***
Поздним вечером того же дня Вэррон, без стука войдя в кабинет главы Управления мракоборцев, решительным шагом подошла к столу Скримджера, опустила на раскрытую папку лист пергамента и, присовокупив: - Вот, - коротко кивнула, точно теперь её важная миссия была, наконец, исполнена. - Это что? - поинтересовался Скримджер, пробежав взглядом ветвистую шапку с перечислением собственных регалий. - Моё заявление, - откликнулась Вэррон. - Я ухожу из мракоборцев. - Та-а-ак... Откинувшись на спинку стула, Скримджер смерил свою протеже взглядом и предложил: - Присядь. Мы вполне можем это обсудить. - Нечего обсуждать, - перебила Вэррон. - Это моё решение и я уже не передумаю. Постучав пальцами по собственному локтю, он коротко вздохнул. Понятное дело, недавняя помолвка вскружила девочке голову, но нельзя допустить, чтобы она вот так рубила с плеча. Ведь дураку ясно, что у неё талант, настоящее чутьё на нарушения закона, столь редкое в наши дни. Начни она службу, когда Волдеморт только пришёл к власти - сейчас бы уже была главой Управления или как минимум его, Скримджера, заместителем. Кто же знал, что она втюрится в этого Поттера и он спутает ей все карты? - Тебя совесть-то мучить не будет? - уточнил он, решив задеть её за живое. - Ты же мечтала бороться со злыми волшебниками. - Не будет. Потому что моё счастье мне дороже совести. От его внимания не укрылось, как сжатая в кулак рука Вэррон непроизвольно дёрнулась, прикрывая живот - плоский, пустой,.. бесполезный. - Собственная фанаберия уже стоила мне жизни моего ребёнка, - отчеканила она дрожащим голосом и прибавила, когда густые брови Скримджера сочувственно дёрнулись: - Я всё ещё могу иметь детей, но я не хочу пройти через это ещё раз. Я не думаю, что ты поймёшь, каково это - когда из тебя вырывают жизнь. Поэтому просто удовольствуйся тем, что я всё решила. Мне так будет лучше, Руфус. Он в ответ лишь коротко вздохнул. Об этом часто говорил Грозный Глаз - а ведь он, каким бы параноиком ни был, всё же неплохо понимал жизнь. Потому и ратовал за то, чтобы набирать на службу исключительно молодых людей. Ведь у девушек вроде Вэррон внутри шёл нескончаемый бой между талантливой волшебницей, поборницей справедливости, и женщиной. Просто женщиной. Возлюбленной. Женой. Матерью. Словом, такой, какой ей и полагается быть. Очевидно, в случае МакГонагалл в этой нескончаемой невидимой глазу войне победу одержала женщина. Они всегда побеждали, рано или поздно. Расценив его молчание по-своему, она убрала волосы с глаз и пообещала: - Если не подпишешь заявление, я пойду к Фаджу. Меня никто здесь не удержит против моей воли. Скримджер и сам это понимал, а потому с очередным вздохом вынул из чернильницы торчащее перо и поставил в нижней части листа размашистую резолюцию: "Не возражаю". - Если передумаешь, - присовокупил он, через стол протягивая Вэррон заявление, - место тебе всегда найдётся. Тряхнув волосами, она коротко возразила: - Не передумаю. Покончив с бумажной волокитой и сдав собственное удостоверение министерского работника скучавшему на вахте дежурному, Вэррон трансгрессировала и на мгновение остановилась, снизу вверх глядя на тёмные окна дома - Джеймс, должно быть, давно уже спал. Отперев входную дверь, она прошла сквозь прихожую, не зажигая свет, и на цыпочках поднялась по лестнице, пройдя в самый конец коридора. Заклинанием отперев последнюю слева дверь, она вошла и медленно опустилась на старый низкий диванчик, составлявший, по сути, всю меблировку. Решение об уходе далось ей нелегко, как бы она ни бравировала перед Скримджером. Нет, она не соврала, не слукавила ни единым словом, но всё же отважиться на столь радикальные перемены она смогла далеко не сразу. Теперь, думая о том, чем могла бы заниматься изо дня в день, не рискуя при этом жизнью и здоровьем, она не могла назвать ни одного приемлемого варианта и испытывала от этого не грусть, но лёгкое беспокойство, будто съела за ужином что-то склизкое. С другой стороны, тот ужас, что она пережила зимой... Медленно выдохнув, Вэррон тронула тыльной стороной запястья собственные мокрые щёки, не понимая, когда начала плакать и почему - целители давали самые радужные прогнозы, заверяя, что у неё молодой сильный организм и никаких последствий не будет... Но всё же она боялась. Боялась так сильно, что иной раз просыпалась ночью, сжатая тисками сонного паралича, и не могла даже вскрикнуть, короткими глотками втягивая душный лондонский воздух, полный испуганного плача младенцев. Пытаясь взять себя в руки, она прижималась к спящему Джеймсу в поисках защиты, и приступ понемногу отступал, но на следующую ночь возвращался снова - всё такой же сильный, сдавливающий сердце и лёгкие и утягивающий на самое дно затяжного кошмара. Вцепившись ладонями в край сиденья, она подняла голову и оглядела пустую комнату, залитую голубоватым лунным светом. Они не говорили об этом, но три года