Сталь золотая, сталь серебряная

— И чья это была гениальная идея? Чья, ну? — Допустим, моя, — покорно ответил Мицутада. Спорить с капитаном Хасебе, когда тот начинал выяснять причинно-следственные связи, было бесполезно. Не докажешь же ему, что на самом деле, решение о том, чтобы сойти с тракта дабы обезопасить себе путь, было предложено и принято ним самим. Третий отряд вышел из Киото очень быстро, взяв с собой самое необходимое. Дорога в декабре была сложной, дождь перешел в мокрый снег, и продвигаться в такую погоду было сущей пыткой. К тому же на тракте Токайдо в это время года крестьяне встречались очень редко: пешком идти было сложно, а верховой транспорт имели единицы. Зато количество отрядов Нобунаги или его сюзеренов сильно не уменьшилось. Третьему отряду пришлось очень постараться, чтобы мечи не бросались в глаза. Под соломенными плащами они видны не были, но любой самурайский отряд мог потребовать досмотр, и наличие оружия сразу же вызвало бы массу подозрений: шпионы, ронины в розыске, воры и просто дезертиры. После первого дня пути, ночуя на почтовой станции, отряд достаточно наслушался историй об ужесточении проверки документов в связи с военной ситуацией, и крепко призадумался. Хасебе нервно ходил по комнате и думал. Недалеко от заставы на границе провинции, капитан все-таки решился свернуть в подлесок, переходивший в лес, и обойти заставу по касательной. Погода была на удивление ясной, слегка приморозило, мокрый снег, смешанный с грязью, затвердел, и идти по узким тропинкам стало намного легче. А потом отряд свернул вправо, еще раз вправо, вышел на поляну, увидел собственные следы и пошел влево. Затем они свернули снова влево, прошли достаточно долго и снова вышли на поляну с хорошо знакомыми следами. — Все в порядке. У нас масса времени, и мы дойдем до храма вовремя, — предупредительно сказал Мицутада. — И у нас еще даже время в запасе останется, — качнул головой Ишикиримару. — Если не замерзнем насмерть в лесу или нас не поймают, — глядя на верхушки заснеженных деревьев, равнодушно сказал Окурикара. — Псс, — одновременно цыкнули Ичиго и Хигекири, налетев на того и закрыв ему рот руками. Капитан третьего отряда и без комментариев Окурикары был на взводе. — Лучше бы мы по тракту шли. Мы могли бы передвигаться ночью. А сейчас что? — Что? – спросили все. Третий отряд дружно выстроился по росту и напоминал детей, издевающихся над воспитателем. С неба летели легкие звездочки снега. — Мы заблудились, вот что! И если мы не найдем дорогу на Ацута, то будем все сильнее забирать на север, пока не выйдем к озеру Бива, а когда мы выйдем к нему, то время на путешествие закончится…. — Ужасно. Капитан, я искренне тебе сочувствую, — Мицутада по-братски похлопал Хасебе по плечу. — Лучше тогда сразу утопиться в озере, — согласно закивал головой Окурикара. — Да вы издеваетесь! — взорвался Хасебе. — Ну, только если самую малость, — покаянным голосом ответил Хигекири. Члены отряда переглянулись. Перспектива остаться в этой эпохе, быть пойманными, или даже замерзнуть в лесу — хотя насчет последнего они очень сомневались — не нравилась никому. Но в запасе у них было больше недели, и поэтому никто не стал разводить панику. Кроме Хасебе, естественно. Гиперответственность капитана Хешикири Хасебе иногда превосходила все мыслимые и немыслимые границы. Впрочем, это нередко и добавляло уверенности к тому, что отряд он, даже ценой собственной жизни, вернет назад. — Скоро начнет темнеть. Усиливается ветер, — тихо сказал Ичиго. После появления в отряде Никкари Аое, надежда на скорую встречу с братьями, сильно воодушевила его. Но чем больше они обсуждали все детали, чем подробнее рассказывал Никкари о случившемся и о том, что теперь они сами по себе, тем страшнее делалось самому Ичиго. Это был странный, несвойственный ожившему куску стали страх, и само его наличие пугало и заставляло думать слишком много. Чувства — это