— Значит так... — я помассировала пальцами левый висок, в десятый раз убедившись, что Глок заряжен, и, подумав буквально секунду, сунула в карман штанов ещё одну обойму с патронами. Мы стояли на крохотной площадке перед самым выходом, где-то внизу тяжело дышал Корбин, возможно, проживая в мучениях и беспамятстве свои последние часы, но я старалась не думать об этом. Сейчас время такое: люди мрут, как мухи, а то и хуже... Ладно, это перебор.
Джона всё время тревожно оглядывался, переступая с ноги на ногу и сжимая лямку пустого брезентового рюкзака, найденного у меня в подвале. Даже мне, хоть я совсем не знала Корбина, было невыносимо смотреть на его страдания. Каково тогда его лучшему другу? В очередной раз отогнав от себя мысль, что милосерднее было бы прикончить парня, я решительно продолжила:
— Десять кварталов. Два с половиной часа. Идём тихо, на рожон не лезем, в конфронтацию вступаем только при условии, что других вариантов нет. Патроны не вечные, поэтому экономим. Держимся вместе, действуем быстро и осторожно. Хорошо?
— Хорошо, — твёрдо кивнул парень. Я не могла представить, чего ему стоило совладать с эмоциями, и это действительно восхищало, потому что у меня не всегда получалось абстрагироваться от происходящего вокруг и держать чувства под контролем. — Я пойду первым.
— Что? — задумавшись, я не сразу поняла о чём он говорит. — Нет, ты совершенно не знаешь местность, это неразумно. Я пойду первой.
Он закатил глаза, но вынужден был согласиться. Наверное, сложно было перестроиться и из ведущего стать ведомым. Я кивнула — больше сама себе — и сомкнула подрагивающие пальцы на ручке массивного засова. Он поддавался с трудом, но не скрипел, ведь я регулярно смазывала его. Джона быстро отодвинул нижний засов и потянул на себя верхний, пока я возилась с одним-единственным. Хроническая усталость не лучшим образом сказывалась на мне. Оставалось только толкнуть дверь, но никто из нас не спешил этого делать. Вместо этого мы, затаив дыхание, прислушивались, пытаясь уловить каждый шорох, доносящийся с улицы. В глубине сознания совершенно не к месту вспыхнуло воспоминание о том, как я сбегала по ночам из дома, чтобы проводить время с людьми, которые даже не были моими друзьями. И вот сейчас: каждый шаг грозит тебе смертельной опасностью, а любая вылазка может иметь трагический исход. Но выжить, при этом не рискуя, просто невозможно.
Переглянувшись, мы одновременно надавили на створки дверей, позволяя им распахнуться. Я выставила перед собой пистолет, чуть щурясь от света, резнувшего по глазам. Нечего даже сравнивать с тёмным подвалом, в котором лампы аварийного освещения служили единственным источником света. Улица пустовала, но я не знала, что испытывать в связи с этим — облегчение или ещё больший страх. По крайней мере, когда угроза видимая, есть шанс справится с ней, но что, если она застигнет тебя врасплох?
Осторожно ступив шаг, я быстро осмотрелась и, дождавшись, пока Джона выйдет, защёлкнула замок на двери. Мышцы рук сводило от напряжения, но я не позволяла себе ослабить хватку вокруг Глока. Промедление было равнозначно самой идиотской смерти, поэтому я качнула подбородком вправо, указывая направление, и двинулась с места, стараясь держаться ближе к обшарпанным, местами обугленным фасадам зданий вдоль улицы. Так в случае нападения по крайней мере одна сторона не будет уязвима.
Вокруг было поразительно тихо, лишь иногда ветер хлопал разбитыми форточками в домах старого типа, которые преобладали в этой части города. Спустя столько времени я всё ещё не могла привыкнуть к тошнотворному запаху гниющей плоти, проникающему буквально в каждую щель, а чавкающий звук, сопровождающий каждый шаг, отнюдь не благоприятно действовал на потрёпанные нервы. Дождя не было уже несколько недель, и я продолжала тщетно надеяться, что когда-нибудь это чудовищное болото разлагающихся человеческих остатков, покрывающее едва не каждый дюйм асфальта, высохнет. Пока только тянуло блевать.
