***
- И тогда эта проклятая огневица тридцати футов в длину встала на дыбы, - с расширившимися то ли от ужаса, то ли от восторга глазами рассказывала Вайолет. - Клянусь, если бы не Гарри, мы бы никогда в жизни её не угомонили! Бири после этого живенько попросили из школы, но он и сам был рад уйти - его уже тогда ждали театральные подмостки! Смеясь, Аврора откинулась на спинку кресла и покачала головой: - Ну надо же... Почему родители никогда мне об этом не рассказывали? - удивилась она, и ей ответил сидевший за соседним столом профессор Флитвик: - Спектакль "Фонтан феи Фортуны" стал чёрной страницей в истории Хогвартса, моя дорогая. Причём в прямом смысле, - прибавил он, болтая недостающими до пола ногами, - копоть на стенах Большого зала держалась несколько месяцев! Тут уж женщины расхохотались настолько дружно, что даже не услышали, как открылась дверь учительской, но Вайолет, утерев глаза, обрадованно воскликнула: - Минерва! Ты как раз вовремя. Я тут развлекаю молодёжь рассказами о премьере "Фонтана" и напрочь забыла кое-какие детали. К слову сказать, под "молодёжью" она имела в виду не только Аврору, но и Снейпа, который до сих пор тихо сидел в углу и, кажется, проверял эссе - если только возможно было хоть немного сосредоточиться в таком шуме. Впрочем, недовольства он не выказывал, иногда поднимая голову от свитков и поглядывая на женщин с явным интересом. - Я бы предпочла забыть о самом факте, - откликнулась МакГонагалл, опуская стопку журналов на стол чуть в стороне от кресельной группы, где устроились хохотуньи, а Вайолет, смерив бывшую ученицу проницательным взглядом, чуть слышно хмыкнула. - К твоему сведению, Аврора, профессор МакГонагалл тоже блистала на театральных подмостках Хогвартса, - сообщила она, повернувшись к Люпин, и хихикнула, когда МакГонагалл громко и медленно выдохнула: - Брось, Минерва, не скромничай! Из тебя вышла превосходная Альтеда. Разумеется, любому студенту интересно узнать что-нибудь эдакое о собственном преподавателе, а потому профессор МакГонагалл вдруг явственно ощутила на себе взгляды Снейпа и Авроры, а последняя ещё и пробормотала: - Поверить не могу... Профессор, Вы - и в любительском театре! Кто бы мог подумать! Впрочем, в тоне её не было осуждения, а лишь удивление и толика восхищения, так что МакГонагалл понемногу смягчилась и, кивнув коллегам, налила себе чаю, села к столу и принялась заполнять журналы. Переглянувшись с Авророй и приложив палец к улыбающимся губам, Вайолет тоже вернулась к прерванному занятию. На столике перед ней высилась гора валентинок - привет от многочисленных поклонников и почитателей из числа студентов. - О, как мило... - протянула она, взяв в руки очередное послание. - Это от мистера Денниса Криви. Такой чудный мальчик - просто феноменальная память! Нужно будет непременно его поблагодарить. - Не стоит ложными надеждами отвлекать мальчика от учёбы, - посоветовала МакГонагалл, и Вайолет тихо фыркнула. - О, Минерва, прекрати это пустое морализаторство, - взмолилась она, откинувшись на спинку кресла и почти утонув в бархатистой обивке. - Будто ты сама никому никогда не посылала валентинок! - Не припомню такого, - откликнулась профессор МакГонагалл с таким лицом, будто хотела вылить остатки чая коллеге за шиворот. С пониманием кивнув, Нотт похлопала её по сухой ладони, свободно лежавшей на кресельном подлокотнике и тихо заверила: - Понимаю, почему ты хочешь забыть. Он повёл себя в тот раз очень грубо, дорогая... Гарри! - воскликнула она, подняв глаза на дверь. - А мы тут предаёмся воспоминаниям о днях минувших... Присоединишься? - игриво предложила она, и профессор с готовностью откликнулся: - Дело неблагодарное, но душеспасительное. Кто там из великих говорил про то, что память - писарь нашей души? Аристотель? - Остановившись за креслом Вайолет и оперевшись предплечьями на высокую спинку, он отчитался по всей форме: - Могу сказать, Аврора, что твой сын - чёртов задира и наглец, но вы с Люпином можете им гордиться. - Мы гордимся, - улыбнулась она и вновь склонилась над "Вестником астронома", чему-то тихо усмехаясь. - Просто Отдел тайн... Как-то мне не верится. То есть, Джаред, конечно, умный мальчик... - "Умный"? - Грэйволф саркастически усмехнулся. - Это ты его оскорбила... У парня мозг работает как часовой механизм, причём швейцарского производства. Представить не могу, как он додумался именно до такой постановки вопроса, но думаю, кое-что интересное выкрутить всё же получится - за этим я лично прослежу. Формулировка была куда как туманная, но подробностями никто особо не интересовался - понимали, что, раз уж вмешался один из самых одиозных отделов Министерства магии, лучше было не задавать лишних вопросов и ограничиться той информацией, которую тебе подают. Оставалось, по крайней мере, удовольствоваться тем, что такой отзыв от профессора Грэйволфа был делом редким, а потому особенно дорог, так что Аврора теперь лучилась довольством вовсе не без оснований. - Это у него от отца, - похвасталась она с интересом глядевшей Вайолет. - Римус с самого детства был умником и сейчас от своих привычек не отступает. - Ему нравится быть деканом? - поинтересовалась в свою очередь Нотт, и