***
Наутро за завтраком пятикурсники по-прежнему почти не разговаривали между собой. Парвати бормотала себе под нос заклинания, и солонка перед ней судорожно подёргивалась. Гермиона перечитывала «Успехи заклинательных наук» с такой скоростью, что взгляд её казался расплывшимся, а Симус каждые полминуты ронял нож или вилку и опрокидывал вазочку с мармеладом. Когда завтрак кончился, пятикурсники остались слоняться в холле, а прочие ученики разошлись по классам. В половине десятого их начали класс за классом приглашать обратно в Большой зал, который теперь выглядел слегка непривычно и походил больше на обстановку в классе прорицаний, каким он стал при Островской: четыре факультетских стола убрали, заменив их множеством парт, обращенных к тому концу Зала, где находился стол для преподавателей. За ним стояла профессор Нотт. Когда все расселись по местам и успокоились, она дала отмашку: - Начали, - и перевернула огромные песочные часы, рядом с которыми были разложены и расставлены запасные перья, баночки с чернилами и свитки пергамента. Гарри с гулко бьющимся сердцем взял свой билет и прочёл первый вопрос «Приведите магическую формулу и опишите движения палочкой, воспроизводящие Манящие чары». У Гарри в голове мелькнула смутная картина: недовольно квакающая жаба летит ему точно в руки, девочка с копной кудрявых волос гордо удаляется прочь по качающемуся коридору… Слабо улыбаясь, он взглянул на сидевшую впереди Гермиону, склонился над пергаментом и начал писать. Вопреки его опасениям экзамены оказались не такими уж и страшными. После обеда их всех завели в небольшую комнатку рядом с Большим залом, откуда их должны были пригласить на устный экзамен. Вскоре их начали вызывать маленькими группами в алфавитном порядке; те, кто дожидался своей очереди, вполголоса бормотали заклинания и отрабатывали движения палочкой, время от времени нечаянно угощая соседей тычком в глаз или в спину. Прозвучало имя Гермионы. Трепеща, она покинула комнату вместе с Энтони Голдстейном с Когтеврана, Гойлом, Дафной и Уиллом. - Ну что, двоечники, все готовы? Вздрогнув от неожиданности, Гарри обернулся и увидел прямо за спиной улыбающуюся Адаре. - Привет. – Джаред коротко поцеловал девушку в щёку, однако рук, обвивших её плечи, так и не разжал. – Как ты? - Нормально, только что сдала смену. Хотела пожелать Уиллу удачи, да вот не успела. - С ним всё нормально будет, - махнул рукой Симус. – Он бы и не справился с заклинаниями – скажете тоже! Улыбнувшись в ответ на такую характеристику брата, Адаре негромко сообщила: - Знаешь, Симус, ты можешь быть очень милым, когда постараешься. Бедняга Финниган покраснел так, будто его в кипяток сунули. Через десять минут профессор Флитвик выкликнул ещё пятерых, в числе которых оказался и Гарри. Кивнув ребятам, он вошёл в Большой зал, крепко, до дрожи сжимая в руке палочку. - Профессор Тофти свободен, Поттер, - проскрипел Флитвик, стоявший сразу за дверью. Он показал Гарри на маленький столик в дальнем углу, за которым сидел, наверное, самый древний и самый лысый из всех экзаменаторов. Неподалеку от него Гарри увидел профессора Марчбэнкс – она принимала экзамен у Драко. Сев на табурет, Гарри медленно выдохнул, и профессор Тофти ободряюще улыбнулся ему в ответ. - Ну хорошо, - сказал он дребезжащим старческим голоском, - не надо нервничать. А теперь будьте так добры, возьмите эту подставку для яйца и заставьте её перекувырнуться несколько раз. В целом Гарри, как ему показалось, выступил весьма неплохо. Заклинание левитации удалось ему определенно лучше, чем он ожидал. Правда, он перепутал магические формулы роста и перемены цвета, так что крыса, которую ему велели сделать оранжевой, раздулась до размеров барсука. Хотя Гарри сам исправил свою ошибку, он порадовался тому, что рядом не было Гермионы, и после экзамена не стал сообщать ей об этом инциденте. Вечером отдыхать было некогда: после ужина они сразу отправились в гостиную и взялись за подготовку к завтрашнему экзамену по трансфигурации. Когда Гарри наконец добрался до постели, голова у него шла кругом от сложных магических теорий и диаграмм. Утром, на письменном экзамене, он позабыл определение Заговора обмена, но после обеда, пожалуй, отыгрался на устном. Во всяком случае, он сумел заставить свою игуану исчезнуть полностью, тогда как несчастная Ханна Аббот у соседнего стола совсем потеряла голову и умудрилась превратить своего хорька в целую стаю фламинго – в результате экзамен прервали на десять минут, чтобы изловить всех птиц и вынести их из Зала. В среду они сдали экзамен по травологии (если не считать легкого укуса зубастой