Тени прошлого
31 января 2020 г. в 23:17
Луч вечернего солнца, нашедший лазейку среди листвы, разогнал сон окончательно, но лучше бы он этого не делал. Голова разламывалась, во рту будто орки нагадили - в общем, было хуже, чем в темнице у Саурона. Финрод протер глаза, потряс головой и скривился, потому что ощущения стали еще гаже.
“Что же я такое вчера пил? И с кем?!” Вспоминались лица двоих, похожих словно братья. Берен, благородство на лице которого, в которое так хотелось верить, оказалось обманом. И пришелец из Эндорэ, навечно отмеченный огнем, чье благородство было истинным… Сон это был, или явь? Финрод потянулся к лежащей рядом фляге и встряхнул ее. Внутри булькнуло. Похоже, что-то там еще оставалось. Финрод, не задумываясь, опрокинул содержимое в рот и закашлялся. Большей мерзости он в жизни не пробовал. И горькое, и кислое, и рот вяжет. Да еще и пахнет, словно половина целительской кладовки. Причем худшая ее половина. Нет, такой дряни во всем Валиноре не водилось, да и водиться не могло.
Впрочем, в голове моментально прояснилось. Зато дико захотелось пить. Будто доброе шестиночье воды не видал. Бывший король с трудом поднялся и обнаружил рядом с собой кожаный мешочек, украшенный куском бересты с издевательской надписью на синдарине, пару брусков пеммикана, завернутых в листья, и радужную чернильницу. Значит, встреча со странной компанией не приснилась. Собрав дары ночных гостей в заплечный мешок, Финрод побрел туда, откуда тянуло свежим запахом проточной воды - в нескольких дюжинах шагов лесной ручей промыл себе русло среди подушек мха и древесных корней, то звеня нежным голосом на перекатах, то ныряя в тихие омуты и закручивая на их поверхности маленькие водовороты. Вода была настолько прозрачной, что была видна каждая песчинка на дне. Течение колыхало кружево водорослей, переползали по дну ручейники, неся свои домики, собранные из разноцветных камешков и маленьких раковин, и неспешно шевелила плавниками обосновавшаяся в промоине под древесными корнями форель. Плюхнувшись на колени, бывший король Нарготронда сунул голову в один из таких омутков, смывая последствия ночи. Вода была ледяная, но он этого не чувствовал, подставляя лицо ласковым струям, настоянным на древесных листьях и мяте. Он глотал ее, выбирая струи похолоднее и вода казалась ему особенно сладкой.
Напившись и вернув себе способность мыслить, Финрод начал изучать дары, принесенные пришельцами из Эндорэ. Во фляге уже ничего не оставалось, кроме запаха, чернильница тоже казалась самой обыкновенной - просто ученическая работа. Где-то стеклянная масса перегрета, где-то недогрета, но в целом смотрится неплохо. Финроду вспомнилось, как Айканаро, только-только освоив стеклодувное дело, с гордостью принес ему показать созданную своими руками очень похожую чернильницу. Она точно так же искрилась на свету и переливалась радужными разводами. Как же давно это было… Или недавно? Столько всего произошло между этими двумя чернильницами… Тогда все они были беззаботны и счастливы… Оторвавшись от светлых воспоминаний, Финрод взял в руки кожаный мешочек с неведомым содержимым. Но стоило ему развязать стягивавший горловину шнурок, как из мешка выскочило несколько ошалевших зеленых лягушек и нырнуло в ручей. Не ожидавший такого, Финрод отшатнулся, оступился, поскользнулся на мокрой траве и полетел в омуток следом за лягушками, подняв тучу брызг. Выскочил обратно на берег, отряхиваясь словно кошка, угодившая в лужу. Последствия прошлой ночи исчезли без остатка - зато одежда успела основательно промокнуть. Понятно, что лягушек и след простыл, а кроме них да сырого мха в мешочке и не было ничего. Догнать пришельцев нечего было и думать - нужно было возвращаться. Хорошо хоть, сюда верхом явился и большой огненно-рыжий конь, один из коней Оромэ, все еще бродил неподалеку и явился на зов. Кинув бруски пеммикана в сумку, бывший нолдорский король, а ныне лишенец, отпущенный на поруки, понесся в сторону Тириона.
