Сталь золотая, сталь серебряная

— Я категорически не согласен, — сказал Угуисумару. — Я тоже, — подтвердил Хасебе, с самым серьезным видом кивая головой. Третий отряд, несколько дней спустя после «встречи» с Джузумару, присоединился к остальным в Токио. Большого успеха заданию это пока не добавляло, но даже Конноске согласился, что держать под присмотром все отряды вместе куда спокойнее. — Я пока воздержусь, — Касен задумчиво крутил большими пальцами рук, поглядывая на остальных. — А мне идея нравится, — просто сказал Хотарумару. Стараясь максимально уйти от предстоящих споров, он с Ишикиримару играл в сеги, чуть в стороне от общего собрания. Вокруг них сидели Моноеши, Сайо и Урашима и лакомились мандзю. Негласно всю эту компанию уже окрестили «нейтралистами», хотя им просто было уже все равно, что делать, лишь бы делать. Практически тупиковая ситуация влияла на них очень плохо, особенно на Моноеши. — Если мы будем продолжать совсем бездействовать, то рискуем, все равно, потерять, одного из нас, — заметил Яген. — Вот спасибо, — рассмеялся Цурумару. — То есть пациент уже безнадежен? — Все случается, — Яген покачал головой, давая понять, что не хочет говорить об этом больше. К тому же его мучила совесть: ему все время казалось, что со сводничеством любимого старшего брата он перестарался. Цурумару, конечно, был замечательным воином-мечом, здесь Хонебами с Намазуо оказались правы. Но привязанность, замешанная на чувстве сострадания и возникшая в критической ситуации, представлялась Ягену весьма слабой почвой для чего-то серьезного. У вернувшегося в Цитадель Ичиго снова окажется толпа братьев, а Цурумару больше не будет нужна чья-либо помощь. Даже сейчас, в этом маленьком заговоре, самым сложным было максимально не мешать: Гокотая взяли на себя Хонебами с Намазуо. Вариант, что они никогда не вернутся к Саниве, Яген старался не рассматривать. В противном случае Цурумару, действительно, сломается. Рана, как трещина в металле, разъедала его, подобно ржавчине, разрушая всю сущность. Яген догадывался, что и Цурумару, и сам Ичиго, тоже об этом догадались. Но откровенно ласковое отношение брата к Цурумару, его умиляло и пока еще примиряло с собственной совестью. — А если мы провалим всю затею, то потеряем уже двоих, — задумчиво проговорил Касен. — К тому же, каких двоих. — Ну, конечно. Их нам жалко, а нас никому не жалко. Правильно, давайте загубим всех, чтоб никому обидно не было, — сердито фыркнул Окурикара. — А я все сижу и жду, когда кто-то выскажет свое ценное мнение, — Касен бросил сердитый взгляд в его сторону. — Скажите спасибо, что Киемицу с Яматоноками на дежурстве, — заметил Нагасоне, прерывая очередной спор. — Спасибо, — хором высказалась группа, играющая в сеги. Хорикава с Ягеном из последних сил постарались не засмеяться вслух. Хорикаве, в общем-то, идея брата не казалась совсем уж безнадежной, но Кане-сану она, похоже, нравилась меньше, и потому сам Хорикава пока молчал. Зато с любопытством рассматривал Муцуноками, который с ноутбуком и кастеллой в зубах, растянулся на полу, сразу за спиной Яманбагири. «Точь-в-точь, собака», подумал Хорикава и тяжело вздохнул. Иногда ему ужасно хотелось, чтобы Кане-сан был немного проще. — А меня, конечно, спросить забыли? — наиграно-печально спросил Миказуки. — Мучиться, в случае чего, мне. — Я, считаю, что не стоит и пытаться, — сказал Угуисумару. После того, как он узнал, что у меча Оканехиры нет души, он стал не в меру подозрительным и осторожным. Тайно он все-таки надеялся, что они найдут выход из сложившейся ситуации, появится Санива, или временной компас неожиданно заработает, но улучшений пока не предвиделось, и Угуисумару впал в хандру не хуже Хасебе. — Теоретически это возможно, — вздохнул Конноске. Обвел всех долгим грустным взглядом и продолжил: — Я же всегда резонирую с вами, потому что нахожусь с вами в одной, так сказать, реальности. Иначе