Сталь золотая, сталь серебряная

— Может постучать по нему? — Несколько раз. — Не смешно. — Лучше сразу сделать себе харакири, — спокойно ответил Сайо, стараясь не выдать дрожь в голосе. Касен качнул головой, но промолчал. Чувство, что все происходящее — дурной сон, не покидало его уже минут пять. Он даже ущипнул себя, но рука болела по-настоящему. Вокруг была ночь, узкая улочка Киото, позади гостиницы, шум горожан, сбежавшихся посмотреть на происходящее в Икеда-я, и испуганный лай собак. Изуминоками, Касю и Яматоноками все эти пять минут безуспешно пытались включить временной компас, посчитав сначала, что просто даты были выставлены неверно. — Ты точно правильно крутил? — в десятый раз спросил Изуминоками брата. Тот утвердительно кивнул. Сказать, что члены второго отряды были в замешательстве — не сказать ничего. Даже гибель одного из них вызвала бы более понятные им самим эмоции. — Мы не могли сломать компас сами, — таким же спокойным, бесцветным голосом сказал Сайо. Во втором отряде ему было некомфортно. Четверо членов были связаны с временными событиями, капитан отряда — Касен Канесада — связан с братом, а он, Сайо Самонджи немного не вписывался в их компанию. В тот момент, когда золотое сияние привычно не вернуло их назад, в Цитадель, у Сайо мелькнула страшная мысль: он больше не увидит братьев. И от одной только этой мысли начинал предательски дрожать голос. Сайо Самонджи был смелым маленьким танто, беспощадный к врагам, но братьев он любил, и откуда в нем бралось это чувство, объяснить не мог. — А если в битве зацепили? — у всех и ни у кого конкретно спросил Нагасоне. Он угрюмо подпирал деревянную стену, и чувствовал такую же растерянность, как и все остальные. — Временной компас — дело рук человека. А мы не люди. И сломать его не можем по определению, — сказал Сайо. На лицах второго отряда читалось крайняя озабоченность. Собаки в соседних дворах выли. — Компас, так же, как и мы, привязаны к хозяину. Странно, что никто из старожилов об этом не вспомнил, — продолжил Сайо. Ситуация с поломкой временного компаса сделала его разговорчивым больше обычного. Говорить было легче, чем накручивать себя собственными мрачными мыслями. — Может, мы и слышали об этом раньше, — Яматоноками вздохнул. — Просто и в голову не приходило, что такое может случиться. — Это все хорошо, но что нам делать дальше? — спросил Касю. Он нервно пристукивал каблуком, но унять тревогу никак не мог. Слишком много событий за один вечер выпало. К заданиям в Икеда-я никто из мечей-Шинсенгуми не смог бы привыкнуть никогда, как впрочем, и к любому событию этой эпохи. Каждый раз они, даже прагматичный Нагасоне, втайне надеялись, что история изменит свой ход, что все прежние хозяева спасутся, но каждый раз все упорно сами спасали события, и снова где-то внутри сжималось тянущее чувство отчаянья и боли. Словно раз за разом сдирали незаживающую рану. — Так что? — повторил свой вопрос Касю. Второй отряд, не сговариваясь, посмотрел на капитана. Касен беспомощно развел руками. Он не знал, что ответить остальным и это было страшно. — Если компас не работает, то, скорее всего, что-то случилось с хозяином. А если что-то случилось с хозяином, то нам можно сделать харакири, или подождать, пока сами не исчезнем. Без хозяина мы не существуем. — Оптимистично, — ответил Яматоноками на пророчество Сайо. — Но мы же здесь! И мы никуда не исчезаем, — Нагасоне вскинул руку вверх. На фоне темного неба было четко видно ее очертание. — Прежде всего, нам надо найти ночлег, и продолжать верить в хозяина. Думаю, он найдет способ вернуть нас в Цитадель, — решительно сказал Касен и встал с деревянной лавочки. — Если у нас вообще еще есть хозяин, — буркнул Сайо. — Не нагоняй тоску, — посоветовал Изуминоками, но у самого на лбу от напряжения пульсировала тонкая вена. — Говорю как есть, — ответил Сайо. И спросил у Касена: — Может, пойдем в казармы к Шинсенгуми? — Чтоб нас загребли, и мы остались в Шинсенгуми до самой смерти? — Нагасоне хлопнул Сайо по плечу так бодро, что едва не сбил с того шляпу. Но четверо из шести членов отряда переглянулись между собой. Открывшаяся перспектива была щемяще-заманчивой. Касен перехватил взгляд брата. Он знал этот взгляд слишком хорошо. Изуминоками мог сколько угодно строить из себя крутой и серьезный меч, но в те моменты, когда дело касалось Хиджикаты, в нем просыпалось что-то необъяснимое, не поддающееся логике. Словно одновременно