герани, для Гарри всё прошло сравнительно хорошо), а на четверг был назначен экзамен по защите от Тёмных искусств. Здесь Гарри в первый раз почувствовал, что ему не в чем себя упрекнуть. Он без труда ответил на все письменные вопросы, а на устном экзамене с особенным удовольствием применял все требуемые чары на глазах у Амбридж, которая вместе с профессором Грэйволфом холодно наблюдала за ходом экзамена от дверей. - Браво, браво! - воскликнул профессор Тофти, который на этот раз вновь экзаменовал Гарри. – Великолепно! Что ж, полагаю, это всё, Поттер… Слева мелькнула и погасла яркая белая вспышка; обернувшись, Гарри понял, что Гермиона попыталась вызвать патронуса, и теперь перед ней щитом зависло довольно плотное серебряное облако. - Слабоват, - хмыкнул Гарри, понимая, что, если бы Гермиона не нервничала так сильно, её патронус имел бы куда более презентабельный вид. - Это ведь уровень ЖАБА, - справедливости ради заметил профессор Тофти в свойственной ему мягкой манере, напоминавшей интонации чьего-то прадедушки, на что Гарри спокойно возразил: - Профессор Люпин учил нас вызывать патронуса ещё на третьем курсе, и профессор Грэйволф много внимания уделял этой теме. Многие достигли успеха, сэр. Он сам не понимал, кой чёрт его дёрнул разглагольствовать тут о патронусах, но взгляд крошечных блёклых глазок Тофти вдруг стал чрезвычайно заинтересованным. - Не угодно ли продемонстрировать? – Он чуть подался вперёд, предвкушая небывалое зрелище. – Конечно, за дополнительные баллы... Гарри мигом закусил удила, но отступать было некуда, поэтому он лишь кивнул: - Конечно. Дайте мне пару секунд. До сих пор его патронус был куда более прозрачным, чем у Гермионы, и он решительно не понимал, как исправить это за «пару секунд». Обругав себя последним идиотом и тупым оленем и попрощавшись с отличной оценкой за экзамен, Гарри напряжённо задумался. Всегда смотри внутрь себя – так, кажется, говорил Римус, когда учил их, и теперь, вглядываясь в трепещущие глубины собственного сердца, он не видел почти ничего, лишь смутные образы, но зато предельно чётко слышал собственный прерывающийся от волнения голос. Корни… Чёрт, я люблю тебя. И даже если ты моя кузина – да хоть двоюродная тётя… Я всё равно не перестану… Стиснув палочку в кулаке, он поднялся с места и на шаг отступил от стола, как никогда ясно чувствуя вкус её кожи на собственных губах. - Экспекто патронум. Из его палочки вырвалось объёмистое облако серебристого света, которое, не отрываясь от кончика палочки, всё разрасталось, постепенно приобретая более чёткие очертания: понемногу вырисовывались тонкокостные лапы, нос-пуговка, чуткие уши и наконец – хвост, непозволительно пушистый и длинный. Сорвавшись с незримой привязи, лисица невесомо скользнула под самый потолок и, облетев зал по кругу, приземлилась на край стола, усевшись на стопку пергамента и глядя на экзаменаторов проницательными глазами. Она не исчезла даже тогда, когда профессор Тофти восторженно зааплодировал жилистыми узловатыми руками. - Прекрасно! – сказал он. – Очень хорошо, Поттер, можете идти! Кивнув, Гарри на негнущихся ногах пошёл к выходу из зала, но не успел даже добраться до двери, как колени его дрогнули, опасно подкашиваясь. - Так, а ну-ка спокойно! Малфой, помоги. Тряхнув головой, Гарри поспешил опереться на руку профессора Грэйволфа, который спешно потащил его прочь из зала в холл, где уже ждали друзья. - Боже, что с ним такое? – забеспокоилась Мораг, лишь мельком взглянув в белое как мел лицо друга. - Телесного патронуса вызвал, - коротко откликнулся Драко, и Гарри был ему смертельно благодарен за то, что не стал вдаваться в подробности. – Кажется, тебе только что поставили «превосходно», Поттер! Гарри, слишком обалдевший, чтобы говорить, просто кивнул и, дрожащими руками оперевшись о стену, сполз на пол. Перед глазами всё ещё стояла полупрозрачная вытянутая мордочка с умными глазами - и он был уверен, что глаза эти чёрного цвета. - Это была лисица? Подняв голову, он смерил взглядом склонившегося над ним Джареда, недоумевая, почему друг улыбается так спокойно, когда весь мир сошёл с ума и пустился в пляс. - Как ты узнал? – хрипло спросил он, и Синистра, сев рядом с ним на пол, признался: - Есть одна теория... Доказательная база ни к чёрту, но мне она нравится. По крайней мере, такая логика объясняет, почему патронус мамы – волк, а у Антареса – пёс. Он не стал продолжать, но Гарри и без того понял, что друг хотел ему сказать. С омерзительной силой чувствуя, как сердце колотится где-то в горле, он понимал, что только что прилюдно расписался в собственном бессилии, в любви