В доме у подножия Миндона не было никого - даже слуги куда-то подевались, хотя их обычно на праздники не звали. Младший братишка, которого тоже не взяли на праздник по малолетству, наверное, заигрался и уснул где-нибудь в саду. Сухая туника вернула душевное равновесие, но мысль успокаиваться не желала - встреча в ночном лесу породила больше вопросов, чем дала ответов. Что за странная компания - его собственный бывший оруженосец-нолдо, аваро и трое… людей? “Не лезь в мою голову!” - требовала юная дева. И, запросто выставив его из своих мыслей, закрывалась мысленным щитом так, будто всю жизнь это делала. Развлекается, показывая ему мыслеобразы и играет с ними. Молодой книжник говорил о людях как о чуждом и неприятном народе. Это характерно для авари, гномов, даже для онодрим, но не для людей. Он же прямо заявил, что человеческая верность - это оксюморон. “Ну не бывает же!” И почему аваро относится к ним вполне по-дружески, хотя любому младенцу известно, что авари людей терпеть не могут? Полно, да люди ли это? Но если не люди, то кто? В них не ощущалось и следа беззаботности, столь хорошо знакомой по Валинору. Настороженность, словно все они каждое мгновение опасались нападения. По осанвэ тоже стояла тишина - словно каждый был заинтересован в молчании каждого. Вместо радостной переклички - короткие прикосновения, не разделенные на слова.
Юноша сказал: “Золотоглазый - мой наставник”. Но Золотоглазый Урукето давно сгинул - никто не знал, куда он исчез. То ли погиб, то ли томится в плену у Моргота. И, насколько Финрод знал Золотоглазого, тот ни за что не стал бы иметь дело с людьми. Что, Моргот побери, тут происходит?! Что явилось в Благословенный Край?
Финрод бесцельно бродил из комнаты в комнату. Пряный аромат свечей казался навязчивым, мешал вспоминать. Свет, проходя сквозь стекла витражей, расцвечивал гладкие плиты пола цветными бликами.
Внезапно Финрод остановился, словно наткнувшись на стену. Крамольная мысль обожгла его, словно уголь, вдруг попавшийся в остывающей золе очага - ведь дом, где жил Золотоглазый, до сих пор стоит на окраине Тириона! Сейчас, когда лестницы Тириона пусты и город тих, можно прийти туда, чтобы узнать… все? Но ведь заходить в чужое жилище без спросу нехорошо… А впрочем, какая разница. Тинти здесь нет. Он всегда жил один, и не у кого теперь спросить дозволения. А ему, Финроду, хуже уже все равно не будет. Оставив на столе наполненную радужную чернильницу и наложив на свои покои охраняющее заклятие, чтобы любопытный Кулумо не сунулся куда ему не следует, Финрод быстрым шагом вышел из дома и плотно прикрыл за собой дверь.
После Исхода вся эта улица, протянувшаяся вдоль стены ущелья Калакирии, была заброшена. Как и многие другие окраинные улицы, чьи обитатели, вслед за Феанором, ушли туда, где за укрывшими море туманами лежали земли Эндорэ. Здесь теперь безраздельно царило запустение. Мостовая поросла травой, сложенные из белого камня невысокие стены, отделявшие от улицы тихие дворы, местами обрушились, акации с цветами, как розовый жемчуг, золотой дождь, виноград и helilokte с длинными кистями похожих на сиреневых и белых бабочек сладко пахнущих цветов, за которыми некому теперь было следить, буйно разрастались как хотели, делая дворы непроходимыми и заплетая своими стеблями двери и окна опустевших домов. Финрод знал, какой дом ему был нужен. Как-то раз он попытался выяснить, куда, получив очередной нагоняй от Финвэ, направились братья Амбаруссат. Близнецы зажали его в угол и пригрозили, что если он проговорится хоть кому-нибудь, то пожалеет, что на свет родился. Финрод предпочел держать язык за зубами, но ничем не примечательный дом на окраине, у крыльца которого росли огромные каштаны, запомнил. И теперь, настороженно оглядевшись - не заметил ли кто? - он перемахнул ограду и очутился во дворе. Похоже, обошлось… Казалось, двор дремал, погруженный в сумерки - стена гор, темная, гладкая, как стекло, поднимавшаяся совсем близко, застывшей грозовой тучей нависала над городом.