Джона на самом деле знал толк в выживании. Это было очевидно, даже несмотря на то, что всю дорогу мы хранили гробовое молчание. Он шёл за мной чётко след в след, отставая всего на несколько шагов, послушно обходил стороной заброшенные машины и мусорные баки, в которых могли затаиться заражённые, внимательно следил за всеми моими действиями и ни разу не налетел на меня, хотя порой я тормозила слишком резко. Кажется, он был отличным напарником для таких вылазок, и — что удивительно — я была уверена, что он прикроет мне спину, если в этом возникнет необходимость. Работать в паре было непривычно, но вместе с тем присутствие другого человека неожиданно успокаивало.
Следующий перекрёсток ознаменовал начало другого района города горой сваленных в кучу тел далеко не первой свежести. От удушающего запаха у меня начали слезиться глаза. Я прикрыла лицо рукавом, отворачиваясь. Не уверена, что я бы почувствовала, если бы обнаружила среди этих обезображенных тел знакомое лицо, а проверять желания не было. Жестом попросив Джону поторапливаться, я зашагала куда поспешнее, чем прежде, но здесь и вероятность нарваться на заражённых была гораздо выше. Я едва сдержала испуганный визг — под подошвой моего ботинка что-то лопнуло с неописуемо омерзительным звуком. Опасливо подняв ногу, я зажмурилась и стала часто сглатывать скопившуюся во рту слюну, предчувствуя рвотный рефлекс. Глаз. Это просто чей-то глаз.
Парень даже не подал виду, что что-то произошло (за что я втайне была ему благодарна), лишь мягко подтолкнул идти вперёд. Мы всё-таки увидели нескольких инфицированных, но успели спрятаться среди обломков автобусной остановки. Рядом лежал на боку развороченный грузовик, от которого невыносимо тянуло кислятиной.
— Аптека, — одними губами произнёс Джона, глядя куда-то мимо меня. Обернувшись, я заметила неожиданно целую вывеску, с которой свисали чьи-то засохшие кишки. Очень милый декор.
Мы ещё минут десять сидели в нашем импровизированном укрытии, дожидаясь подходящего момента, чтобы выйти. Из-за неудобной позы у меня начало сводить судорогой бедро, но двигаться было слишком опасно. В этот раз парень, игнорируя установленные мной правила, пошёл первым. Я покорно поплелась следом, постоянно оглядываясь. Как и следовало ожидать, внутри всё было перевёрнуто и все поверхности были усеяны осколками. У мародёров была дурная привычка не только выносить из опустевших магазинов всё мало-мальски полезное, но и разрушать всё на своём пути.
От тела, лежавшего за прилавком, по полу расползалась зловонная лужа. Это наталкивало на мысль о том, что оно лежит там не первый день и даже не первый месяц, приглядываться не очень-то хотелось. Наши тихие шаги всполошили полчище мух — мне пришлось отмахиваться от них, а Джона, кажись, и вовсе их не замечал.
— Склад, — шепнула я, указывая на приоткрытую железную дверь в глубине помещения.
Он кивнул, проскользнув внутрь, и мне ничего не оставалось, как только последовать за своим невольным напарником.
Я внимательно смотрела под ноги, чтобы не упасть, поскользнувшись на рассыпанных гранулах или чьих-то размазанных по полу мозгах. По крайней мере, мне казалось, что это мозги. Склад занимал небольшую комнату, и, к моему огромному удивлению, большинство стеллажей с лекарствами не пострадали от рук всяких идиотов из числа выживших или заражённых, у которых иногда случались проблемы с координацией.
— Ищи обезболивающее и жаропонижающее, бери сколько сможешь, — сняв с плеч свой потрёпанный рюкзак, я подошла к ближайшему стеллажу, читая надписи на коробках. — Я найду антибиотики.
На глаза попался гипсовый порошок и бинты, которые я без раздумий сгрузила в рюкзак. Туда же отправилось несколько пузырьков антисептика и стерильные латексные перчатки. Аптечка в моём убежище содержала весьма скудный запас медикаментов, а на подобную вылазку в другую часть города я всё никак не могла решиться в одиночку, поэтому, пользуясь случаем, брала всё, что могло пригодиться.
