***
Когда я была в пятом классе, родители впервые взяли нас с братом на Великие озёра. Я искренне считала, что эта поездка испортит все каникулы, ведь кто добровольно захочет три недели жить в палатках, отбиваясь от комариных полчищ, и спать в спальном мешке на сырой земле в сотне километров от цивилизации? Мне казалось, что никто в здравом уме не предпочтёт это роликам, круглосуточному супермаркету и дивану с мягкой обивкой. Но мама с папой были из тех людей, которые умели удивлять своими решениями — начиная от выбора туалетной бумаги и заканчивая списком гостей, приглашённых на семейный праздник — и в конечном итоге мы всё же поехали. И в тот год, в отличие от моих одноклассников, которые всё лето катались на роликах и, лёжа на диване, ели чипсы из ближайшего круглосуточного супермаркета, мне было что рассказать о том, как я провела каникулы. Папа тогда ещё сказал: «Мы слишком зависимы от удобств, которые предоставляет нам социум, и совершенно беспомощны, если у нас их забрать. Нужно уметь выживать в условиях, когда нет ничего, а то кто знает, как повернётся жизнь». Когда случилось... Случилось то, что случилось с нашим миром, я часто вспоминала эти слова и думала: мог ли папа предчувствовать, что приближается что-то ужасное, что-то, что поставит под угрозу наше существование, или просто хотел, чтобы мы были готовы ко всему? В любом случае, у меня уже не было возможности спросить его об этом. Но полученный от родителей опыт оказался бесценным, когда мир изменился до неузнаваемости. Я резко села, шумно и тяжело дыша. Отплёвываясь от попавших в рот волос, я пыталась выпутаться из спальника. Мне снова приснился кошмар, в котором моя семья и знакомые превращались в живых мертвецов и нападали на людей, вгрызаясь гнилыми зубами в плоть, разрывая когтями кожу и пожирая ещё живое, пульсирующее сердце. И что хуже всего — это всё могло быть правдой, просто я не видела этого собственными глазами. Страхи, осязаемые, как удавка из колючей проволоки, терзали и мучали меня практически каждую ночь. Что-то коснулось моего плеча, и, испугавшись, я ударила наотмашь, получив в ответ невнятный скулёж. — Совсем с ума сошла? — Корбин плюхнулся на спальник рядом со мной, потирая голень. Пришлось подвинуться, чтобы дать ему место. — Ты меня напугал, — тихо ответила я, опустив глаза. Он пожевал губу. — Всё в порядке? Я неуверенно пожала плечами: — Просто кошмар приснился. Такое бывает. — Что-то конкретное? Или кто-то? — с пониманием уточнил парень. Я смерила его робким взглядом, решая, стоит ли отвечать. Но, в конце концов, мне нечего было терять, поэтому призналась: — Моя семья. Я не видела их с тех пор, как началось это безумие, и толком не знаю, что с ними, хотя догадаться несложно. Он вздохнул, взъерошив светлые волосы, которые приобрели пепельный оттенок. — Я видел, как эти твари разорвали на куски мою младшую сестру, но ничего не мог сделать, — я едва сумела расслышать его слова — таким тихим был его голос — и беспомощно раскрыла рот, не зная, что сказать. — Её крики будут преследовать меня до конца жизни. Я так привыкла к тому, что Корбин при любых обстоятельствах раздражающе оптимистичен, что даже не задумывалась, какая боль может скрываться за маской беззаботности. Если подумать, то я вообще почти ничего не знала о них с Джоной и о том, какой была их жизнь прежде. — Мне так жаль, Корбин, я не знала, — поджав губы, я нашарила его холодную ладонь и переплела наши пальцы в знак поддержки. — Да, мне тоже, — горько усмехнулся парень, хотя мне показалось, что у него на глазах выступили слёзы. — Я к тому, что ты можешь рассказать мне, если будет нужно. Я... Я пойму. Все мы кого-то потеряли, и эти чувства совершенно нормальные. Я медленно кивнула, соглашаясь. Мы все потеряли родных, друзей, любимых в войне, которую не могли предвидеть и в