеведущая прячет верхний лист программы под стопку других и, коротко подглядев, продолжает: — «Теперь к другим новостям. Сегодня в семь часов вечера некто совершил налет на зоопарк и выпустил животных из их клеток, позволив свободно разгуливать по всей территории учреждения. Камеры закрашены зеленой краской, стены обрисованы пугающими граффити, одной зебры владельцы не досчитались. Кто совершил этот акт вандализма — не сообщается.» Словив на себе многозначительный взгляд Бэтмена, Джокер со словами «не спрашивай» махнул ладонью. Он скинул с плеч тренч, бросил его на спинку стула Бэтмена и облокотился на стол. Герой подходит ближе. — Почему? Тот настороженно прищурился. — Почему что? — Почему ты ушел? Джокер разводит руками и, когда женщина на экране начинает снова мусолить тему Бэтмена и творящегося на улице хаоса, с комбинацией клавиш глушит звук. — Ты бы видел себя, дорогой. Весь из себя грозный и карающий. Настоящая Немезида. Только не меч, а удар с правой и вместо колесницы с грифонами — бэтмобиль. Мститель кладет ладони на стол по бокам от Джокера, тем самым преграждая ему путь к отступлению. Тот кокетливо поправляет волосы. — Где ты все это время был? — Везде, Бэтси, — осклабился он и провел ладонью линию от пальцев Брюса до его плеча, точно исследуя старую территорию под новым углом. — Прогулялся по всему городу, навестил несколько друзей, сломал пару рук. Не так забавно, как дразнить твоих птенцов, буду откровенен. — И никто не пытался тебя забрать? — Никто, — Джокер тянется к нему, жарко выдыхает на губы, но так и не касается их. — Столько лет я смотрел, как ты топчешься на одном и том же месте, убеждаешь себя и даже пытаешься меня, что наша связь — бред. Отношения — чушь, только моя больная фантазия. Но посмотри на себя теперь. Герой невольно представляет, как встречает прошлого себя и тут же получает от двойника удар в челюсть. Он почти может слышать, как хрустят его кости. — А что насчет тебя? С каких пор ты решил, что целоваться с Бэтменом интереснее, чем пытаться убить его? Было ли это еще до того, как ты узнал, кто скрывается под маской? Джокер щелкнул его по защищенному маской носу. — Так быстро хочешь узнать о всех моих маленьких секретиках? Не зазнавайся, — он оставляет на скуле Бэтмена легкий поцелуй. — Лучше расскажи, что нового произошло за последние дни.