всегда сложно, и для Ичиго, воина-меча, в общем-то, достаточно доброго и заботливого, они причиняли дискомфорт. «Вдруг мои братья больше не мои братья?», билась странная мысль в его голове, и настроение то и дело прыгало от радостной надежды до самых мрачных глубин отчаянья. — Мы же не пойдем сегодня дальше? — спросил он. — Не пойдем, — ответил за капитана Мицутада. — Эх, наше счастье, что мы не люди. Замерзли бы совсем, — сказал Хигекири. — Вы еще и о призраках не забывайте, — добавил Никкари. Но его страшилки никто не воспринимал всерьез. Страх, по-настоящему надолго заблудиться в лесу, был сейчас куда сильнее, чем любой народный фольклор. — Ночуем здесь. Поляна хорошая, — севшим голосом констатировал Хасебе. Спокойное поведение остальных членов отряда незаметно распространялось и на него. Это было всяко лучше, чем безосновательно ругаться. Всем и без того было тошно и страшно от происходящего. — Хорошо то, что мы достаточно глубоко зашли. Здесь нас точно никто не найдет, — сказал Ишикиримару. Отряд разбрелся за хворостом и бревнами. К счастью, снег не перешел в метель, а все так же тихо сыпался с пасмурного неба. Разведенный костер сквозь плотную стену деревьев, видно тоже не было. — Когда вернемся, то первым делом залезу в горячие источники, — мечтательно сказал Хигекири. — И нормально поесть было бы неплохо, — добавил Окурикара. — Я к хозяину сразу пойду. Как он там без нас? — вздохнул Хасебе. — Нормально он без нас, — Мицутада грел над огнем замерзшие онигири. — Я бы тоже от горячих источников не отказался. А потом на любимом футоне растянуться, — сказал Ишикиримару. — И поспать спокойно — тоже хорошо, — согласился Никкари. Ичиго не ответил ничего. Он знал, что первым делом обнимет братьев, и извинится за то, что заставил их так долго ждать. И ничего другого ему не хотелось. Но озвучить это вслух — лишнее напоминание о творящемся вокруг. Остальные члены отряда тоже говорили не совсем то, что думали. Но всем им было и так слишком неуютно в этой ситуации, чтобы вгонять и остальных в хандру. — Завтра начнем делать зарубки на деревьях, — сказал Хасебе. — Будем двигаться четко по солнцу. Он поднял голову вверх. Темнеющее небо над ними было покрыто легкой сеткой снежных облаков. Снег то затихал, то начинал идти с удвоенной силой. Огонь трещал, и постоянно приходилось подкладывать сучья, чтобы он совсем не погас. — Что ж за жизнь, — вздохнул Хигекири. Он мог точно сказать, что уж это приключение он не забудет никогда. Даже он, воин-меч, сменивший ни одно имя и успевший пережить массу событий и благополучно их забыть, был рад снова оказаться полезным и сражаться рядом с братом. Сейчас брат был где-то далеко, в недостижимой Цитадели, и Хигекири из-за всей ситуации чувствовал непонятную тревогу. Словно он снова вот-вот лишится памяти, а вместе с ней опять потеряет что-то очень важное для себя. Лежать на соломенных плащах было неудобно, а накидки тоже грели не очень хорошо. Члены отряда некоторое время колебались, затем сдвинули плащи плотнее, и сели так, чтобы касаться друг друга телами. — Нет, здесь нет того, кто будет обнимать, — подмигнул Ишикиримару Ичиго, и загадочно улыбнулся. Ичиго понимающе кивнул в ответ. И тоже улыбнулся, глядя на то, как Никкари осторожно положив голову на плечо Ишикиримару, таинственно щурится на потрескивающее пламя. Остальные словно и не замечали ничего. Хасебе дремал подле Мицутады, но мужественно держался и не заваливался на него. — Кажется, я слышу Юки-онну, — тихо сказал Никкари. — Опять твои страшные истории? Мы сами в одной огромной страшной истории. Страшнее уже некуда, — хмыкнул Окурикара. — Нет, почему же, — ответил за Никкари Ишикиримару. — Я тоже ее слышу. — Не начинайте, — взмолился Хигекири. И вопросительно посмотрел на Ичиго. Почему-то все в отряде, не сговариваясь, решили, что у того самый чуткий слух. Ичиго Хитофури прислушался. Зимний лес спал, наполненный