Сталь золотая, сталь серебряная

— А вот теперь мы сливаемся с остальными самураями, и не спускаем глаз с Мицунари каждую минуту, — сказал Яманбагири. Гнедая коренастая лошадка под ним, недовольно фыркнула. Он ласково похлопал животное по шее, успокаивая ее. Битва с воинами ретроградной армии на равнине перед самой Осакой внесла свою неоценимую лепту. Отряд Токугавы принял неожиданно пришедших на помощь воинов за союзников, посланных кем-то из сюзеренов Иэясу, и все вопросы отпали сами собой. Мицунари был пойман, связан, и под конвоем направлялся в Киото. История линейно шла своим чередом. Воины Токугавы были рады пополнению в рядах, хотя и держали оружие наготове. В это неспокойное время каждый первый мог оказаться предателем. — Не нравится мне происходящее, — сказал Миказуки. Он поровнял лошадь с лошадью Яманбагири и поделился сомнениями. — Ретроградов было слишком мало. Хотя сейчас была очень удобная возможность, — продолжил он. Битва с ретроградной армией получилась ожесточенной, но короткой. Первый отряд даже сосчитать врагов не успел: много мелких танто и несколько соперников покрупнее. Чересчур легко для такого важного момента. — Подозреваешь большую битву в Киото? — Не знаю. Не уверен. Считай это старой дедовской интуицией. Яманбагири недовольно поморщился. Постоянные недомолвки Миказуки вводили всех в массу заблуждений. Когда тебе тысяча лет, как-то забываешь, что молодежь еще имеет привычку переживать и рефлексировать. В конце самурайского отряда ехал Муцуноками. Он несколько раз оборачивался, но видел только очертания города и возвышающийся над равниной Осакский замок. Где-то на той стороне был океан. Для того, кто видел море все свое сознательное существование, потеря от того, что во время задания оно так и не было увидено, казалась неважной. Для любого другого, кроме Муцуноками. Его грызло непреодолимое желание выбежать на берег, помахать руками, посмотреть на рыбацкие лодки эпохи Эдо, увидеть «черный корабль». Он бы достал весь отряд шумной суетой, и обязательно сказал капитану: «Ух, смотри, вот это грот-мачта у корабля!». — Еще не раз вернешься, — успокоил Ямабуши. — И надоесть успеет на одни и те же виды смотреть. — Наверное, — ответил Муцуноками, пожимая плечами. Его привычная веселость ему самому казалась сейчас неуместной. То ли погода так действовала, то ли общая усталость от длинного задания. Прошлая ночь разворошила в нем кучу воспоминаний, и они как осенние листья, шуршали, донося слышимый только Муцуноками звук прибоя. Истории о Реме Сакамото порядком достали уже многих обитателей Цитадели, и он перестал говорить о нем слишком много. В той маленькой гостевой комнате Муцуноками так долго рассказывал о Реме, словно прорвало, что теперь было неудобно перед капитаном. В конце концов, Яманбагири просто заснул, и Муцуноками, задув лампу, аккуратно накрыл его плащом. Внутри осталось щемящее чувство, как если рассказываешь абсолютную глупость, которую давно хотел сказать, и понятную только самому себе, а неожиданно встречаешь в глазах сидящего напротив понимание. Муцуноками не нашелся, что еще ответить Ямабуши, и тот, всё поняв, оставил его в покое. У Яманбагири и Хорикавы такое «задумчивое поведение» случалось слишком часто, чтобы не знать, как оно проявляется. Порой бывает очень полезно побыть наедине с собой. — Думаете, будет еще нападение? — спросил Цурумару, подъезжая ближе к Ямабуши и Ягену. — Миказуки с капитаном что-то нехорошее обсуждают. — Хуже, чем полмесяца болтаться по грязи, уже не будет, — заметил Яген. Он никак не мог совладать с пегой кобылкой, которая, то норовила занести его вбок от отряда, то и вовсе сбросить с седла. Погода ухудшалась, накрапывал дождь, и лошадка сердито пряла ушами, косясь на своего всадника темными умными глазами. — До Киото здесь полдня езды, и три контрольные точки. Недолго осталось, — сказал Цурумару. — Но тебя же самого что-то беспокоит? — уточнил Ямабуши. — Напряжение. Это тяжело объяснить. Словно не мы идем за Мицунари, а за нами идут. — Тогда не объясняй. Потом и увидим, — сказал Ямабуши, и на ходу перехватил поводья лошади Ягена ровно в тот момент, когда