Антибиотики лежали на самой верхней полке. Пришлось встать на мыски, чтобы дотянуться до нужной коробки, и я сцепила зубы, прикладывая максимум усилий, чтобы не уронить её и не наделать шуму. Я быстро скользила взглядом по названиям, одну за другой перебирая похожие с виду упаковки. Отыскав азтреонам и цепифим, я до отказа набила ими рюкзак, вдобавок запихнув в боковой карман десяток шприцов. Вроде бы всё. Коробку я решила оставить на одной из нижних полок — всё равно никто проверять не будет — и отправилась на поиски Джоны.
Слева от меня послышалось шарканье. Я свернула в один из слабо освещённых проходов между стеллажами, ожидая увидеть парня, но немного ошиблась. Джона сидел на корточках, вокруг него лежало несколько открытых упаковок с лекарствами, а сам он внимательно изучал инструкции, очевидно, пытаясь выбрать что-то более-менее эффективное. Нас разделяло с десяток футов и внушительного размера заражённый, который, покачиваясь, медленно надвигался на парня с тихим шарканьем. Шарк-шарк. Крик ужаса застрял в горле, но дрожащие пальцы инстинктивно нащупали нож на бедре. Один точный удар — и он по самую рукоятку вошёл в основание черепа, ломая гнилые кости, как трухлые доски. Лезвие прошло насквозь, разорвав горло, и на пол хлюпнула тягучая чёрная жижа, обрызгав коробку с таблетками. Джона моментально вскочил — заражённый, наконец умерев окончательно, рухнул ему под ноги. Я, по-прежнему сжимая перепачканный нож, не могла оторвать взгляд от того, кого только что убила. Я проходила через это десятки раз. Чёрные верёвки вен, посиневшая кожа, гниющие глазницы — это были не люди, это были монстры. Но каждый раз, каждый грёбаный раз, спуская курок или пуская в ход нож, я чувствовала себя так, словно лишаю жизни невинных. Кого-то, кто совсем не заслужил смерти. Убедить себя в обратном было практически невозможно.
Я отвернулась, и меня тут же стошнило. «Что ж, — подумала я, опустошая желудок, который выворачивало наизнанку в болезненных спазмах, — всё шло именно к этому». Крепкая ладонь легла мне на плечо, пока я сплёвывала остатки вязкой слюны.
— Уходим сейчас, — прохрипела я, найдя в себе силы выпрямиться и вытереть губы рукавом. Парень молча кивнул и, переступив через труп, подхватил свой рюкзак.
Назад мы шли преимущественно задворками, подальше от главных улиц. Мы не обсуждали произошедшее в аптеке, но Джона по умолчанию держался рядом, а не позади, как до этого. И я была благодарна ему за то, что понимал всё без слов. До подвала мы добрались незадолго до наступления темноты и поспешили спрятаться в нём раньше, чем заражённые могли выйти на охоту. Закрыв за собой дверь на все засовы, я прислушалась и с долей облегчения уловила тяжёлое свистящее дыхание Корбина.
Ему определённо стало хуже, поняла я, присев рядом и ощупав лицо парня — жар ощутимо усилился. Но я уже всё для себя решила. Наверное, смерть того заражённого напомнила мне, как мало настоящих, живых людей осталось на земле. Слишком мало, чтобы махнуть рукой на одного из них, если есть хоть малейший шанс спасти его.
— Нужно дать ему жаропонижающее и анальгетик, — выдохнула я, сглотнув кислый привкус рвоты, сохранившийся во рту даже спустя время. — Что ты взял?
Расстегнув молнию рюкзака, Джона протянул мне несколько упаковок.
— Ибупрофен, олицеридин — самое сильное, что нашёл, — он взволнованно поёрзал на месте, и я посчитала уместным ободряюще улыбнуться.
— Молодец, это то, что нужно.
