Сталь золотая, сталь серебряная

— Ну и чем мы занимаемся? — Положим, мы занимаемся слежкой. — Положим, мы занимаемся ерундой, — сказал Яген. Цурумару и Муцуноками, не сговариваясь, обернулись к Ягену. Тот развел руками, показывая, что ничего не имел в виду, а ерунда — она и в эпохе Эдо ерунда. День близился к закату. Битва при Секигахаре завершилась так, как и должна была завершиться — полной и безоговорочной победой Токугавы Иэясу. Остатки войск западной коалиции метались по равнине и гибли тысячами, в воздухе пахло порохом, мокрой землей и металлическим запахом крови. Мицунари бежал с поля боя, успешно затерявшись в общей суматохе и панике. Он все еще надеялся скрыться от Токугавы и спастись. Первый отряд неспешно двигался на запад, в сторону, противоположную от Эдо. Предложение взять лошадей и продолжить путь верхом, было зарублено капитаном на корню. — Где вы видели монахов, странствующих верхом? Или хотите, чтобы нас приняли за дезертиров? — недовольно сказал он на подобное предложение. На монахов походил разве что Ямабуши, но наличие оружия у монахов-воинов в средневековой Японии не вызывало удивления, а наряды, и особенно — голые коленки Ягена — были успешно скрыты под плащами. — А если мы потеряем Мицунари из виду? — спросил Муцуноками. — Он ведь перемещается верхом, а мы — нет. На западе алел кровавый закат. Осеннее высокое небо было ясным, но словно подернутое легкой дымкой — это рассеивалась копоть и пыль битвы. — Мы знаем, где он будет в любой момент времени, — ответил Яманбагири. — Конечно, если не вмешается ретроградная армия и не сдвинет временные показатели. — А если она вмешается, и мы не успеем? Путь ведь неблизкий. — Ретроградная армия никогда не нападает, где попало. Яманбагири говорил четко и заученно — хоть учебник пиши, и их диалог со стороны напоминал разговор учителя с глупым учеником. Даже всегда серьезный Яген не смог скрыть улыбку, наблюдая за ними. — А вдруг? — уточнил Муцуноками. — Без вдруг. Наше счастье, что у ретроградов есть строго фиксированные точки нападения. — Тогда почему мы не двигаемся между точками с помощью временных перемещений? — Потому что у Санивы сейчас не хватит сил на столь длительные и частые перемещения. Мы и сами справимся. — И мы точно знаем, что движемся в правильном направлении? — Вернемся, скажешь спасибо хозяину и мелкому лисенку. Конноске передал нашему капитану все маршруты движения Мицунари с точностью до двух минут. Мы идем в правильном направлении, уж поверь. Ямабуши дружелюбно хлопнул Муцуноками по плечу и рассмеялся. Он не был бы братом Яманбагири, если бы не умел различать настроения последнего — еще несколько минут, и того разорвало бы на кусочки от злости. Яманбагири незаметно кивнул брату головой. По-настоящему он сердился очень редко, а слишком длинные разговоры с другими (исключая братьев) скорее настораживали и вызывали массу вопросов. Например: зачем что-то спрашивать у капитана, если в отряде есть Миказуки? И Цурумару, не в пример, общительнее и дружелюбнее. И если Муцуноками Ешиюки впервые на такой длительной миссии, то пусть узнаёт все у опытных воинов. Яманбагири был свято уверен, что меч-копия не сможет объяснить все правильно. — Ты сердишься, — сказал Ямабуши брату. — Ничего подобного. Просто задание скучное. Лампа тускло освещала крошечную веранду. В комнатах было тепло. Первый отряд, обогнув гору Нангу, на ночь остановился в ближайшем селении. В пустующей хижине на его окраине расположился Мицунари с парой доверенных людей. Тот факт, что за сокрытие военного преступника, пусть и не умышленно, могли вырезать всю деревню, бывшего главнокомандующего, волновало меньше всего. Гостиницы в селении не было, но «странствующим монахам» нашли место для ночлега и несколько циновок. Миказуки ушел поговорить со старостой деревни, Яген с Цурумару — следить за хижиной Мицунари, Муцуноками — грел воду в бане. Где-то недалеко лаяли собаки, подвывая на полную луну. В селении жизнь текла своим, неспешным чередом. Словно и не рядом с ними, с противоположной стороны горы, меньше суток назад произошла переломная битва в истории Японии. — Сердишься, — снова сказала Ямабуши. — Ты всегда сердишься, когда тебя назначают капитаном таких отрядов. — Я не сержусь. Но если ты настаиваешь — могу