Аврора бодро кивнула: - Да, очень. Он сам мало что рассказывает - скромничает как всегда, но мне кажется, студенты его очень любят. - Правда любят, - с усмешкой подтвердил Грэйволф, присев на подлокотник кресла Вайолет. - Особенно младшие курсы, лет до десяти. В коридорах только и слышно: "Мастер Люпин, мастер Люпин, посмотрите!" Улыбнувшись такой характеристике, Вайолет не стала спрашивать больше. Аврора ей откровенно нравилась, потому что её не тяготило общество запятнавшей себя ведьмы, какой являлась в глазах большинства Вайолет. Если подумать, то и сама новоиспечённая мадам Люпин ещё в юности от собственной репутации оставила пустое место, связавшись с оборотнем и родив ему ребёнка, но её, кажется, подобные условности не интересовали, хотя ещё были живы те приверженцы старого режима, которые объявили оборотней язвой на теле волшебного сообщества. Как и вампиров. С трудом подавив тяжкий вздох, она опустила глаза на послание, которое сжимала в руках. Это, в отличие от милых картонных сердечек, пришло издалека и одним своим видом пугало - уж слишком строгими были складки на пергаменте, слишком беглым и бескомпромиссным был почерк, выводивший одни и те же слова на протяжении нескольких месяцев... - Письмо от Влада, - тихо сказала она, обращаясь к Грэйволфу, наперёд зная, что он смотрит. - И что он? - Да вот... - Вайолет грустно пожала плечами. - Вернуться просит. Осторожно приобняв её, профессор негромко обронил: - Он по тебе тоскует. Впрочем, его в этом винить нельзя, - прибавил он с усмешкой, и она благодарно улыбнулась: - Я и не виню. Профессор Снейп, - окликнула она, подавшись вперёд и выглянув из-за заслонившего обзор Грэйволфа, - а Вам когда-нибудь присылали валентинки? Студентки, я имею в виду. У Снейпа в секунду сделалось такое лицо, что все гримасы МакГонагалл до этого показались милыми ужимками. Он уже почти привык к тому, что Вайолет Нотт зачастую говорила ровно то, что взбредало в её очаровательную белокурую головку, но уж дурой её назвать было нельзя ни при каком раскладе - так откуда же это нелепое предположение? Очевидно, Вайолет наконец поняла, что своим вопросом задела его чересчур глубоко, и, хлопнув ресницами, разочарованно протянула: - Так странно... Будь я Вашей студенткой, я бы точно что-то такое выкинула! - призналась она и возмутилась, когда Флитвик явственно фыркнул: - Что? У вас что здесь, глаз уже нет? Да ведь профессор являет собой просто идеал загадочности! Этакий байронический герой... Почти как Хитклифф, только без цыганских корней. Выпалив всё это, она с коротким вздохом вернулась к письму, а Снейп, чувствуя себя более чем нелепо, перевёл взгляд на Грэйволфа, который красноречиво закатил глаза и одними губами отчеканил: "Женщины!"***
Прикрыв окно, по которому с обратной стороны барабанили тугие струи дождя, Адаре вернулась к постели и тихо спросила: - Ничего не хочешь? Задумавшись на пару мгновений, Анна покачала головой и благодарно улыбнулась: - Спасибо, ничего не нужно. - Попросить Марту, чтобы посидела с тобой ночью? - Нет. - Анна вновь качнула головой и сладко зевнула, потеревшись щекой об уголок подушки. - Так спать всё время хочется... Жду не дождусь, когда смогу перевернуться на живот! - пожаловалась она, и Адаре тихо усмехнулась, присев на край кровати. - Потерпи, недолго осталось, - попросила она, поправив невестке вышитый золотом край одеяла. - Зато потом будешь спать на животе, сколько влезет, а мы пока будем нянчить нашу маленькую принцессу. - Я сама, - возразила Анна, двумя руками обхватив живот, будто его могли у неё отнять, и тихо призналась: - Знаешь, я видела её в моём зеркале. Такая куколка... И похожа на Генри, - прибавила она с коротким вздохом. Грустно улыбнувшись, Адаре осторожно взяла её за руку и пообещала, бережно перебирая отёкшие пальцы: - Значит, так оно и будет. - А что ты видела? - спросила Анна, сонно щурясь против света ночника. - Ты никогда не рассказывала мне. Оно и не удивительно - все годы до этого их отношения были натянутыми, потому что обе они, привыкшие главенствовать в сердце Генри, никак не могли ужиться в этом трепещущем комочке. Но теперь, когда его сердце остановилось, делить им было нечего, а потому между двумя главными женщинами дома воцарился мир, и они послушно затихли в ожидании новой маленькой мисси. - Я видела мальчика, которого задрал волк. И наших с ним детей... Может, это и не Джаред, - покачала она головой прежде, чем Анна сумела её прервать, - я не знаю, но я… Я так хотела, чтобы это был он... - Тогда почему ты прогнала его? - спросила Анна, жалобно приподнимая брови. - Ведь пророчество всё равно сбудется. - С пророчеством или нет, я всё ещё вольна выбирать, - возразила Адаре, глядя на вспышки молний за окном. - И потом - ведь необязательно сбудется всё, что ты видела. - А госпожа Островская говорила, что обязательно, - напомнила Анна с видом плохо скрываемого торжества. - Она ведь сама зеркала зачаровывала - значит, точно сбудется! - У тебя - да, ты ведь у неё в любимицах ходила, - хмыкнула Адаре и тут же получила слабым кулачком по колену. - Ну всё, заболтала я тебя... Отдыхай. Я ещё загляну, ладно? Доброй ночи. - Доброй ночи, Адаре, - откликнулась