Сделать укол не составило труда, ибупрофен Джона предусмотрительно взял в виде суспензии, поэтому мы заставили бессознательного Корбина глотнуть её. Уже через пару минут дыхание парня стало ровнее, и озноб немного отступил. Хотелось бы мне вздохнуть с чувством выполненного долга и провалиться в блаженное забытье, но этого явно было недостаточно.
— Мне нужно осмотреть его ногу, — произнесла я извиняющимся тоном, искоса поглядывая на Джону. — В моём рюкзаке бинты, разведи, пожалуйста, гипс.
Он понятливо кивнул, поднимаясь, чтобы выполнить моё поручение, а я тем временем, смахнув выступивший на висках пот, начала снимать шину. Грудь Корбина размеренно поднималась и опускались — это добавляло мне решительности действовать. Голень опухла и, покрытая сплошным сине-зелёным кровоподтёком, выглядела просто ужасно. Джона вернулся, поставив рядом со мной обрезанный бутыль из-под воды с белой жидкостью и распечатал бинт.
— Я никогда такого не делала, — зачем-то призналась я, макая край бинта в гипсовый раствор.
— Я тем более.
Слова парня заставили меня усмехнуться, но руки перестали дрожать так сильно. Закончив накладывать гипс, я вытерла руки какой-то тряпкой и придирчиво осмотрела проделанную работу. Вышло неплохо. Кажется, Джона придерживался того же мнения.
Он удивлённо взглянул на банку консервов, что приземлилась ему на колени, а потом на меня.
— Тебе стоит поесть, — объяснила я.
— А тебе?
От одного упоминания о еде сделалось дурно, поэтому я категорически покачала головой. Вместо этого устроилась в уголку на старом матрасе, в полной мере ощутив накопившуюся за день — и не один — усталость.
— Ложись, где тебе нравится, — протяжно зевнув, я перевернулась на бок. — Тут где-то был плед, можешь попробовать поискать.
Даже в полумраке было видно, как парень нахмурился.
— Я думал, мы обсудим...
— Пожалуйста, — взмолилась я, крепко зажмурившись, — мы можем отложить это на завтра?
— Да... — его голос прозвучал неуверенно, но я не придала этому особого значения. — Извини.
Я промямлила что-то невразумительное, отключаясь под мирное сопенье Корбина.
***
Утро выдалось не из приятных. К слову, возможно, это было даже не утро, но просыпаться с пульсирующей от боли головой и ужасной ломотой во всём теле — не самая приятная вещь вне зависимости от времени суток.
Тихо заскулив от неприятных ощущений, я медленно приняла сидячее положение и осмотрелась. Корбин всё так же спал, положив руку на живот. Его грудь размеренно вздымалась и опускалась в такт спокойному дыханию — я решила, что это хороший знак. Недалеко от друга расположился Джона, которому, похоже, всё-таки удалось найти плед. В отличие от Корбина, его сон был куда более чутким — не прошло и минуты с момента моего пробуждения, как парень открыл глаза, будто и вовсе не спал.
— Доброе утро.
Я только кивнула, чувствуя непреодолимое желание прополоскать рот, чтобы избавиться от противного привкуса на языке. Пошарив в брошенном рядом с матрасом рюкзаке, я нашла почти пустую фляжку с водой. Да, у меня в запасе было ещё несколько бутылей, и их как раз должно было хватить, если бы я немедленно ушла из города, но обстоятельства внесли свои коррективы.
— Через сколько вы должны были вернуться? — спросила я, сплюнув в угол и одним глотком допивая остатки воды. Джона непонимающе вскинул брови. — Ваша группа в лесу. Сколько они будут ждать вас, прежде чем отправиться дальше?
Судя по тому, как помрачнело его лицо, парень не хуже меня понимал, что им никак не успеть вернуться в назначенный строк.
— Неделю, — он скривил губы в раздосадованной усмешке. — Сегодня второй день.
Тяжело вздохнув, я прислонилась затылком к холодной сырой стене, местами покрытой плесенью.
— Пять недель, — в конце концов произнесла я, кивком головы указывая на Корбина. — В лучшем случае, четыре, но раньше он не встанет на ноги. Мне очень жаль.
