Колыбельная для Валар (Пасынки Илуватара-3)

- Уноси готовенького. - Принял сто грамм - весь день свободен, - хмыкнул Один. - Салага. - А сейчас можно память глянуть наскоро без его ведома, - деловито проговорил Ломион. - Нечего с ними, дикарями, церемониться. Они с нами не шибко церемонились, когда людей прикармливали. Начнем осмотр с тушки. Есть у меня кое-какие нехорошие подозрения… - А заодно проверим, был договор о намерениях, или не было, - подхватила Хоуп. Игнир уже ловко распускал завязки вышитых нарукавников бывшего лорда. Видно было, что ему не впервой этим заниматься. Хоуп бесцеремонно откинула с виска золотую прядь волос. - Ну так и есть! Никакого договора о намерениях тут даже и в помине не было. Уши-то гладкие, как у человека. - Но ведь помолвка была, и обмен дарами тоже был, - заикнулся было Тим. - Это просто подарки. Как в мире людей на Новый год или на день рождения, - пояснил Один. - Они ничего не значат. Сдается мне, что не его это была идея. - Ни он, ни она не создавали эти кольца, - продолжал Игнир. - А дар, что ответного дара требует, создается лично и специально для избранника. Действительно, этому союзу не бывать. - Колечко-колечко, выйди на крылечко, - по-русски промурлыкал Ломион, силой мысли прощупывая кольцо с крупной жемчужиной на пальце бывшего короля. - Создано недавно. Не больше дюжины лун назад. Собственной силы не имеет. Несет в себе только отпечаток личности создателя. Как украшение из мира людей. Жемчуг из Альквалондэ, кольцо создавал придворный ювелир в Валмаре, и второе вместе с ним, по указанию Индис. А Финрода в это время даже рядом не было, да и Амариэ тоже. Напоследок Ломион заглянул в душу бывшего короля - и снова вопросов оказалось больше, чем ответов. Угли - горячие, тронь - вспыхнут, в сырой золе. Словно кто-то старательно пытался их затушить. Финрод шевельнулся во сне и вывернутой ладонью прикрыл глаза от первых солнечных лучей. Широкий рукав сполз к локтю. - Ух ты! - удивилась Хоуп, наклоняясь над бесчувственным телом. - Будто собаки рвали. Откуда такие отметины? Да еще свежие. Действительно, между локтем и запястьем красовались багровые шрамы. В длину они были добрых четыре пальца, а в глубь клыки неведомой твари ушли кабы не на полтора дюйма. И запястья охвачены кольцевыми шрамами, почти такими же, как у Одина. -С каким волком он добычу не поделил? - продолжала недоумевать Хоуп. - И где волка взял? Они же тут вроде как не водятся. Или водятся? - Никаких опасных хищников тут нет, - уверенно заявил Игнир. - Кроме псов Оромэ, да и те ручные. Йаванна с Нэссэ не желают, чтобы тут кто-то кого-то ел без их на то дозволения. - Значит, с нашего берега подарочек привез? - Хоуп схватывала буквально на лету. - А что он еще с собой привез? - Сейчас посмотрим. Игнир с тем же проворством освободил бывшего короля от туники. Обнаружился след от укуса у основания шеи и несколько внушительных рваных царапин, оставленных, судя по всему, когтями. - Если бы его цапнул варг, такой как Валет или Карнгвай, он бы без руки остался. У обычных лесных волков челюсти уже. Похоже, он подрался с кем-то вроде нашего Волчка, - определила ведьмина дочь. - Причем попер на него в лобовую. Сперва прикрылся рукой, а потом зверь ухватил его за плечо и трепал, как крысу. Очень, очень интересно. А не тот ли это волколак, который его порешил? Из всей компании никто не знал, как выглядят волколаки. По слухам, в тела волков Саурон вселял злых духов, но правда это или нет - доподлинно никто сказать не мог. - Если это так, - продолжала рассуждать Хоуп, - то у меня два вопроса. Первый - откуда у него отметины с прошлой жизни? Я видела возрожденных, мне их наставники по целительству показывали. Ни у кого из них не осталось прежних отметин. И вопрос второй. От чего он умер? Раны, конечно, скверные, но ни одна из них не смертельна. И все вместе тоже не смертельны. Вы, эльфы, живучее иных оборотней. Я знаю. Я на вас во всех видах насмотрелась, когда маме помогала. Если в первые два часа не загнулся - то уже не загнется. Так кто или что его убило? Я хочу знать. - Трупный яд? - неуверенно предположил Тим. - Волколак зубы-то, небось, не чистил. Ломион и Игнир