***
Тем временем Вэррон, решив доказать самой себе, что она хорошая мать и хозяйка, обратила своё внимание на внутрисемейные дела и в порыве вдохновения вступила в импровизированный клуб домохозяек Годриковой лощины, сведя близкое знакомство с женой местного аптекаря и многодетной матерью миссис Хендерсон. Само по себе это не предвещало беды, поэтому Джеймс только обрадовался, что его любимая нашла себе занятие по душе, тем более что первым в потоке домашних реформ под раздачу попал не он сам, а Полина. Поскольку вызванный на допрос Артур с несколько обалдевшим видом подтвердил, что на старом месте подружек у Полины не было, было решено начинать социализацию девочки с чистого листа. - Джеймс, это ненормально, что она общается только с Морганом! - категорично заявила Вэррон, когда жених на все её доводы откликнулся коротким и ёмким "зачем?". - Полина девочка, ей нужны подружки! Мы не имеем никакого права лишать её пижамных вечеринок и всего того, чем ей полагается заниматься! И Джеймс, хоть и не вполне понимал, чем полагается заниматься девочке девяти лет, дал добро на претворение в жизнь великого плана Вэррон, первый этап которого был назначен на ближайшее воскресенье. День рождения старшей дочки городского судьи мистера Бойла размахом напоминал празднование дня святого Патрика, вот уже десять лет привлекая внимание всего городка и будоража умы размахом и изощрённостью увеселений. Быть приглашённым в особняк Бойлов на другом конце Лощины было равносильно причислению к когорте местных небожителей, и хотя Джеймс привык сторониться мелких поселковых дрязг и общественной жизни вообще, довольствуясь обществом немногих, но преданных друзей и приятелей, стоило хотя бы попытаться завязать близкое знакомство, тем более что сам судья и его супруга шли на контакт весьма охотно. Самому Джеймсу было глубоко отвратительно коротать часы в холодных вычурных беседах, но Полина, впервые присутствовавшая на волшебном детском празднике, казалась хоть и немного смущённой, но всё же довольной, вместе с приглашённым Морганом активно исследуя прилегавший к дому громадный сад. Делегатом от старшего поколения Блэков на этот раз определили Антареса, который теперь стоял чуть в стороне в обществе Джеймса, оглядывая квохчущую толпу домохозяек с выражением крайней скуки на лице. - В такие моменты я понимаю, что дети - это сильно не про меня, - признал он, отпив из стакана лимонад, и проводил глазами пробегающего мимо карапуза лет четырёх в джинсовом комбинезоне. - Брось ты, - отмахнулся Джеймс, - ты ведь часто возишься с двойняшками - неужели не нравится? Чуть приметно поведя подбородком, Антарес сделал ещё глоток и заметил: - Сложно сказать. Они ведь мне родные, и их всего двое. Но детские праздники... Они убивают. Тут Джеймсу возразить было нечего, так что он в ответ глубокомысленно хмыкнул и сделал очередной глоток лимонада, больше всего на свете мечтая о чашке кофе. Глазами он то и дело отыскивал Вэррон, которая сейчас стояла в кругу миловидных молодых родительниц, группировавшихся вокруг миссис Бойл, счастливой мамы виновницы торжества. Из толпы то и дело раздавались восторженные возгласы, призванные не столько восхвалить хозяев, сколько перетянуть одеяло всеобщего внимания на себя: - У вас чудесный дом, миссис Бойл! - О, Флоренс, зовите меня просто Мэри! - Здесь так здорово! Нет ничего лучше детей. Посмотрите, как они играют! Все взгляды на мгновение обратились к противоположной стороне огромного салона, отданной на растерзание детям, которые, затеяв игру, отдалённо напоминавшую чехарду, разрывали тишину светского раута громкими всплесками радостного смеха. Встретившись глазами с Джеймсом, Вэррон подмигнула ему и поспешно отвернулась, поскольку после умилённой паузы квохтание возобновилось с новой силой. - Ох, а мой шалунишка... Посмотрите, как бегает! - Моя Розина - вон она, в зелёном платьице. Не правда ли, великолепна? - А ваша Саманта! Настоящая принцесса! Вэррон на правах самой молодой в этом сонме вмешиваться с замечанием не решилась, но про себя пришла к выводу, что Полина среди девочек самая красивая и смышлёная. Будто почувствовав обращённый к ней поток мыслей, сама девочка вбежала в дом и с разбегу прижалась горячим боком к бедру Вэррон, забравшись под ласкающую руку и снизу вверх с любопытством взирая на женщин. Наклонившись к Полине, Вэррон ладонью утёрла ей выступившую на лбу испарину и тихо шепнула: - Ты не устала? - Нет! - заверила Полина, но от предложенного стакана лимонада всё же не отказалась, залпом выпив половину. - Здесь весело. Аманда Доэрти сказала, что будет дрессированный единорог - представляешь? Подтянув сползший бант на левой косичке падчерицы, Вэррон перехватила явно осуждающий взгляд миссис Ричардс и с сожалением подтолкнула Полину в ту сторону, где играли остальные дети, ласково напутствовав: - Иди к ребятам, ладно? И не безобразничай. С самым серьёзным видом закивав, Полина послушно направилась к беспорядочно носившимся по салону младшим гостям дома, но остановилась, не найдя среди детей Моргана. Оглядевшись по сторонам и не обнаружив друга ни рядом со старшим братом, ни на прекрасно видном отсюда заднем крыльце, она решила, что он мог подняться на верхний этаж, и мышкой проскользнула к широкой лестнице. В спальнях мистера и миссис Бойл, в гардеробе и бильярдной никого не было - как не было там ничего, что могло бы заинтересовать маленькую девочку. Зато в светлой и просторной комнате с обоями в жёлтый цветочек Полина обнаружила настоящее царство игрушек, большинство из которых не было даже распаковано - очевидно, их подарили только сегодня. Сделав пару шагов вглубь комнаты, Полина остановилась, чувствуя, как горло сжалось в болезненном спазме. Почти все её игрушки и куклы, оставшиеся в квартире на Вествуд-роуд, погибли, уничтоженные отскочившими заклятиями, так что уцелела лишь кукла Дейзи, которую она, забившись в угол платяного шкафа, всё время прижимала к груди. Конечно, от Корнелии ей досталось очень много