Конечно, Джона знал это. Не обязательно иметь научную степень в области медицины, чтобы понимать, что переломы не срастаются за три дня. И всё равно весь его вид кричал о мучительном разочаровании.
— Я мог бы... Мог бы пойти к ним и всё объяснить, а потом вернуться, — парень рассеянно обвёл подвал взглядом, запустив пятерню в волосы, падающие на лицо сальными прядями. Я чувствовала его нерешительность и думала: как часто он мог позволить себе дать слабину, если нёс ответственность за целую группу людей? Наверное, не мог вовсе.
— Нет, — отрезала я. — Знаю, это невыносимый выбор: либо оставить Корбина, либо позволить остальным твоим друзьям думать, что вы мертвы. Но здесь нет правильного или неправильного решения, понимаешь? В городе всё меньше людей, и когда у заражённых закончится их запас тухлого «мяса», начнётся невероятно жестокая охота. Она уже практически началась. Ты не можешь пойти один. Ты нужен здесь своему другу и мне, видимо, потому что с вашим появлением мои шансы на выживание резко сократились.
— Извини, — Джона виновато отвёл взгляд, и я с удивлением осознала, что он действительно просит у меня прощения.
— Я пошутила.
— Но ты права, — возразил он, сокрушённо качая головой. — Ты могла бы покинуть город и быть в безопасности, а вместо этого осталась, чтобы помочь нам. А ведь мы уже квиты.
— Это не важно, — я слабо улыбнулась. — Я хочу помочь и помогаю, а тебе следовало бы перестать отговаривать меня, если хочешь, чтобы Корбину стало лучше.
Уголки его губ дрогнули впервые за утро.
— И что дальше?
Я знала, что парень чувствует то же самое. Слишком больно строить планы на будущее, которое может и не наступить. Но привычка надеяться на лучшее — одна из самых глупых и, в то же время, самых сильных вещей, свойственных людям. И мы надеялись. Открыто или втайне, но хотели верить, что именно у нас может что-то получится.
— Мы сможем уйти только когда Корбин пойдёт на поправку. За это время постараемся собрать как можно больше всего, за чем вы пришли, и вообще всё, что может пригодиться. А как выберемся из города — будем искать ваших друзей.
— Мы собирались двигаться на запад, в Огайо, — сказал Джона, кивая самому себе. — Думаю, они будут придерживаться этого плана.
— Что ж, — я была под впечатлением от такого заявления, ведь все мои планы сводились к тому, чтобы бежать из города куда глаза глядят, а потом решать проблемы по мере поступления, — от этого и будем отталкиваться.
Корбин пришёл в себя ближе к вечеру. Жар окончательно спал, что не могло не радовать, но от обезболивающего я решила пока не отказываться.
— Это отличный план, по крайней мере, лучший из тех, что нам доступны, — согласился парень, выслушав нашу идею после скромного ужина — в его голосе явно звучала вина и недовольство собой. — Но что буду делать я?
— Помогать планировать вылазки, — я, как ни в чём не бывало, бросила на пол рядом с ним несколько карт города разного масштаба и предназначения. Снаружи доносился протяжный вой заражённых, из-за которого у меня мороз шёл по коже, хотя пора было бы привыкнуть. — И, ко всему прочему, на будущее нужно будет достать тебе костыли.
Я не ошиблась. Чем меньше людей оставалось в городе, тем больше неистовствовали заражённые. Бывало, мы возвращались с вылазки с пустыми руками, зато с ног до головы перемазанные гноем, запёкшейся чёрной кровью и ещё чёрт знает какой дрянью. После этого я с таким остервенением отмывалась с помощью спирта, что кожа становилась красной и начинала гореть. Нам с Джоной пришлось пару раз навестить оружейный магазин, чтобы пополнить запасы патронов, а я ещё прихватила длинный охотничий нож — свой потеряла в одной из стычек с заражёнными.
Было глупо даже думать об этом, но, несмотря на то, что оставаться в городе становилось всё опаснее и сложнее, я была почти счастлива. Впервые за долгое время я могла на кого-то положиться, а не решать все проблемы сама. Но, вместе с тем, меня не покидала мысль о том, что всё закончится, как только я помогу парням найти их друзей. Я понимала: рано или поздно наши пути разойдутся, и чем раньше я приму это, тем легче будет потом. Одна или с кем-то, я всё равно всегда буду сама по себе.