я бы не смог находить вас на заданиях. Но тогда я был связан с Санивой, как и вы. — Но мы же по-прежнему чувствуем друг друга, — полуутвердительно сказал Мицутада. — Вы и не можете не чувствовать. Даже если в данный момент вы все максимально приближены к людской природе, вы — не люди. И никогда ими не станете. Потому вы и можете ощущать присутствие души других мечей. Но вы их чувствует при визуальном контакте, а я — всегда. Если говорить совсем примитивно: я — пушистый навигатор, наделенный интеллектом. Конноске скромно потер лапой усатую мордочку. Не смотря на серьезность разговора, все рассмеялись. Лис еще раз потер нос и продолжил: — Я не знаю, какой бы выбрал путь Санива и как бы он решал эту проблему. Он ничего не сказал по этому поводу больше, чем я передал вам. Если вы решите поступить так — это ваше право. За последний месяц это наиболее разумный вариант поиска. — Ладно, давайте еще раз, — сказал Хасебе. — Разложим все по полочкам. Яманбагири? — Да что тут непонятного? Привязываем старого деда к его старой стальной жестянке, ждем похитителей, запускаем по их следам лиса-ищейку. Находим лагерь врага и побеждаем. Готово, — весело объяснил Цурумару, не дав капитану даже рта раскрыть. Днем, когда кошмары не мучили, и он находился в большой компании, ему делалось намного легче. Тогда он становился прежним собой, которого знало большинство — бодрым и оживленным. Цурумару даже позволял себе прогулки на расстояния, хотя то, что он не мог полноценно дежурить вместе со всеми и вообще был, скорее, балластом, несколько ущемляло его самолюбие. Тем не менее, не смотря на свое плачевное состояние, Цурумару открыл для себя невиданное ранее удовольствие: искреннюю заботу. Когда все, что делалось, не носило умышленный характер, ничего не требовалось взамен и не заставляло смотреть с подозрением. У Цурумару не было братьев, и он никогда ни с кем не сходился особенно близко. Служба клану Дате объединяла его с Мицутадой, Окурикарой и Тайкогане Садамуне, но с тем же успехом большинство мечей могли быть связаны через кланы и прошлых хозяев. Дружить со всем — не дружить ни с кем. Цурумару не переживал из-за этого, ведь чем больше было разнообразия вокруг, тем веселее получалось коротать бесконечное существование. Оказалось, что коротать жизнь можно и с кем-то рядом. Для этого не обязательно следовало прекращать общение со всеми остальными, достаточно было знать, что есть тот, кто протянет руку среди ночи, уведет кошмар прочь и ничего не потребует взамен. Цурумару Кунинага не отказался бы от такого брата, как Ичиго. — Тебя послушать, так все просто, — недоверчиво сказал Касен на объяснение Цурумару. — А меня смущает тот факт, что в одной стальной форме будет две души. Они не уничтожат друг друга? К тому же мы вмешиваемся в ход истории, — Хасебе очень хотелось встать и нервно походить по комнате, но рука Мицутады, лежавшая на его колене, удерживала от этого поступка. — Мы уже в него вмешались. И не только мы. А две души в данном случае, не проблема, — ответил Яген, снова не дав слова капитану. На самом деле, Муцуноками уже разболтал идею Яманбагири всему первому отряду, и те сразу согласились, включая самого Миказуки. — Находясь в музее, мы, по-сути, спали, — продолжил Яген. — С нами не происходило ничего необычного, нас не использовали по прямому назначению, а потому душа была неактивна. Хотя я-то вообще ничего не помню до момента появления у Санивы. Две души в одной вещи — это сродни магическим амулетам, в которые маги могли заключать несколько духов-помощников. Я недавно читал о таком. — Да, давайте, говорить о духах сейчас, пока главный специалист по волшебным вещам не вернулся с дежурства и не прочитал вам лекцию о тысяче и одном способе использования духов, — сказал Ишикиримару, не отрываясь от игры в сеги. Никкари Аое вместе с Хигекири патрулировали местность возле Токийского национального