назад, спешно придавая дому жилой вид, не сговариваясь решили оставить эту комнату нетронутой и заперли на замок - просто так, на всякий случай, ведь когда-нибудь пригодится... Подняв мокрые глаза, Вэррон обежала взглядом пустые стены и вдруг представила, как здорово было бы оклеить их обоями цвета клубничного зефира. Или нейтральными нежно-нежно жёлтыми, каким бывает пух у трёхдневных цыплят, чтобы колыбель из белёного ясеня смотрелась ещё чище и невиннее. В её воображении колыбель пока что была пуста, но она точно знала, что её малыш - будь это сын или дочка, всё равно - будет таким же чистым, с нежно-розовой кожицей и мягкой спинкой, будто бы лишённой косточек. И она будет любить его больше всего на свете, больше даже, чем Джеймса, больше жизни, потому что этот ребёнок и будет жизнь. Пусть он только будет, пожалуйста, Господи, если ты только есть, сделай так, чтобы он родился... - Пойдём спать, ботаник. Оглянувшись на стоявшего в дверях Джеймса, она спешно вытерла глаза и пробормотала, извиняясь за собственную слабость: - Прости... Я тебя разбудила? - Нет. Войдя в спальню, он сел на диван рядом с ней и обнял за плечи, осторожно поглаживая её взрезанную застарелыми шрамами руку. - Скримджер подписал заявление, - сообщила она лишь затем, чтобы что-то сказать. - Ума не приложу, чем теперь буду заниматься... - Можешь составить компанию Марлин, - предложил он и тихо усмехнулся. - Ты же знаешь, она всегда рада помощникам. А меня вполне устроит жена-домохозяйка, если тебе так больше нравится. - Не думаю, что я справлюсь, - возразила Вэррон. - В отличие от мамы, я ужасная хозяйка. Если подумать, то все женщины в нашей семье довольно неплохо управляются по дому... А я, выходит, в бабушку Минерву, - хмыкнула она, и Джеймс заметил: - Может, у профессора просто другие приоритеты? И потом, лично я знал ещё как минимум одну МакГонагалл, которая не слишком заморачивалась по поводу стирки и готовки. - Ты про Арвин? Вэррон подняла голову и теперь смотрела на него сквозь всё ещё мокрые ресницы, терпеливо дожидаясь ответа. Положа руку на сердце, Джеймс охотно поговорил бы на какую угодно другую тему, но это всё же была семья, к которой он готовился примкнуть, а потому порой приходилось обсуждать даже очень неудобные вопросы. Но раньше, чем он сумел хоть что-то сказать, Вэррон тихо призналась: - Я тебя не сразу узнала. С похорон ты сильно изменился... Ты не помнишь? - догадалась она, когда он нахмурился, щурясь и досадуя, что оставил очки в спальне. - Разумеется, столько лет прошло. Вы тогда с Беном оттащили меня... И тут у него в памяти что-то шевельнулось. Он не помнил деталей - просто потому, что вообще теперь плохо помнил свою жизнь до Хэллоуина восемьдесят первого, но на какое-то мгновение Джеймсу показалось, что он действительно вспомнил, как он сам и стоявший рядом мальчишка-подросток едва успели перехватить потянувшуюся за гробом девочку, которая, поскользнувшись на весенней грязи, чуть не ухнула в разверстую могилу. Он не помнил лица этой девочки, не помнил, что она лепетала, рыдая взахлёб, но лишь теперь догадался, что они с Вэррон, должно быть, много раз виделись на больших семейных обедах у Грэйволфов - пока они давали эти самые обеды, конечно. Чтобы как-то сгладить неловкость, которую в нём всегда вызывали воспоминания, он уточнил: - Кто такой Бен? - Мой брат. Самый старший, - пояснила она в ответ на недоумённый взгляд Джеймса и грустно улыбнулась. - Он умер, когда мне было пятнадцать... Только не говори о нём при родителях, ладно? Они не поймут. - Чего не поймут? Прижавшись щекой к его плечу, Вэррон ответила далеко не сразу, но всё же собралась с мыслями и медленно заговорила: - Они выгнали его из дома. По официальной версии, разумеется, Бен ушёл сам, но сути это не меняет. Он... Понимаешь, мой брат влюбился в маглу. - И что с того? - Для меня ничего, - согласилась Вэррон. - И для тебя ничего. Но родители тогда взбеленились, особенно мама. Она поставила Бену ультиматум: или он бросает свою девушку, или уходит из дома. Он выбрал её, понимаешь? Сломал собственную палочку напополам, лишь бы быть с любимой. Джеймс промолчал, не зная, что можно ответить на такое откровение. Такое поведение было, в общем-то, в духе старшей миссис МакГонагалл, но всё же у него в голове не укладывалось, что должно случиться, чтобы родитель, каким бы принципиальным поборником чистокровности он ни был, вот так хладнокровно отказался от собственного ребёнка. Он сам отдал бы всё, что имеет, лишь бы вернуть Гарри домой, ведь даже теперь, когда между ними воцарилось шаткое перемирие, Джеймс всё ещё не был уверен, что они когда-нибудь смогут наладить отношения до конца. Чтобы было, как раньше. Подняв голову, Вэррон всмотрелась в его напряжённое лицо и в смущении прикусила нижнюю губу. - Прости, - шепнула она, нежно целуя его. - Я не хотела тебя расстраивать. Пользуясь собственным