к девушке, которой он был не нужен, но что с этим поделать, он не знал да и знать не хотел. До самого вечера Гарри пребывал в подавленном настроении и даже спать отправился пораньше – даром что сна не было ни в одном глазу. Лёжа пластом на кровати, он вновь и вновь прокручивал в голове всё то, что было между ним и Корни с тех самых пор, как они впервые оказались в Хогвартсе, и понимал, что старый замок навсегда сохранит историю его любви, пусть даже ничего, кроме воспоминаний, от этой любви не осталось. Он повернул голову на звук открывшейся двери и увидел вошедшую в спальню Гермиону, уже в ночном халате, с облепившими шею мокрыми волосами. - Эй… Не спишь? - окликнула она, увидев, что он моргает. – С тобой тут поговорить хотят. В руках она держала Сквозное зеркало, и Гарри, сев в постели, с недоумением принял зачарованную стекляшку. - Привет, Терри… - зевнул он, но тут взглянул в отражение и поперхнулся очередным вздохом. – Корни?.. - Привет, - негромко откликнулась она, свободной рукой заправив волосы за ухо. Мельком взглянув на Гермиону, которая лишь улыбнулась в ответ, он вновь перевёл взгляд на зеркало, и Корнелия поспешила объяснить: - Терри приехал меня поддержать. Так мило с его стороны, правда? Сегодня закончился второй этап. Гарри рассеянно кивнул, ничего не понимая, и услышал, как Гермиона над его головой пробормотала: - Я зеркало утром заберу, ладно? Она вышла, а он всё продолжал таращиться на Корнелию, больше всего на свете боясь, что она исчезнет, оставив ему лишь собственное отражение. - Ты побледнел, - оценила она без намёка на укор и, отчаянно ища тему для разговора, спросила: - Как экзамены? - Нормально. – Он пожал плечами. – Сегодня защиту сдавали. - Да. Драко рассказал мне. Содрогнувшись всем сердцем, он понял, о чём она хотела поговорить – Малфой видел, как он вызывал патронуса, но Гарри и в голову прийти не могло, что он посмеет рассказать обо всём кузине. Что ж, у них с Корнелией всегда было полно секретов, так стоило ли удивляться теперь. И всё же он не понимал, чего она от него хочет, и чувствовал, как мысли мечутся в голове, больно давя на виски. - Гарри… - Корни, не надо, - оборвал он, не в силах смотреть ей в глаза. – Мы обсуждали всё это миллионы раз, и ничего нового я сказать тебе не смогу. - Может, стоит всё же попытаться? – предположила она, и Гарри не сумел сдержать горькой усмешки: - Что ты хочешь услышать? Что ты засела у меня в подкорке настолько сильно, что даже мой патронус похож на тебя? Что оказаться с тобой в постели – предел моих мечтаний? Что я всё ещё люблю тебя?! Но ты же и так это знаешь, Мерлин раздери... Пусть я не говорю тебе об этом каждый день, но ты же не можешь не чувствовать... Он замолчал, не в силах справиться с дыханием. Она молчала, глядя на него влажно блестящими глазами, и Гарри сумел разглядеть у неё за спиной реку и отблеск лунного света на поверхности воды – конечно, ведь у них там глубокая ночь. - Гарри, - вновь окликнула она, на мгновение прикусив губы. – Выслушай меня, пожалуйста. Мне нужно сказать тебе кое-что очень важное. - Говори, - кивнул он, согласный уже на что угодно, лишь бы и дальше слушать её голос. Медленно с усилием выдохнув, она перехватила зеркало поудобнее и наконец заговорила, тщательно взвешивая каждое слово: - Столько всего произошло, что и не упомнишь… Но в одном ты прав – я знаю, что ты любишь меня. Это… Я польщена, - неловко прибавила она, качнув головой, и Гарри понуро перебил: - Но не заинтересована. - Послушай, пожалуйста, - вновь попросила она, дрогнув голосом в конце фразы. – Возможно, мне нужна была эта пауза, чтобы понять, чего я хочу на самом деле. Раньше мне казалось, что мы просто слишком привыкли друг к другу и цепляемся за воспоминания о том, что было - о детстве, о нашем общем прошлом, да о чём угодно. Но нельзя же жить исключительно прошлым, понимаешь? Нам обоим нужно было двигаться дальше. И ты знаешь, я ведь и вправду поняла, - прибавила она, коротко шмыгнув носом, и подняла глаза, чтобы слёзы вкатились обратно. - Корни... - Нет, Гарри, послушай! - горячо перебила она, вытирая глаза внутренней стороной запястья. - Может быть, мне действительно нужны были эти полгода, потому что теперь я знаю, что мне делать. Ведь я убедилась в том, что... Она прерывисто вздохнула, не в силах справиться с эмоциями, но всё же взяла себя в руки и твёрдо произнесла: - Я могу без тебя жить. Правда, могу… Но я не хочу. Застигнутый врасплох её слезами и той болью, с которой она говорила, Гарри не сразу вник в смысл произнесённых слов. Но Корнелия продолжала смотреть на него, и в её глазах он впервые за