она, натужно зевая. Однако, стоило ей на цыпочках выйти из спальни, у Анны весь сон как рукой сняло. Глядя на свет ночника и осторожно почёсывая зудящий живот, она вспоминала, как сама, одиннадцатилетняя кроха, старательно вглядывалась в поданное ей зеркало, но мутноватая гладь подсовывала ей лишь один образ - Генри Грэйволф, её самый страшный кошмар и самое большое счастье. Разумеется, они ведь на тот момент были уже шесть лет как помолвлены... Она никогда не была против ранних договоров о браке, но теперь, чувствуя мерное колыхание вод в собственном животе, задумалась о том, что дочке, пожалуй, искать жениха будет не раньше, чем ей исполнится десять. В самом деле, пусть у девочки будет хотя бы иллюзия свободы выбора. Нужно будет переговорить об этом с профессором, как только он вернётся в поместье... И с Уиллом на всякий случай. Разумеется, пока что старший Грэйволф полон сил и жизни, но кто знает, сколько им всем отпущено и что случится завтра. Зевнув, она разгладила ткань сорочки на животе и тихо окликнула: - Ну что, будем спать? Надо, зайчонок, надо, - настойчиво повторила она, когда малышка заворочалась при звуках её голоса. - А завтра пойдём с тобой в сад, если дождя не будет. Или в беседке почитаем, да? Спи, маленькая. Потушив ночник, она понемногу согрелась в коконе одеял и всё же провалилась в сон, перенесший её в дурмстрангский лазарет. Она понимала, что это только сон, но всё же смутно помнила, что так всё и было на самом деле - только годы назад. - Ты поступила дурно, - отчеканил Генри, старательно не глядя на неё. Говорить приходилось шёпотом, чтобы не разбудить старшую целительницу, которая точно бы не одобрила присутствие студента-юноши в палатах Венери. - Не стоило ввязываться в дуэль, за которую тебя наверняка накажут. - Не накажут, - откликнулась Анна и, хотя это стоило ей многих сил, приподнялась на локтях, игнорируя тянущую боль в спине. - Профессор Грэйволф сказал, что всё выглядит так, будто я лишь оборонялась. Тем лучше. - Всё равно - это не женское дело, - отрезал Генри, возвышаясь над ней как соляной столп. - Тем более, что ты могла серьёзно пострадать - знаешь же, Поклитару ходит в любимицах у деда. Мало ли, каким заклинаниям она успела обучиться. Слышать от него такие слова было непривычно, так что Анна, приняв наконец вертикальное положение и оперевшись руками на собственные согнутые колени, осторожно заметила: - Не думала, что ты так печёшься обо мне. - Должен же хоть кто-то навести порядок, если у моей невесты вдруг обнаружились суицидальные наклонности, - откликнулся он и, что было заметно даже в полумраке палаты, усмехнулся. Анна на усмешку не ответила - её до сих пор душила обида, и теперь некстати озвученное замечание Генри лишь усилило это неприятное чувство. Вспомнил, наконец, о приличиях... Будто это не она годами страдала от насмешек одноклассниц, неся тяжкое бремя за них обоих. - Помнится, не так давно ты во всеуслышание объявил, что больше не хочешь меня себе в невесты, - напомнила она, и Генри впервые за всё время пребывания в лазарете поднял голову, вперившись в неё взглядом, горящим и немного растерянным. - Как тебя можно не хотеть? - прошептал он и зажмурился как от боли. Коротко вздрогнув, Анна проснулась и тут же поёжилась от лизнувшего голое колено сквозняка. Сбросив морок дурного сна, она плотнее укуталась в одеяло, намереваясь вновь заснуть, но почти тут открыла глаза и прислушалась. В спальне было тихо, но её не покидало ощущение, будто на неё кто-то смотрит. С ней и раньше случались подобные приступы беспокойства, так что верить собственным ощущениям вряд ли стоило, но минуты медленно текли, а чувство смятения всё не проходило, мешая забыться сном. Прихватив с прикроватного столика палочку, Анна медленно осторожно села и тут же испуганно ахнула - у окна кто-то стоял. В спальне было темно, и силуэт почти сливался с узорчатой кромкой плотных штор, но всё же Анна была уверена, что ей не показалось и не привиделось. Нет, она точно не спала, можно было даже не щипать себя за запястье, хотя выделявшийся против света абрис и показался ей до боли знакомым. Парализованная ужасом кошмара наяву, она боялась зажечь свет, будто могла тем самым спровоцировать пришельца, и в результате лишь беспомощно окликнула, надеясь, что видение пропадёт от звука её голоса: - Что тебе нужно? Уверившись в том, что замечен, он наконец пошевелился, медленно поднёс руку к голове, откидывая волосы назад - и Анна похолодела, потому что этот жест она узнала бы, сколько бы лет ни прошло. - Здравствуй, любимая моя. Задыхаясь от ужаса, она приказала: - Люмос! - и тут же коротко вскрикнула, выронив палочку и прижав ладони к губам. Выйдя на середину комнаты, Генри остановился в изножье кровати, словно опасаясь напугать её ещё сильнее, но Анна сама вскочила на ноги со всей доступной ей прытью и бросилась к нему, захлёбываясь рыданиями. Она даже не подумала о том, как такое возможно, что это может быть не её муж, а злодей под Оборотным зельем - ничего из этого не пришло ей в голову, потому что она только что слышала его голос, чувствовала, как он дышит, а всё остальное было уже неважно. - Генри, где ты был? - прошептала