положением, он притянул её теснее и как бы между прочим заметил: - Знаешь, если ты не хочешь спать, мы вполне могли бы придумать, чем заняться. Тихо рассмеявшись, Вэррон обвила его шею руками, но вдруг внутренне запнулась и негромко окликнула: - Джимми... Ты только не ругай меня, но... Я хочу от тебя ребёнка. Он молчал, и, подняв голову, она увидела, что он смотрит на неё со странным выражением, в котором поразительным образом сочетались удивление, радость, но в то же время и спокойная уверенность, будто лишь теперь между ними всё было так, как должно. - А я всё думал, когда же ты скажешь... - прошептал Джеймс, притягивая её для нового поцелуя. Она всегда любила то, каким хриплым становился его голос за минуты до близости, но лишь теперь Вэррон поняла, почему не раздумывала ни единого мгновения прежде, чем принять его предложение руки и сердца. Просто она знала, что будет счастлива именно с этим мужчиной и только с ним. Не знала даже - чувствовала, как, закрыв глаза, ощущают всей кожей нежное давление полуденного солнца. Отныне и навсегда. Пока смерть не разлучит. И даже дольше.***
Проснувшись так внезапно, будто её тряхнули за плечо, Корнелия перевернулась на спину и тут же увидела склонившегося над ней Гарри. - В чём дело?.. - пробормотала она, бросив взгляд на стоявшие на тумбе часы. - Мерлина ради, Гарри, сейчас ведь час ночи... С тобой всё в порядке? - Более чем, - откликнулся он, садясь на край кровати. Покосившись на заворочавшуюся Гермиону - в этот раз комнату они делили лишь с Грэйнджер, предоставив Мораг возможность хорошенько отдохнуть в собственной спальне перед началом очередного сезона занятий с Эдвардом, - Корнелия села, укрыв колени лёгким одеялом, и настояла: - И всё-таки... Есть что-то, что бы ты хотел обсудить? - Есть, - коротко бросил Гарри, и она вздохнула: - Слушай, если мне придётся вытягивать из тебя каждое слово, то проделать это мы могли бы и утром. Понимая, что она права, Гарри всё же взял себя в руки и попросил: - Не нужно так делать, ладно? - Ты о чём? - О квиддиче. Мне не нужны твои игры в поддавки. - Что?.. Знаешь, Гарри, - возмутилась Корнелия, - порой ты слишком много на себя берёшь. От его несообразительности она невольно разозлилась - подумать только, он решил, что она уходит из команды лишь затем, чтобы ему было проще! Удобнее! Мерлинова борода... Безусловно, она хотела для Гарри всего самого наилучшего, но такой шовинистский подход был просто омерзителен. - Хочешь сказать, что я решила уступить тебе место ловца? - прошипела она, едва сдерживаясь, чтобы не заговорить в полный голос. Он стушевался под её гневным взглядом, но всё же возразил: - Может, и нет, но так теперь будут думать все остальные. - Да какая мне разница, что думают другие?! - взорвалась она, но тут же прибавила на полтона тише: - Мерлина ради, ты ведёшь себя как ребёнок! Думаешь, я поступилась бы собственными амбициями лишь тебе в угоду? Нет уж! Я, знаешь ли, не твоя бледная тень, и могу иногда подумать о собственном благополучии. - Я и не говорил, будто ты моя тень! - возмутился Гарри, но тут Гермиона перевернулась на спину и воззрилась на спорщиков с яростным негодованием. - Гарри, я всё понимаю, - заявила она, приподнявшись на локтях и потирая глаза, - но сейчас глубокая ночь. Вы не могли бы отложить разбирательства до утра? В другой ситуации вид разгневанной Грэйнджер в пижаме здорово позабавил бы Гарри но теперь он и сам был не на шутку взбешён. Но, если и хотел что-то ответить, то не успел, потому что где-то снаружи, в коридоре, раздался громкий, захлёбывающийся крик. Прошло, наверное, меньше секунды, но, порывисто оглянувшись на Корнелию, Гарри увидел, что она побелела как полотно. - Терри!.. - выдохнула она и, отбросив одеяло, соскочила на пол. В коридоре четвёртого этажа уже столпились, казалось, все обитатели дома на площади Гриммо - все как один в пижамах, одинаково всклокоченные и испуганные внезапным пробуждением и угрюмой темнотой ночного дома. Ближе всех к дверям спальни Антареса стояли старшие Блэки и Уилл, хотя, когда Гарри уходил, Грэйволф спал как младенец. Крики между тем не прекращались, и Гарри с очередным внутренним спазмом догадался - это просто сон. Ночной кошмар, из оков которого подчас так трудно вырваться... Он бы ни за что не смекнул, в чем дело, если бы и сам первые недели после смерти Регулуса не просыпался вот так, с криком и слезами на глазах. Но даже в самые страшные ночи он не кричал так. Первым пришёл в себя, как и следовало ожидать, Сириус. - Немедленно все вон! - рявкнул он и, вытолкнув замершего на пороге Уилла, захлопнул дверь спальни у него перед носом, оставшись наедине со старшим сыном и женой. - Терри!.. Гермиона ринулась было вперёд, но её с двух сторон удержали чьи-то руки, утягивая прочь от комнаты, за дверью которой наконец воцарилась звенящая тишина - и от этого почему-то было ещё страшнее. - Пойдём-пойдём, - поторопил