долгие месяцы видел ту любовь, которая неизменно откликалась в его собственном сердце – с тех самых пор, как он впервые поцеловал её и даже раньше, намного раньше. Быть может, с самого рождения. Зажмурившись и уговаривая собственное глупое сердце не нестись вскачь, он тихо, но твёрдо объявил: - Мы с тобой договоримся по-новому… Если захочешь скрыть от меня что-то – сделай так, чтобы я до самого конца оставался в блаженном неведении, ладно? Не плачь, - улыбнулся он, когда она отвернулась, быстрыми взмахами вытирая щёки. – Всё будет хорошо, Корни, я тебе обещаю. Не плачь, цветочек мой… Я люблю тебя. Я с тобой… - Прости, - выдавила она, едва справляясь с подкатывающими рыданиями. – Я люблю тебя… Он продолжал шептать ей слова любви до тех пор, пока она не успокоилась, засыпая в обнимку со своей половинкой зеркала – и не мог поверить, что в нём, оказывается, столько нежности и ласки. Быть может, всё дело было в том, что эти слова копились в нём долгие месяцы, пластовались тяжким грузом на сердце, но Гарри, спускаясь по лестнице, чтобы вернуть Гермионе зеркало, дал себе обещание, что будет повторять эти милые глупости каждый день – до тех пор, пока Корнелия будет в них нуждаться.***
- И у него рога – рога, ты представляешь? Вот такие! Раскинув руки на всю доступную ей ширину, Полина задохнулась от восторга и не смогла прибавить к собственному рассказу ни слова. Слушая с неподдельным интересом, Морган не мог поверить, что дядя Джим – анимаг и может превращаться не в кого-нибудь, а в благородного оленя, которых часто рисовали на родовых гербах. Впрочем, если уж Терри оказался медведем, стоило ли удивляться хоть чему-то. Окинув взглядом восторженно сияющее личико Полины, он пнул попавшийся под ногу комок жёванной бумаги и непривычно скромно поделился: - Я, когда вырасту, тоже стану анимагом. Терри говорит, это сложно, но я справлюсь. - Конечно, справишься, - кивнула Полина со всей серьёзностью. – Ты же такой молодец. Удушливо покраснев, Морган поспешно отвёл глаза и осмотрелся. Они вдвоём сидели у южной стены актового зала школы, в то время как большинство присутствовавших здесь же ребят гонялись друг за другом, пользуясь отсутствием учительницы пения мисс Шефтсберри. Сам Морган собрания хора ненавидел всеми фибрами души, но молодая и полная энтузиазма училка вцепилась мёртвой хваткой в ученика, который мало того, что был наделён неплохими вокальными данными, так ещё и умел виртуозно играть на фортепиано. А вот Полине петь в школьном хоре очень нравилось, и даже сейчас она, болтая ногами, что-то тихо мурлыкала себе под нос. Глядя на неё, такую беззаботную и почти счастливую, Морган в очередной раз испытал приступ угрызений совести за то, что не вступился за неё перед Самантой и другими девчонками. Конечно, Полина простила ему отсутствие и пламенно заверила, что не обижается, но для себя Морган решил, что это дело так не оставит. Будто повинуясь потоку его мыслей, в зал, распахнув двери во всю ширь, вошла Саманта в сопровождении своей свиты. Удовлетворённо кивнув, Морган спрыгнул на пол с высоковатой скамейки и протянул Полине руку: - Идём со мной. - Пойдём. А куда? – запоздало поинтересовалась она, но Морган лишь настойчиво потянул её за собой, выводя к сцене так, чтобы их было видно максимально большому количеству народа. Убедившись, что их перемещения по залу привлекли некоторое внимание, он оправил рубашку и, развернув плечи, громогласно объявил: - Дорогая Полина! В этот чудесный день я приготовил тебе подарок. - Морган, ты что? У её настороженности были вполне объективные причины, потому что обычно её друг сторонился всякой публичности и уж конечно не стал бы делать ей подарки вот так, при всех – просто потому, что их дружба вообще была чем-то слишком личным, что не стоило выносить на всеобщее обозрение. Да и то, с каким пафосом он говорил… Не видя причин для подобного кривляния, Полина на всякий случай обиженно нахмурилась, а Морган между тем продолжал: - Я надеюсь, что тебе очень понравится. Это редкая вещь и в Косом переулке её не купишь. С этими словами он извлёк из кармана что-то, завёрнутое в платок, и, держа двумя пальцами, осторожно отвёл скрывавшую диковинку ткань. Это оказалась шкатулка, прямоугольная, по виду очень старая, так что медная окантовка на крышечке местами позеленела. Выполнена она была не очень искусно, но всё же смотрелась мило, и Полина протянула руку, стремясь прикоснуться к подарку. Чуть приметно двинув локтем, Морган дёрнул шкатулку на себя, не давая к ней прикоснуться. - Ты что удумал? – насторожилась Полина, и он, не разжимая губ, напутствовал: - Если я