Изуминоками хотел защитить бывшего хозяина и забыть навсегда, чтобы эта память, наконец, перестала досаждать, как старый шрам. Это противоречие разрывало Изуминоками изнутри, и поступать в таких случаях он мог совершенно непостижимым образом. — Перед Хорикавой неудобно получится, — сказал Касен, как будто бы случайно. — Гм, — многозначительно ответил Изуминоками. Но ничего не добавил. Второй отряд неспешно пробирался по узким улочкам, стараясь не встречаться ни с кем из людей. Хаори Шинсенгуми могли сослужить двоякую службу, поэтому Изуминоками и Яматоноками сняли их и спрятали за пояс. Нагасоне клонило в сон. Сражение в Икеда-я было непродолжительным, и все, даже Сайо Самонджи, знали происходящее как свои пять пальцев. Ретроградная армия с непостижимым упорством не менее чем раз в месяц, появлялась в июле 1864 года и пыталась изменить ход событий в Киото. Среди жителей Цитадели даже было модно делать ставки: кого отправят в Икеда-я на этот раз. А Санива, вконец, измучившись с этим временным отрезком, просто отправлял туда всех в произвольном порядке. Икеда-я стала своеобразным боевым крещением для всех и объектом бесконечных шуток по поводу «туристической экскурсии». В конце концов, даже сами мечи-Шинсенгуми смирились с тем фактом, что остальным, все связанное с реставрацией Мейдзи, тоже приносило не много радости. — Это последние деньги, — сказал Касен и старательно пересчитал оставшиеся сбережения. На короткие задания выделять средства было нелогично, но Санива любил всевозможные полезные вещи из прошлых эпох, и для их приобретения давал отрядам золотые монеты. На длительные походы сумма выдавалась более ощутимая, но все воины-мечи относились к деньгам сдержанно, хотя, порой, человеческое любопытство и желание было не чуждо и им. Задание в Икеда-я предполагалось коротким, и монет у второго отряда было мало. Даже самая недорогая гостиница на окраине Киото заметно ударила по кошельку. — Могли бы и на улице переночевать, — заметил Нагасоне. В его простом и прямолинейно-упрямом характере было одно неоспоримое качество: практичность. Пока отряд искал ночлег, он и в полудреме, четко видел: задание простым не будет. И совсем не из-за Икеда-я. Временной компас — это не шутки. Воины-мечи уже привыкшие возвращаться в место, которое можно было назвать «домом», без навигационной системы перемещения, чувствовали себя, по меньшей мере, неуютно. Практичный ум Нагасоне подсказывал, что если им придется задержаться в этом времени дольше — деньги им непременно понадобятся. Какими бы стойкими воины-мечи не являлись, сейчас они были людьми, со всеми вытекающими отсюда последствиями. — Лето же, — вздохнул Нагасоне. — Ты предлагаешь спать под забором? — язвительно заметил Касен. — Как вариант. — Вот спасибо, — Касю аккуратно сложил мундир в углу комнаты. — Мы, конечно, в сложной ситуации, но под забором я никогда не валялся. — Так, все. Никто нигде не валяется. Все устали, всем надо отдохнуть. У меня есть немного моти. А утром мы решим, что делать дальше, — Яматоноками снял с пояса мешочек с десертом и принялся раздавать всем по две штуки. — Если для нас утро вообще наступит, — сказал Сайо. Его настроение становилось час от часу мрачнее. Он смотрел на моти и представлял, как сладко есть их вместе с братьями, и как уютно лежать потом рядышком на татами. — Наступит, — улыбнулся Нагасоне. Практичная сторона его личности неплохо уживалась со слепой самурайской верой в хозяина, и он, сильнее всех из второго отряда, был свято уверен: Санива вернется за ними. — Ситуация, конечно, тупиковая, — вздохнул Касен. — Чего уж правды скрывать. — Вот-вот, — Сайо все так же грустно смотрел на рисовый шарик. В горле стоял ком. — Мы обязательно вернемся. Не может быть, чтобы мы стали не нужны Саниве, — улыбнулся Яматоноками. Его мягкий уверенный голос тоже немного дрожал. Мечи-Шинсенгуми в силу своей истории и относительной молодости, были самыми впечатлительными из всех. Впрочем, как и любой другой меч, их не пугала поломка или физическое уничтожение. Их пугала собственная беспомощность и невозможность снова помочь своему хозяину. — Слышал, что наша мама сказала? Все будет хорошо, — рассмеялся Нагасоне. И улыбнулся Сайо. Маленький лохматый танто Самонджи был немного похож на младшего брата самого Нагасоне. Он не сказал бы об этом напрямую, но за своей сумасбродной семейкой Котецу скучал почти всегда. Даже за гордым до безобразия Хачиской. — У