тихим скрипом и шелестом снега. В пределах поляны был слышен только полыхающий костер и дыхание сидящих рядом. — Байки? — уточнил Мицутада. Хасебе спал рядом, рефлекторно положив одну руку на его колено. — Да. Хотя, нет. Подождите. Ичиго резко встал, поток холодного воздуха неприятно обдал тело. Но внутренний страх победил даже мороз: самым страшным сейчас было попасться военным и потерять время. Пришлось вслушиваться в темноту. — Эй! — окрикнул он, и весь отряд вскочил на ноги следом. — А я говорил, — зашептал Никкари. Но никто не ответил. Все напряженно молчали, положив ладони на рукоять меча. Больше, чем призраков, они по-прежнему боялись патрульных отрядов. — Выходи! — неуверенно крикнул Хасебе, стараясь унять волнение. — Дяденьки, не убивайте, пожалуйста, — ответил им голос из темноты. В круг света на поляну вышел ребенок, закутанный в теплое кимоно размера на два больше, чем он сам. — Стопроцентно это Юки-онна, — страшным голосом сказал Никкари. — Да ну вас, — ответил Ичиго и решительно подошел к ребенку. Ребенок был не старше Гокотая, и при ближайшем рассмотрении, оказался маленькой, испуганной девочкой, еле живой от холода. Мицутада тут же нагрел в железной плошке воды, и протянул ребенку онигири. Хасебе молчал. Хигекири, вздохнув, отдал свой плащ. Хасебе молчал. Ребенка усадили поближе к огню и дали еще теплой воды. — И что нам с ней делать? — наконец, спросил Хасебе. Отряд единодушно пожал плечами. Они сами были в крайне бедственном положении, но оставить ребенка им бы не позволила совесть. В отличие от многих людей, у воинов-мечей она была. — Вы же в сторону Ацута идете? — тихо спросила девочка, рассматривая всех умными глазками. — И меня с собой возьмите. — Если мы туда дойдем, — мрачно ответил Хасебе. — Дойдете. Здесь идти долго, но путь простой. Прямо и прямо, до поваленного дуба. А потом еще пару миль влево. — А ты дорогу знаешь? — оживился Мицутада. — Знаю немного. Возьмете с собой? — улыбнулась девочка, и Ичиго на секунду увидел улыбающееся личико Мидаре. — А ты нас не боишься? — спросил Ишикиримару. Отряд успокоился, и снова расселся возле огня. От ребенка не чувствовалась опасность, и вряд ли она была послана специально. — Нет. Вы странные дяди, но не злые, — засмеялась она. — Меня Сае зовут. Ты будешь старшим братиком, а ты — средним. А остальные будут дядями. Девочка по очереди указала на Ичиго и Хигекири. — Вот спасибо, что не дедушками, — расхохотался Ишикиримару. Хасебе исподлобья поглядывал на гостью, но от сердца у него отлегло. В глубине своей истинной сущности, он был очень добрым мечом, и всегда переживал за других больше, чем за себя. — Меня отправили к бабушке с дедушкой в Киото. Да только я сбежала от них, — сказала она, заворачиваясь сильнее в плащ. — Не хочу в Киото, хочу назад, к братьям. Там мачеха, но лучше с ней, чем без братьев. — Бедный ребенок, — вздохнул Ичиго, и обнял девочку. Спал он крепче всех в отряде. Остаток ночи ему казалось, что рядом лежат братья, тихо сопя во сне. Он то и дело подсознательно поправлял сползший плащ и проверял спокойное, умиротворенное дыхание ребенка. Ичиго Хитофури был по-своему счастлив. — Даже окажись мы на обычном задании — никто бы не оставил девочку, — рассуждал Ишикиримару. Утром усилился снегопад, и идти стало намного сложнее. Ноги то и дело утопали в сугробах и неглубоких канавках, которых под слоем снега видно не было. Воинам-мечам оставалось только благодарить Саниву за то, что, не смотря на пробирающий до костей холод, обморожение и сопутствующие болезни им не грозили. Сталь была куда крепче против холода, чем огня. — Мы же не изверги, — добавил Ишикиримару. — Изверги. И ребенка бы пришлось оставить, — ответил Хасебе с видом, полностью противоречащим сказанному. Он обернулся. В центре отряда, защищенном от резких порывов ветра, шел Мицутада. Девочка сидела у него на спине, обхватив шею руками. Хасебе даже невольно залюбовался