и посердиться. Небо стремительно стало затягивать плотными дождевыми тучами; резкие, одиночные порывы ветра трепали огонек лампы. Братья Кунихиро помолчали. Ямабуши всегда, с того самого времени, как они обрели свои человеческие тела, чувствовал, когда Яманбагири сердится. Это знание пришло легко и не вызывало сомнений, как не вызывают сомнений у матери желания своего младенца. Ямабуши просто в любой момент мог сказать, о чем думают братья: по хмурым бровям или сильно натянутому капюшону. И самым естественным желанием его было — видеть на их лицах улыбки. С вечно серьезным и рассудительным Хорикавой и угрюмым Яманбагири это удавалось редко. В бане гремел тазами Муцуноками. Если бы не третий лишний в доме, Ямабуши обнял бы брата. Яманбагири всегда возмущался, но тактильный контакт его успокаивал. — Хочешь моти? — только и спросил Ямабуши. — Скоро вернутся остальные, мы поужинаем, сменим дежурных, отдохнем, и все будет в порядке. — Человеческие тела ужасно непрактичные. Мы устаем, хотим есть и испытываем массу других вещей. Ты моти из Цитадели нес? — Ага, из кухни утащил. Вкусные штуки. Зато мы можем ощущать тепло. Ямабуши разорвал пакетик со сладостями и вложил пару штук в открытую ладонь брата. Полиэтиленовый шуршащий пакет с кроликом на фоне луны смотрелся ужасно неестественно в средневековой Японии. — Вкусные, — согласился Яманбагири. Ему нравилось, что у брата, в отличие от него самого, всегда были теплые руки. Отряду надо было всего лишь проследить путь одного самурая. В обычное время они бы сократили время миссии за счет временных перемещений между точками нападения ретроградной армии. Сейчас, когда Санива болел, приходилось действовать простым проверенным способом — идти след в след. Мицунари двигался на восток, в сторону Японского моря. Он планировал добраться до Осаки или Кобэ, чтобы попытать счастье с западными миссионерами и на кораблях сбежать на материк, но дни его жизни неумолимо приближались к концу. И без того унылый грязный октябрь плавно превращался в не менее грязный, дождливый ноябрь. Дороги раскисли, и приходилось подолгу пробираться по местности, иногда прося местных крестьян подвезти до ближайших деревень, которые значились на пути передвижения Мицунари. На пятый день путешествия у Ямабуши закончились моти. Отряд, мокрый до нитки, сидел под деревом и пережидал осенний ливень. Впереди их ждала еще половина леса. — В Цитадели скоро зацветет сакура. Можно будет сидеть на веранде, и пить ароматный чай, — мечтательно протянул Миказуки. — Яген, почему ты не вылечил нашего хозяина? Может быть, у него не порядок с памятью, потому что это уже не боевое задание — это экспедиция какая-то, — вздохнул Цурумару. В душе Яманбагири был полностью согласен с этим утверждением. — У меня нет лекарств, которые помогли бы хозяину в данном случае. Я узнавал, — голос у Ягена был бледный. Он никогда бы не признался в этом, — и под страхом смертной казни, но у него ужасно замерзли ноги. Даже всегда неунывающий Муцуноками захандрил. Душа требовала приключений, а всё приключение сводилось к туристическому пешему походу по средневековой Японии. К тому же, он исполнился самых мрачных подозрений по поводу того, что капитан его ненавидит. Мир Муцуноками Ешиюки был очень простым. Принадлежавший некогда известному миротворцу и мечтателю Сакамото Реме, он и в человеческом облике был свято уверен, что договориться можно всегда. Правда, это не отменяло политики «добра с кулаками» и личных претензий к Шинсенгуми, но в остальном Муцуноками был прост, как пять йен. С танто он вел себя по-братски, с условно одногодками — на равных, с мечами вроде Миказуки — как со старшими членами семьи. Муцуноками никогда был не прочь послушать истории, и сам неплохо рассказывал, приукрашивая их новыми деталями. Но приставать слишком часто с расспросами к тому же Миказуки он все-таки стеснялся. Если такое слово вообще было уместно по отношению к Муцуноками. Капитан первого отряда Яманбагири Кунихиро был для него чем-то странным. У них была разница ровно в девяносто восемь, почти сто, лет: всего-то ничего по меркам меча. Сравнительно одинаковая сила и скорость. Муцуноками не помнил, чтобы у Яманбагири Кунихиро были какие-то особые таланты или умения. При этом в неформальном рейтинге