Сталь золотая, сталь серебряная

— Ну, нельзя же так, брат, — Яген сердито мазал рану на шее Ичиго. — Капитан, скажи ему. Меня он совсем не слушает. — Вот-вот, и этому, — Яматоноками указал на Киемицу, возившегося с перебинтованной левой кистью, — тоже скажите кто-нибудь. — Да, ладно. Осталось еще немного потерпеть, — отмахнулся Угуисумару, приклеивая лейкопластырь на плечо. — Конечно, если капитан так себя ведет, то, что можно ожидать от остальных? Касен, Яманбагири и Хасебе переглянулись. У каждого в отряде нашлись «горячие головы», которые, словно вышедшие на финишную прямую бегуны, добавили скорости и без того ускорившимся событиям. Мечи Шинано Тоширо и Миказуки Мунечика были просто оставлены на пороге Токийского национального музея ранним утром. Никто не смог придумать ничего умнее, и на бумаге Ишикиримару всего лишь написал «Touken ranbu». Отряд проследил, чтобы сверток с мечами был взят людьми. И судя по тому, что буквально через несколько дней мечи были возвращены на всеобщее обозрение, они попали в нужные руки. Зная теперь, где появляется ретроградная армия чаще всего, воины-мечи постоянно шли туда, напрашиваясь на сражение. Конноске почувствовал среди врагов Цурумару лишь однажды, но и этого было достаточно, чтобы еще упорнее сражаться с ретроградной армией. — Да был он там, был, скажи, Конноске, — сказал Урашима, пришивая ленточку к шляпе Сайо. — Глазами сверкал. Все воины-мечи, не сговариваясь, начали приводить свои боевые наряды в порядок. Сначала они делали это украдкой, чтобы не показать, что слишком прониклись верой в скорое возвращение. Потом стали потихоньку вытаскивать их в комнаты на общее собрание, и, в конце концов, кто-то да обязательно сидел с шитьем, щеткой или булавками в руках. — Был, — ответил Конноске. Но больше ничего не стал добавлять. Вопрос с Цурумару был не просто больной, он был открытый. Для того чтобы знать, что делать дальше, следовало хотя бы поговорить с ним, но Цурумару если и появлялся, то больше походил на черную тень, сродни другим воинам ретроградной армии, чем на разумно мыслящее существо. — А если он больше никогда не узнает нас? — покачал головой Никкари. — Бедная пропащая душа. — Я его сам тогда прирежу, — таким тоном сказал Ичиго, словно после убийства Цурумару собирался убиться сам. Яген, принявшийся начищать пуговицы на мундире, искоса посмотрел на брата. Тот никогда бы не совершил ничего подобного — пятнадцать братьев — не шутки, их не оставишь — и потому был заведомо обречен на еще одно бесконечно длинное тягостное воспоминание. — Санива сказал, что нам надо вернуть ему мечи. После этого он вернет нас назад, — задумчиво произнес Яманбагири. — Если Цурумару не вернется к этому времени? — Такими темпами, как некоторые сражаются с ретроградной армией, мы сами вернемся в очень, очень урезанном составе, — сердито напомнил Яген. — Кто-то забыл, что он не бессмертен, да? — Хасебе обернулся к Хигекири. — Да ладно, — отмахнулся тот. — Чем быстрее закончим, тем быстрее вернемся. Хозяин нас в два счета починит. — Мы не знаем, сколько предстоит впереди сражений. Еще немного, и некоторые войдут в зону умеренных ранений. А еще одного Цурумару я не перенесу, — продолжал занудствовать Яген. — Сейчас вернутся опять все побитые. — Нам же удалось забрать у ретроградной армии Шинано. Значит, и остальные мечи получится отбить, — сказал Киемицу с гордостью в голосе. Яматоноками хотел было напомнить, что, в общем-то, это Касю первым пророчил неудачи и беспросветный мрак, но напарник, которого реальная возможность скорого возвращения воодушевила, как никогда ранее, нравился Яматоноками куда больше. — Давайте попросим помощи у этого Санивы? Он ведь должен знать, что делать, — предложил Ичиго. — Он сказал, что мы увидимся с ним еще только раз. Наверное, когда он будет возвращать нас назад, — ответил