скажу – беги… Нахмурив брови, она хотела уже громко поинтересоваться, что здесь вообще происходит, но немигающий взгляд Моргана теперь был направлен исключительно на Саманту, которая, обратив внимание на его представление, подошла ближе и задиристо поинтересовалась: - Что это ты тут делаешь, Блэк? Вздумал задобрить свою невесту? - Ха-ха, тили-тили-тесто! – принялись поддразнивать ребята, но Морган и бровью не повёл и повернулся к Саманте, продолжая удерживать шкатулку на вытянутой руке. - Да, я делаю Полине подарок, - подтвердил он, глазами указав на шкатулку. – Это большая ценность, какой она и достойна. Он не успел прибавить ни слова, потому что глаза Саманты алчно загорелись, и в следующую секунду она выхватила шкатулку у Моргана из пальцев. - Дай сюда! Он и не подумал протестовать, даже наоборот – почтительно отступил на шаг назад, осторожно тесня Полину себе за спину. В следующую секунду воздух актового зала пронзил истошный девчоночий визг. Уронив шкатулку, Саманта принялась в ужасе тереть собственные руки, которые стремительно покрывались красными волдырями. Прямо на глазах наросты темнели и превращались в омерзительного вида бородавки, теперь густо покрывающие не только руки девочки, но и лицо, шею и всю открытую кожу. Когда злосчастная шкатулка ударилась об пол, из неё вырвалось довольно объёмистое облако зеленовато-серого порошка, который теперь оседал на волосах окруживших вопящую Саманту девочек, и Морган, опасливо попятившись, безо всяких церемоний толкнул остолбеневшую Полину к выходу. - Быстро-быстро, бегом! – крикнул он, вслед за ней вылетая в коридор, и внезапно выхватил из-за пазухи самую настоящую волшебную палочку. - Где ты… - начала было Полина, но Морган в ответ лишь хулигански улыбнулся. - Коллопортус! – приказал он. Раздался скрип запирающегося замка, но потом что-то громко бабахнуло и из замочной скважины повалил густой чёрный дым. - Так быть не должно, - признал Морган и внезапно ощутил, что ему, скорее всего, крупно попадёт. Прибывшие специалисты из Отдела экстренных магических манипуляций подтвердили – да, так быть не должно. Исполненное не в полную силу Запирающее заклятие сработало неправильно, знатно оплавив замок, так что заклинившую дверь в актовый зал пришлось выбивать. Внутри, когда взрослые наконец сумели войти, творилось настоящее светопреставление: в панике заметавшись, девочки умудрились просыпать Бородавочный порошок, так что число пострадавших практически ровнялось числу хористов – за исключением мистера Блэка и мисс Айпель, разумеется. Сам мистер Блэк теперь, поздним вечером, стоял посреди отцовского кабинета, понуро опустив голову и не глядя на присутствовавших тут же родителей. И если в лице отца причудливым образом мешались недоумение, злость и гордость, то мама так искренне хваталась за сердце, что Моргану стало очень стыдно за собственную выходку. - Мерлина ради, ну где ты взял палочку? – воскликнула Марлин, протянув руку за оружием, которое Морган так и не выпустил из рук, но он лишь отпрянул. - Где взял, там больше нет! - завопил он, изо всех сил прижимая с таким трудом добытое сокровище к груди. – И вообще Саманта сама у меня шкатулку забрала! Я её Полине подарить хотел. Устало выдохнув, Сириус потёр гудящий лоб. - Морган, твой отец на таких допросах собаку съел, - напомнил он, едва не хмыкнув от пришедшей ему в голову саркастичной шутки. – Так что не пытайся строить хорошую мину при плохой игре. Разочарованно уронив плечи, Морган шмыгнул носом и ничего не ответил. - Где взял палочку? – строго повторил Сириус, и мальчик наконец сознался: - В сундуке дедушки Альфарда. Там их много… не сундуков, палочек. - А про шкатулку как догадался? На ней ведь не написано, что внутри. Волком взглянув на отца, Морган всё же почёл за лучшее сотрудничать со следствием и откликнулся: - Спросил у Кикимера. Он сказал, что в шкатулке Бородавочный порошок и её нельзя трогать голыми руками. Переглянувшись с женой, Сириус налёг локтями на стол и поинтересовался: - Шкаф тебе тоже Кикимер отпер? - Я сам, - обиженно насупился Морган, и Марлин тихо ахнула, прижав ладони к губам: - Морган, солнышко… Мерлина ради, откуда ты знаешь заклинание? - Мне Терри показывал, - объяснил он, не поднимая головы. – И Коллопортус тоже… Просто он у меня не получился. Но маму, кажется, волновало другое, потому что она, подойдя ближе, обеспокоенно воскликнула: - У тебя же недавно был выброс! А если бы снова что-то случилось? - Мам, ну что ты! – живо возразил Морган, впервые за всё время поднимая на родителей глаза. – Целитель сказал тогда, что выбросы бывают, только если боишься или