музея. — Да в любом случае, что нам стоит попробовать? — рассмеялся Цурумару. — И неужели два старых деда, с их-то жизненным опытом не найдут, в случае чего, общий язык? — Главное, чтобы пространственно-временные завихрения не начали чудить, — добавил Ичиго. Когда капитан Яманбагири предложил эту идею, Ичиго сразу даже попытался предложить себя в качестве приманки. Пусть он и не относился к Пяти великим мечам, но был потенциальной жертвой, ведь красть всегда удобнее то, что находилось под самым носом. Но бросив один-единственный взгляд на грустного тихого Цурумару, Ичиго больше не предлагал свою кандидатуру. Кто еще бы мог так умело прогонять плохие сны? — И все-таки это все выглядит подозрительно, — Угуисумару протянул Миказуки чашку чая. — А если вдруг? — Я прожил достаточно длинную жизнь. Мне хватит, — улыбнулся тот в ответ. — За отряд отвечаю я. Даже если никто не поддержит, мы будем реализовывать план самостоятельно, — сказал Яманбагири. — Не то чтобы никто не поддержит, — начал Касен, но осекся и замолчал. Из двух зол — сидением на одном месте и рискованным делом — следовало выбрать хоть какое-то продвижение вперед. — Всем нам стоит обдумать все еще раз, — резюмировал Хасебе. И это было самое разумное предложение. Компания, играющая в сеги, искренне порадовалась, что коллективное обсуждение не переросло в ожесточенный спор. Впрочем, спор не заставил себя долго ждать. Начался он, как и предполагало большинство, во втором отряде. Вернувшийся утром Касю высказал все, что думал об опасном мероприятии, бесхребетности капитана Касена, следующего «непонятно за кем», и то, что все попытки тщетны. Он настолько страдал без любви хозяина, что готов был ненавидеть Саниву, являя собой красноречивое подтверждение поговорки «От любви до ненависти…». Помирившийся с ним Яматоноками, опять вознамерился убить напарника и себя заодно, чтоб не мучились. — Да чтоб вас всех! — в сердцах сказал Изуминоками и вышел за дверь комнаты. Он плохо спал всю ночь, думая о предложении первого отряда. Изуминоками не смирился до конца с тем, что им, возможно, придется остаться здесь навсегда, но и не сбрасывал это со счетов окончательно. Противоречивая его, спорная сущность, металась между двумя крайностями, и от этого делалось противно. К тому же Хорикава стал задумчивым и часто подолгу смотрел в одну точку, что тоже очень не нравилось Изуминоками. Он принимал это на свой счет, а чувствовать себя бесполезным он очень не любил. — Как обычно, — захохотал Муцуноками, маневрируя от прямого столкновения с сердитым Изуминоками. — Вот, где у нас герои дня! — выпалил тот. — Опять со своими революционными идеями лезете? — Это лучше, чем штаны протирать в бездействии! — на повышенных тонах сказал Муцуноками. — Герои! А на мнение большинства, как всегда, плевать. — Вы бы тоже плевали, — Муцуноками начинал закипать. Ругаться обоим, в общем-то, не очень и хотелось, но сказались нервы, старая привычка и злость Изуминоками на Касю. — Мы бы посчитались с тем, что это угрожает кому-то его существованием. — Ой, тебе ли говорить о заботе и о других? Отродясь же никто не нужен был, — ехидно заметил Муцуноками. — А тебе прямо нужен? Только о Реме своем и переживал. Что, не так? — Нет, не так! Зато у тебя так. Кроме Хиджикаты никого не видел и не видишь. Они смерили друг друга длинными, сердитыми взглядами. Кончик носа у Изуминоками покраснел. — Сам ты сволочь! Уж найду, за кого переживать! Фраза была сказана одновременно, сопровождаемая неопределенным широким взмахом руки в сторону дверей. — Да, капитан? — секунду спустя добавил Муцуноками. Яманбагири и Хорикава сидели все утро в номере первого отряда и обсуждали свои семейные дела, когда услышали очередную шумную ссору в коридоре. Хозяева гостиницы уже неоднократно просили отряды быть тише и не мешать другим постояльцам. — Опять отряд позоришь? — прошипел Яманбагири, окинув Муцуноками