такой картиной: вот уж кому, с его широкими плечами и грудью, никакой ветер был не страшен. Рядом с Мицутадой шел Ичиго. И Хасебе все-таки решил, что из того вышла бы самая лучшая нянька на свете, в меру строгая, но безгранично любящая. — Можно я тоже на шею кому-нибудь залезу? — пропыхтел Никкари. Его то и дело сбивало с ног, но создавалось впечатление, что он больше выделывается, чем по-настоящему устает от ветра. — Ты и так на шее сидишь, — ответил Ишикиримару. Но смысл этих слов был понятен только тем, кто знал о том, что связывает большой старый одачи с одним вакизаши, который некогда тоже был одачи. — Еще одного ночлега в лесу я не переживу, — печальным умирающим голосом сказал Никкари. — Лучше сходи, поставь Хигекири в центр. А то он как олень, скачет по сугробам, сливаясь с пейзажем, — попросил Хасебе. Окурикара весь дневной переход разумно молчал. В своих нехитрых мечтах он лежал в горячих источниках и грел замерзшее тело. Второй ночлег в лесу пришлось переживать всем. Гостья оказалась в меру знающей, и даже не умея ориентироваться по солнцу, уверенно вела отряд на восток. Ее присутствие значительно оживило однообразные мрачные предсказания Никкари и вечное бурчание Хасебе. Сам Хасебе не стал спорить, понимая, что направление они выбрали верное. Никто из отряда тоже не решился оспаривать дорогу или вносить свои коррективы. — Чтоб я еще хоть раз капитаном стал, — бубнил он на третий день блуждания в лесу. Третьему отряду до тошноты надоел пронизывающий ветер, бесконечные стволы деревьев, и кусочек неба между кронами. Они хотели если не сразу в Цитадель, то хотя бы куда-то, где можно нормально растянуть ноги и поесть. Воины-мечи еще никогда не чувствовали себя настолько людьми: обычными, уставшими людьми, измученными тяжелой дорогой. Когда на четвертый день после полудня лес начал редеть, Хасебе захотелось подпрыгнуть и прокричать «Ура». Уже издалека было видно, что за краем леса начинался подъем, указывающий на склон невысокой горы Шогатаке. За ней располагались многочисленные деревушки, впоследствии ставшие близлежащими к Нагое городами и самой Нагоей. — У нас в запасе еще шесть дней, — сказал Мицутада. — Я же обещала, что выведу вас к Ацута, — засмеялась девочка. Она стояла рядом с Ичиго и теребила край его плаща. У отряда от усталости ноги еще не подкашивались, но они бы с радостью сделали себе хотя бы день отдыха. Им пришлось потратить весь остаток дня, чтобы по темноте добраться до ближайшего селения и напроситься на постоялом дворе на ночлег. Потом еще день ушел на переход от предгорья до равнины, с последующим выходом на тракт Токайдо. К счастью, границы провинции остались далеко позади, и хотя бы за это отряду можно было не переживать. — Все-таки воины-мечи не рассчитаны на такие походы, — сказал Хигекири. — Нам сражаться надо, а не по лесам оленей пугать. — Главное, что скоро это все закончится, и мы вернемся назад, — ответил Хасебе. Изо рта шел пар, день стоял ясный и морозный, совсем не похожий на те дни, когда они пробирались по заснеженному лесу. Тракт постоянно петлял — под гору и вниз, — и далеко на горизонте уже виднелась большая деревня, укутанная заснеженными деревьями. — Это Минами, — сказала Сае, указывая на восток. — Мне туда и надо. А Ацута сразу за ней. Полдня, не больше, идти. — К вечеру будем в Минами. И если повезет, то завтра к вечеру будем на нужном месте. Три дня — и мы в Цитадели, — сказал Хасебе. — Слишком все просто. Так не бывает, — мрачно сказал Никкари. — У тебя не бывает, — поправил его Ишикиримару и первым пошел в сторону Минами. Отряду повезло, что дорога была совершенно безлюдна: после недавних метелей далеко не каждый крестьянин без надобности решался на длинный путь, а военные им просто не встретились. За пару километров Сае остановилась, решительно показывая, что дальше с отрядом она не пойдет. — Может быть, тебя лучше домой провести? — спросил Мицутада. — Не