волнуешься, а я не боялся. Нет, не боялся! Откинув волосы с глаз, Сириус с трудом подавил тяжкий вздох. В любой другой ситуации он бы похвалил остроумие новоявленного шалуна и даже взял бы трюк на вооружение – если бы не речь не шла о его ребёнке. И пусть формально наказывать Моргана было не за что, стоило принять меры, чтобы следующий фортель сына не привёл к последствиям куда более плачевным. - Из-за тебя Кикимер будет наказан, - сообщил он, и Морган, хоть и вздрогнул, возразить не посмел, откликнувшись: - Я знаю, папа. Вполне удовольствовавшись его полным покорности тоном, Сириус устало махнул рукой: - Иди к себе, Морган. Мы поговорим об этом утром. Послушно закивав, он вышел за дверь, и Сириус, откинувшись на спинку кресла, задумчиво протянув: - А ведь по сути он просто вступился за Полину… Даже наказывать его не хочется. - А придётся! – отрезала Марлин, яростно сверкая глазами. – Мерлин всемогущий, а если бы он… Она не договорила и отвернулась, прерывисто всхлипнув. - Марлин… Поднявшись из кресла, Сириус обошёл стол и обнял жену, лишь теперь заметив, что она дрожит как в лихорадке. До сих пор он и подумать не мог, что она испугалась настолько сильно. - Ну что ты, с ним всё в порядке, - укорил он, но она не слушала, горько качая головой: - Мерлин, я отвратительная мать… - Эй… - с усмешкой прошептал Сириус, прижав её к груди. – Ну что ты… Отвратительная мать ни за что бы не справилась с такими шалопаями, как наши. Марлин… Посмотри на меня. Ласковым усилием заставив её поднять голову, он нежно коснулся губами её щёк, прикосновениями собирая слёзы, а после посмотрел ей в глаза и прошептал: - Я тебе редко об этом говорю, так что сейчас послушай меня очень внимательно... Ты отличная мама для наших детей. Ты фантастическая жена. Ты верный друг. Ты потрясающая любовница, - с грубым смешком прибавил он, заставив её удушливо покраснеть. – Каждый день я проживаю счастливым только благодаря тебе. Ты моя радость и жизнь… Не будь тебя, меня давно бы уже не стало. Ты и наши дети – всё, ради чего я живу. И я не знаю, с какой женщиной я был бы счастлив больше, чем с тобой. Таких, как ты, больше нет. Ты моя единственная, слышишь?.. Я люблю тебя, маленькая. Глядя на него сквозь отчаянно мокрые ресницы, Марлин выглядела порядком удивлённой, и было отчего. За все годы брака он никогда не говорил о собственных чувствах настолько откровенно, ограничиваясь подчас признанием в любви и жарким поцелуем – просто потому, что настоящему мужчине не престало нежничать по пустякам. Но теперь наступил тот момент, когда он обязан был сказать всё это жене в лицо. Хотя бы затем, чтобы Марлин поняла, как сильно она ему нужна. Подавшись вперёд, она горячо прижалась к его губам, ласковой кошкой приникла к груди, в считанные мгновения превращая боль и страх в сокрушающую любые преграды страсть – и это была та магия, которой невозможно было противостоять. - Марлин, - с шумных вздохом предупредил Сириус, когда её ладонь по-хозяйски легла ему на ширинку, - дети ещё не спят. Может, стоит... - К чёрту, - выпалила она, не в силах оторваться от его губ. – Возьми меня. - Как скажешь, любимая, - послушно откликнулся он c хулиганской улыбкой, резким движением усаживая её на стол и доставая палочку, чтобы наложить Запирающее заклятие. И Заглушающее – просто на всякий случай. Поздно ночью, лёжа без сна и изучая расписной потолок, Марлин думала о том, что в юности представляла себе супружество совершенно не так. Рассеянно гладя по спине Сириуса, который уснул почти сразу, разморённый ласками и лондонской жарой, она вновь и вновь задавалась вопросом о том, как её собственная мать справлялась с воспитанием таких разных детей – четверых! Подумать страшно… Кто же мог представить, что она сама перещеголяет миссис МакКиннон по количеству наследников. Тихо вздохнув, она села на краю постели, спустив босые ноги на пол и с наслаждением подставив ступни сквозняку из окна. Она честно старалась не выделять ни одного из детей, не заводить любимчиков и никого не обойти вниманием, но теперь на ум приходили лишь те ситуации, когда она невольно обделила Моргана, будь то прочитанная на ночь сказка или мимолётный поцелуй в сочно розовеющую румянцем щёку. Стыд разрастался в душе как сорняк, и Марлин, не в силах выносить жгучее давление в груди, поднялась, набросила на плечи халат и тихонько вышла за дверь. Поднявшись на четвёртый этаж, она заклинанием отперла дверь и вошла в затхлую комнату, которую редко посещал кто-то, кроме Кикимера и приезжавшей на каникулы Мораг. Подняв голову на блеснувший огонёк Люмоса, женщина на портрете, прислонённом к