смутно знакомый голос, и лишь теперь Гермиона поняла, что это Джаред. Вдвоём с Гарри они уводили её вниз по лестнице, прочь от Антареса и беспокойного ропота потревоженного дома. Тряхнув головой, она попыталась вырваться, но мальчишки удержали её за локти, и Гарри быстро прошептал: - Не надо, Гермиона. Ты только хуже сделаешь... - Пусти... Ему же больно... - Всё будет хорошо, - прибавил Джаред. - Дай ему успокоиться. Гермиона, послушай, - настоял он, когда она вновь попыталась освободить руки. - Я уверен - Антарес не хотел бы, чтобы ты видела его таким. Это был просто дурной сон. Сейчас он немного придёт в себя и снова заснёт, а утром вы непременно увидитесь. Остановившись на нижней ступени, так что они с Джаредом вдруг оказались одного роста, Гермиона медленно качнула головой, а после вдруг качнулась вперёд и, обхватив его руками за шею, горько разрыдалась - от страха и боли, пронзившей её любимое сердце. Наутро все домочадцы были одинаково вялые и сонные, даже двойняшки, которых накануне удалось успокоить с большим трудом. В столовой говорили нарочито тихо, короткими фразами, стараясь не встречаться друг с другом глазами, будто это могло хоть как-то помочь позабыть о произошедшем ночью. Напрасные усилия - стоило замолчать очередному собеседнику, в ушах Гермионы снова звучало эхо раздирающего нутро крика. Антарес к завтраку так и не вышел. Промаявшись ещё час после завтрака, она всё же отложила книгу о древней гэльской ритуалистике, которую раскопала в библиотеке ещё перед отъездом в Волчью яму, и поднялась на четвёртый этаж. Дверь открыл сам Антарес. Гермиона с радостью отметила, что он пребывает в довольно бодром расположении духа, но, стоило их взглядам встретиться, улыбку с его лица словно метлой смахнули. - Можно мне войти? – уточнила она, пряча руки за спиной. Несколько секунд он явно боролся с собой, но наконец толкнул ладонью дверь, распахивая её шире. - Проходи. Переступив через порог, она замялась на мгновение, но всё же прошла вглубь комнаты и опустилась в кресло, стараясь сесть удобнее, а не на самом краешке. Мысль о том, что в этом самом кресле она сидела за секунды до того, как поцеловать Джареда, её порядком позабавила, но и испугала. Мерлинова борода, неужели прошёл всего год?.. - Я надеялась, что ты спустишься к завтраку, - начала она, пытаясь перехватить взгляд Антареса, но он, пряча глаза, так и остался стоять. - Тебя все очень ждут. - Я не голоден. Подойдя к окну, он сдвинул в сторону лёгкую занавеску и выглянул в сад, отчего-то плывущий перед глазами. Немного помолчав, Гермиона одёрнула сама себя и напрямик спросила: - Ты избегаешь меня. Почему? - Потому что мне стыдно, - признался он, наконец взглянув ей в глаза. - Ты не должна видеть меня таким, я... Лучше бы тебя вообще здесь не было. Неимоверным усилием задушив всколыхнувшуюся обиду, Гермиона подошла к нему, остановившись на расстоянии вытянутой руки, и напомнила: - Но я здесь. И я не видела ничего из того, за что тебе пришлось бы стыдиться. Повернувшись так, чтобы видеть её лицо, Антарес лишь коротко вздохнул - глупышка... Конечно, она не понимала. Для неё Убивающее проклятие было лишь термином из учебника защиты от Тёмных искусств - без иллюстраций, конечно же, никаких иллюстраций! Детям ни к чему видеть смерть. А Гермиона, как бы ни храбрилась, как бы ни подросла за долгие недели разлуки, всё ещё была ребёнком. Его любимым ребёнком. Разница в три года ничего не значила, теперь он это понимал. Но что делать, если он вдруг почувствовал себя на целую жизнь старше? - Я знаю, что это сделал я, - прошептал он, глядя на собственные дрожащие руки, вцепившиеся в край подоконника. – Я не хотел, но… Я сам это сделал. Я убил Флёр. - Терри, но ты же... - Она неловко запнулась и, мёртвой хваткой вцепившись в его жилистое запястье, настояла: - Ты ни в чём не виноват. Ты был под действием заклятия. - Пусть так, но это ничего не изменит. - Он помолчал, перебирая её пальцы, а потом вдруг заметил: - Ты влюбилась в весёлого парня, красивую картинку, но его больше нет. Я никогда уже не стану прежним... Ты понимаешь это? Ты готова с этим смириться? Готова слушать, как я кричу по ночам? Гермиона едва подавила желание поёжиться, потому что его взгляд кричал - брось меня! Беги, пока не поздно! Не дай мне сломать тебе жизнь! - А я обниму тебя покрепче, - пообещала она как никогда серьёзно, - и ты успокоишься и снова уснёшь. Ты не понял ещё, да? Я смирюсь со всем, потому что я, прости уж, полюбила не картинку, а живого человека из плоти и крови, с отвратительным характером и весьма своеобразным чувством юмора и представлением о манерах. - Она улыбнулась одними губами и, прижав свободную ладонь к его щеке, заверила: - Я тебя люблю, Антарес. Не то, как ты выглядишь или ведёшь себя, а тебя самого. И, если нужно принять такую правду, я приму и помогу тебе. Но, пожалуйста, помоги мне