она, даже не пытаясь скрыть упрёк в голосе. - Мне было так одиноко, так страшно... - Я знаю, родная, - с сожалением признал он, большими пальцами нежно вытирая ей мокрые щёки. - Это всё в прошлом, всё уже прошло. Мы теперь всегда будем вместе. Всегда... Она слабо улыбнулась, не сумев сдержать судорожного всхлипа, и только тут поняла, что ей трудно дышать. - Генри... Генри, мне больно. Она вцепилась ему в запястья, но её усилия были для него не страшнее комариного укуса, и стальные пальцы всё сильнее сжимались на горле, перекрывая доступ последним каплям кислорода. - Генри, пожалуйста... - прошептала она, сама не понимая, о чём просит. Дверь на отлёте громыхнула о стену, пропуская в спальню Адаре - должно быть, она услышала крик и поспешила на помощь, в самом худшем случае рассчитывая на очередные ложные схватки. На долю секунды она замерла на пороге, не понимая, что происходит, но тут же опомнилась и взмахнула палочкой: - Депульсо! Прокатившаяся по комнате волна отбросила Анну в сторону; она упала, в последний момент извернувшись и ударив в пол боком, а не животом, но Генри заклинание не навредило. Обернувшись, он выхватил палочку и взмахнул настолько стремительно, что нельзя было заметить; оружие Адаре выпорхнуло у неё из пальцев, и в ту же секунду брат оказался возле неё. - Ты... Не смей вставать у меня на пути! Он придавил Адаре к стене между двумя канделябрами так, что затылком она врезалась в стену, а её ноги оторвались от пола. Она понимала, что, кто бы это ни был, через секунды он просто задушит её. Она ведь всегда уступала брату - не такая сильная, не такая смышлёная, она только и умела, что шипеть и быстро бегать, ловкостью и проворством навёрстывая там, где не могла взять силой. Пытаясь отпихнуть его, лихорадочно шаря руками по стене и лепнине, она вскинула ладонь и в каком-то помрачении выдернула из высоко собранных волос золотой двузубчатый гребень, подарок Уилла на Рождество – чтобы сестрёнка не грустила и училась радоваться мелочам. В следующую секунду оба острых зубца вонзились Генри под подбородок, и Адаре, освобождаясь из хватки, рванула руку вправо. Багровая, почти чёрная кровь ударила фонтаном, залепила глаза липкой плёнкой, попала на губы. В ту же секунду державшие её руки разжались, и она соскользнула на пол, покачнулась, но устояла на ногах. Отплёвываясь и пытаясь утереть лицо, Адаре отшатнулась в сторону и услышала тяжёлый звук падения. Не подозревая, что увидит на этот раз, она провела ладонью по глазам и бесстрашно обернулась. Генри лежал на полу у её ног, в луже крови, которая всё прибывала, толчками вырываясь из разорванного горла. Он пытался зажать рану пальцами, но в результате лишь бестолково царапал кожу ногтями, теперь залитыми нарядным багрянцем. - Нет… Нет, пожалуйста, нет! Ринувшись вперёд, Адаре упала на колени, схватила валявшуюся рядом палочку брата – ту самую, что положили ему в гроб, - хотела произнести заклинание, но Генри схватил её за запястье, из последних сил не давая взмахнуть. Почти слепая из-за застилавших глаза слёз и крови, Адаре взглянула на него и внезапно прочла во взгляде брата такую муку, что пальцы её разжались сами собой, выронив палочку. В ту же секунду ладонь Генри соскользнула по её запястью, безвольно падая на пол. - Генри... Он не ответил, глядя куда-то сквозь неё, и тогда, уткнувшись лицом брату в распоротую шею, Адаре завыла как раненная собака.***
После срочного отбытия из школы обоих Грэйволфов Амбридж как с цепи сорвалась. - Мерлин помилуй, что Вы такое несёте! – воскликнула профессор МакГонагалл, и Амбридж, шныряя глазками по тёмным углам учительской, полной народа, повторила: - Это диверсия, да… Попытка саботировать учебный процесс, не более того! Что касается младшего мистера Грэйволфа, то я и вовсе склонна полагать, что он отправился на встречу с лицом, находящимся в международном розыске… Слушая этот бред со всё более и более непонимающим лицом, Аврора наконец не выдержала и злобно расхохоталась. - Какая фантастическая чушь! – воскликнула она, всплеснув руками, после чего повернулась к инспектрисе и спокойно, тоном, каким обычно говорят с душевнобольными, оповестила: - Ну вот что, госпожа Амбридж. У Грэйволфов дома – большое горе, и профессор как глава семьи обязан быть в поместье, которое, как Вам прекрасно известно, находится за границей. В то же время Уильям, как единственный полноправный наследник мужского пола, должен сопровождать профессора. Тем временем я, как крёстная мать Уильяма, немедленно отправляюсь следом за Грэйволфами, о чём и ставлю Вас в известность заблаговременно. Простите, мне нужно ещё собрать вещи. Она повернулась с твёрдым намерением покинуть учительскую, но к Амбридж, похоже, понемногу возвращался разум, потому что она, протянув короткопалую руку, вцепилась Авроре в широкий рукав мантии и проверещала: - Не пущу! Это саботаж! Я положу конец вашему самоуправству! - Послушайте, Вы… - начал было Снейп, поднимаясь из кресла, в котором сидел до этого, но Аврора махнула рукой, безмолвно приказывая ему оставаться на месте, и, повернувшись к Амбридж, отчеканила: - Я не ношу мантии стоимостью ниже ста галлеонов, так что будьте добры… Рванув запястье