Мы не успели добежать до подвала раньше, чем хлынул дождь. Сырой, холодный воздух не лучшим образом взаимодействовал с промокшей одеждой — я почувствовала, как начинают стучать зубы.
— Получилось достать? — взволнованно спросил Корбин, прыгая нам навстречу на здоровой ноге. Я закатила глаза. Сколько бы я не просила его поберечь себя, шило в заднице не давало ему покоя.
— Да, — Джона опустил на пол канистру, наполненную бензином, и раздражённо смахнул прилипшие ко лбу волосы. — Мы едва не подорвались на той заправке, но всё обошлось.
Я откровенно завидовала умению Корбина сохранять оптимизм в любой самой дерьмовой ситуации. Даже сейчас он хихикнул в ответ на бурчание друга и с абсолютно неуместной торжественностью провозгласил:
— Мы закончили. Пора нам отсюда убираться.
***
Планировать побег было тяжело, ведь обстоятельства с каждым часом становились всё более непредсказуемыми. Мы знали, что риск наткнуться на заражённых ночью был гораздо выше, чем днём. По крайней мере, так было раньше. Теперь они неустанно — и неважно, была это ночь или день — рыскали по городу в поисках добычи. И, тем не менее, я склонялась к мысли, что днём у нас будет больше шансов на успех. Правда, Корбин был со мной не согласен.
— Ночью мы с большей долей вероятности останемся незамеченными, — горячо доказывал он, тасуя карты с намеченным маршрутом на столе, который мы расчистили от хлама, чтобы удобнее было обсуждать план. Одна из ножек очень некстати решила сломаться, когда я присела на край столешницы — результатом стал прячущий улыбку Джона, который передвинул стол ближе к стене, и я, недовольно потирающая ушибленную задницу. — Если идти коротким путём, то выберемся меньше, чем за три часа.
— Достаточно минуты, чтобы тебя заметили и прикончили, — утрамбовывая провизию в огромный походный рюкзак, резонно заметила я. — Плюс, учитывай, что мы будем нагружены, как вьючная скотина, а ты ещё не в форме для того, чтобы удирать, если потребуется.
Парень фыркнул, обиженно выпятив нижнюю губу.
— Джона, скажи ты что-нибудь, — обратился он к другу, очевидно, рассчитывая найти в его лице поддержку.
Тот ещё несколько мгновений сверлил карты нечитаемым взглядом. Вообще, чем ближе был момент нашего «прыжка в неизвестность», как я это называла, тем больше парень уходил в себя, становясь задумчивым и отстранённым. Я недостаточно хорошо знала их с Корбином, чтобы утверждать наверняка, но, кажется, это был его способ бороться с нарастающим напряжением. Я, в свою очередь, становилась более дёрганной и вспыльчивой, а Бессона начинало потряхивать от неуёмного энтузиазма. Если бы на кону не стояли наши жизни, уверена, мы давно бы передрались между собой. Мы с Корбином так точно.
— Я согласен с Сиршей, — медленно подняв голову, наконец сказал Джона, на что его друг ответил каким-то невнятным звуком, означающим недовольство. — Лучше всего идти, когда рассветёт: нам будет легче заметить опасность и избежать её. Мы ведь хотим уйти с минимальными потерями.
Корбин отмахнулся:
— Ладно, чёрт с вами, — и уже через минуту насвистывал мотив какой-то оперной арии, помогая паковать остатки вещей.
Перед тяжёлой дорогой следовало бы хорошо отоспаться, но желание наконец покинуть этот проклятый город было сильнее, поэтому мы до глубокой ночи сверяли списки вещей и просматривали содержимое рюкзаков, дабы убедиться, что ничего не забыли. Вырвав пару часов сна ближе к утру, я свернулась калачиком между парнями прямо на бетонном полу — возможно, это была не лучшая идея, но я отложила размышления об этом на потом — и отключилась мгновенно.