красивых кукол, да и Джеймс редкого дня приходил домой без подарка в виде вислоухого зайца или плюшевого, но всё же огнедышащего дракона, но это всё было не то. Нет, игрушки были очень красивыми и, наверное, очень дорогими, но они были новыми, без истории - не теми, с которыми она росла, и от этого было очень обидно. - Уходи отсюда. Это мои подарки. Вздрогнув, Полина обернулась. Саманта Бойл, именинница, стояла в дверях, скрестив руки на груди, и, казалось, готова была взорваться возмущённым воплем. Вторжение в чужую детскую не имело оправданий, тем более что под угрозой оказались подарки, которые она даже распаковать не успела. - Я просто хотела посмотреть, - пробормотала Полина, пожав плечами, и послушно отступила от ближайшей коробочной горки, для верности сцепив руки в замок перед собой. Вполне удовлетворённая произведённым эффектом, Саманта капризно притопнула ножкой: - Вот и проваливай! Это мои подарки! Надвигавшуюся ссору остановили влетевшие в комнату подружки Саманты, которых она пригласила наверх, к себе. Девчушки застыли в дверях, переминаясь с ноги на ногу, не ожидая увидеть незнакомую и заведомо неприятную девочку. Прояснить ситуацию могла Дестини Ройс, учившаяся с Полиной и Морганом в одном классе, но, окинув взглядом наморщенное от натуги лицо Саманты, она только робко пискнула и спряталась за спины подружек. Наконец самая смелая из девчонок решилась задать вопрос: - А это кто такая? - Новенькая, - пренебрежительно выплюнула Саманта. - Но ей нельзя с нами играть. Мама говорит, она не настоящая. - Что значит - я ненастоящая? - возмутилась Полина, впиваясь ногтями в ладошки и как никогда ясно чувствуя ток крови под тонкой кожей. - То и значит! - отрезала Саманта. - Тебя же усыновили, верно? Если ты приёмная, выходит, ты не настоящая! - А что означает "усыновили", Сэм? - капризно протянула девочка, которая казалась самой младшей в компании, и Саманта с неповторимым оттенком превосходства благосклонно объяснила: - Их с братом из жалости взяли из приюта, а потом обратно туда сдадут, если плохо себя будут вести. Они приёмные, так мама сказала. Идёмте отсюда, а то мама будет ругаться, что мы общаемся с ненастоящими детьми. В этот самый момент миссис Бойл, громко шурша капроновым подъюбником, заглянула в детскую и с улыбкой позвала: - Девочки, поторапливайтесь! Сейчас будет выступать единорог! Девчонки, гомоня, дружной стайкой посыпали в коридор, но, когда Полина попыталась выйти следом, Саманта преградила ей дорогу и строго заявила: - Ты не пойдёшь. - Почему? Я ведь тоже хочу... - начала было Полина, но в ответ Саманта лишь яростно выпалила: - А я не хочу, чтобы ты ходила! Это мой день рождения, и я решаю, кто будет смотреть на единорога, а кто нет! Вот и сиди здесь одна, ненастоящая! Впервые столкнувшись со столь рафинированной злостью, Полина отступила, и как раз вовремя, потому что Саманта столь порывисто захлопнула дверь у неё перед носом, что запросто могла ударить. Несколько секунд она стояла, дрожащими пальчиками перебирая оборку на подоле платья, а после всё же подошла к двери, медленно вышла в коридор и тут же налетела на кого-то плечом и вынужденно остановилась. - Вот ты где, - хмыкнул Антарес, но скользнул взглядом по чересчур бледному личику девочки и обеспокоенно окликнул: - Полина? С тобой всё в порядке? Подняв голову и слепыми от ужаса глазами взглянув на него, она медленно, будто сомнамбула, покачала головой и пробормотала так, что Антарес едва мог расслышать: - Я хотела... единорога... Не прибавив больше ни слова, она обхватила его руками поперёк туловища, ткнулась лицом в рубашку и вдруг громко разрыдалась. - Полина! Мерлина ради, что такое? Разрываясь между необходимостью позвать Поттеров и невозможностью оторвать от себя рыдающую и дрожащую как лукотрус девочку, Антарес беспомощно огляделся, но тут сам Джеймс, будто почуяв неладное, появился на лестнице и, увидев Полину в слезах, тут же бросился к малышке. - Что произошло? - Не знаю, - честно признался Антарес. - Может, девчонки обидели? Кивнув в знак того, что информацию получил, Джеймс сделал пару шагов назад и, свесившись через перила, громко позвал: - Вэррон, иди сюда! - после чего опустился перед падчерицей на одно колено и, развернув девочку лицом к себе, ласково окликнул: - Эй... Ну что такое? Кто тебя обидел, солнышко? Но в таком состоянии добиться от неё хоть слова правды было невозможно. Джеймс, прекрасно знакомый с детской истерикой на примере Корнелии, терпеливо дожидался, пока Полина закончит икать и сможет хотя бы выдохнуть имя обидчика, но она лишь трясла головой и лепетала слова, которых было не разобрать за рваными вздохами. Смотреть на её красное, залитое слезами личико было невыносимо, и Джеймс, приложив минимум усилий, поднял её на руки, надеясь, что хотя бы это поможет, и обернулся на раздавшиеся за спиной торопливые шаги. - Что такое? Полина, ты в порядке? - обеспокоенно зачастила Вэррон, подлетая к ним и силясь заглянуть девочке в лицо, в то время как шедший за ней по пятам Морган подошёл к Антаресу и остановился, озадаченно оглядывая развернувшуюся сцену. Как и следовало ожидать, обилие внимания и ласки возымели отрезвляющий эффект, и Полина, захлёбываясь, наконец сумела выдавить: - Зачем вы тогда вообще это всё... Я не понимаю! Я просто хотела... А она... ненастоящие... Этот мистер... Лучше бы он меня тоже убил! - выкрикнула она, сумев наконец построить связную фразу. Но на этом поток понятной речи иссяк, и она, обхватив Джеймса за шею, беспомощно простонала: - Я к маме хочу... Глухо охнув, Вэррон чуть не силой забрала заходящуюся в рыданиях Полину у жениха и понесла вниз по лестнице, ласково приговаривая: - Ну что ты, крошка... Всё будет хорошо, не плачь... Не плачь, моя девочка, сейчас пойдём домой... - Какой ещё мистер? - пробормотал Антарес, слишком огорошенный, чтобы сказать что-то внятное, и неосознанно впился пальцами в плечи Моргану, который, хоть и провожал Полину несчастными глазами, не посмел отойти от брата. Сделав