прочь из хватки, она скрестила руки под грудью и уточнила: - Мне кажется, Вы планируете мне помешать? И на каком же основании? Несколько мгновений Амбридж лишь открывала и закрывала рот, ещё больше походя на пучеглазую жабу, но в конце концов нашлась с ответом и выпалила: - Преподавателям запрещено покидать здание школы в течение рабочей недели! - Да? – наиграно удивилась МакГонагалл, понимая, что это высказывание – полный бред и попытка спекуляции. – И в каком же декрете об образовании это написано? По-видимому, до сих пор Амбридж рассчитывала, что для того, чтобы восстановить порядок, хватит её голословного заявления, а потому теперь не могла мгновенно сориентироваться и лишь нелепо пробормотала: - А-а-а… Я… - Ах вот как?! – огрызнулась Аврора, всем телом подавшись вперёд. – Тогда покажите мне соответствующий указ за подписью министра. Кажется, такой бумаги у Вас нет?.. Как славно. Джаред! – рявкнула она, на мгновение обернувшись к дверям. – Мы уезжаем, немедленно! И она вышла из учительской настолько стремительно, что Джаред, всё это время карауливший под дверью, сумел догнать её лишь у поворота на Астрономическую башню. Стрелой влетев в жилые комнаты, Аврора левитировала из шкафа собственный громадный чемодан и принялась заколдовывать зимние вещи, чтобы укладывались, а сама тем временем открыла комод и принялась вручную перекладывать из ящиков всякую мелочь вроде чулок и спальных халатов. Окинув взглядом круговерть нежных тканей и кружева, Джаред присел в кресло и окликнул: - Ты уверена, что поступаешь правильно, мам? - Нет, сыночек, не уверена, - отозвалась она, не оборачиваясь. – Но папа без моей помощи не справится, тем более что, если я останусь в школе, то закопаю эту жабу в розовом в её же декретах об образовании. Подай мне чёрные туфли, будь добр. Перехватив парившую в воздухе коробку, Джаред подошёл и засунул её на самое дно чемодана, а затем тихо спросил: - Профессор не успел сказать, что случилось с Анной? - Сердце разорвалось, - глухо откликнулась Аврора, на мгновение остановившись. – Он сказал, если бы не Адаре, даже ребёнка бы не спасли, а так она сумела… выиграть время… Мерлин всемогущий! – выругалась она, бросив в чемодан наглухо закрытое чёрное платье, которое в последний раз надевала в августе. – Когда, когда это всё закончится?! Обняв её со спины, Джаред опустил подбородок ей на плечо и полушёпотом произнёс: - У меня к тебе единственная глупая просьба – не расстраивайся… Тебе это сейчас ни к чему. Болезненно усмехнувшись, Аврора вытерла подступившие слёзы, а после нежно сжала его запястье и запоздало удивилась: - Сам догадался? - Гермиона намекнула, - сознался он, нежно прижавшись виском к её округлой челюстной косточке. – По её словам, ты в последнее время стала жутко нервной. Качнув головой в знак того, что признаёт его правоту, Аврора оглянулась поверх плеча и спохватилась: - Тебе ведь тоже нужно собраться. Много вещей не бери, только самое необходимое. С сожалением отпустив мать, Джаред отступил на шаг и не своим от волнения голосом прошептал: - Я не поеду. - Джаред... - Мама, я не поеду. - Нет, поедешь. Поедешь! - неожиданно резко отозвалась Аврора. – Я всё это затеяла только ради тебя, Мерлин раздери! И сейчас ты отправишься со мной в Волчью яму, Джаред Синистра, и ты будешь там со своей любимой ровно столько, сколько она в тебе нуждается. Будь уже мужчиной, в конце-то концов! Проглотив оскорбление, Джаред сверкнул глазами и отчеканил: - Вот тут ты жестоко заблуждаешься, потому что именно как мужчина я ей не нужен. От меня, видите ли, нельзя родить здоровых детей! - Не драматизируй, - отрезала Аврора непривычно жёстким тоном. – Или что, во всей Британии не осталось ни единого приюта? Выбирай, кого душа просит – хоть мальчика, хоть девочку, хоть слонёнка. Об этом Джаред не задумывался и теперь невольно покраснел, в то же время не в силах сдержать всё сильнее охватывавшей его злой радости. Ведь, если только Адаре хватит здравомыслия, если она хотя бы выслушает его, у них может появиться шанс. Настоящий шанс того, что всё будет хорошо. Поняв, что наверняка наговорила лишнего, Аврора на минутку отвлеклась от сборов и взглянула на сына так, как не смотрела уже давно. Не как на равного, на без пяти минут мужчину, а как на своего сыночка, её радость и жизнь, которого она носила под сердцем и каждый день из девяти месяцев клялась никому никогда не отдавать. Что ж… Похоже, отдать всё-таки придётся. - Иди сюда, - поманила она с грустной полуулыбкой, и Джаред, ринувшись вперёд, обнял её так, что стало больно. – Всё будет хорошо, сыночек.***