тебя моти остались, мамочка? — продолжил Нагасоне, и снова рассмеялся, наблюдая, как Яматоноками начинает краснеть. — Смотрю, тебе весело, — заметил Касю. Он с трудом сдерживал раздражение, но сердце его при этом предательски билось под ребрами, дрожа от необъяснимого словами ужаса. — Мы все можем сесть в кружок и дружно поплакать. Или, наконец-то, лечь спать и просто отдохнуть, — Яматоноками сказал каждое слово четко и медленно, как если бы настоящая мать унимала непослушных детей. — Хорошо, что на время отсутствия Хорикавы у нас есть хотя бы один здравомыслящий член в отряде, — заключил Касен. Изуминоками бросил на него сердитый взгляд. Касен улыбнулся в ответ краешком губ. Он хотел бы вернуть отряд домой, узнать, что случилось с хозяином, но не знал, что надо для этого сделать. А ответственность капитана давила неподъемным грузом. Сегодня им всем надо было просто отдохнуть. Стояла глубокая полночь. Воины-мечи могли долго не чувствовать физическую усталость. Но усталость моральная была для них едва ли не хуже. Сталь в своей изначальной форме и создавалась для того, чтобы выдерживать нагрузки. Это ее основное предназначение. Воины-мечи, облаченные в человеческие тела, с новой формой уживались долго. Чаще всего этот процесс напоминал подростковый возраст, когда прыгали гормоны и ребенок не всегда знал, что делать со своим новым телом. У многих мечей была непростая судьба, и это тоже накладывало свой отпечаток. Каждый член второго отряда, свернувшись на татами, вспомнил Цитадель и тех, кто в ней остался. Эти образы были теплые и яркие, как ясное июньское утро, но вызывали только тоску. Сайо долго ворочался, никак не находя удобную позу. В Цитадели он всегда спал рядом с братьями, а задания, даже если в отряде он был единственным Самонджи, до этого случая никогда не казались настолько безнадежными. — Держи еще, — шепнул Нагасоне, протягивая моти Сайо. — Я большой, мне хватит. Сайо недоверчиво посмотрел на протянутую сладость, затем — на Нагасоне. Затем снова на моти. — Когда вернемся, брат Косетсу угостит чем-нибудь вкусным, — зашептал он в ответ. — Непременно. Иногда достаточно одной улыбки, чтобы проникнуться взаимной симпатией. Нагасоне совсем не удивился, когда проснувшись под утро, увидел, что Сайо Самонджи спит рядом, осторожно ткнувшись лохматой головой ему в бок. На фоне алеющего неба была видна фигура Касена, сидевшего на веранде. Он не шевелился, только смотрел куда-то вверх, на тонкие полоски облаков в небе, и иногда тяжело качал головой. Со стороны могло показаться, что он беседует сам с собой. Нагасоне успел отметить, что весь остальной отряд спит, и сам провалился в тяжелый, полный сражений, сон. Лежавший недалеко Яматоноками, приоткрыв один глаз, не мог не улыбнуться картине со спящим большим Нагасоне и маленьким Сайо. В простом честном мече Окиты Соджи тоже еще было очень много веры в хозяина. Он так долго стремился найти свое новое место возле Санивы, что теперь отказаться от него было сложно. — Самое лучшее, в случае потери, вернуться на место потери, — голос Изуминоками был громкий. Создавалось впечатление, что он уже давно с кем-то спорит. Голова у Яматоноками после сна была ясная, но осознание, что они по-прежнему в Киото в 1864 году, пришло не сразу. И понимание этого оказалось далеко не самым приятным. Второй отряд, все, кроме капитана, вставшего раньше всех, пробудился поздно. Последним проснулся Яматоноками, и сразу уловил витающее в воздухе напряжение. Изуминоками спорил с Касю, что в обычной ситуации случалось крайне редко: мечи-Шинсенгуми не часто ругались между собой. Нагасоне и Сайо, как две буддийские статуи, сидели рядышком возле стенки и молчали. Есть всем, в общем-то, хотелось, но решить, что делать дальше хотелось еще сильнее. — Я тоже остался бы в Киото, — сходу ляпнул Яматоноками. — Будем голосовать? — примиряюще спросил Касен. За последние полчаса он устал балансировать на грани между миром и ссорой в отряде, и подготовил свой, капитанский окончательный вердикт. Иногда Касен Канесада мог быть ужасно категоричным. — Вот, спасибо, напарник, — фыркнул Касю. — Уж ты-то мог бы поддержать меня. — Я не совсем понял твою идею, но в любом случае, тоже считаю, что нам всем лучше оставаться на месте, — бесхитростно ответил Яматоноками. — И что толку-то? Дождемся, что нас схватят Мимаваригуми или те же Шинсенгуми, и все, — Касю злился так сильно, что уши и шея покраснели. — А