она вознамерилась понестись галопом. Тот кивнул в знак благодарности, облегченно, выдохнув. Яген любил лошадей, но те почему-то видели в нем товарища, а не хозяина, и ездить верхом у него получалось плохо. Отряд Токугавы двигался медленно, забирая каждый раз все севернее, в сторону от основного тракта. Командующему отрядом так казалось безопаснее. Яманбагири не возражал. Они вообще старались меньше контактировать с людьми. Каждое общение с человеком из прошлого тянуло за собой невесомое, практически несущественное временное искажение, ведь в первоначальном прошлом не существовало воинов-мечей. Это походило на маятник. Достаточно было крошечного касания, чтобы вывести весь механизм из равновесия. Когда таких искривлений становилось слишком много, временная ткань делалась тонкой и легко рвалась под натиском ретроградной армии. Одним из неофициальных показателей успешности задания было количество контактов во временном отрезке. Для длительных заданий и экспедиций устанавливались лимиты, после которых количество и уровень врагов начинал расти в геометрической прогрессии. — Утром будем в Киото, — сказал Ямабуши брату. К ночи отряд сгруппировался, и по проселочной дороге самураи ехали плотными рядами. Мицунари, находившийся в центре всадников, за все время дороги не произнес и слова. — Ты тоже думаешь, что намечается что-то серьезное? — снова спросил Ямабуши. Цурумару, едущий с правой стороны, крайний к лесу, положил ладонь на рукоять меча. Яген и Миказуки уже после заката не спускали рук с оружия. — Не знаю, — ответил Яманбагири. — Все на взводе. — Почти все, — ответил брат, мотнув головой в конец отряда. Унылый, как этот ноябрьский дождливый вечер, в самом хвосте ехал Муцуноками. Это был поистине редкий случай: обычно энергия била из него ключом. Яманбагири осадил лошадь и подождал, пока Муцуноками поравняется. Слов у капитана первого отряда не было, зато они тут же нашлись у самого Муцуноками. — Можешь не переживать, задание я не завалю. Тут уже немного осталось. — Раны есть? — Ни единой, капитан. Яманбагири недоверчиво посмотрел на него из-под капюшона. Очень уж манера речи напомнила ему ответы Хорикавы. Тот тоже был любителем прятать все в себе, а потом страдать где-нибудь в одиночку. Муцуноками Ешиюки, из всех жителей Цитадели, на страдальца походил меньше всего, и тем сильнее его нынешнее поведение настораживало. — В Киото был на заданиях? — спросил Яманбагири. Свою непривычную разговорчивость он оправдал тем, что не хочет провала миссии. Было бы ужасно обидно потратить столько времени и вернуться ни с чем. — Был, конечно! — оживился Муцуноками. — Я и при Тоба-Фушими был. Нас несколько раз туда хозяин отправлял. И Рема… Он же в Киото погиб. Я там все знаю. Где-то между событиями у моста Коэда и отступлением сил сегуната в битве при Тоба, Яманбагири потерял связь с реальностью. От засыпания в седле его спасали холодные капли, которые периодически сыпались на отряд с веток и хмурого неба. Муцуноками снова, как и прошлой ночью, все рассказывал и рассказывал, а дорога тянулась, делаясь какой-то бесконечной. Иногда где-то всхрапывала лошадь, звякали доспехи, кто-то негромко разговаривал. Стук копыт, приглушенный мокрой землей, сливался в постоянный единый гул, который, в конце концов, превратился в шум прибоя, а ночное пасмурное небо вспыхнуло пеной и синей рябью. В тревожном колышущемся сне Яманбагири увидел корабли, и скалистый берег, четко очерченный на фоне рассвета. — А океан большой-большой. Его раз увидел и все, пропал. Голос Муцуноками звучал рядом, над самым ухом. В реальности была сырая ветреная ночь, очередная приближающаяся битва, и Яманбагири с трудом открыл глаза. Во сне было тепло и уютно, как в старом любимом плаще. Он не мог сказать, как давно видел такие яркие сны: хрупкие, дрожащие, рассыпающиеся от малейшего прикосновения, но удивительно светлые. — Скоро будем на месте, — сказал Яманбагири, силясь прогнать сонливость. Моросящий дождь уже не спасал, не смотря на мокрый плащ. — Все будет отлично! — заверил Муцуноками. Даже не глядя на него, можно было понять: он улыбается. И добавил: — Спасибо, капитан. Яманбагири не ответил, но и ехать вперед не торопился. По светлому наряду Цурумару он безошибочно видел остальной отряд, и не стал подъезжать ближе. До рассвета оставалось несколько часов, враги в спину не дышали. Справа начала светлеть тонкая полоска неба, указывая на погожий день. Тучи стремительно гнались ветром на юг, назад в Осаку, к морю. Сталь — штука тяжелая, ее всегда тянет к земле, откуда она произошла. Только земля — это еще не все. Даже для тех, кто был рожден из металла. Яманбагири поправил слетающий под порывами ветра капюшон, и обернулся. Мысли его были дальше, чем лес за спиной и раскисшая дорога. Муцуноками всё еще улыбался. В светлых глазах Яманбагири он видел знакомый отблеск. — Когда вернемся, я попрошу хозяина нас всех на море отправить. Хотя бы на денек. — Мы там были, — сказал Яманбагири. — Да и нечего хозяину досаждать. — Ничего. Он поймет. Муцуноками тряхнул лохматой мокрой головой, подтверждая свои мысли. И по тому, как ускользает взгляд Яманбагири, прячась под капюшоном, он знал наверняка: тот тоже все понимает. Капитан первого отряда Яманбагири Кунихиро продолжил невозмутимо ехать рядом. На заданиях не покажешь же, в самом деле, что ты думаешь о какой-то глупости, никак не связанной с битвами и походами. Ямабуши несколько раз пытался уловить, о чем же говорит брат с Муцуноками, но даже его проницательный слух не мог услышать то, чего не было. Яманбагири просто ехал в конце отряда. В случае с ним, это было даже куда красноречивее, чем любые произнесенные слова. Предчувствие скорого финала задания снова подействовало на отряд положительно. Ночной переход хотя и был утомительный, но по сравнению с предыдущими пешими походами казался уже сущим пустяком. Им оставалось всего-то препроводить Мицунари до дворца в Киото, где его предадут суду и казнят. В том, что никто из отряда не был связан прошлым с бывшим главнокомандующим, был несомненный плюс: места для ностальгии попросту не было. Впрочем, из всего отряда только Муцуноками и мог похвастаться излишней впечатлительностью. Миказуки и Цурумару уже, наверное, в десятый раз, видевшие события этой эпохи, привязаны к ней не были. Ямабуши не был связан с боевыми действиями по определению, а Яген был достаточно мудрым танто, чтобы не поддаваться излишним чувствам. Как один из старожилов Цитадели он вообще очень долго не мог понять природу эмоций у оживших кусков металла. Пока на собственной шкуре не прочувствовал щемящую ностальгию и с тех пор тайно мечтал узнать: есть ли в воинах-мечах душа и если есть, то где. Но разрезать и покопаться внутри товарищей по оружию ему никто бы не разрешил. — Только не нагоняй страху своими предчувствиями, — посоветовал Цурумару, глядя на то, как брови у Миказуки все сильнее сводились к переносице. — Все будет хорошо! — заверил Ямабуши. Он буквально каждую минуту жалел о том, что глаз на затылке нет и следить за братом, ехавшим последний отрезок пути в хвосте отряда, неимоверно сложно. Отряд Токугавы въехал в Киото и неспешно двигался по улицам. Столица, как и всегда, в любой эпохе, была полна народу. Слетевшая с нее осенняя красота — ни единого кленового листа не осталось — изрядно компенсировалась яркими одеждами горожан. Вдоль домов, едва завидев самурайский отряд и флаги рода Токугавы, жались торговцы и крестьяне, падая лицом в грязь. Отсутствие, каких бы то ни было движений со стороны ретроградной армии на протяжении всего пути, и служило причиной излишней обеспокоенности Миказуки. В себе, как в воине, он был уверен. Но, не смотря на всю свою уникальность, командная работа доставляла ему удовольствие, и он не мог игнорировать остальных сокомандников. — Может быть, все обойдется, — сказал Яген. Гнетущая атмосфера начинала выводить из равновесия даже его. — Надеюсь, — ответил Миказуки. Первый отряд был готов в любую минуту отразить нападение ретроградной армии. Но проблема и крылась в том, что никакого нападения пока не предвиделось. Лучших шансов, чем близ Осаки и перед въездом в Киото и быть не могло. Битва в городе, конечно, в их случае, могла быть не самой удобной, но тоже не критичной. — Добра не