Вручив горничной письмо, которое надлежало отправить в Дурмстранг с сотней извинений и клятвами о том, что иначе поступить было нельзя, Римус обернулся к тому углу кабинета, где Адаре отдавала приказы экономке. Он ожидал, что девочка будет биться в истерике и рвать на себе волосы, но ничего из этого не увидел - разве что лицо у неё было теперь совсем пустым, будто кто-то единым вздохом задул горящую внутри свечу. Она даже плакать не могла от боли - впрочем, все слёзы по брату она пролила ещё за месяцы до сего дня. - С целителем расплатились? - уточнила она, и экономка тут же угодливо откликнулась: - Да, в пределах указанной суммы и к обоюдному удовольствию сторон. Кивнув, Адаре взглянула на свечное пламя и наконец заговорила о том, о чём должна была распорядиться с самого начала. - Тела нужно сжечь, - приказала она, не глядя на Габриэллу. - Неизвестно, чем перед смертью опоили Генри и не может ли... Она не договорила, но продолжение фразы дамокловым мечом повисло в воздухе. Не может ли он воскреснуть вновь... - Адаре, - окликнул Римус, подойдя, но натолкнулся на её горящий взгляд и не сумел прибавить ни слова. Скрепя сердце, она всё же вызвала в поместье Люпина - потому что понимала, что одна не справится с творящимся вокруг безумием, а отец Джареда хотя бы был в пределах досягаемости. Но вот чего Адаре подозревать не могла, так это того, что прислуга проявит самостоятельность и оповестит о смерти сестры ещё и Бэрка, постоянно крутившегося в Гамбурге, в непосредственной близости от поместья. Теперь Джонатан уединился в дальней комнате - проститься с Анной, - а сама Адаре, давя глухую злобу, смешанную с отчаянием, спешно давала указания и думала-думала-думала... Вопросы множились, но ответов не было, и всё, что ей оставалось - это погрузиться в суетную пучину, занимая руки и вытравливая крохи сомнений из разума и сердца. Не время скорбеть, когда нужно столько всего сделать. Кто знает, не захочет ли кто-нибудь ещё воспользоваться уязвимостью их дома и напасть вновь, так что действовать приходилось быстро. Удостоверившись, что Люпин не намерен больше спорить, она перевела глаза на Габриэллу и прочла у той во взгляде такое осуждение, с каким не сталкивалась с тех пор, как была ребёнком. Поклонившись скорее для проформы, она откликнулась: - Но ведь профессор ещё не вернулся... - Тела сжечь, - упрямо повторила Адаре, не мигая, и поднялась на ноги. - А эту дуру Эмму - на конюшню и пороть, пока крики не прекратятся. Ей никто не велел звать Бэрка, так что будет знать, как хозяйничать без приказа. Что, Габи? - издевательски уточнила она, когда та не пошевелилась. - Или ты вновь будешь мне перечить? Будешь умолять пощадить твою дочь? Но на этот раз она ничем не выказала недовольства и, присев в глубоком реверансе, откликнулась: - Нет, хозяйка. Всё будет исполнено. Проведя рукой по лицу, Адаре поморщилась. До сих пор хозяйкой слуги звали Анну, как старшую, а ещё раньше - их с Генри бабку, даже тогда, когда та уже не покидала собственной комнаты, годами запертая в четырёх стенах и навеки утратившая всё, что имела - красоту, здоровье и власть. Похоже, теперь пришёл её черёд. - Свято место пусто не бывает, - пробормотала она по-немецки и, опомнившись, уже по-английски обратилась к обеспокоенно глядевшему Римусу: - Спасибо Вам, что приехали. Профессор Грэйволф скоро вернётся в поместье, так что долго мы Вас не задержим. - Ну что ты, - откликнулся он, - какая ерунда. Уж мной можете располагать, сколько душе угодно. Он говорил так откровенно и честно, что Адаре внутренне запнулась, чувствуя, как сердце сжалось за грудиной в болезненном спазме, и лишь повторила: - Спасибо... Я пойду проверю, как там малышка, если позволите. Останавливать её он не стал, и Адаре вышла в коридор, прислонившись спиной к стене и то и дело безотчётно царапая лицо, будто на коже могли остаться следы крови. Эта проклятая ночь казалась нескончаемой, но она вовсе не была уверена, что, когда над рекой встанет солнце, всё наладится. До сих пор всё случившееся казалось ей не более чем дурным сном, но чем больше проходило времени, тем сильнее она сомневалась в нереальности происходящего. Похоже, всё это было взаправду, и от этого у неё по позвоночнику медленно кралась щекотка смертного ужаса - это приходило осознание того, что она натворила. В конце коридора хлопнула на сквозняке оконная створка, и Адаре вздрогнула, вскидывая палочку. Оружие она носила с собой скорее по инерции, не выпускала из рук ни на секунду, опасаясь нападения, хотя и понимала, что это вряд ли возможно теперь, когда непоправимое уже случилось. Подойдя к окну, она осторожно закрыла качающуюся на ветру раму и вдруг замерла, уловив резкий шорох за закрытой дверью, за которой раньше располагалась спальня Генри и Анны. Долгие месяцы комната стояла пустой, потому что овдовевшая Анна не могла себя заставить переступить порог и ночевала на третьем этаже, так что бродить внутри сейчас могла разве что прислуга. Но шаги были слишком осторожными, крадущимися, так что Адаре, подойдя к двери вплотную, медленно повернула ручку и открыла. В горящем верхнем свете комната больше походила на разрытую могилу - все ящички многочисленных комодов, прикроватных тумб и изящных столиков были распахнуты настежь, вывернуты и выпотрошены, так что ковра не было видно за покрывавшими его драгоценностями. Весь золотой запас Анны и те безделушки, что остались от Генри, теперь хрустели под ногами россыпью драгоценных камней, и Адаре, не в силах поверить в подобное варварство, замерла на пороге, слепыми от ярости глазами глядя на Джонатана, застигнутого врасплох на месте преступления. В руках у него была изящная платиновая диадема - та самая, что украшала волосы Анны в день свадьбы, густо покрытая жёлтыми бриллиантами по