несколько шагов к лестнице, Джеймс всё же оглянулся и сообщил: - Может, Холленс. Полина сказала, он был у них дома незадолго до трагедии. Понятия не имею, что за дела у них были с миссис Айпель... - Он осёкся, с усилием проведя ладонью по мокрому пятну на собственном плече, и прибавил крепнущим тоном: - Ты извини, Терри, но мне жизненно необходимо прямо сейчас надрать пару задниц! Он широким шагом спустился по лестнице, едва сдерживаясь, чтобы не бежать, а Антарес, сверху вниз взглянув на Моргана, коротко вздохнул: - Я говорил, что детские праздники - полный отстой... - С Полиной всё будет в порядке? - с сомнением окликнул он, и Антарес кивнул: - Конечно. Иногда девочкам нужно как следует поплакать, малыш. Просто для равновесия. Это утверждение показалось Моргану спорным, но он промолчал, полностью погружённый в собственные мысли. План мести созрел почти мгновенно, так что он лишь стиснул злые зубы, прикидывая, достаточно ли проучить только Саманту или расширить круг виновных до всех девчонок, входящих в её свиту. Оставалось только придумать, где раздобыть волшебную палочку. Грянувший за этим скандал не знал себе равных по мощи и количеству участников, так что по всему было понятно, что больше Поттеров ни на один детский праздник в Годриковой лощине не пригласят. И слава Мерлину, подумал Джеймс, устало потерев переносицу. Вконец измотанная плачем, Полина заснула пару часов назад, так что теперь, ближе к полуночи, в доме было тихо и сонно. Сидя на кухне в одиночестве, Джеймс пытался вникнуть в подробности подготовки Гарри к СОВ, но не понимал ни слова из письма, разложенного перед ним на столешнице. Мысли его витали сейчас далеко-далеко и в то же время не покидали этого дома, в котором он провёл большую часть своей жизни. Вновь и вновь мысленно возвращаясь в прошлое, он задавался вопросом о том, как его родители справлялись с воспитанием ребёнка, чудесным образом соблюдая баланс между строгостью и нежностью. Вспоминая о том, сколько хлопот доставлял, Джеймс не корил себя за уже свершившиеся проступки, но невольно благодарил покойных мать и отца за проявленное терпение и то, что умудрились не избаловать его, превратив в тюфяка и рохлю, пасующего перед трудностями. Отец учил его быть сильным, но иногда не получалось, и тогда на помощь всегда приходила мать, которая в ответ на все горькие жалобы и стенания лишь обнимала его крепко-крепко и спрашивала, где у её счастья болит на этот раз. Теперь их рядом не было, и Джеймс сам давно стал отцом, но возникающих трудностей это не отменяло. Не то чтобы с Гарри не было проблем, но теперь, когда обидели Полину, он чувствовал, как опускаются руки. Потому что он не представлял, как защитить свою названную дочь от жестокости мира, столкновение с которой было неминуемо. До сих пор, глядя на Сириуса, он и подумать не мог, что растить девочку настолько тяжело. Кто же знал, что дело не ограничивается плетением косичек... - Ты идёшь спать? Подняв голову, он смерил Вэррон виноватым взглядом, и она, вздохнув, подошла и села на стул с ним бок о бок. - Зря я это всё затеяла, - признала она после недолгого молчания. - Сразу было понятно, что эта компания не для нас... - Ты ведь не могла предугадать, что так выйдет, - справедливости ради заметил Джеймс, локтями тяжело опираясь о столешницу. - Никто не мог. Но видеть, как она плачет, и знать, что ты не можешь помочь... Не зная, что прибавить, он покачал головой и неожиданно для себя заговорил о том, что терзало голову тупой болью с тех самых пор, как он прижал рыдающую Полину к груди: - У Гарри тоже так однажды было. Ему тогда было три с половиной... Я просто укладывал его спать, всё как обычно, и тут он начал плакать... Без причины и, ты знаешь... Не так, как обычно. Не знаю, как объяснить, просто дети так не плачут. И он всё кричал, кричал, кричал... Я думал, что или оглохну, или просто сойду с ума. - И что ты сделал? - спросила Вэррон, заранее для себя решив, что не станет винить Джеймса, каким бы ни был его ответ. Ведь в конце концов сейчас с Гарри было всё в полном порядке, не считая лёгких любовных неурядиц, но без этого не обходится ни одно взросление. А между тем страшно подумать, как они жили все эти годы... Разумеется, без посильной помощи Блэков не обошлось, но это было всё же не то, и большую часть времени Джеймс, потерявший жену, оставался наедине с маленьким сыном и собственным горьким бессилием. Любой бы взвыл на его месте. Отводя глаза, он наконец выдохнул: - Я дал ему зелье для сна без снов. Немного, половину чайной ложки... Я знаю, настолько маленьким детям нельзя его давать, но я просто... Я не знал, что мне делать, я... Приподнявшись над стулом, Вэррон не дала ему договорить, прижав его голову к груди и нежно целуя насупленный лоб. - Тш-ш-ш... Всё хорошо, родной, - успокоила она, с удивлением понимая, что это действительно так и Джеймс не сделал ничего, за что она могла бы его винить. - Если ты поступил так, значит, тогда нельзя было иначе... И ты об этом знаешь. Покаянно кивнув, он отстранился и, вытерев глаза, тихо признался: - Мне иногда кажется, что я просто отвратительный отец. - Глупости, - мягко возразила Вэррон. - Будь это так, Гарри не любил бы тебя до беспамятства. А он любит тебя, Джеймс, это же очевидно. И Артур и Полина тебя полюбят, вот увидишь. Надеюсь, что нас обоих, - прибавила она с толикой сомнения, и он, коротко поцеловав её, заверил: - Конечно. До сих пор ты справлялась куда лучше меня, ботаник. На секунду укоризненно нахмурившись, она всё же не сдержала робкой польщённой улыбки и, с сожалением отстранившись, сообщила: - Пойду, проверю, как она. - Я сам, - остановил её Джеймс и неловко пояснил: - Ты и без того устала сегодня. И, хотя сам от усталости валился с ног, он первым поднялся на второй этаж, пытаясь хотя бы так сохранить иллюзию главенства в собственной семье. Потому что, как бы растерян ни был, он оставался мужчиной, и его первостепенной задачей было сделать так, чтобы его девочки не боялись и не