Яманбагири. Его самого посещала подобная мысль, но потом он вспоминал выражение лица Санивы и отказывался от идеи обратиться за помощью. Некоторые задачи им надо было решить самим. Если бы воины-мечи знали, насколько за это время стали сильнее и умнее, то очень бы удивились. Конноске даже перестал переживать за них: они вполне неплохо научились взаимодействовать и подстраиваться под ситуацию. Пусть и оставались при этом хоть и необычным, но оружием. Через неделю все социальные сети были наполнены видео их сражений. Даже во время ночных битв обязательно находились зеваки, притаившиеся с телефонами в кустах. Пользователи наперебой спорили о названии фильма, угадывали актеров, и отрядам даже пришлось переехать из привычной уже гостиницы в другую, к вящей радости хозяина. — Мы теперь звезды! — носился Муцуноками с ноутбуком и показывал всем подряд очередное видео. Хорикава похлопывал Яманбагири по плечу, приговаривая: — Терпи. Раз любишь, то терпи. Яманбагири вздыхал. — Давайте использовать компас, — предложил как-то Мицутада. Идея оказалась удачной, если, конечно, компас не забывали включать перед началом сражения. — Напоминает наши первые задания, — мечтательно сказал Касен в один из вечеров. — Когда только и делали, что набивали шишки и синяки на бесконечных сражениях. — Только тогда нас сразу возвращал назад Санива, — зло сказал Яген. Постоянные раны и травмы членов отряда вызывали все нарастающую тревогу. А еще тревогу вызывал Ичиго, который почти перестал спать по ночам и только фраза «Тебя братья ждут», заставляла его оставаться в номере и дать, наконец, роздых, уставшему телу. — И в этот раз вернет, — поддержал Изуминоками брата. Хорикава мазал ему рассеченную бровь. — В Токио скоро весна, — сказал он. — Надеюсь, что мы успеем в Цитадель на цветение. — Успеем, — ответил Яманбагири, равнодушно смотря в окно. На улице все еще было снежно и морозно. Небывалая для Токио погода в феврале. От ярких фонарей на улице слезились глаза. — Капитан, ты снова хандришь? — спросил Муцуноками, утягивая Яманбагири перед сном в коридор, чтобы разговор никто не услышал. — Нет. Все в порядке. Без капюшона, в одной пижаме, он чувствовал себя раздетым. — Я знаю, что ты винишь себя из-за Цурумару. Но даже если мы вернемся в Цитадель без него, тебя никто не упрекнет. Понимаешь? Муцуноками взял его руки в свои и прижал к груди. Ему показалось, что Яманбагири вот-вот расплачется. — Никто, понимаю, — согласно кивнул тот, и неожиданно резко поднял голову. Черные зрачки метались, словно ища в лице Муцуноками что-то важное. — Ты бы стал возвращать… меня? — Конечно бы стал! Что за вопрос? И Ичиго вернет Цурумару. Нам надо только поймать эту важную птицу. А даже если у Ичиго не получится, то точно получится у Санивы. Еще немного потерпеть и мы вернемся. — И, правда, — кивнул Яманбагири. Губы у него дрожали. Муцуноками порывисто, как и всегда, обхватил Яманбагири, прижимая к себе. Закрыл его голову руками, словно защищая от всего мира, и замер. — Ты чего ревешь? — спросил тот глухо. — Не знаю, — рассмеялся Муцуноками сквозь слезы. — Сами бегут. От радости, наверное. Слезы — не признак слабости. Яманбагири оттирал их с лица глупого Муцуноками и рыдал сам. Если бы кто-то увидел их со стороны, то решил бы, что молодые люди пьяны. Но стоя там, в полуосвещенном углу лестничной площадки, Яманбагири впервые полностью поверил в то, что сделал правильный выбор. Муцуноками Ешиюки был шумным, нелогичным, немного легкомысленным и крайне общительным, но сердце у него было там, где надо. И это сердце видело намного больше, чем видели его глаза. Всю ночь Яманбагири слушал его стук, лежа на груди Муцуноками. В углу комнаты тихо старался сдерживать слезы Ичиго. — Не знаю, что вы делали всю ночь, — сказал вернувшийся утром Миказуки, — но такое чувство, что… спали. Закончил