зубцам, самое дорогое украшение и по цене, и по воспоминаниям. - Что ты делаешь? - глухо спросила Адаре, нащупав палочку сквозь складки просторной юбки. Опустив руки с зажатым в них украшением, Бэрк надменно усмехнулся и, отчётливо понимая, что ему нечем оправдаться, признал: - Хотел взять что-то на память о сестре. - Не взять, а украсть, - исправила Адаре, подходя ближе и едва сдерживаясь, чтобы не заехать ему по холёной физиономии. - Имей смелость называть вещи своими именами. А теперь будь добр... Окончание фразы перешло в раздражённое шипение, будто кто-то ткнул палкой в змеиное гнездо, и Джонатан медленно опустил диадему на изящное трюмо, где она и лежала испокон веков. - Эту диадему моя бабка подарила Анне в приданное, - вспомнила Адаре, не отрывая взгляда от игры света на камнях, но краем глаза всё же наблюдая за Джонатаном. - Вещь дорогая, даром что новодел... Что ты хотел с ней сделать? Продать? Разобрать по камешку? Переплавить? Каждое слово било точно ему в лицо, но Бэрк, со свойственной всем нечистым на руку людям прямотой откликнулся: - Я пока это ещё не решил, но спасибо за идею. Нужны ведь мне средства на содержание племянницы. Внезапно Адаре жутковато усмехнулась, наконец догадавшись об истинной цели, с которой он явился к ним в дом. - Ты ни единого кната не получишь, - откликнулась она совершенно спокойно. - И о девочке даже не мечтай. Она Грэйволф и останется в Яме. Здесь её дом. А ты, мой милый, учись жить без выходного пособия, которое обеспечивала тебе Анна. Говорят, нищета закаляет. Глаза Джонатана яростно полыхнули, и он выхватил из-под полы пиджака палочку, но едва успел обернуться, тут же ткнувшись тощим горлом в острие палочки Адаре. - Не буди во мне волка, - прохрипела она, удерживая Бэрка на прицеле, - тебе это не понравится... А теперь пошёл прочь из моего дома. Ну, чего ждёшь! Она взмахнула палочкой, и Джонатан отшатнулся, уворачиваясь от брошенного заклятия. - Ты чего это... - начал он, но Адаре продолжала наступать, тесня его прочь из комнаты к лестнице. - Не стоит идти против меня только с одной палочкой, - посоветовала она, рассекла воздух рукой, и Джонатана тут же опутали по рукам и ногам толстые верёвки, так что он едва не сверзился на пол, удерживаемый в вертикальном положении лишь заклятием Адаре. - Или ты забыл, чья я дочь? - Адаре! Что здесь происходит? - Не мешайте мне, мастер, - ангельски спокойным тоном откликнулась она, даже не обернувшись на взволнованный голос Римуса. - Это дело семейное, так что... Что ты там говорил, Джонатан? Совершив очередной изящный пас, она подвесила его в воздух и медленно вывела за границу лестничных перил, так что теперь Бэрк завис в воздухе на высоте второго этажа. - Отпусти меня, ты, бешеная сука! - выкрикнул он, извиваясь и косясь, насколько позволяли верёвки, вниз, в округлое подобие колодца, образованного парадной лестницей. Адаре цокнула языком в притворном возмущении: - Ой, как грубо! Не ты ли говорил совсем недавно, что я бриллиант? О да, я - истинный бриллиант... Вот только ты забыл, Джонатан, что бриллиант - это просто камень! Она взмахнула палочкой, так что он знатно приложился о левую стену холла и покатился вниз по лестнице, боками пересчитывая ступени. Но Адаре и этого показалось мало. Быстро спустившись, она развеяла верёвки и, не дожидаясь, пока противник поднимется на ноги, приказала: - Асцендио! Бэрка подбросило на ровном месте, так что он, приземляясь, снёс парадную дверь и вылетел на крыльцо, но она в раже погони этого даже не заметила. - Адаре, довольно! - Что такого? Мы же играем, - возразила она, с яростным удовольствием наблюдая, как её жертва пытается уползти прочь - кажется, падая, он всё же сломал пару костей, но так было даже лучше. Сейчас, когда дерзновенный мерзавец пресмыкался у самой земли, Адаре наконец почувствовала себя чуточку лучше, будто блуждавшие в ней гнев и боль высвобождались с каждым новым заклинанием, выпущенным из палочки. - Круцио. Бэрк надсадно завопил, барахтаясь в грязи, ногтями царапая рыхлую землю и пытаясь увернуться от невидимых ножей, вонзавшихся в тело, но ей мало было его боли, хотелось ещё, и она продолжала сжимать палочку до тех пор, пока ногти, ломаясь, не впились в рукоять из боярышника. Сильные руки обхватили её плечи, бугристые от шрамов пальцы сжали запястье, призывая опустить палочку. - Тш-ш-ш... Не надо, милая. Ещё немного - и ты его убьёшь. Отпусти... Действие заклинания прекратилось, и Джонатан растянулся на земле, задыхаясь, с дёргающимися как в припадке конечностями, но, вне всяких сомнений, живой, и профессор Грэйволф удовлетворённо кивнул, хоть Адаре и продолжала держать палочку на изготовку - так, как он её с детства учил. - Всегда давай им передышку, - шепнул он, мягко заставляя внучку опустить руку. – Надежда на избавление калечит куда сильнее боли. Рассеянно кивнув, она вздрогнула и наконец обернулась, поверх плеча взглянув деду в лицо. Адреналин в крови потихоньку стихал, так что теперь она чувствовала потоки дождя, бьющие по лицу и макушке, видела стоявших в отдалении Римуса и Уилла, и теперь вместе с растерянностью ей понемногу овладевал стыд. Но единственное, о чём она жалела, так это о том, что