помочь тебе. Мы не сможем справиться с тем, чего не было... - Ты и не обязана ни с чем справляться, - напомнил он, но она с жаром возразила: - Нет, обязана! Не потому, что меня кто-то заставляет, - прибавила она, заметив его готовность возразить, - а потому, что я сама этого хочу. Я хочу быть с тобой и это значит, что нам придётся делить не только хорошие дни, но и горе, и болезни... Ведь если бы у меня вдруг обнаружили рак, - всплеснула она руками, - разве ты оставил бы меня? - Что?.. Нет, - выдохнул он, - конечно, нет... Слабо улыбнувшись его растерянности, она трогательно приподнялась на носочки и крепко обняла его за шею, пообещав: - И я не оставлю. Пусть тебе страшно - я не боюсь. У нас всё будет хорошо. Слегка отстранившись, она посмотрела на Антареса и отчего-то ей почудилась в его ответном взгляде неясная тревога, нисколько не вязавшаяся с тем, что творилось у неё внутри. Видеть его настолько растерянным было для неё в новинку, и всё же Гермиона не дала себе времени на то, чтобы смутиться или испугаться и, подняв голову, с жаром поцеловала его, скользнув языком между приоткрытых губ Антареса. Испустив короткий глухой стон, он притянул её ещё теснее, сделав шаг вперёд, так что Гермиона налетела поясницей на высокий подоконник и неловко качнулась назад, разорвав поцелуй. - Что, чёрт возьми, ты со мной делаешь?.. - восторженно пробормотал он, не в силах отдышаться. Смущённо взмахнув ресницами, она всё же откликнулась: - Я тут, между прочим, тоже времени зря не теряла. Кое-чему научилась. Мимоходом отметив, что у них явно разные представления о масштабах "кое-чего", Антарес не сдержался и с усмешкой заметил: - Надеюсь, Джаред к этому не причастен, - и со смешком увернулся от угрожающе воздетой ладони. - Дурак! - обиделась Гермиона и хотела уже отступить, но он не дал ей сделать ни шага, накрепко прижав к груди. Нежно коснувшись ладонью её щеки, он провёл большим пальцем по горячей скуле и вдруг усмехнулся. - Ты что? – улыбнулась она в ответ, не понимая причины его веселья, но радуясь, что его всё же удалось отвлечь. - Я ведь всегда знал, что от тебя так просто не отделаться… - прошептал он, качая головой, и прибавил прежде, чем она успела оскорбиться: - Ты всегда у меня на груди, Грэйнджер. Не впервые он произносил эту странную фразу, но лишь теперь Гермиона задумалась о её скрытом значении - если оно, конечно, было. Смерив Антареса настороженным взглядом, она опустила глаза и вдруг внутренне запнулась, но всё же освободила одну руку и осторожно провела пальцами по его татуировкам, бугристым от проступавших сквозь краску шрамов. - Неужели уже так долго?.. - поразилась она, поднимая на него глаза, и Антарес запросто кивнул: - Да. Ты ведь ничего не замечала, верно? Прикусив губы, она уткнулась лицом в его сильное плечо и горячо прошептала, дыханием обжигая кожу: - Я тебя больше никуда не отпущу... - Я знаю, - кивнул он, с жадностью сминая пряди её волос и стараясь не думать о том, как они будут жить, если Холленс проиграет дело и ей всё же придётся отпустить его на долгих пятнадцать лет.***
Корнелия уронила серёжку на пол, даже не заметив этого. - Подумать? – переспросила она, оборачиваясь к Мораг. – Подумать?! МакДугал не ответила, с усилием и непонятной злобой проводя гребнем по волосам. Она рассказала подружкам о предложении Уилла встречаться не сразу, а лишь на третий день – и тотчас же пожалела об этом. Если Гермиона, полностью поглощённая Антаресом, восприняла известие спокойно, то реакцию Корнелии было довольно легко предугадать, и теперь юная мисс Блэк почти без перерыва повторяла, что не следовало даже брать время на раздумье. - Как ты не понимаешь! – воскликнула она, отмахнувшись от Гермионы, протягивавшей подруге украшение. – Это ведь редкая удача! Уилл сам предложил… Да это же Уилл! Тут её с головой накрыли эмоции, и больше говорить она не смогла, весьма красноречиво всплеснув руками. - Ты, Мораг, - вступила в разговор Гермиона, - может и не замечаешь этого, но Уилл – едва ли не самый популярный парень на всём курсе. Он красив, умён, а теперь, как выяснилось, ещё и знатен и богат. Не обижайся, Корни, - прибавила она, - но даже Гарри до него далеко. - Не обижаюсь, потому что правда, - согласилась Корнелия, вдевая вторую серёжку в ухо и с трудом защёлкивая английский замок. – Мораг, на твоём месте я бы не глупила и соглашалась сразу же. Вспомни, как в него вцепилась Браун - это ли не показатель! - Ну, теперь-то Лаванде точно ничего не светит, - справедливости ради заметила Гермиона. Мораг промолчала, с удвоенным вниманием заплетая волосы в косу. Только теперь Корнелия заметила, что кузина одета для выхода. - Ты куда это собралась? – настороженно спросила она. - Уилл пригласил меня выпить кофе, - отозвалась Мораг, завязав ленту на бант и откинув косу на спину. - У вас свидание? - Пока нет. Переведя взгляд с одной кузины на другую, Гермиона