плакали. И мальчики тоже, прибавил он про себя, дав себе обещание ответить на письмо старшего сына ещё до рассвета. Обычно Полина засыпала с ночником, и теперь в его тёплом масляном свете было отлично видно, что девочка не спит. Верно оценив её влажно блестящее лицо, Джеймс подошёл и со вздохом присел на край кровати, стараясь сильно не раскачивать матрас. - Это нормально, что ты скучаешь, - заверил он. - И бояться тоже нормально. То, что случилось с тобой и Артуром, испугало бы даже взрослого человека, так что... Тебе нечего стыдиться, тем более перед посторонними девочками. Полина молчала, задумчиво теребя ленточку на вороте ночной рубашки, и Джеймс, смерив её долгим взглядом, прибавил: - Мне тоже иногда не хватает родителей. Особенно в такие моменты, как сейчас. Наконец взглянув на него, Полина тихо окликнула: - А они сейчас где? - Их убили Пожиратели смерти, - в сотый раз произнёс он, но горло всё равно стиснуло стальным обручем так же сильно, как впервые. - Давно, ты тогда ещё не родилась. Ничего не сказав, Полина после паузы всё же выпуталась из одеяла и села, свесив ноги через край кровати. - Саманта сказала, что нас взяли из жалости, - произнесла она, гипнотизируя собственные ступни, и Джеймс стиснул зубы, чтобы не ляпнуть чего-то, за что будет стыдно в дальнейшем. - И что я ненастоящий ребёнок, если я вам чужая. Джеймс, слушай... А когда у вас с Вэррон родится собственный ребёночек, вы нас обратно отдадите, да? Пытаясь разобрать невнятно звучащую из-за всхлипов речь, Джеймс даже не сразу понял, о чём она говорит, а, поняв, возмущённо воскликнул: - Мерлина ради, Полина! Что ты говоришь... Как тебе такое в голову пришло? Она настороженно затихла, и Джеймс, не желая пугать её криком, с огромным трудом взял себя в руки и строго произнёс: - Дети - это не котята, которых можно подбросить под незнакомую дверь. И они не бывают своими или чужими, Полина. Ты пока ещё маленькая и не понимаешь этого, так что просто послушай меня, пожалуйста. Быть может, у нас с Вэррон будут ещё дети - один или два, да хоть четверо... Чем больше, тем лучше! Но мы никогда не откажемся от вас с Артуром, потому что вы оба отныне - часть нашей семьи. Фамилия у вас другая, всё верно, но вы тоже наши. Ведь Вэррон любит Гарри, так? Хоть он ей и не сын. Ты это понимаешь? Полина вместо ответа глухо шмыгнула носом и провела кулаками по щекам, размазывая слёзы, так что Джеймс лишь умилённо усмехнулся и, осторожно обхватив за бока, усадил девочку себе на колени. - Слушай... Это сложно принять, но не всегда обязательно быть одной крови, чтобы оставаться родными. Посмотри на Сириуса, - предложил он и, не дожидаясь ответной реакции, продолжил: - Ты знаешь, когда он был подростком, ему пришлось сбежать из дома. И если бы он тогда не догадался прийти за помощью к моим родителям, кто знает, что с ним стало бы... Быть может, его бы и на свете сейчас не было. - Он бы умер как мама и папа? - догадалась Полина, решив называть вещи своими именами от начала и до конца. Джеймс кивнул, и она, наморщив лоб, спросила: - Но почему? Он же тогда ещё был молодым. - Такое время было, - откликнулся он, поправив ленточку на конце её косы. - Опасно было ходить по улицам, тем более молодым... Но он остался у нас, и моя мать всегда с гордостью говорила, что сыновей у неё двое. И когда родился Терри, она считала его своим внуком. Задумчиво нахмурившись, Полина тихо икнула и медленно произнесла, будто желая убедиться в собственной правоте: - То есть, когда у меня будут дети, они будут твоими внуками? - Верно. Только я бы предпочёл, чтобы случилось это не раньше, чем ты закончишь школу, - прибавил Джеймс с усмешкой и всей ладонью вытер ей стекающие по щеке слёзы. Подняв голову на звук шагов, он адресовал замершей на пороге Вэррон успокаивающий взгляд и увидел, как её плечи под тонким джемпером расслабленно опустились. - Ну, как вы тут? - шепнула она, входя и садясь на край кровати бок о бок с Джеймсом так, чтобы видеть лицо Полины, но девочка лишь горько вздохнула: - Единорог, наверное, красивый был... Переглянувшись с Вэррон, Джеймс лукаво блеснул глазами поверх очков и, вытерев Полине нос, сообщил: - Я хочу тебе кое-что показать. Но это страшная-страшная тайна, её никому нельзя рассказывать. - Даже Моргану? Джеймс всерьёз задумался. Перспектива была туманная, но запретить Полине сейчас значило бы обмануть её едва-едва теплящуюся надежду на то, что они когда-то станут одной семьёй. К тому же, Морган всегда был толковым парнишкой, не любящим болтать попусту, так что этого послабления он вполне заслуживал. Кредит доверия. - Моргану можно, - разрешил он, - и Артуру мы тоже расскажем, когда он приедет на каникулы. Но больше никому, поняла? Полина закивала, приоткрыв от усердия рот, и он, ссадив её на край кровати, поднялся на ноги. Догадываясь, что сейчас произойдёт, Вэррон приобняла девочку за плечи, удерживая на месте, и тихо напутствовала: - Осторожнее. Ему потребуется много места. Обернувшись, Полина смерила её полным непонимания взглядом, но не успела задать уточняющий вопрос, потому что глаза ей ослепила мягкая вспышка света. Проморгавшись, она посмотрела на то место, где только что стоял Джеймс, и в результате тихо ахнула, прижав ладошки к щекам. Переступив копытами по паркету, олень наклонил голову, увенчанную ветвистыми рогами, и громко фыркнул, обдав лицо Полины влажным теплом, так что она засмеялась от неожиданности и теперь уже безбоязненно соскочила с кровати, тут же прижавшись щекой к шелковистой шерсти на шее у Джеймса. - Думаю, это всё же лучше единорога, - улыбнулась Вэррон, и Полина закивала, а после с видимым трудом оторвалась от живой плюшевой игрушки и, подскочив к мачехе, крепко обняла её. Обрадованный тем, что восстановить мир в семье всё же удалось, пусть и несколько своеобразным способом, Джеймс издал торжествующий рёв, наверняка перебудивший всех соседей, и подпрыгнул, приземлившись обратно с таким грохотом, что Вэррон поспешила испуганно прижать дочь к груди. - Джеймс! - одёрнула она, когда он рогами едва не зацепил люстру, но, не сдержавшись, в конце концов вслед за Полиной расхохоталась.***