брат видел её такой. - Генри мёртв, - прошептала она только затем, чтобы что-то сказать, и профессор кивнул: - Я знаю. Он давно уже мёртв, Адаре. Она подняла голову, посмотрела на него, будто не понимая - словно до сих пор её старший брат просто отсутствовал в поместье и лишь теперь умер окончательно. Впрочем, осознание было уже близко, и она прищурилась, понемногу узнавая что-то в его лице, что помогло ей увериться в правдивости сказанного. - Это всё ты... - прошептала она, медленно качая головой и отступая на шаг, ускользая из объятий. - Ты виноват... - Адаре... - Всё ты, - повторила она, и её плотно сжатый слабый кулак ударил его в грудь. - Это же ты во всём виноват... Всё из-за тебя!.. Удары сыпались теперь уже градом, становясь сильнее с каждой секундой, но профессор даже не подумал защититься, хоть как-то закрыться - потому что она была права в своей слепой ярости, обвиняя его во всех смертных грехах. Всё действительно было из-за него. Он это точно знал. Перехватив её запястье в полёте, он сжал тонкие косточки до скрипа, притянул внучку к себе, чтобы смотрела в глаза и не отворачивалась, и прохрипел: - Я виноват... Чего ещё ты хочешь? Вздрогнув всем телом, Адаре вскинула на него огромные мокрые глаза и чуть слышно прошептала так, будто и не она мгновение назад заходилась криком: - Почему ты бросил нас?.. Я ведь тоже твоя кровь... Содрогнувшись всем телом, она зажмурилась, но слёзы всё равно пролились, так что она наконец уткнулась лицом деду в плечо, натужно икая как маленький ребёнок. Утерев красные сухие глаза, Уилл покачал головой и медленно поднялся на крыльцо. Он ни слова не сказал Римусу, углубляясь всё дальше в лабиринт полутёмных комнат, и Люпин не окликнул его, пытаясь остановить - понимал, наверное, что не сможет сказать ничего в утешение. И потом, лучше уж было сперва помочь Адаре, потому что для неё убивать было в новинку - не она ведь посылала василиска ползать по школьным коридорам. Да, тогда чудом никто не погиб, но всё же... Всё же... Невольно Уилл задумывался о том, что и брат, и Анна расстались с жизнью именно по его вине. Ведь, будь поместье под надёжной защитой своего хозяина, никому и в голову не пришло бы пробраться сюда. Но профессор отправился в Хогвартс - и всё пошло прахом. Поднявшись на второй этаж, Уилл с высоты взглянул в арочное окно над парадной дверью, но за пеленой дождя не увидел ничего, кроме размытых фигур в отдалении. Он понимал, что стал для отца недолгим утешением и что он, строя планы отмщения обидчикам... заигравшись, просто забыл об остальной части своей семьи, которая оказалась ещё более беззащитной, чем внезапно найденный ребёнок. Уилл был достаточно честен с собой, чтобы признать - в их семье с женщинами никогда не церемонились, но сам он принять такого не мог. Потому что все они - и его мать, и Адаре, Анна и даже её крошка-дочка, едва увидевшая свет, - все они были глубоко несчастны, каждая по-своему и оттого не менее горько... И от этой ужасающей несправедливости хотелось убивать. Вслепую дойдя до бывшей господской спальни, он толкнул дверь и остановился на пороге. Внутри горел ночник, освещавший стоявшую в углу у окна колыбель из морёного дуба и дремавшую на стуле рядом пожилую горничную. Вскинув голову на скрип двери, Марта встрепенулась и поспешно поднялась на ноги, но Уилл едва взглянул на неё, нетерпеливо взмахнув рукой: - Поди. - Да, мастер... Дождавшись, пока прислуга услужливо скроется в коридоре, Уилл приблизился и осторожно, стараясь не шуметь, склонился над колыбелью, не заботясь о том, что капли дождя с его волос падают на пелёнки. Ребёнок тихо спал, почти невидимый в кипе белоснежной ткани, так что на виду оставался только носик-пуговка, припухшие веки да тёмные насупленные бровки с красным пятнышком точно между ними. И всё же сомнений в том, что это девочка, не оставалось. Анна была права. Протянув неловкую руку, он осторожно коснулся горячей гладкой кожицы у племянницы на щеке и неожиданно даже для себя прошипел: - Спи, Деви. Дядя Фрэнк больше не даст тебя в обиду. Он не говорил на парселтанге уже очень давно, с прошлого года, наверное, и теперь как никогда ясно понял, почему. Не потому, что по берегу Чёрного озера водилось недостаточно змей, а потому, что язык ласки - всегда тот, который ты слышал в младенчестве, и теперь, глядя на Девору, крепко спящую в окутанном горем доме, он вдруг испытал совершенно животный прилив нежности к этому крохотному комочку плоти, неотличимой от его собственной. Одна кровь, одна магия - Уилл был почти уверен, что через неполный год она зашипит, но это было и неважно. Важно было сейчас во что бы то ни стало уберечь крохи едва зародившегося тепла, не дать затоптать горячие угли, хоть как-то спасти... Пока от его семьи хоть что-то осталось. За его спиной раздались шаги, и Уилл, не оборачиваясь, узнал отца и окликнул: - Нам нужен гобелен, как у Блэков. И мы вышьем на нём её имя. Девора Элисса Грэйволф - это ведь красиво, да? Достаточно красиво, чтобы наконец привлечь твоё внимание? Ответа не было, и Уилл, не в силах сдержать подкатившие из глубины рыдания, согнулся пополам и уткнулся лбом в широкий бортик колыбели, до крови закусив губы.