захохотала. - Свидание-свидание! – закивала она, плюхнувшись в широкое кресло. – Это она нас за нос водит, Корни, а сама-то давно уже всё решила. Так, МакДугал? Или теперь называть тебя миссис Грэйволф? Обернувшись, Мораг запустила в Гермиону лежавшей на столике связкой шпилек. - Отвали, миссис МакКиннон-Блэк! – отрезала она, поднимаясь на ноги. – Я пойду. - Иди уже, невеста, - хмыкнула Корнелия и, едва за Мораг закрылась дверь, мечтательно прибавила: - Вот было бы здорово, если бы они в самом деле начали встречаться. Уж Уилл-то Мораг расшевелит. Может, тогда она не будет такой угрюмой. Взглянув на подругу с укором, Гермиона не сдержалась и напомнила: - Ты ведь понимаешь, что у её угрюмости есть вполне конкретные причины. - Знаю, - вздохнула она. - Её участи врагу не пожелаешь. Если бы папочки вдруг не стало, я бы... - Она отмахнулась, не желая даже представлять подобный исход. - Я просто хочу, чтобы Мораг была счастлива. Мне кажется, она это заслужила как никто. Сама Мораг, надо полагать, хотела того же, но очень скоро пришла к выводу, что с самого утра всё пошло наперекосяк. Палящий зной прошедшей недели внезапно обернулся грозовым ливнем, так что оба они, пока добрались до кафе, успели вымокнуть до нитки. Хотя у этого были и свои плюсы - можно было не разговаривать, а между тем Мораг решительно не представляла, о чём вообще говорят парень и девушка и есть ли для этого какие-то особенные темы. Пока Уилл разбирался с заказом, Мораг расположилась за столиком в укромном уголке подальше от любопытных глаз. Зал из этой точки просматривался как на ладони, и она чертыхнулась сквозь зубы – больше половины столиков занимали влюблённые парочки. Теперь, хотела она того или нет, их с Уиллом прогулка выглядела как настоящее свидание. С собственными чувствами по этому поводу Мораг ещё не разобралась, но ситуация складывалась как минимум щекотливая. Устав от самокопания, она повернулась к стойке и смерила Уилла долгим взглядом. Впечатление он производил мощное – высокий, сильный, а кроме того представительный, даже со смешно торчащими надо лбом влажными волосами. Вот только изнутри Мораг неустанно грыз червячок сомнения: она-то ему такая зачем?.. Наконец он подошёл и сел напротив. - Я тебе заказал то же, что и себе – ты не против? – уточнил он. – Здесь в целом неплохо готовят, но мимо черничных маффинов пройти нельзя! Мораг слушала его рассуждения о кондитерском искусстве, а сама мысленно поставила галочку: итак, Уилл здесь завсегдатай. Интересно, скольких он сюда до неё приводил… Мысль была обидная, и Мораг как можно скорее от неё отмахнулась. Так и до шизофрении договориться недолго. Заказ принесли быстро. От внимания Мораг не укрылось то, как подмигнула Уиллу молоденькая официантка, да и он, кажется, не был против такого обращения. Стиснув зубы, Мораг придвинула к себе блюдце с маффинами и с наслаждением воткнула ложечку в самую сердцевину. От этого яростного жеста напряжение никуда не ушло, но вот Уилл теперь казался настороженным. - Тебе здесь не нравится? – спросил он так неожиданно, что Мораг чуть не уронила кусок маффина себе на колени. - Что? Нет! – возразила она и через силу улыбнулась. – Я просто... Это всё погода, - невпопад объяснила она, кивнув на уличную хмарь за окном. - Может быть, завтра погода будет лучше? – как бы между прочим предположил он, но Мораг с сожалением покачала головой: - Завтра не получится. - Почему? Объективного ответа на такой простой вопрос у Мораг не было, поэтому она предпочла сменить тему. - Сегодня вечером придёт Холленс с окончательным списком присяжных. Хотела бы я сама на них взглянуть... Я пыталась уговорить Сириуса, чтобы он позволил мне и Корнелии присутствовать на суде, но Антарес сам не захотел, - сообщила она, рассеянно тронув коктейльную трубочку, торчавшую из стакана. - Пойдут только родители. Не зная, куда девать руки, она сложила ладони на краю столешницы, как примерная ученица воскресной школы, и Уилл вдруг нахмурился. - Это не страшно, - заметил он. - Не страшно что? - Дотронуться до моей руки. Вспыхнув так, что противно запекло щёки, Мораг села удивительно ровно и убрала обе руки под стол, вцепившись пальцами в собственные колени. - Я ведь просила дать мне немного времени, - напомнила она, едва совладав с дыханием. Смерив её долгим взглядом, Уилл тяжело вздохнул. - Как скажешь, - согласился он и отвернулся к окну. Уткнувшись взглядом в собственные колени, Мораг едва сдерживалась, чтобы не расплакаться. Сегодняшний день она представляла себе совсем не так, и, если до сего дня у неё ещё оставалась робкая надежда на то, что ей удастся быть как все, то теперь она одной фразой умудрилась окончательно всё испортить.***