толку скитаться по Японии? — Изуминоками не нравилась ситуация, он тоже злился, и злился сам на себя за то, что злится и теряет способность рассуждать здраво. Будь это любая другая эпоха — было бы на порядок легче. Он мог поблагодарить Саниву хотя бы за то, что в отряде были другие мечи-Шинсенгуми и брат, но Изуминоками даже себе боялся признаться в том, что способен за кем-то скучать и к кому-то привязываться. Особенно за другими воинами-мечами, даже связанными с ним общей судьбой. Его любовь к бывшему хозяину — Хиджикате Тошидзо — и та не принесла ему ничего, кроме боли. Впрочем, если бы Изуминоками Канесаде предложили полностью стереть память, он ни за что бы, ни согласился. Сказал бы, что поборол прошлое, что настоящий меч-защитник никогда не отступит, но глубоко внутри, он по-прежнему любил Хиджикату и восхищался ним. Воспоминания были ценными, бережно хранимыми и при этом демонстративно-уничижительными, словно важнее заданий Санивы в жизни ничего не осталось. Единственный воин-меч, который полностью понимал всю суть мятущейся сущности Изуминоками, находился сейчас за сотни лет от Киото. — Нам придется пересекать заставы на границах провинций, а это куда хуже. И сколько мы будем скитаться? Несколько лет до самого Хакодате? — продолжил свою мысль Изуминоками. — А сколько мы просидим в Киото? Неделю, месяц, два? Год? Изуминоками тяжело дышал. Мысль о том, что они застряли в этом временном периоде навсегда, и никто за ними не придет, он отгонял всеми силами. И целую минуту со злостью представлял, как тогда, назло всем и Саниве в частности, пойдет и полностью изменит историю Хиджикаты. — А остальным плевать? — Касю зло глянул на Нагасоне и Сайо. Угроза конфликта стремительно нарастала с каждой минутой. — Я понимаю, что мы не можем ничего гарантировать. Мы не знаем, сколько пробудем в такой ситуации. И понимаю, что доля истины в том, чтобы попробовать пройти по контрольным точкам — есть. Возможно, тогда мы встретим ретроградную армию, и компас отреагирует на временное вмешательство. Но я хочу поверить хозяину. А он будет забирать нас из того места, куда отправил, — своим самым спокойным голосом подытожил Касен. — Верьте в своего хозяина, сколько влезет! Мы не исчезаем, но и вернуться не можем. Значит, мы просто ему больше не нужны. Забыли, сколько раз мы, Шинсенгуми, были преданы? Сегуном, императором, всеми вокруг? — Касю! — одернул Яматоноками. — Окита тебя не предавал. И ты же знаешь, что Санива болел. Он не привык видеть напарника таким злым. Спор был глупый, и скорее давал выход эмоциям, чем искал реальный путь решения проблемы. Яматоноками никак не мог подобрать нужное определение: ситуация казалась знакомой, но что именно она напоминала — вспомнить не мог. — Я утром уже поговорил с хозяйкой гостиницы. Эта комната небольшая, но нам хватит. Хозяйка согласна приютить нас за смешную цену, в обмен на посильную помощь. Я уже занял место на стирку белья. Последние слова Касена мгновенно разрядили обстановку. Изуминоками смешно фыркнул. — Нам надо здесь выжить, раз уж мы никуда исчезать не собираемся. И мы будем наблюдать за Икеда-я. Хозяйка гостинцы, О-Мото-сан — приятная женщина. Правда, она долго сомневалась — уж не беглые ли мы ронины из Тоса. — Не поминай всуе, — расхохотался Нагасоне. — Значит, остаемся? В голосе Нагасоне Котецу прозвучали стальные нотки его прошлого хозяина Кондо Исами. Касю Киемицу не разговаривал с членами отряда до самого вечера. — Все уладится, — сказал Нагасоне, широко шагая по торговой улице Киото. — Вы точно в это верите? — спросил Сайо. Они шли на рынок за покупками для О-Мото-сан, вокруг клубилась пыль, июльское солнце пекло макушки. Сайо не сильно наполнился оптимизмом, особенно после утренней стычки, но спокойное поведение капитана Касена и молчаливая уверенность Нагасоне, дарила крупицу надежды. — Точно. Сайо недоверчиво посмотрел на Нагасоне. Мимо промчалась стайка детворы с воздушными змеями. Выцветшие от солнца, игрушки легко скользили по воздуху, дети смеялись и улыбались друг другу. Сайо пугали человеческие эмоции, но он почему-то подумал о том, что если и существует что-то, что способно вернуть их домой, то это точно будет не просто временной компас. Нагасоне улыбнулся ему и добавил: — Никому не говори об этом, но я точно знаю — хозяин никогда бы не отправил мечей-Шинсенгуми без Хорикавы просто так. И Изуминоками это тоже понимает. А компас хозяин непременно починит.