стене, высокомерно подняла брови, но всё же вполне учтиво поприветствовала: - Доброй ночи, Марлин. - Мадам, - откликнулась она с почтением, какого заслуживал редкий живой человек, и присела на край кровати точно напротив, взметнув облачко пыли из когда-то белого, но теперь посеревшего наматрасника. Окинув невестку взглядом, Вальбурга помолчала, но в конце концов равнодушно обронила: - Обычно мои почтенные потомки вспоминают о моём существовании, когда у них возникают проблемы. - Вы совершенно правы, мадам, - кивнула Марлин, пригладив волосы, потому что в присутствии свекрови ей всегда хотелось причесаться и как минимум дважды почистить зубы. – Но ничего непоправимого, уверяю Вас. - Так что же произошло на этот раз? Марлин помолчала, обдумывая произошедшее. Расписываться в собственных ошибках было горько, но совета ей просить было больше не у кого. - Я где-то упустила Моргана, - призналась она, с сожалением покачав головой, и Вальбурга со свойственным ей спокойствием признала: - И так бывает, даже у лучших матерей. Надо думать, я не слишком сильно хотела, чтобы мой младший сын окончил дни в Азкабане. Подняв голову, Марлин смерила свекровь внимательным взглядом и наконец повинилась: - Простите меня, мадам. Я не хотела тревожить Вашу память. - Мою память уже не потревожишь, моя милая, - возразила старшая миссис Блэк. – Я картинка, хоть и мастерски написанная, и всё, что мне остаётся – годами взирать на моих благородных потомков, будучи не в силах хоть что-то изменить. Финеас Найджелус говорит, что хуже этой участи только поцелуй дементора, и я согласна со стариком. Ну так, - прибавила она после короткого молчания, - что натворили мои внуки на этот раз? Выслушав сбивчивый рассказ, Вальбурга надменно приподняла чёрную бровь, но не могла не оценить: - Однако… Приятно осознавать, что мальчик не лишён талантов. - Но это ведь так опасно, - попыталась возразить Марлин, на что миссис Блэк нетерпеливо фыркнула. - Вся опасность произрастает из недостатка контроля и дисциплины, - провозгласила она, изящным жестом призвав Марлин не поддаваться панике. – Чем заламывать руки, лучше купили бы мальчику палочку. А обучать его в свободное время может Антарес – ему полезно быть чем-то занятым. Меньше времени останется на амурные похождения с грязнокровками. В этом была определённая доля здравого смысла, так что Марлин глубоко задумалась, подтянув колени к груди. Вальбурга не мешала ей думать, но в конце концов, когда молчание взвилось до единой дрожащей ноты, заметила: - В этом и есть великое искусство материнства. Преобразовывать разрушительную энергию в созидательную. С мягкой улыбкой кивнув, Марлин поднялась на ноги и благодарно склонила голову: - Благодарю, мадам. - С моим удовольствием, моя милая, - великодушно откликнулась Вальбурга и напутствовала: - Шла бы ты спать. Обидно будет, если Сириус заметит, что ты бродишь по ночам. Однако прежде чем вернуться в постель, Марлин спустилась на этаж ниже и заглянула в комнату Моргана, без удивления отметив, что внутри горит ночник. Свернувшись калачиком в коконе одеял, мальчик с каким-то остервенением ковырял уголок прикроватной тумбы и невольно встрепенулся, когда Марлин шагнула в комнату. - Можно к тебе? – спросила она, ласково улыбнувшись. Морган закивал и, когда она села рядом, тут же доверчиво забрался ей под руку. Не отличавшийся красотой старших брата и сестры, он всё же был полон тепла и какого-то поистине живописного благородства, которое осталось только на портретах его прославленных предков, и Марлин, перебирая пока ещё мягкие чёрные прядки, в глубине души понимала, что они с Сириусом, сами того не подозревая, создали очередное произведение искусства. - Мам… А Кикимера сильно накажут? Нежно улыбнувшись, Марлин погладила его по следу от подушки на щеке и пообещала: - Я поговорю с папой. Благодарно закивав, он подобрался к ней ближе и ткнулся макушкой в колени, такой трогательный и беззащитный, что у неё защемило сердце. - Тш-ш-ш… Не бойся, малыш, - прошептала она, наклонившись и невесомо клюнув сына в доверчиво подставленный висок. – Мама не даст тебя в обиду, слышишь? И папа тоже. С тобой всё будет хорошо. - Почему ты так уверена? Поднявшись на остром локте, Морган снизу вверх строго посмотрел на неё, но Марлин лишь спокойно улыбнулась в ответ и тихо, поверяя самую страшную тайну, произнесла: - Потому что мы Блэки, и имя нам – легион… В семье все должны стоять друг за друга, Морган, иначе беда постучится в двери. Даже когда ты вырастешь и у тебя будет своя семья, ничего не изменится. Ты по-прежнему будешь нашим мальчиком, просто вместе с тобой