Оставив в нижней части пергаментного листа убористую, но всё же весьма пространную резолюцию, Римус отложил расписание экзаменов для шестого класса и устало потёр переносицу. День выдался напряжённее некуда, потому как очередное собрание педагогического состава едва не вылилось в массовую драку с применением самых магловских методов. А всё Кохановская, эта бесталанная дура, ныне возглавляющая девичий факультет... Откинувшись на спинку кресла, Римус поднял глаза к стеклянному куполу, заменявшему потолок его кабинета, и мысленно вознёс мольбу небесам, чтобы Гелена Вагнер скорее получила сертификат магистра заклинаний и можно было без зазрений совести передать ей управление Венери. И ничего, что молода - хуже уже точно не будет. А ведь в своё время Каркаров предлагал расформировать этот оплот кружев и бантиков к чертям собачьим... Римус не считал себя женоненавистником, но был достаточно честен, чтобы признать, что работать в дамском коллективе способен лишь законченный мазохист и женщинами - как и всем по-настоящему прекрасным - лучше любоваться с некоторого расстояния. Выровнявшись в кресле на раздавшийся стук в дверь, он приветливо кивнул вошедшему секретарю и поинтересовался: - Ну что там, Саша? Крики стихли? Деликатно хихикнув, Александра лишь качнула очаровательной русоволосой головкой. - К Вам посетитель, герр Люпин, - прощебетала она настолько мило, насколько позволяла порядком грассирующая немецкая речь, ловко забирая со стола подписанные документы. - Ожидает в приёмной. Удивлённо приподняв брови, Римус с усмешкой поинтересовался: - Имя своё этот посетитель назвал или предпочёл остаться инкогнито? - и Александра тут же удушливо покраснела, мигом стушевавшись. К исполнению обязанностей его личного помощника она приступила сразу же, как только экстерном закончила школу, то есть меньше месяца назад, но пока что никак не могла освоиться с соблюдением сотен и сотен церемоний, предписанных правилами внутреннего распорядка Дурмстранга. Идейная воспитанница Колдовстворца, она с трудом соблюдала субординацию, а потому иной раз терпела фиаско из-за мелочей - вот как сейчас, когда пришлось её поторапливать. Впрочем, Римус был достаточно великодушен, чтобы признать, что подобные промахи не затмевали прочих достоинств Александры, которую всё же отличал незаурядный ум и какая-то совершенно собачья верность собственному начальнику. Впрочем, Георгий утверждал, будто для русских это типично. - Альбус Дамблдор, - поспешно прибавила она, стремясь исправить собственную оплошность. - Прикажете проводить? Мало сказать, что он удивился. С момента публикации шедевра Скитер о бывшем директоре Хогвартса никто не слышал и не представлял, где он находится, но Римус и подумать не мог, что Дамблдор сумеет добраться до Германии. И, если уж некие неотложные дела поздним вечером привели его в Дурмстранг, то почему не к Кара, а к нему, Римусу, который был всего лишь заместителем директора? Смутно догадываясь, что незапланированный разговор не принесёт ему ничего хорошего, он всё же рассеянно кивнул, не глядя на Александру: - Да... Да, пригласи его. Попытавшись принять наиболее расслабленную позу и едва ли преуспев, Римус заранее мысленно махнул рукой на всё грядущее и поднял глаза на следовавшего за секретарём Дамблдора, который, одетый в привычную глазу фиолетовую мантию, ярким пятном выделялся на фоне тёмных дубовых панелей. - Добрый вечер, профессор, - поприветствовал Римус. - Чаю? - Добрый вечер, Римус. Спасибо, не откажусь, - кивнул он, пожав бывшему студенту руку. - Волокита на границе, определённо, не для слабых духом. Склонив голову в знак согласия, Римус миролюбиво обратился к Александре: - Завари нам чаю, будь добра, - после чего указал посетителю на кресло и сам опустился по хозяйскую сторону стола. Дамблдор заговорил не сразу. Приняв из подрагивающих рук Саши чашку ароматного чая, он сделал глоток, осмотрелся, не пропустив ни столь любимый Римусом купол, ни устилавший пол богато расшитый болгарский ковёр - подарок выпускников прошлого года, - и наконец признал: - Здесь мило. Разве что портретов не хватает. - Я ценю приватность, - возразил Римус. - Портреты бывших директоров и директрис висят в зале почёта и ещё пара - в кабинете господина Кара, а здесь у меня территория, свободная от лишних ушей. Это было правдой лишь отчасти, поскольку в южной стене кабинета имелся довольно просторный проход на нижние этажи, проложенный ещё при постройке здания, но Дамблдору об этом было знать необязательно. Глядя на то, как он оглядывает кабинет с самым непринуждённым видом, Римус никак не мог нащупать истинную причину, по которой принимает столь подозрительного гостя. Сам Дамблдор, впрочем, озвучить цель визита не спешил, прежде в самой отеческой манере пожалев: - Я до сих пор не имел удовольствия поздравить тебя с грядущим пополнением. - Спасибо, - вполне искренне кивнул Римус, но Дамблдор тут же продолжил, будто и не дожидался ответной реплики: - Признаться откровенно, я был немало удивлён, когда мне сообщили о вашем с профессором Синистрой желании завести ещё одного ребёнка. Всё-таки возможные риски велики... Он мог не продолжать. Одной неосторожно брошенной фразы, обманчиво простой и приветливой, хватило, чтобы Римус ощутил, как в нём поднимается волна ничем не замутнённого гнева, какого он не испытывал даже в самые страшные, самые безумные полнолуния. Потому что в нижнем ящике его стола лежал старательно скопированный Сашей экземпляр "Инноваций в защите от Тёмных искусств", где на страницах с пятьдесят второй по семьдесят седьмую профессор Дублинского университета Дамокл Белби в соавторстве с профессором Дурмстранга (на тот момент) Гарри Грэйволфом и главным целителем отделения отравлений больницы святого Мунго Аркадией Пастер строка за строкой доходчиво объяснял, почему ликантропия как волшебная болезнь не может