Быстро обследовав двор и не найдя ничего интересного, Финрод подошел к двери дома и потянул за резную ручку. Дверь не поддавалась - то ли была заперта, то ли открывалась не наружу, а внутрь. Финрод оставил дверь в покое и обошел вокруг дома. Удача улыбнулась ему - одно из окон, выходивших на задний двор, оказалось разбито и щерилось острыми осколками. Осторожно вынув их, бывший король откинул крючок, придерживавший раму, поднял створку и проник внутрь.
Дом встретил его оглушительной тишиной и запахом запустения. Все предметы здесь покрывал ровный, мягкий слой пыли. Двери, ведущие в комнаты, были приоткрыты, за одной из них угадывалась ведущая наверх лестница. Финрод сделал несколько осторожных шагов к ближайшей двери - половицы негодующе заскрипели, словно возмущаясь его вторжением. Он попытался открыть пошире дверь, чтобы пройти в наполненную густым сумраком комнату - гвозди, крепившие петли, выпали из рассохшегося дерева и дверь рухнула, едва не прихлопнув незваного гостя - Финрод едва успел увернуться. Пыль, до того лежавшая спокойно, взвилась тучей, заставив пришельца закашляться и расчихаться. Здесь нужно было быть очень осторожным - малейшее неловкое движение грозило непредвиденными последствиями. Дом словно забыл, что давал приют и тепло кому-то живому и теперь тихо умирал в забвении.
Наскоро обследовав несколько комнат, он нашел полумрак, тишину, пыль, камин, выложенный неровными зелеными изразцами, раззявивший бездонную черную пещеру топки, пару полок с посудой за причудливо вышитой занавесью, простую до примитивности мебель из потемневшего дерева - самую обычную обстановку небогатого дома. Но за очередной дверью его ждал сюрприз.
Это была мастерская. Просторное помещение, свет в котором давали широкие окна с частым переплетом. Ширмы, сложенные и сдвинутые к стенам. Стоящие на столах и полках стеклянные и металлические сосуды странной формы, тигли, небольшой горн, какие-то совсем уж непонятные предметы, назначения которых Финрод не знал, вещи разной степени законченности, лютня со спущенными струнами, множество заготовок для рукотворных камней, начатые и брошенные кубки и чаши, и немыслимое количество книг, свитков, разрозненных записей, рисунков и чертежей. На них пыли словно бы было меньше, но Финрод не обратил на это внимания. Он взял лютню и попытался ее настроить, но инструмент отказывался признать его. Вздохнув, Финрод положил ее на место. Лютня, без сомнений, принадлежала Макалаурэ. Тончайший узор на черненом серебре кубков - явно работа Майтимо. Эту манеру ни с чем не перепутаешь.
Отодвинув в сторону неведомо откуда тут взявшийся собачий ошейник, Финрод взял в руки очередную чашу, чтобы лучше рассмотреть узор, в котором причудливо переплелись с тонкими серебряными травами силуэты не то листьев, не то птиц, и вдруг ощутил, что в чаше, под слоем пыли, что-то есть. Он осторожно, чтобы снова не поднять пылевое облако, пошарил пальцами по дну и в его руках очутилась подвеска. Из полупрозрачного черного камня был выточен цветок удивительной красоты, обрамленный хрупким ажуром серебряных листьев оправы. Финрод сдул с находки пыль. “Никогда не встречал здесь таких камней… Откуда он мог тут взяться?”
В Эндорэ он изредка видел похожие у гномов, но те ни за что не соглашались ни продавать их, ни выменивать.
Финрод раскрыл наугад одну книгу. “История трех племен”, с золоченым обрезом, заключенная в украшенный камнями парчовый переплет. Копия той, по которой он сам когда-то обучался грамоте. На полях красовались пометки, сделанные рукой Золотоглазого.
“Более всего тэлери любили воду, и те из них, что пришли, в конце концов, к западным берегам, были зачарованы морем”. - прочел Финрод с детства знакомые слова и увидел приписку на полях: “Навеки пением рогов Ульмо отравлены. Променяли целый мир на мелкую лужу, из которой теперь боятся высунуться”.
