горький чай

даня был старшим братом, другом отца или старым знакомым, но никогда — лучшим другом. его хотелось слушаться. подражать и любоваться, наблюдать и кивать, трогать, но не касаться. рядом с ним руслан видел себя тем маленьким подростком с юношеским максимализмом на языке и желанием переехать в москву. забавно, но это удалось сделать только после того, как даня оставил себя позади. руслан чувствовал, что никогда не сможет подобраться ближе, встать в противовес и кашин навсегда останется тем потолком, на которое мужчина будет смотреть, задирая голову на самый верх. всё это было бесполезно. в ночь на тридцать первое октября — ночь хэллоуина — тушенцов бился головой о джойстик и почесывал голыми пальцами ног правую голень, сидя на полу. у него не было семьи в москве, старых друзей, девушки. даже тёма съебался на вечеринку в локальный бар для миллениалов. ну, а руслан, как обычно, остался один. раньше они с настей пересматривали мультфильмы тима бертона; съебывались куда покрасивее или спокойно отсиживались дома по разным углам большой квартиры. забавно, но даже с настей было намного хуже, чем сейчас, когда кажется — хуже некуда. рецепт на таблетки валялся рядом с афишей нового концерта. в квартире пахло чуждым двойным узлом в букве «о», как на торте каролины. нет дома в москве, и в питере теперь тоже. нигде в этом сраном мире не было куска ламината, сидя на котором руслан дышал полной грудью. даже в заученном наизусть адресе теперь жил совсем чужой человек. даня не праздновал хэллоуин. он даже новый год через раз отмечал, а о дне рождения и речи не шло. когда они катались по россии с туром на двадцать четвёртый год дк, руслан трахал заплаканную после ссоры настю, пряча нервные тики в её узкой бледной спине, и чувствовал, что так будет лучше. лучше или проще, было не так важно, потому что на квартире кашина они бы точно не заговорили о состоянии руслана. о его чёрных вмятинах под глазами, о его бесконечной тяге понять, что из себя представляет их общение. да, можно было просто молча отводить взгляд, когда, оставаясь наедине, руслан стягивал губы в тонкую линию и носком конверсов гладил данино эго. они никогда это не обсуждали. в один момент мужчина просто дернулся вперёд, обхватывая длинными ладонями широкие плечи тогда ещё друга, и зажмурился. потому что трогать даню хотелось чаще и теснее. столько, сколько он позволит этому происходить. и когда после беглых секунд объятий в тишине даня не отстранился, а смял футболку на уровне поясницы, руслан понял, что влюбился. и давно уже все проебал. хватило таких моментов, чтобы себе в голове слепить образ недо-любовников. даня молчал и игнорировал проблемы — руслан велся и поддакивал, даже когда поддакиванием было окунуться лицом в грязь; тысяча просранных в пустоту дней; записанные в стол песни, где мужское местоимение обходилось в каждом четверостишье. кашин изначально понимал, что эта игра превратится в ничто, но руслан хорошо делал вид во всем. в том, что все будет нормально; в том, что булимия наравне с пятой пачкой сигарет — это временно; в то, что они будут и дальше жить в одной плоскости и улыбаться друг другу в лицо. иногда у него так хорошо получилось делать вид и гладить холодными пальцами впалые данины щеки, что верить в эту срань начинал и сам дк. а потом со щелчком двери в один день мужчина понял, что его тошнит от всего, что окружало последние годы. эти запахи и люди, смех и переклички. крики: «я самый лучший» и постоянный пиздеж руслана самому себе. не хотелось дышать и существовать. только изредка раскрывать глаза и провожать взглядом дорожку на открытом окне фл’ки. день заканчивался перекатывающимся по потолку светом закатного солнца, а разряженный с неделю телефон сдох, захлебнувшись в тысячах сообщений и звонков от руслана. объяснять ему что-то было бы тратой времени — так думал даня, и ему не было стыдно. он всю жизнь глотал эгоизм от других людей и в итоге слепил себя из отрыжки жестокого мира. а рус поплачет и успокоится. найдёт себе новую красную тревожную кнопку, с ударом которой в его жизнь будет вливаться куча ненужных и совершенно лишних женщин и одноразовых друзей. он переживёт. только даня никогда не узнает, что, упираясь бритым затылком в подушку каждую ночь, руслан тушенцов будет вспоминать его запах над лицом, спертый звук заложенного носа и хриплый смех, записанный на старых видео в галерее айфона.