будут твоя жена и дети – но и они тоже будут нашими. Тоже будут Блэками, понимаешь? Медленно кивнув с очень задумчивым видом, Морган сел, а после обнял её, сдавив руками, и прошептал: - Я люблю тебя, мам. Сильно-сильно люблю. - И я тебя, малыш, - шепнула Марлин в ответ, не в силах проглотить подкативший к горлу комок. – Сильно-сильно… Ну, ложись отдыхать. Морган послушно улёгся, позволяя матери подоткнуть себе одеяло, но, даже когда она вышла в коридор, не мог сомкнуть глаз, думая о том, что она ему сказала. И даже долгие годы спустя, уже будучи взрослым мужчиной, главой семьи, нежным мужем и любящим отцом, он часто по ночам, лёжа без сна, вспоминал те слова, которые мать шептала ему тогда в полумраке - и послушно повторял то же самое собственным сыновьям в минуты, когда становилось совсем темно. Потому что это была та правда, на которую не закрыть глаза и от которой не отмахнуться. Вернувшись в спальню, Марлин тихо забралась под одеяло, надеясь не разбудить Сириуса, но он всё равно заворочался, стоило ей опустить голову на соседнюю подушку. - Всё в порядке? – тихо окликнул он, не раскрывая глаз, и Марлин послушно забралась ему под руку, затихнув в тепле объятий. - Да, - откликнулась она после некоторых сомнений, понимая, что на самом деле не случилось ничего непоправимого – кроме того, что она испугалась так, что ноги стынут. – Ну что, всё ещё хочешь ещё одного ребёнка? Или передумал? Сириус в ответ лишь сонно вздохнул: - Ерунды не говори, - и прижал её к себе настолько крепко, что ответ стал очевиден. – Спи, маленькая… Люблю тебя. - И я тебя, Сириус, - откликнулась она, прижавшись лбом к его плечу и тихо радуясь тому, что пока ещё осталось в этом мире место, где она может побыть маленькой. Наутро Сириус, отпросившись со службы, вызвался лично отвести Моргана в школу. Марлин, хоть и продолжала отдалённым эхом ощущать собственную никчёмность, скрепя сердце согласилась, потому что в случае возникновения новых неприятностей присутствие папы-мракоборца могло бы сыграть их мальчику на руку. Разумеется, прикрываться должностью отца было как-то низко и совсем не по-мужски, но старшие Блэки моментально пришли к негласной договорённости, что на этот раз можно и побравировать званиями и количеством галлеонов в банковском сейфе, ведь ситуация, как ни крути, была исключительной. С самого выхода из дома Морган был как в воду опущенный и за всё время, что они с отцом шли до школы, не проронил ни слова, впервые подняв голову лишь на школьном дворе, услышав знакомый окрик: - Морган! К ним подбежала Полина, уже переодевшаяся в белую футболку и тёмно-синие шортики, оставлявшие на виду её тощие белые ноги. На последнем шаге оттолкнувшись от земли, она без сомнений обняла друга, крепко обхватив за шею, но почти тут же отстранилась и, тараща от беспокойства глаза, выпалила: - Ты в порядке? С тобой всё хорошо? - С ним всё отлично, - заверил Сириус, пожимая подошедшему Джеймсу руку. – Ну что, Сохатый, что будем делать с этими двумя безобразниками? - С одним, - строго исправил Морган, хмуря брови, и в безотчётном жесте завёл подругу себе за спину, хоть и понимал, что папа никогда ничего ей не сделает. – Полина тут ни при чём. Я сам всё придумал и сделал, меня и ругайте. Тихо хмыкнув, Джеймс опустил тяжёлую ладонь мальчику на плечо и заверил: - Никто не собирается тебя ругать, Морган. Ты же хотел как лучше. При этих слова Морган куда как красноречиво оглянулся на отца, и Сириус подтвердил: - Так и есть. Но если я ещё хоть раз услышу… - Понял-понял, - протянул мальчик и тоскливо вздохнул. – Буду наказан хуже домовиков. - Молодец, - строго похвалили Сириус и, не сдержав собственного тона, протянул руку и потрепал среднего сына по волосам. Увернувшись, Морган взглянул на отца с коротким смешком, после чего протянул руку Полине и повёл её к спортивному залу, где для обязательной утренней разминки собралась уже вся школа. Чуть в сторонке ото всех топталась и компашка девочек во главе с Самантой Бойл; бородавки у них уже почти сошли, но вот кожу густо покрывали щедрые мазки ярко-оранжевой заживляющей мази, что смотрелось не слишком симпатично. Перехватив злобный взгляд Саманты, Морган лишь хмыкнул. Не сводя глаз с обидчика, она машинально почёсывала руки, на которых ещё остались следы от бородавок, и этот жест заставил Моргана растянуть губы в издевательской ухмылке. Подойдя к Саманте и глядя на неё снизу вверх, он громко спросил: - Чего ты испугалась? Это ведь не по-настоящему! Девочка застыла, вытаращив на Моргана полные ужаса глаза, и уже не видела, как за её спиной Джеймс и Сириус украдкой ударили по рукам.