Финроду стало горько и обидно. “Так вот чему Тинти учил Первый Дом! И вот зачем они пошли в Исход… За целым миром, а вовсе не ради Камней. Камни были лишь предлогом… И Моргот был ни при чем. А мы, которые не были удостоены этого знания? Шли за новыми землями, но так и не узнали, что находится за горами на востоке. Нас не хватило даже на то, чтобы удержать Белерианд. Мы выигрывали битвы, но проиграли войну”.
Внезапно ему почудился чей-то направленный на него укоризненный взгляд. Поспешно положив книгу на ближайший стол, Финрод принялся испуганно оглядываться - неужели его все-таки кто-то выследил? Но взглянув на дверь, через которую вошел, он облегченно вздохнул. В мастерской никого не было. Просто возле двери висела картина, прикрытая тонкой тканью цвета морского тумана. Повинуясь наитию, бывший король Нарготронда подошел и снял ее.
Ткань не пропустила пыль и не дала померкнуть краскам, да и на самой ткани пыли почему-то не было. Прямо перед попятившимся Финродом оказалось улыбающееся лицо с тонкими точеными чертами, обрамленное прядями цвета серебра и пепла. Кто создал эту картину, вовсе не похожую на творения придворных живописцев? Изображение казалось живым. Яркие глаза, словно вобравшие в себя звездную ночь, смотрели как будто сквозь зрителя. Что видели эти глаза? Следя за взглядом, Финрод оглянулся - за его спиной было окно. Стекла в частом переплете рамы покрывал все тот же слой пыли, не дававший увидеть, что творилось снаружи, и бывший король, а теперь незваный гость, раздвинул створки. В помещение ворвался звонкий, бесконечно повторяющийся клич, резкий, звенящий унисон множества труб, составленный всего из нескольких нот - и Финрод замер как изваяние, глядя, как высоко-высоко, выше горных вершин, выше плывущих в небе облаков, там, куда никогда не поднимались орлы Манвэ, к холодным пустошам и вздыбленным льдам севера летят птицы цвета серебра и пепла. Строй за строем, клин за клином, раскинув широкие крылья с угольной каймой летели они, и щебет птиц Йаванны смешивался и замолкал пред их звучащими в небе трубными голосами. Они никогда не спускались на земли Валинора и их путь всегда пролегал на север, а их голоса смущали сердца всех, кто слышал их в Благословенном Краю.
Финрод снова взглянул на картину. Теперь ему показалось, что дева смотрит прямо на него лучистыми и ясными глазами птицы, и картина в свете угасающего вечера была окном в никогда не виданный мир, озаренный чистым холодным светом, непохожим на теплый золотистый свет Амана. За спиной девы угадывался залив, где на воде плавали льдины, а небо над ним казалось отражением воды, скалы с причудливо изломанными ветром деревьями, и - танцующие на отблескивающей сталью траве длинноногие и длинношеие птицы цвета серебра и пепла. Финрод вгляделся в лицо девы и почувствовал, как в груди свивают себе гнездо стыд и липкий, холодный страх - он узнал эти черты.
Мириэль. В доме Финвэ висел большой ее портрет. Финвэ ни за что не соглашался убрать его куда-нибудь, несмотря на настойчивые просьбы Индис. Та жаловалась, что тень Мириэль не покинула этих стен. Еще бы, если всякий приходивший встречался с потухшим взглядом бывшей королевы, бледной и печальной, казавшейся не хозяйкой, а пленницей в золотой клетке дома. А здесь, на портрете в заброшенной мастерской, она выглядела живой и счастливой. В платье, похожем на платье лесных дев, с браслетами из ярких бус на руке, придерживающей край не то накидки, не то шали. Финроду захотелось немедленно провалиться сквозь половицы - незваный, он стоял перед хозяйкой этого дома. “ Твое тело - в садах Ирмо. В доме Финвэ была лишь твоя тень. А ты - здесь, а вовсе не в чертогах Намо. Вот где твоя душа нашла себе приют. Прости… Здесь имеют право быть только Урукето, Феанаро и его потомки. А я здесь чужой. Я везде чужой. И на том берегу мне не обрадуются, вздумай я вернуться, и тут я места себе не нахожу. Союз Финвэ и Индис - чудовищная ошибка. Нас, их потомков, не должно было быть на свете”.