Казалось бы, для одного лета потрясений было вполне достаточно, но всё же Корнелия решила изменить сложившейся традиции и отпраздновать день рождения Гарри с небывалым размахом, будто назло всем горестям. Это и была причина, по которой с самого утра тридцать первого июля дом на площади Гриммо гудел, как потревоженный пчелиный улей. Ведь, если Антарес, скованный домашним арестом, не мог пойти на праздник, стоило перенести праздник туда, где был Антарес - по формулировке Корнелии, разумеется. Сам Гарри не имел ничего против, ведь по его подсчётам дом на Норт-Гауэр-стрит, приняв всех предполагаемых гостей, непременно бы треснул по швам. Посомневавшись и заручившись обещанием отца быть паинькой, он всё же пригласил на день рождения старших МакГонагалл, да кроме того ещё братьев Вэррон, каждого с дамой сердца. Конечно, такая покладистость требовала недюжинных усилий, но Гарри искренне надеялся, что собственным поступком сумеет хоть как-то поспособствовать установлению мира в новой семье отца. По крайней мере, переносить присутствие того же задаваки Роберта-младшего в переполненном доме было куда легче, чем останься они наедине. - Уилл, давай быстрее! - в который раз поторопил Джаред, потеснив Гарри перед высоким узким зеркалом. - Если опоздаем к началу застолья, Марлин нас в диванные подушки трансфигурирует. - Сейчас-сейчас, - откликнулся Уилл, который, растянувшись на кровати, читал пришедшее утром письмо от деда. - Осталась пара страниц, я всё успею! Гарри невольно усмехнулся, ибо перемены в его друге были разительными. В последние дни он страдал частыми перепадами настроения, но никогда ещё на его памяти Уилл не читал письма из дома так восторженно, взахлёб, забывая про еду и сон. Оставалось лишь надеяться на то, что Волчья яма в самом деле стала ему домом за столь смехотворно короткий срок. В следующую минуту Уилл ахнул так внезапно, что Гарри испуганно дёрнулся. - Ты совсем ополоумел? - Мерлинова борода... Анна беременна! - объявил он, встряхнув в воздухе письмом. - У меня будет племянник! Быстро сориентировавшись и припомнив, что Анной зовут жену Генри, а Генри приходится Уиллу старшим братом, Гарри оценил: - Здорово! Поздравляю, дядюшка. Испустив короткий смешок, Уилл вновь пробежал глазами ровные строчки письма и улыбнулся: - Нужно будет послать ей подарок. И Генри. - А ещё твоему деду, Адаре и всей прислуге, - хмыкнул Джаред, но всё же кивнул: - Идея хорошая. Ну что, именинник готов? Можно спускаться? В гостиной третьего этажа яблоку было негде упасть. Взглядом отыскав отца, который стоял у камина в обществе Вэррон, Сириуса и Холленса (по понятным причинам законник был приглашён на все семейные праздники), Гарри пробился к ним и только теперь заметил стоявшую неподалёку Агату. - Гарри! - обрадовалась она, заключая парня в объятия. - С днём рождения, милый. Пятнадцать лет - ты подумай! - Спасибо, Агата, - улыбнулся Гарри, а Холленс, повернувшись к старшему Поттеру, осведомился: - Мерлина ради, Джеймс, кто это прелестное создание? Поправив очки, Джеймс представил: - Агата Тиммс, мой секретарь и самый верный помощник. Агата, познакомься. Это Диармайд Холленс, адвокат Антареса. - Наслышана о Вас, мистер Холленс, - откликнулась Агата, протягивая руку в приветственном жесте. - Надеюсь, сугубо в положительном ключе? - со смешком уточнил Холленс, послав девушке самую обезоруживающую из своих улыбок. Переглянувшись с Джеймсом, Гарри пришёл к неутешительному выводу, что скоро папе придётся искать нового секретаря, ибо бедняжка Агата неотвратимо гибла у всех на глазах. Как бы то ни было, праздничное застолье превзошло даже самые смелые ожидания Гарри. И если во время тоста Симуса младшие гости хохотали до колик, а старшие укоризненно качали головами, то, когда слово взял отец, Гарри едва сдержался, чтобы не разреветься как младенец. Джеймс был немногословен, но даже простое пожелание: "С днём рождения, сынок!" заставило горло Гарри болезненно сжаться. Здоровья ему и отцу пожелала даже мать Вэррон Ровенна, чего Гарри совершенно не ожидал, а потому был приятно удивлён. По крайней мере, звучала она довольно искренне. Наконец слово взял Антарес. Дождавшись, когда Кикимер наполнит его бокал, он поднялся на ноги и, оглянувшись на сидевшую рядом Гермиону, в воцарившейся тишине произнёс: - За этим столом было сказано уже много лестных слов в адрес Гарри и Джеймса, но позвольте мне прибавить ещё кое-что. Сегодня мне хотелось бы выпить не только за Гарри Поттера, - объявил он, слегка склонив голову в сторону сидевших тут же Поттеров, - который, безусловно, является украшением нашего скромного, но дружного коллектива, - за столом раздались сдержанные смешки, - но и за всех нас. За младшее поколение Мародёров, таких, какие мы есть. Мы – настоящие счастливцы, потому что у нас есть наши прекрасные молодые родители, верные друзья и самые потрясающие возлюбленные, каких можно представить. И пусть этот бокал никогда не опустеет, потому что наши жизни достойны того, чтобы чествовать их вечно. За нас! Поднявшись на ноги, Джеймс громко зааплодировал, и вслед за ним