капитанства именно Яманбагири уверенно лидировал и чаще всего выбирался хозяином для особо сложных и важных заданий. Муцуноками Ешиюки впервые работал с ним в одной команде. — Капитан, а на той стороне ведь есть горячие источники? — спросил он, выжимая свой некогда белоснежный пояс-хвост. — Есть, — ответил Яманбагири. Яген тихо прыснул со смеху. Его привычная маска серьезности треснула под натиском бесхитростных и простодушных разговоров капитана с Муцуноками. Пятый день подряд первый отряд мог наблюдать картины из жизни учителя и его непутевого ученика. Учитель в лице Яманбагири держался из последних сил, но внутренняя дисциплина и ответственность не позволяла ему игнорировать приставучего товарища по команде. Тот ведь вопросы вроде бы по заданию задавал. Он терпеливо, раз за разом, объяснял Муцуноками особенности исторического периода, отношения между кланами, географические и культурные подробности. Особенно того заинтересовали «черные корабли» португальцев. Иногда к беседе подключались Миказуки или Цурумару, но тогда она обычно быстро превращалась в байки и воспоминания. — Капитан, мы остановимся на источниках? — Если все будет идти, как надо — сможем отдохнуть там сутки. Это будет замечательно! — громогласно заявил Ямабуши. Дождь и сырость негативно сказывались на мечах в любом обличье. Яманбагири, как и всегда, благодарно кивнул брату. Когда в отряде не было братьев, а это случалось не так уж и редко, ему приходилось становиться настолько непробиваемым, что Санива некоторое время зарекся ставить с Яманбагири в отряд особо впечатлительные танто. Отпрыски многочисленного семейства Тоширо его попросту боялись. — У нас последний марш-бросок. И назад, в Цитадель, — мечтательно протянул Цурумару. Он любил чистоту, но за свои почти тысячу лет научился мириться со всеми вещами в мире. Но грязь, липкая осенняя грязь и оседающая везде мелкая морось, иногда переходящая в холодный дождь, вызывала дискомфорт. Человеческое тело еще сильнее, чем сталь, чувствовало прикосновения, и мокрое туловище с плотно прилегающими грязными одеждами, возвращало к жизни воспоминания о лежании под землей. Всякий раз, когда это всплывало в памяти, Цурумару делал непроизвольный глубокий вдох, словно утопающий, и хватался за рукоять меча. — А если мы не справимся с заданием? Я вот думал, — Муцуноками провел рукой по мокрым волосам и посмотрел куда-то вдаль, на пелену дождя. Помедлил, затем продолжил: — Я думал. Если бы Токугава не выиграл, то сегуната могло не быть совсем? — Сегунат был и до Токугавы. Одно другое не отменяет, — сказал Яманбагири. Вопросы Муцуноками не носили адресного характера, но остальные настолько привыкли к их диалогам, что, молча, предоставили слово капитану. — Но теоретически это возможно. Если бы совет пяти старейшин не закончил масштабной битвой, они бы взаимно устранили друг друга с помощью ядов и наемных убийц. И императору пришлось бы вмешаться. — Император не вмешался ни в одно событие, происходившее в эпоху Сенгоку. — А здесь бы вмешался, — настаивал Муцуноками. — Ты хочешь изменить ход истории? — Нет, — у Муцуноками покраснели уши. — Просто подумал, что без сегуната могло не быть революции Мейдзи. Тогда бы Рема остался жив. И не было бы ни одного, ни единого, даже самого крошечного Шинсенгуми. Одной гадостью меньше. Воздух пах прелой листвой, грибами и плесенью. Лес слушал шум дождя. — Капитан закопает тебя под этим же дубом, — расхохотался Цурумару. — Мы спишем это на издержки задания. Незапланированные случайные потери, — пожал плечами Яген. Бледный от холода кончик носа подрагивал от беззвучного смеха. — Да ты с юмором, парень! — Ямабуши приобнял Муцуноками за плечи. — Выбирай, какая сторона дуба тебе больше нравится. В далекой Цитадели, расположенной не просто за сотни километров, а сотни лет, младшему брату Хорикаве Кунихиро икнулось. Кроме как Ямабуши с Яманбагири на ум ему никто не пришел — Изуминоками, сидя на пороге, пытался зашить дырку в носке. Голубые хаори Шинсенгуми аккуратно лежали в углу комнаты. Дождь, заставший в пути первый отряд, все реже стучал по полуголым веткам, небо меняло цвет со свинцово-серого на выцветший голубой с рваными кусками белесых облаков. Муцуноками Ешиюки покорно молчал до самых горячих источников.