наследоваться в своей исконной форме и почему дети укушенных являются лишь носителями страшной заразы, но сами оборотнями не становятся. Большая часть статьи была написана удивительно косным языком, как и любой труд, вышедший из-под пера медика, и продраться через словесные дебри о волшебной генетике стоило немалого труда, но конечный вывод был предельно ясен - и он отличнейшим образом объяснял, почему и Джаред, и сам профессор Грэйволф, и все его многочисленные потомки не стремились выть на полную луну. И Римус, обрадованный недавним открытием до благоговейной дрожи, с радостью посвятил бы своего гостя в подробности проблемы и даже был бы столь любезен скопировать для него статью... если бы только имя Альбуса Дамблдора не стояло в перечне светил, ответственных за конкретный выпуск альманаха. И хотя всегда оставалась крошечная вероятность того, что директор из лени подмахнул разрешение на печать не глядя, сам Римус в это почти не верил, чувствуя, как его душит ярость. Его пытались обмануть. Опять. - Фамилия Авроры теперь Люпин, - напомнил он, налегая локтем на стол и постукивая ногтями свободной руки по столешнице. - Советую хорошенько запомнить этот факт. Участие в судьбе моей семьи лестно, профессор Дамблдор, но я предпочёл бы перейти сразу к делу. Отставив чашку со стремительно остывающим чаем, Дамблдор поверх очков-половинок взглянул на него с укором, но Римус, наплевав на политес, продолжал: - В свете подготовки к олимпиаде у школ-участниц прибавилось дел, так что буду благодарен за Вашу краткость. Намёк был прозрачнее некуда, и всё же Дамблдор не спешил приступать к делу, прежде вкрадчиво заметив: - Говорят, будто в Англию вернулся Фенрир Сивый. Он вновь собирает вокруг себя оборотней, утративших надежду на человеческое существование. Думаю, оба мы понимаем, по чьей указке... Римус внезапно рассмеялся. Это был тихий смешок, набиравший силу тем увереннее, чем выше удивлённо поднимались брови Дамблдора, но в конце концов он справился с собой и объявил: - Знаете ли, достаточно. Цель Вашего визита я уяснил вполне, и мой ответ "нет". С усилием поднявшись на ноги, он подошёл к окну, за которым на садовые кустарники и клумбы ложились тяжёлые лиловые сумерки, и, заложив руки в карманы, после недолгого молчания вновь заговорил: - Любая благодарность имеет срок давности, профессор. Я глубоко признателен за то, что Вы помогли мне в самом начале, но мой долг я, как мне кажется, оплатил сполна. Тем более, что тогда речь шла лишь о моей собственной жизни и безопасности, а теперь на кону мои жена и ребёнок. Дети, - поспешно исправился он, глядя на Дамблдора поверх собственного напряжённого плеча - Рисковать ими я просто не имею права. Сплетя пальцы перед собой, бывший директор смерил его проницательным взглядом и мягко заметил: - Никогда бы не подумал, что выпускник Гриффиндора будет отсиживаться в тепле, когда грядёт война. Пропустив через самое сердце волну омерзительной раскатистой дрожи, Римус всё же нашёл в себе силы ответить и озвучил очевидную с его точки зрения вещь: - Вы не один год возглавляли факультет и знаете, что вопреки слухам Гриффиндор - это про отвагу, а не про безрассудство. Я никого не спасу, если как жертвенный баран брошусь на алтарь, оставив мою семью без главы и мой факультет - без декана. - Да, твой карьерный рост в последние годы поражает всяческое воображение, - подтвердил Дамблдор, но Римус вскинул ладонь, показывая, что не закончил. - Политика Дурмстранга такова, что мы предпочитаем не вмешиваться в конфликты, находящиеся вне зоны видимости, - напомнил Римус и чуть приметно кивнул в подтверждение собственных слов. - Не смею Вас задерживать, сэр. Он вновь отвернулся к окну, так что укоризненный взгляд Дамблдора теперь буравил ему спину, но он не дрогнул, когда директор заговорил вновь. - Я не думаю, Римус, что ты видишь ситуацию во всей её полноте... - Скажите, сэр, - громко окликнул он, не сводя глаз с высаженных вдоль садовой дорожки крупных кроваво-красных роз, - какова была ситуация в семьдесят восьмом, когда Вы стали одним из авторов законопроекта об ограничении свободы перемещения оборотней? Ответом ему была напряжённая тишина, и Римус, обернувшись к столу, увидел, что Дамблдор успел подняться на ноги, хоть и продолжал упорно молчать, очевидно, ясно понимая, что отныне восточные коллеги ему сильно не рады. - Вы подписывали проект приказа? - продолжал он спрашивать с излишней настойчивостью. - Ваша подпись есть на том пергаменте? Сказать Дамблдору было нечего, это было сразу понятно по его лицу. Некоторое время он так и продолжал молча стоять посреди кабинета, а после поправил очки и тихо пожелал на прощание: - Удачи тебе, Римус. После того, как за визитёром закрылась дверь, Римус ещё несколько мгновений таращился на тщательно выскобленное деревянное полотно, а после медленно опустился в кресло и, подавшись вперёд, закрыл лицо руками. Его трясло как накануне трансформации, но мысли в голове текли спокойно, и это несоответствие настораживало своей уместностью здесь, в этой тёплой тишине поздней весны, врывающейся в кабинет сквозь открытое окно. - Герр Люпин, Вы в порядке? Подняв гудящую от перенапряжения голову и смерив взглядом опасливо замершую в дверях Александру, Римус медленно выдохнул и наконец откликнулся: - Да. Теперь уже да. Отделаться от гнетущего чувства вины было непросто, поэтому он с удвоенной силой принялся воскрешать в памяти собственный диалог с Диармайдом и дальше, будто тянущиеся по суровой нитке - все многословные разговоры с Дамблдором, итог которых был, как правило, предсказуем и выливался в очередное поручение. Теряй. Страдай. Рискуй здоровьем и жизнью. Убивай и мучай других и себя. Служи великой цели, мальчик мой. Но только никогда не спрашивай о том, какова эта цель и почему именно ты должен сделать то, что тебе велят. И Римус, медленно прокручивая тонкий обруч кольца на безымянном пальце, понял, что больше использовать себя вслепую не позволит никому и ни за что. Хотя бы ради