***
Аристия — невероятно милая девочка, и это знают все. Карсейн с ними вроде как согласен, но воспоминания об ударе, полученном от этой «милой девочки», всё ещё живы в его голове. Поэтому, когда он встречает сорняка, неизвестно как оказавшегося её другом, то лишь пожимает плечами. Как будто она с этим психом не справится сама.***
Время идёт, а Аристия становится лишь сильнее. Наблюдая, как взбешённая после встречи с принцем девушка яростно колотит несчастную стенку, Карсейн философски радуется, что предметом её злости является не он. Бедный принц, да поможет ему Вита.***
К несчастью, мозги у принца отсутствуют напрочь. В этом Карсейн убеждается, когда тот влюблённым взглядом наблюдает за Аристией, с довольной улыбкой избивающей рискнувших оскорбить её членов фракции аристократов. Неужели он мазохист?***
Когда пошли слухи о внезапно появившейся Деве из пророчества, Карсейн уже чувствует приближающийся хаос. И не ошибается. Черноволосая девчонка смотрит на наследницу Моник с таким восхищением, будто готова поставить ей алтарь и молиться на него каждый день. Герцог Дженна недовольно скрипит зубами, но молчит: перед глазами всё ещё стоит картина избитого почти до смерти графа Хамела.***
Аристократия уже совсем отчаялась. Карсейн задумчиво смотрит на кучку подосланных убийц, посмевших напасть на дочь маркиза Моник посреди бала. Аристия добивает последних, а рядом неуверенно топчется дворцовая стража. Вроде и за работу нужно приниматься, но мешать увлечённой Аристии никто не рискует. Дилемма. Стоящий рядом сорняк умилённо улыбается, а на его щеках играет румянец. Неподалёку очарованно вздыхает Джион, с восторгом наблюдающая за веселящейся Моник. Карсейн чувствует, как по его спине проходит холодная дрожь. Вот ведь чёртовы психи. Он осматривает зал и нервно усмехается: ещё один. Принц Рувелис завороженно наблюдает за (не)своей невестой, приложив руку к сердцу. Неужели Карсейн здесь единственный адекватный человек? А, не единственный. Он встречается взглядом с пустыми глазами секретаря принца и невольно сочувствует ему. Это он ко всему привык, а хрупкая психика Демарка к подобному явно не была готова. Закончившая вершить свои тёмные дела Аристия, довольно улыбаясь, подходит к нему, и Карсейн, тяжело вздыхая, достаёт платок. Стирая с девичьих щёк алую кровь, он обречённо думает: «Я слишком стар для этого дурдома.»