вскочили все, устроив Антаресу натоящие овации. - Здорово сказано, Терри, - похвалил Уилл, когда гости, скрипя стульями по паркету, вышли из-за стола, а из установленного в углу проигрывателя полилась музыка. Антарес в ответ лишь пожал плечами: - От чистого сердца. Ладно, шутки в сторону. Что у вас с Мораг? - А что с Мораг? - уточнил Уилл самым невинным тоном. Антарес ответил ему таким взглядом, что бедняга Грэйволф побурел как свёкла. - Что ты можешь знать... - пробормотал он, на что Антарес спокойно заметил: - Немного да могу. Забыл, к кому она пойдёт, если её обидели? У Уилла глаза кровью налились от ревности. Он понимал, что это глупо, но было так по-детски обидно и горько... - Шёл бы ты наверх, - посоветовал Антарес, позволяя Гермионе утащить себя танцевать. - Поможешь ей собрать вещи. - Что?.. С трудом протиснувшись между хохочущими Мародёрами, Уилл бросился вверх по лестнице. Кажется, его окликнул Гарри, но он даже не обернулся. Дверь в комнату Мораг была открыта, так что ещё из коридора он увидел, как она стоит над раскрытым чемоданом, заклинанием укладывая вещи. - Мораг... Стой, - окликнул он, входя в комнату и беспомощно глядя на неё. - Почему... зачем ты уходишь? - Я не хочу об этом разговаривать, Уилл, - откликнулась она, но он, встав с ней лицом к лицу и пинком закрыв чемодан, отчеканил: - А придётся. Тебе придётся поговорить со мной хоть о чём-то, Мораг. Почему ты вечно сбегаешь?.. - Так проще, - откликнулась она, не поднимая головы. - Если не привязываться к тебе сейчас, то потом, когда ты исчезнешь... - С чего бы мне исчезать? - не понял он. Искоса взглянув на него, Мораг ответила далеко не сразу. - Потому что у меня всегда всех забирают, - прошептала она, медленно качая головой. - Отец, Кензи, теперь Антарес... Уилл, это какой-то кошмар... Я каждую ночь просыпаюсь от ужаса и гадаю, кто будет следующим. Я не хочу потерять ещё и тебя. Ошарашенный её внезапным откровением, он отчётливо понимал, что это полнейший бред, а потому лишь заметил: - Не думал, что я настолько дорог тебе. Если тебе даже не хочется прикоснуться ко мне... - Хочется, - быстро возразила она, - но... Я боюсь, что ты оттолкнёшь меня, - призналась она, краснея и глядя неизменно в пол, но Уилл, даже не видя её глаз, чувствовал, что она готова разрыдаться. - Но я ведь никогда не давал тебе повода, - растерянно пробормотал он, подходя к Мораг вплотную и наклоняясь, пытаясь заглянуть ей в лицо. - Я тебя чем-то обидел? - Она покачала головой. - Но дело во мне, так? - Да. Ты такой необыкновенный... Я не подхожу тебе, - вздохнула она и впервые за всё время посмотрела ему в глаза, так что Уилл невольно поёжился - столько в её взгляде было отчаяния. - Я вообще не знаю, какая девушка составила бы тебе достойную пару - чтобы не было стыдно, понимаешь? - "Стыдно"?.. Мораг, я... Да никогда в жизни я не буду стыдиться тебя, ты что?! - воскликнул он, схватив её за плечи и с силой сжав. - Я не знаю, кто те злые люди, которые внушили тебе мысль о том, что ты чего-то недостойна, но теперь всё будет иначе. Потому что ты достойна, - с нажимом прибавил он, не сводя с неё восторженного взгляда. - Ты достойна всего лучшего, потому что ты - самая замечательная девушка на свете. Ты добрая, смелая, умная и красивая... Мерлинова борода, если бы ты только знала, какая же ты красивая... Ну подумай сама, - прибавил он с беспомощной усмешкой. - Если уж я действительно так хорош, как ты говоришь, то неужели я бы не выбрал девушку себе под стать? А я выбрал тебя. Она взглянула на него почти испуганно, и тогда Уилл прибавил, говоря на этот раз абсолютно серьёзно: - Ты сказала, что хотела бы полюбить? Так люби меня, Мораг. Люби так, как я люблю тебя. Большего я не прошу. Я люблю тебя, слышишь?.. - тихо, но твёрдо произнёс он и с улыбкой повторил: - Люблю, люблю, люблю... Веришь ты мне наконец или нет?.. Сморгнув тяжёлые слёзы, она прижалась к нему, зарывшись пылающим лицом в воротник рубашки, так что Уилл невольно задохнулся от радостной боли, чувствуя, как её неожиданно сильные руки обхватили его поперёк тела. - Тш-ш-ш... Всё хорошо, - прошептал он, заставляя Мораг поднять голову и губами бережно касаясь её солёных щёк. - Не плачь. Девочка моя любимая... Моя-моя, ничья больше... Глядя на него сквозь отчаянно мокрые ресницы, Мораг внезапно почувствовала, как сердце ей сжала когтистая лапа, но боли отчего-то не было. Вместо этого по всему телу разлилась нежная истома как после хорошего глотка огневиски, и она вдруг с поразительной ясностью ощутила рельеф мышц у Уилла на спине, его тёплое дыхание на губах и биение сердца у её груди - так близко, что, казалось, можно коснуться рукой. Она потянулась к его губам, и он с жаром ответил, прижимая её к себе всё теснее, будто хотел поглотить, слиться с ней воедино. И Мораг, притягивая его за шею, неожиданно поняла, что, случись это, теперь она вовсе не будет против.