он фразу после того, как Яген ощутимо наступил ему на ногу. Он и Конноске точно знали, что делали ночью все трое из первого отряда. — Мы Цурумару видели, — сообщил Ямабуши, пока Яген в очередной раз причитал над каждой царапиной. — И он вроде бы даже на себя немного похож. Ну, не обзавелся еще рваными шляпами и клыками, — объяснил Хотарумару. — Слушайте, нас много, их много, — предложил Угуисумару. — Давайте одновременно все? — А охрана музеев? Пока мы будем ждать их в одном месте, они всплывут в другом, — напомнил Хасебе. — Они могут выкрасть любой меч в любой провинции, — неожиданно поддержал Угуисумару Касен. Во втором отряде все были на грани «умеренного повреждения». И Касен был готов съесть на спор свой пион с боевого наряда, если Изуминоками и Хорикава теперь не получали особое удовольствие, занимаясь перевязкой ран и обработкой ссадин друг друга. Яген даже торжественно вручил аптечку и больше к ним не лез. — Мы знаем, где вероятность нападения будет максимально высокая, — продолжил Касен. — Они изматывают нас. Сколько это будет тянуться? Нам надо только забрать мечи. Если мы восстановим этот кусок истории, то временной проход сюда закроется навсегда. Санива же так сказал? — Так, — подтвердил Яманбагири. После бессонной ночи глаза у него были красные, и вообще с Муцуноками и Ичиго они выглядели, как самые жалкие воины-мечи на свете. — Давайте рискнем. Хуже не будет, — Окурикара хлопнул кулаком по полу. — Мы силой вернем Цурумару и мечи. И точка, — сказал Касен и важно надулся. Конноске потом очень жалел, что в тот момент их никто не сфотографировал. Ни один, даже самый подробный рассказ Саниве, не смог бы передать всю ту палитру эмоций, что расцветала на лицах воинов-мечей. Решительность, недоверие, смущение, радость. Все переглядывались друг с другом, но дольше всего смотрели, конечно же, в глаза тем, чьей поддержки желали больше всего. Сражаться вечером было пусть и неудобно, зато значительно снижалось количество зевак. — Погоду, конечно, выбрали самую удачную, — начал возмущаться Киемицу, стряхивая снег с макушки. — Давай, подожди до весны. Или до лета, еще лучше, — Яматоноками стукнул напарника по затылку. Касен пообещал себе, что больше никогда не пойдет в одном отряде с Касю Киемицу. Даже если с ним в паре окажется Яматоноками. От него это, конечно, не зависело, но свое желание он потом Саниве передал. В Токио снова шел снег. Пушистый, искрящийся, он ложился на лица, щекотал нос. Конноске сидел с тигренком Гокотая, неприметный в этом белом мареве, чуть поодаль ото всех, и тоже ждал. — Будет обидно, если простоим всю ночь зря, — сказал Муцуноками, пританцовывая на месте. Яманбагири он держал за руку, и ладони у обоих были теплые. — Не простоим, — крикнул Хотарумару, на ходу обнажая меч. Нередко, только рискнув, и можно по-настоящему, добиться чего-то стоящего. Снег укрывал следы битвы, и темные фигуры воинов ретроградной армии хорошо прослеживались на белом фоне. Случайные зрители могли бы увидеть разноцветный круговорот и услышать звонкий лязг стали об сталь. Но в полночь в здании университета светилось всего несколько окон. Иногда кому-то из воинов-мечей казалось, что в одном из них они видят низенькую фигуру щуплого мальчика. Впрочем, присматриваться им было некогда. Они уводили ретроградных воинов все дальше, в университетский парк. Снег кружился искрящимся вихрем. — Брат! — крикнул Яген, оскальзываясь на бегу. — Стой, капитан! Все равно, не успеешь, — Муцуноками метнулся наперерез Яманбагири, едва не налетая на Ямабуши. Они вдвоем успели обхватить его, не дав бежать на помощь Ичиго. — Уводи вправо отряд. Эти сами разберутся! — свистнул Изуминоками Касену и Хасебе. Он, в общем-то, никогда не свистел, но в душевном порыве чего только не сделаешь. Ягена успел затормозить на месте Хонебами. Оба, как