надо, а то еще решат, что я — «унесенная призраками», семья и так не сильно мне обрадуется. А вас и подавно к оборотням причислят, — Сае засмеялась, потом резко замолчала и, прищурив глаза, спросила: — Вы же, все равно, не люди? Третий отряд замер. Никкари очень уж судорожно вздохнул, Хигекири удивленно наклонил голову набок. — Почему ты так решила? — спросил Ишикиримару, опускаясь на одно колено, чтобы оказаться на одном уровне с лицом ребенка. — Вы слишком добрые. Таких людей не бывает. Старший братик, — обратилась она к Ичиго, — ты, главное, тоже вернись к своим братьям. И ты, средний братик, тоже. — Ощущаю себя единственным ребенком в семье, — хмыкнул Мицутада. — А если мы сразу в Ацута пойдем, то к ночи доберемся? — Хасебе тоже присел, чтобы не нависать над девочкой. — Дойдете. Вы — дойдете. — А как же ночлег? — начал Никкари, но Ишикиримару пнул его локтем в спину. — Тогда мы пойдем, — сказал Ичиго и крепко обнял Сае. — Тебе обязательно повезет. Третий отряд не стал заходить в Минами и долго смотрел, как в морозной дымке теряется силуэт маленькой девочки, долго машущей им на прощание. — Ты подумал о том же, о чем и я? — все-таки спросил Никкари у Ишикиримару. Но ответил ему Ичиго. — Она не призрак, не наводи страху. — Она вполне живой человеческий ребенок, — добавил Мицутада. — У призраков не бьется сердце, и ладони горячими не бывают. Просто своим появлением мы изменили судьбу человека, и это плохо. У нас нет на это полномочий. — Девочка должна была замерзнуть в лесу, — грустно сказал Хигекири. Отряд неспешно обходил деревню вдоль рисовых полей, сейчас покрытых седой коркой льда. — Я все-таки считаю, что это хорошо. Она снова увидит братьев, — тихо сказал Ичиго. Как воин-меч он прекрасно знал, что значит защищать историю. Но как существо, наделенное разумом и чутким сердцем, все-таки не мог полностью принять только одну сторону. — И проживет жизнь в семье, где она не нужна. Возможно, потом ее продадут в дом терпимости. Это будет грустная жизнь, — Хасебе смотрел, как с веток пушистыми хлопьями слетает снег. — Поэтому мы и существуем, — сказал Ишикиримару. — Нельзя менять прошлое. И чем раньше мы вернемся к исполнению своих прямых обязанностей, тем лучше. До Ацута третий отряд шел в молчаливой задумчивости. Ичиго думал о братьях и девочке, Хасебе — о том, как завести часы; Никкари остался при своем мнении о призраке и тихо пытался разъяснить Ишикиримару основные признаки духа; Хигекири думал о брате, обо всем и ни о чем конкретно, а Мицутада и Окурикара практично представляли себя в теплой ванне. В Ацута они пришли глубокой ночью, на оставшиеся деньги сняли комнату и наконец-то, со времени своего выхода из Киото, согрелись и наелись. Им даже не снилось ничего, и все члены отряда спали, как бревна — беспробудно. — Я узнал у хозяина гостиницы о храме. Он сказал, что зимой туда пускают реже, но можно попроситься. Никкари, так, где именно часы заводить надо? — спросил Хасебе на следующий день. У всех членов отряда, отдохнувших и заметно повеселевших, было настроение, сродни тому, какое бывает перед дальней дорогой. Когда все время кажется, что опоздаешь, что-то забудешь и это заставляет нервничать и беспокоиться больше обычного. — Санива ничего не стал уточнять. Главное, чтобы это было на территории храма, — пожал плечами Никкари. — Тогда ровно через два дня, с утра идем в храм, и если нас не пустят, то дружно и нагло ступаем на территорию, и я завожу часы. У нас нет времени на церемонии, — задумчиво сказал Хасебе, вертя серебряные карманные часики с гравировкой в виде цветка сакуры на крышке. — А ты успеешь? — недоверчиво спросил Мицутада. Хасебе бросил на него сердитый взгляд и ответил: — Успею. А вы все, на всякий случай, держитесь друг за друга. Ровно через два дня, возле большого камфорного дерева, растущего сразу за воротами храма, в маленьком аккуратном дворике, Хешикири Хасебе завел часы.