Корбин проснулся первым и отнюдь не ласково толкнул меня в плечо, а потом, перекинув через меня руку, похлопал Джону по щеке:
— Просыпайтесь. Уже рассвет.
Я давно не обращала особого внимания на свой внешний вид — синяки, царапины и нездоровый цвет лица давно стали привычным делом — но сегодня чувствовала себя особенно страшной и помятой. Да и парни выглядели не лучше. Мы быстро позавтракали в тишине, разве что Корбин иногда вставлял какие-то нелепые замечания по поводу консервированного супа с бобами. Правда, из-за волнения у меня не было ни аппетита, ни желания смеяться над его плоскими шутками.
— Наверное, это странно, — выдавила я, пытаясь не упасть под тяжестью рюкзака, который парни повесили мне на плечи, — но я чувствую себя так, словно покидаю дом.
Корбин одарил меня взглядом — угрюмым и извиняющимся одновременно. Как бы он не бодрился, я понимала, что его тяготит вина за своё беспомощное состояние, как и за то, что мы с Джоной вынуждены заботиться о нём и брать на себя больше. Не только больше груза, но и больше риска, больше ответственности. В нынешних обстоятельствах последнее, чего хотел бы любой из нас — быть для остальных обузой, потому что это сродни камню на шее утопающего.
— Это не странно, — возразил он, неожиданно громко прочистив горло, и теребя шлейку своей походной сумки. Само собой, она была гораздо меньше и легче, чем наша с Джоной поклажа. — Это значит, что здесь ты хоть немного чувствовала себя в безопасности.
Я кивнула. Да, наверное, так и было, ведь именно сюда я возвращалась в течение многих месяцев в надежде пережить ещё одну ночь.
Едва выбравшись из подвала, мы наткнулись на заражённого. Всего одного, и Джона сразу уложил его точным выстрелом, но это напомнило нам, насколько опасную игру мы затеяли. Я проверила патроны в Глоке — с последней вылазки осталось всего три — и заменила обойму на полную. Стоит отдать должное Корбину — он уверенно передвигался даже на костылях, и, к счастью, мне не приходилось наступать ему на пятки. Сухой ветер разносил витающий в воздухе смрад разлагающихся останков, от которого перехватывало дыхание — мой неполноценный завтрак так и просился наружу, а слезящиеся глаза резало до боли.
Мы набрали отличный темп и относительно легко справлялись с заражёнными, которые попадались нам на пути. В основном, эта участь выпадала идущему впереди Джоне, хотя мне тоже несколько раз пришлось пустить в ход нож — немногочисленные патроны решила приберечь на случай, если ситуация усугубиться. Всё шло относительно гладко, пока мы не оказались на самой окраине города.
— Их около двадцати, — с трудом шепнул Корбин, пытаясь перевести дух. После длительного периода бездействия ему было сложно сразу переносить такие нагрузки, но выбора не было. — По семь на каждого, справимся?
— Надо бы по-тихому, — я не отрывала глаз от группы заражённых, бродивших неподалёку, и судорожно обдумывала варианты действий. — Или же поджечь динамит и бежать со всех ног.
— У нас есть динамит?! — в унисон воскликнули парни, и я шикнула, приказывая им замолчать, пока нас не обнаружили.
— Да, но это крайние меры. Нужно попробовать обойти их, а если не получится, тогда и будем что-то думать.
— Не лучше ли подумать заранее? — скептически поинтересовался Корбин. Я закатила глаза, предчувствуя очередной спор.
— Если не получится тихо, подорвём их к чертям собачьим, доволен? — раздражённо выплюнула я, заправив за ухо мешающие волосы. — А теперь пошли.
Мы решили взять чуть западнее, чтобы избежать встречи с заражёнными, и не прогадали. Во всяком случае, с пятью доходягами справиться было куда легче, чем с двумя десятками. Однако загородное шоссе, на которое мы попали, тоже представляло собой опасность, ведь здесь мы были как на ладони.
— Нужно побыстрее добраться до леса, — Джона подковырнул носком ботинка покорёженный асфальт, поворачиваясь к нам. — Не расслабляйтесь, впереди ещё долгий путь.