которой не знали, как обороняться. Потеряли свои жизни — не буквально, а то, что наполняло их смыслом. А теперь остались только инстинкты. Паническое, слепое желание выжить. — Спасибо. Мы больше не поднимали эту тему ни после того, как проснулся Джона, ни когда мы продолжили путь, но заботливый взгляд Корбина, преследовавший меня, как немое обещание поддержать, согревал моё сердце. Становилось холоднее — времена года, наверное, были одной из немногих вещей, которые остались на своих местах в этом чокнутом мире. Как насмешка, потому что люди не могли повлиять на них, как и на всё остальное.***
Джона шёл первым. По морщинам, избороздившим его лоб, я поняла, что парень сегодня не расположен к общению, поэтому не стала лезть. Корбин единственный из нас троих сохранял призрачное подобие оптимизма и словно не обращал внимания на тяжёлую тишину, которую не решались нарушать своими криками даже лесные жители. Я понимала беспокойство парней — мы скитались по лесу уже четвёртую неделю, нам пришлось дважды делать вылазку в близлежащие города, чтобы пополнить запас провизии, а их друзей мы так и не нашли. Я бы ни за что не решилась высказать подобное вслух, но надежда на успешный исход таяла на глазах, как сизая дымка тумана жарким летним утром. Где-то глубоко внутри шевельнулась гадкая мысль: если не найдём их, то я смогу остаться с Корбином и Джоной, не придётся уходить и скитаться в одиночестве. Меня передёрнуло от омерзения к самой себе, и я опасливо скосила взгляд на парней, будто они могли заглянуть мне в голову и увидеть всю грязь, которая там кипела. Шаги Джоны резко стихли, и только сила привычки помогла мне сориентироваться и не врезаться в него, а вот идущий позади Корбин наступил мне на задник ботинка. Какое-то время я растерянно прислушивалась, пытаясь понять, что так насторожило Джону, пока наконец не услышала голоса. Их было минимум четыре — точно определить не получалось. Мужские и женские. Одни говорили на повышенных тонах, другие тише, но это, безусловно, были люди. Заражённые не разговаривают. — Эй! — громко крикнул Марэй, чтобы нас часом не приняли за мертвецов и не «угостили» свинцовыми пулями. Разговор оборвался. — Есть там кто? С минуту было так тихо, что собственное дыхание казалось мне шумом турбины энергокомбината. Кусты зашевелились — выглянувшее из них дуло ружья не стало такой уж неожиданностью, но я всё равно напряглась. Мало ли что на уме у этих людей. Незаметно попыталась выглянуть из-за плеча Джоны, но словила подзатыльник от Корбина. А потом ружьё упало на землю. — Это они! Они вернулись! Мимо меня промчался ураган, хлестнув по лицу длинными волосами, и, обернувшись, я увидела Корбина, который поймал девушку в свои объятия, отрывая от земли. С языка рвалось замечание, что ему не стоит поднимать тяжести, ведь нога ещё не совсем восстановилась, но я сдержала его, не желая портить момент искренней радости. Сбоку Джона более сдержанно, но не менее нежно обнимал невысокую шатенку. Это показалось мне чем-то слишком интимным, и я переключила внимание на других членов отряда. Кудрявый парень с тёмными глазами держал за руку совсем юную девушку, которая прижимала к груди свёрток с ребёнком. Ребёнок?! Я поперхнулась от удивления и быстро отвела взгляд, чтобы они не подумали, будто я пялюсь. Рядом, широко улыбаясь, переминался с ноги на ногу коренастый темноволосый юноша — тот самый, который наставил на нас ружьё, а другой стоял поодаль, оперевшись на дерево, и сверлил меня внимательным взглядом голубых глаз. От этого стало немного не по себе, но я лишь вызывающе вскинула брови. Не на ту напал, если думал, что меня так просто напугать. — Ребята! — Джона, тепло поприветствовав всех, приблизился ко мне и опустил руку на моё плечо. Я, как и все, уставилась на него с непониманием. — Это Сирша. Она теперь с нами.