Авроры, чёрт побери. - Можешь возвращаться в скит, Саша, - улыбнулся он, отметив, что движение лицевых мышц далось без особого труда. - Я сегодня больше не планирую тебя обременять. Скитом в шутку называли отдалённое крыло, которое занимали преподаватели и сотрудники школы, и от внимания Римуса не укрылось, как Александра украдкой покосилась на настенные часы. Всю прошлую неделю они засиживались допоздна, потому что дел после минувшего полнолуния накопилась просто прорва, а потому такое послабление было приятной неожиданностью, хоть гора входящих документов на краю стола едва ли уменьшилась. - Спасибо... Вы точно хорошо себя чувствуете? - уточнила она, не в силах скрыть беспокойства, и он, поднявшись на ноги, заверил: - Я буду чувствовать себя ещё лучше, если мы сейчас тут всё запрём и пойдём по домам. Ты так не считаешь? Поняв, что спорить бесполезно, девушка всё же послушно закивала и, прижав стопку документов к груди, быстро процокала каблуками прочь из кабинета. Выйдя в общий коридор, Римус ненадолго замешкался, раздумывая, не стоит ли вернуться и через камин связаться с Сириусом, поведав другу о беседе с Дамблдором, но не стал. Разумеется, ввести друзей в курс дела стоило, но для начала он решил немного освоиться с новым положением вещей и подумать, как обезопасить семью и себя самого от новых опасных предложений. За его спиной раздался шорох, и Римус порывисто обернулся, стиснув палочку сквозь полу пиджака. - Энди? - окликнул он, мигом узнав вихрастый силуэт даже в полумраке. - Что ты делаешь здесь в такой час? Застигнутый врасплох строгим деканом, мальчишка с просто непроизносимым для Римуса именем Андрей непроизвольно втянул голову в плечи, но почти сразу же вскинулся без тени враждебности и звонко поприветствовал по-английски: - Добрый вечер, мастер Люпин! - Можешь говорить по-немецки, - разрешил Римус, коротко улыбнувшись и подойдя ближе, но студент лишь упрямо замотал головой: - Нет-нет, сэр! Мама говорит, мой английский пока ещё очень плохой. Если я не буду тренироваться, она ни за что меня с собой не заберёт! Он говорил с такой искренней и беспримесной радостью, что Римус едва сумел сдержаться, давя разрывающий горло тяжкий вздох. Этот второклассник Гласиас был у дирекции на карандаше отнюдь не из-за низкой успеваемости или скверного поведения - как раз-таки учился восьмилетний Энди Галлер упорнее многих, давя неподдающиеся азы магии усердием там, где не удавалось взять нахрапом. Причина, по которой директор Кара велел приглядывать за студентом, была совершенно прозаичной и горькой: растя без отца, своей матери мальчик был глубоко не нужен. Сам Римус видел эту женщину лишь однажды, под православное Рождество в этом году; явившись в школу и засыпав не только сына, но и его одноклассников вычурно дорогими подарками, она дежурно справилась о здоровье и успеваемости, после чего вновь исчезла. Ни объятий, ни искренних улыбок. Ничего. И вроде бы всё было как должно, ведь затем и существовали школы-интернаты, вот только Энди, всегда бывший очень открытым и по-своему добрым мальчиком, после этого визита надолго замкнулся в себе - будто схлопнулись хрупкие створки раковины речного моллюска. Конечно, теперь, почти полгода спустя, старосты и одноклассники сумели его растормошить, но сама ситуация была Римусу глубоко отвратительна. Окинув мальчика взглядом и остановившись на заведённых за спину руках, он мягко повторил: - Так почему ты не в спальне? Энди в ответ лишь обиженно запыхтел и, вывернув запястье, на вытянутой руке продемонстрировал декану сдобную булку, густо обсыпанную маком. Лишь мельком взглянув на сплошь покрытые чёрными зёрнышками пальцы, Римус не мог не улыбнуться - его кабинет располагался на полпути к кухне, а потому не проходило и недели, чтобы он не поймал за руку какого-нибудь незадачливого шалуна, решившего после начала комендантского часа поживиться чем-нибудь съестным. И ведь нельзя сказать, чтобы в Дурмстранге были проблемы с питанием - кормили как на убой, особенно младшее звено. Просто тайком вкуснее. Припомнив, как сами они с Мародёрами выбирались на кухню Хогвартса, наводя радостную панику среди домовиков, Римус предложил: - Давай-ка я провожу тебя. Понимая, что выбора у него не остаётся, Энди вздохнул, сдувая тёмные волосы с глаз, и осторожно уточнил: - Вы меня теперь накажете? Вглядевшись в его исполненное покорности худое личико, Римус чуть приметно покачал головой и поманил: - Идём. Время позднее. Всё время пути мальчик, сжимая в горячей горсти многострадальную булку, отчаянно пытался подобрать тему для разговора - Римус чувствовал это почти интуитивно, рассеянно думая о том, почему у самых безалаберных родителей порой рождаются такие отличные дети. С другой стороны, ведь и Джаред вырос замечательным человеком и, кажется, даровитым учёным, что ещё раз убедило Римуса в том, что до сих пор отцом он был сильно так себе. Оставалось лишь надеяться, что это ещё можно исправить. Остановившись у двери в коридор, который занимали студенты Гласиас, Энди нерешительно переминался с ноги на ногу, будто не желал уходить вот так просто. - А я... Я сегодня по превращениям целых четыре балла заработал! - похвастался он, и Римус благосклонно улыбнулся: - Ты молодец, Энди, - и, не сдержавшись, протянул руку и потрепал мальчика по волосам, хоть такие нежности и неуместны были на факультете, выращивающем будущих политиков. Но то, как маленький Галлер доверчиво прильнул к его ладони, прежде чем раствориться в сумраке длинного коридора, громче слов говорило о том, что именно этой простой похвалы ему и не хватало для полного счастья. И булки с маком, прибавил Римус про себя и усмехнулся. В Волчьей яме, когда он поднялся на второй этаж, расположившаяся в кабинете Аврора столь яро отчитывала экономку, что сам воздух тихо вибрировал от её искреннего негодования. Глядя на беззащитный затылок жены под высоко собранными волосами, Римус понимал, что всё, чего он достиг в этой жизни, в той или иной степени было делом её