сердитым взглядом. — Ага, — ответил тот и почесал затылок. — Кане-сан, что опять случилось? — Касю Киемицу случился, — фыркнул Изуминоками, пристально глядя на Муцуноками, смущенно лохматящего свои и без того взъерошенные волосы. Яманбагири нервно покусывал губы. — Ясно, — вздохнул Хорикава. — Пойдемте, Кане-сан. Он слегка кивнул головой брату и скрылся вместе с Изуминоками в комнате второго отряда. — Только не шипи на меня больше, пожалуйста, — умоляюще сказал Муцуноками. Но он уже знал, что капитан не сердится. Ревновал — вполне вероятно, но Муцуноками мог поклясться честным именем Сакамото Ремы, что любое подобное обвинение оказалось бы беспочвенным. Как неоднократно впоследствии говорил сам Муцуноками: ту черту характера Яманбагири, которая всегда дает свободу действий, не вынуждая привязывать к себе, он любит особенно. Впрочем, сам Муцуноками Ешиюки был слишком честным и простым воином-мечом, чтобы злоупотреблять доверием. Да этого и не требовалось. Ему нравилось иметь массу степеней свободы, но знать, что одна из них, как маяк, всегда приведет его в родную гавань. — Хоть поубивайте друг друга, — угрюмо сказал Яманбагири. — Меня больше волнует, что нам делать дальше? — То же, что и всегда, капитан. Если мы начнем действовать, неужели, думаешь, что остальные отвернутся? Нам надо будет дежурить большим числом, и кто-то постоянно должен будет находиться возле тела нашего дедули. Они не бросят нас. — Надеюсь. Пойдем, я хочу еще раз обсудить все с Конноске. Яманбагири вздохнул. Продумывать реализацию сомнительного плана и решать вопросы личного характера, для него, скромного меча-копии, получалось не очень удачно. Слишком много действий сразу. «Ты, все равно, будешь ревновать», сказал утром Хорикава. И Яманбагири с этим полностью согласился. Откуда в нем, обычном куске обычной стали, без притязаний на элитарность, взялось чувство собственничества — он сказать не мог. Почему он решил, что может иметь претензии к кому-то совершенно чужому, оставалось загадкой. — Просто тебе повезло, — грустно констатировал Хорикава все тем же утром. И хотел добавить: «Потому что ответили взаимностью». Но промолчал. Нет, он, конечно, и без близкого физического взаимодействия со своим напарником был бы с ним всегда. Но выпытывая у брата подробности прогулки с Муцуноками, Хорикава чувствовал себя, как никогда, прокаженным. Словно с ним было что-то не так, и Кане-сан боялся к нему прикоснуться. Глядя на брата, Яманбагири отчетливо понимал, что сейчас ему придется переживать не только из-за него, но еще и потому, что одна неугомонная шумная личность теперь входила в близкий круг доверия самого Яманбагири. Очень близкий круг. Напрочь лишенный честолюбия меч Кунихиро, неожиданно для себя открыл, что когда ты кому-то нравишься — это очень приятно. Особенно, если перестать изводить себя вопросами о том, что Муцуноками Ешиюки понадобилось от угрюмого воина-меча в рваном плаще. — Да ничего, и это-то и хорошо, — улыбнулся Хорикава. — Ты ему такой и нужен. Вместе со своим дырявым плащом. Яманбагири, обсуждая вопросы плана с Конноске и Миказуки, постоянно ловил на себе взгляд Муцуноками. Тот лохматил себе волосы и улыбался. Он был счастлив. И Яманбагири чувствовал, что кусочек этого странного сумасшедшего счастья, как нагретый морем и солнцем камешек, теперь есть и у него. Воины-мечи неплохо существовали и без чувств между собой, и даже без любви хозяина. За столетия их длинной стальной жизни, большинство из них столько раз переходили из рук в руки, что не успевали привязаться к кому-то конкретному. Но это совсем не означало, что у кусков металла не было никаких чувств. Любить хозяина — это долг. Любить равного себе — личный выбор. Муцуноками Ешиюки, которому не повезло оказаться однолюбом, и он вошел в историю исключительно как меч Сакамото Ремы, знал о настоящих чувствах намного больше, чем могло казаться на первый взгляд.