и Яманбагири, тяжело дышали, готовые одномоментно броситься к Ичиго. — Наш брат круче всех Великих мечей, — говорил потом Гокотай всем, и каждый брат из семейства Аватагучи, кто остался в Цитадели и не участвовали в этой снежной битве, ужасно огорчались из-за того, что не видели ее своими глазами. Ичиго заметил Цурумару еще в самом начале сражения. Его домашнее кимоно, в котором он сбежал из гостиницы, теперь было длинным и черным. Ноги — босые, а смоляные волосы торчали во все стороны. Но это был все тот же Цурумару Кунинага, разительно отличающийся от обезображенных, однообразно-безликих ретроградных воинов. А еще он почти не атаковал. — Цурумару, ты слышишь меня, Цурумару?! Ичиго все время битвы выжидал подходящий момент, чтобы подобраться к нему поближе. И когда тот открылся, бросился навстречу, сбивая с ног, обнимая, и совершенно не думая о том, что в руке у Цурумару был меч. Просто он ему полностью доверял. — Ну, зачем ты сбежал, Цурумару? — Ичиго чувствовал, как вместе с ним все сильнее оседает на землю. Руки Цурумару были напряжены, словно сведенные судорогой. — Ты меня слышишь? — снова повторил Ичиго, всматриваясь в потемневшее лицо с алыми, чужими глазами. И прижавшись щекой к его ледяной щеке, прошептал: — Птицы поют, Журавли летят. Где они поют? Куда они летят? В горах птицы поют. В села, журавли летят… Он почувствовал слезы на своем лице. — Слышу, — прохрипел Цурумару и затекшими, непослушными руками, роняя меч на землю, прижал к себе Ичиго. Снег белили его волосы, и вместе с алым огнем, выцветала с него черная краска, поднимаясь в снежное небо темным дымом. — Я смог хоть немножко оказаться полезным? — тихо рассмеялся Цурумару, чуть отстраняясь. Слезы приносили радостное облегчение. — Дурак, мог бы все задание быть бесполезным! Не мог подождать возвращения в Цитадель? — Ичиго непонимающе смотрел на него, трогая лицо тонкими, сбитыми в кровь пальцами, словно проверяя, что этот Цурумару — настоящий. Где-то сзади умолкал звон битвы. Снег глушил все звуки, кроме тяжелого дыхания воинов-мечей. — Не мог, — продолжал улыбаться Цурумару и слегка отвернул подол кимоно. На поясе у него висели два танто и одно тачи: Тайкогане Садамуне, Хаката Тоширо и Оодента Мицуе. — Только в обычном состоянии ходить я почти не могу, — скромно добавил он и тихо прошептал, целуя Ичиго в висок: — Я знал, что ты не отпустишь. И это знание меня удержало. Впоследствии, Цурумару столько раз пересказывал историю о больной ноге, своем раздвоении личности, желании помочь отрядам, общении с ретроградной армией, принявшей почти обезумевшего воина-меча как своего, и эта история все обрастала и обрастала новыми подробностями, что, в конце концов, он и сам поверил в то, что все именно так и было. — Ну, все? — спросил Угуисумару, и капитаны снова пересчитали свои отряды. — Да. Возвращаем мечи, — Яманбагири посмотрел на небо, но из-за снега ничего не было видно. — Временной портал еще не закрыт. И нам следует вернуть мечи, пока ретроградная армия не напала снова. Второго такого сражения мы просто не выдержим. Он сжал руку Муцуноками и, не глядя ни на кого, добавил: — На рассвете лучше всего возвращаться. Пойдемте домой. Почему-то все поняли, что капитан первого отряда знает, что делать. Возможно, в гостинице удивились вернувшейся глубокой ночью толпе из двадцати восьми человек, и многие из них были ранены. Цурумару сидел на спине Ямабуши и дремал. Хасебе прихрамывал, тяжело опираясь на руку Мицутады. Ишикиримару что-то бубнил под нос, поддерживая Никкари — на спине у старого одачи висел Хотарумару. Еще больше в гостинице удивились, когда всего через час эта же группа молодых людей покинула здание, и наряды у них были очень странные. — Косплееры, наверное, — пожал плечами хозяин, ставя пометку на номерах «Свободно», и задумчиво глядя в окно на