нежных рук. И то, что она год за годом в лепёшку расшибалась, лишь бы сделать его счастливым и быть рядом, переполняло его сердце гордостью, любовью и стыдом, так что от избытка эмоций даже легонько кружилась голова. Усмехнувшись каким-то своим, не до конца оформленным мыслям, он неимоверным усилием заставил себя вернуться в реальность и прислушался к тому, что говорила Аврора - благо, это было нетрудно, потому что её голос на переливах поднимался до возмущённого звона. - Это просто какой-то кошмар! В доме творится Мерлин знает что! Ты видела, Габи, что стало с гортензиями в зимнем саду? Видела? Или снова скажешь, что цветы сами завяли и садовник тут не при чём? Уволить его, уволить немедленно! Варвар несчастный... Со свойственной ей нордической невозмутимостью Габи учтиво кивнула, хотя лицо её на секунду выразило неодобрение причудам новой хозяйки. - Петар проработал в поместье не один десяток лет, - напомнила она с едва приметным укором, на что Аврора, коротко вздохнув, откликнулась: - Тогда пусть рассчитывает на шикарное выходное пособие... Римус! - воскликнула она, обернувшись к дверям и наконец заметив его. - Милый, я думала, что ты останешься в школе. - В этом нет совершенно никакой необходимости, - откликнулся он, подходя ближе и целуя жену в макушку. - Всё воюешь? - Немного, - уклончиво откликнулась она, капризным жестом отсылая Габриэллу прочь. - Всё хорошо? Ты какой-то странный. Естественно, она не могла не заметить, что с ним что-то не то, но всё же за весь остаток вечера, пока они ужинали и укладывались спать, Римус так и не нашёл в себе сил рассказать ей правду. Он малодушно оправдывал собственное молчание тем, что ей нельзя волноваться, но на самом деле просто не хотел вновь обременять её собственными моральными терзаниями, которые разрастались в душе как сорняки. Обременять... Беременна... Почему ему раньше не приходило в голову, что это однокоренные слова? Вполне удовольствовавшись легендой о разыгравшейся головной боли, Аврора послушно оставила его в покое и теперь, забравшись в постель и укутавшись в лёгкое одеяло, читала пришедшее накануне письмо от Джареда, озвучивая мужу избранные места. - Умница моя... На будущей неделе они с профессором едут в Лондон, на встречу с главой Отдела тайн, - сообщила она, умильно округляя губы на гласных. - Знаешь, Септима однажды сказала, что Джаред у нас на загляденье - и это притом, что она тебя терпеть не может! Представляешь? - Глупо отрицать очевидное, - признал он и зевнул, на мгновение зарывшись лицом в подушку. - У нас замечательный во всех отношениях сын. Кивнув с самым довольным видом, Аврора вновь опустила глаза на пергамент и протянула, будто бы обращаясь к самой себе: - Ну вот, а ты со мной спать не хотел... Возмущённо встрепенувшись, Римус почти сразу же натолкнулся на её смеющийся взгляд, брошенный поверх письма, и покачал головой. За столько лет давно бы пора уже было привыкнуть, что его жена - та ещё шалунья и порой откалывает номера, даже Блэка заставляющие краснеть. Впрочем, было приятно осознавать, что столько лет спустя она ещё способна его удивить. - Хотел и хочу, - подтвердил он, видя, что она дожидается ответа. - Просто не думал, что... - ...что можешь себе позволить, бла-бла-бла, - передразнила она и продолжила читать: - "Я напишу сразу же, как только будут получены конкретные результаты - скрести пальцы, чтобы они оказались положительными! Впрочем, меня устроит любой исход, как бы горько это ни звучало. Негативный опыт - это тоже опыт, ты сама так говорила. Передавай мой привет отцу. Ваш любящий сын, Джаред"... Отложив письмо на колени, она задумчиво посмотрела в каминное пламя и наконец окликнула: - Римус... У тебя когда-нибудь бывает так, что вот ты смотришь на него - и тебя разбирает такая невозможная гордость... Хочется встать в полный рост и закричать - вот! Это мой ребёнок! Это всё я, я, он от моей крови! Она пожала плечами, немного неловко, не зная, в какую ещё форму облечь собственные мысли, и Римус, перевернувшись на спину и закинув руки за голову, с готовностью кивнул: - Постоянно. Ты же знаешь, не проходит и дня, чтобы я не гордился тем, что Джаред - наш сын... Правда, мне до сих пор немного не верится. - Почему? - удивилась она, немного жалостливо приподняв брови. - Просто это всё как-то... - Он невесело усмехнулся. - Он какой-то слишком потрясающий. Не такой как мы с тобой. - Но он же наш. Разве может быть иначе? Её изумление было таким искренним, что Римус даже устыдился собственных сомнений. Впрочем, замешательство Авроры не продлилось долго, и она, проведя кончиками пальцев по собственному животу, весело спросила: - Ты ведь будешь таким же умником, как твой братик, да?.. Что? - удивилась она, когда муж сдавленно фыркнул и поспешно прижал кулак к губам. - С малышом нужно разговаривать, между прочим! Он ведь уже всё понимает. Может, это и звучало как полный бред, но Римус, поддавшись царившему в спальне умиротворению, придвинулся к ней ближе и опустил руку Авроре под рёбра, ладонью мягко охватив нежную округлость, выступающую из-под ночной рубашки. - Спокойной ночи, сынок, - шепнул он, и Аврора тихо хихикнула. - Ты так уверен, что это мальчик? - уточнила она, откладывая письмо Джареда на прикроватный столик и сползая по подушкам вниз, и Римус в ответ неопределённо пожал плечами. Он сам не мог объяснить, почему сказал именно так, но какая-то его часть была уверена, что у них будет мальчик, хоть ещё и было слишком рано. Возможно, это были простые суеверия, кто знает... Не решившись настаивать, Аврора коротко поцеловала его в губы и пожелала: - Доброй ночи. - Спи, любовь моя, - откликнулся он и осторожно прижал её к груди, зарывшись лицом в рассыпавшиеся по подушке лёгкие волосы. - Ты знаешь, - сонно окликнула она какое-то время спустя, - если всё-таки будет девочка, я хочу назвать её Арвин. Такое красивое имя... Как полевой цветок. - Да, очень красиво, - согласился Римус, про себя от всего сердца пожелав, чтобы у них родился ещё один сын.