будет, — снова сказал Миказуки, стараясь не смотреть на процедуру казни Мицунари. Ничего красивого или хотя бы мало-мальски благородного в ней не было. Токугава Иэясу изощренно отплатил сопернику за все обиды. Их отряд, затерявшись в числе других, охранявших место казни, ждал то ли битвы, то ли понимания того, что задание, действительно, выполнено. Яманбагири недовольно переминался с ноги на ногу. — Каркаешь, как старый дед, — сказал Цурумару, стараясь разрядить обстановку. И без того бледные пальцы совсем побелели — так крепко сжимал он рукоять меча. — Я и есть старый дед, — улыбнулся Миказуки. — Ложись! От окрика Ягена весь отряд непроизвольно пригнулся и в следующую секунду уже видел только колышущееся марево врагов и перепуганные лица людей, принявших ретроградную армию за демонов. — А я говорил! — крикнул Миказуки, уворачиваясь от стрел противника. — Считай, что открыл в себе новые таланты, — рассмеялся Цурумару. Яманбагири не вслушивался в их беседу, но она давала понять: все в порядке. Можно было сколько угодно не любить собственное капитанство, особенно с такими мечами, но глубоко внутри он был благодарен им за надежность. С ними не приходилось тратить силы на лишние переживания. Мельтешащий Муцуноками и то вызывал на порядок больше беспокойства. — Ямабуши, не отходи далеко от Мицунари, — окрикнул Яманбагири брата. Тот издал какой-то нечленораздельный звук и ринулся сквозь стену ретроградных воинов на противоположную сторону площадки. Битва затягивалась. — Плохо, что так много людей вокруг, — сказал Миказуки, отбиваясь от противника. Место было неудобное, а увести ретроградную армию с контрольной точки было невозможно. — Они же закончатся, — как-то вяло ответил Яманбагири и спешно пересчитал отряд. Яген привычно маневрировал по крышам и каменному забору. Муцуноками, наплевав на условности и временные периоды, от души развлекался с револьвером. Ямабуши и Цурумару мелькали возле едва живого Мицунари. — Они не хотят изменить историю, — сказал Яманбагири и, встретившись со стальным взглядом Миказуки, понял, что попал в самую точку. Они не знали, чего ожидать еще, но под ложечкой у обоих неприятно засосало. — Время, — напомнил Миказуки. — Ограничения по времени не отменяли. А затем плотная мгла врагов стала редеть, резко, словно выцветая. Небо, слегка подернутое легкой осенней дымкой, приобретало привычный цвет. Как никогда сильно пахло ржавчиной, и совсем немного — порохом. — Они больше не появятся, — полуутвердительно сказал Яманбагири. Он уже видел, что Цурумару осел на землю, не в состоянии нормально встать. По белоснежным штанам расползалось алое пятно. — Ужасно непрактичные тела, — сказал тот, когда первый отряд спешно собрался вокруг. И засмеялся. — Мы же завершили, да? — с надеждой спросил Муцуноками, оттирая копоть на носу. Вид у первого отряда был немного помятый, но бодрый. У всех, кроме капитана и Миказуки. Слишком много ответственности было у первого, и опыта — у второго. Битва не сулила ничего хорошего, и дело было совсем не в испуганных людях, которые теперь не один месяц будут пересказывать подробности казни, и даже не в ранении Цурумару. Того подлечить — дело нехитрое для Санивы. Яманбагири не мог отделаться от неприятного досаждающего чувства, что задание так просто завершиться не сможет. Привычный золотой свет, исходящий от небольшого компаса, похожего на часы, ударил в небо. Эффектный завершающий штрих для окружающих людей. Через несколько минут на место происшествия массово начнут возвращаться отряды Токугавы. — Наконец-то спокойно выпью чая, — сказал Миказуки. Поток золотого света кружился вокруг первого отряда крошечными временными песчинками. Каменный забор, окружавший по периметру площадку для казни, побледнел, краски смешались с лучами света. Где-то недалеко брякнули доспехи. Рука Яманбагири дернулась, и он никак не мог унять легкую дрожь в пальцах. Привычно-тяжелый временной компас был легче моти. Место, где стоял первый отряд, забор, крыши замка, тело Мицунари, флаги на ветру — все это наливалось красками. Был 1600 год. — Попил чаю, — сказал Яманбагири. — Компас не работает. Мы застряли.