растворяющуюся в снежном мареве разноцветную толпу. Токио заметало снегом. И первый рассветный луч, заскользивший по крыше Токийского национального музея, едва пробился сквозь белую пелену. В предрассветный час на площадке перед зданием никого не было. Ишикиримару привычно нацарапал на свертке с мечами надпись «Touken ranbu» и оставил возле дверей. Никто почти ничего не говорил, даже не стал высказывать свои сомнения. Во всем происходящем было мало торжественности, скорее это напоминало финальный рывок, от которого зависела победа во всей игре. — Надеюсь только, что я лечил вас здесь в последний раз, — вздохнул Яген и покосился на Ичиго. Тот бережно, но крепко придерживал Цурумару, едва стоявшего на ногах. — Этот компас вернет вас в Цитадель. Санива сказал, чтобы вы потом отдали этот прибор ему будущему, — Яманбагири раскрыл ладонь, показывая крошечный временной компас с золотой окантовкой. — А этот, — продолжил он, отпуская руку Муцуноками и становясь напротив остальных, — запечатает временной отрезок. Не смотри на меня так, Хорикава. Яманбагири, стараясь не глядеть ни на кого, достал из кармана точно такой же компас, только окантовка на нем была серебряная. — Почему ты, брат? — Хорикава ткнулся ему в грудь, уже понимая, как и все остальные, что означали эти два компаса. — Твой брат может хоть раз побыть героем? Я всего лишь простая копия, так что ничего страшного, если меня не будет, — ответил Яманбагири, похлопывая Хорикаву по мокрой от снега макушке. — Но ты же сможешь вернуться? Тебя же создадут в этом времени, и ты вернешься? Санива призовет тебя еще раз? — спросили Касен и Конноске почти одновременно, но уже заранее предчувствуя ответ. — Нет. Теперь у меня не будет будущего, и я останусь здесь. Санива называл это, кажется, временной петлей. В этом временном отрезке события будут зациклены навсегда, как под защитным куполом, чтобы никто и никогда не смог изменить будущее воинов-мечей. Спросите у него сами, я не очень хорошо понял. — Но тебя же создадут? — Хорикава рыдал, сжимая в руках пиджак Яманбагири. — Я сломаюсь. Меч Яманбагири Кунихиро отныне будет существовать только в исторических записях. Меч, который не имеет будущего, нельзя воссоздать заново, — ответил он. Рассветные лучи растекались по крыше музея. — Идите уже, — сказал Яманбагири, не в силах тянуть это дальше. Он не знал, какое прощание хотел бы увидеть. Впрочем, у стальных воинов-мечей были вполне себе человеческие души. И в глазах у всех стояли слезы. Ямабуши так долго обнимал брата, что оттаскивать его пришлось силой. — Помнишь про «зарезать обоих»? Я разрешаю, — улыбнулся Яманбагири младшему брату, кивая головой. Хорикаву, рвущегося из рук, крепко удерживал Изуминоками. — Доставь всех домой, ладно? — Яманбагири протянул компас Муцуноками и удивился тому, как сильно дрожит собственная рука. — Хорошо, — кивнул тот. Слезы все это время беззвучно катились по его лицу, застывая ледяной коркой. — И за братьями присмотри. И про Сакамото Рему рассказывай больше. На море съезди. И… — Понял, капитан, — сказал Муцуноками, обнимая и целуя Яманбагири так крепко, словно стремясь слиться с ним в одно целое. Капитану первого отряда впервые не было стыдно за такое поведение. Он все еще чувствовал тепло губ Муцуноками. — Прощайте, — Яманбагири сделал шаг назад, махнув всем рукой. Муцуноками протянул ладонь с компасом вперед и счастливо улыбнулся. Яманбагири подбросил свой компас вверх. Щелкнул завод, снег вокруг на мгновение озарился золотым свечением, уносившим с собой двадцать семь воинов-мечей и одного лиса. — До встречи, капитан! Услышал Яманбагири напоследок и легким движением разрубил компас на четыре половинки. Они тяжело повалились в снег, растекаясь по земле серебряной лужей. В ней отражались лучи утреннего солнца. Яманбагири упал на колени и разрыдался.