пренебрежительно хмыкнули. - Случалось мне в дозоре пару раз ловить орочьи стрелы, смазанные трупным ядом, - заметил Ломион. - Очень неприятно, но вовсе не смертельно. Самое гадкое то, что на полшестиночья ты становишься обузой всему отряду. - Поскольку идти не можешь и ничего не соображаешь, - добавил Игнир. - Сам не пробовал, но видеть доводилось. - Тогда что его убило? - требовательно спросила Хоуп. - Я хочу посмотреть! - Не лезь - утонешь, - Ломиона передернуло. В памяти бывшего короля он ясно увидел такой же жуткий белый омут, как в памяти своего напарника. Помнится, в мире людей он еле сумел выбраться оттуда, из белой клочковатой мути. Очень не хотелось нырять туда снова, да еще на враждебной территории. Но знать правду было необходимо. - Хоуп, страхуй. Сам пойду. Сунешься - пеняй на себя. Расскажу Муйнаку, уж он тебе задаст березовой каши. - Мне не пять зим! - фыркнула Хоуп. - Я все понимаю. Давай ныряй уже. Я за тебя зацепилась. Тим, а ты зови меня. Тогда уж точно не провалимся. Бабка за дедку, дедка за репку. Поехали! Белая клочковатая муть. Запах сырости, плесени, тухлятины, падали, давно не чищенного нужника и когда-то пролитого вина. Холод и темнота. Тяжелое железо кандалов. Сырые, липкие плиты пола. Постепенно запах падали нарастает и от дальней стены отделяется костлявая тварь, покрытая клочьями облезающей шерсти. Не то волк, не то собака. Он знает, что тварь давно мертва. Всего лишь куча падали на поднятых магией костях, отправленная в винный погреб, наспех переделанный в темницу, отнимать жизнь живых. Зрачки мертвых глаз светятся странно-знакомо. Почему этот свет напоминает сияние Камней? Запах страха. Их осталось всего двое в этом погребе, не считая умертвия. Остальные уже мертвы. Эдрахиль, Хэлвор и еще восемь товарищей. Страха нет. Есть обида. Те, кто согласился пойти, ничего не требовали, не упрекали, ни о чем не просили, они просто безропотно дали себя убить. Он сам строил эту крепость. Здесь стены из мягкого белого камня, в котором встречаются маленькие круглые ракушки. Цепи закреплены на вбитых в стену крюках, но мягкий белый камень плохо держит железо. Если рвануть посильнее, то крюки вылетят. Но никто даже не попытался спастись, как он ни старался их уговорить… Сейчас - или никогда. Вырванный из стены крюк глухо звякает о плиты пола, залитые липкой дрянью. Хороший крюк, тяжелый, с длинным острым концом - сойдет за оружие. Где умертвие? Если нападет со спины - конец. Но - нет. Глаза светятся отсветом Сильмариллов. Сейчас, пока полусгнившая тварь не выбрала, на кого напасть. То, что уже мертво, умереть не может, но, хотя бы, будет обезврежено... Он поймал умертвие в прыжке, принял вес на себя, почувствовав, как смыкаются на руке, коснувшись кости, осклизлые клыки твари. Сцепившись в клубок, живой и мертвый рухнули на пол. Тело рвали когти задних лап и браслеты кандалов, но боли не было. Боль придет потом. А сейчас - сломать хребет твари прежде, чем она доберется до горла. Где верх, где низ - это было уже не важно. Захлестнув цепь вокруг шеи ожившей падали, он методично наносил удары своим импровизированным оружием, пока тварь не перестала шевелиться. Но тут на спину навалилось что-то тяжелое и в шею вцепились жилистые руки. Берен, нападения которого он не ждал. Левая рука, прокушенная тварью, висит плетью. На клыках был яд, и теперь силы стремительно иссякают и мутится сознание. Скверно. И вдвойне скверно, что тот, кого он до последнего считал другом и хотел защитить, оказался врагом. Выжить должны не двое, а кто-то один. Некоторое время он еще сопротивлялся, пытаясь вырваться и откатиться туда, куда не могла достать держащая человека цепь. Воспоминание о чьих-то бездонно-темных глазах и о предупреждении, что нужно опасаться последнего, оставшегося в живых... Где крюк, которым он забил умертвие? Он успел пару раз ударить противника, сражаясь за собственную жизнь, прежде, чем на его голову обрушился удар и сознание померкло окончательно, унося воспоминание о глазах темных, словно межзвездная пустота, чей взгляд сплавлял душу и тело воедино, словно медь и олово в бронзе и о мягких упругих крыльях с острыми обсидианово-черными когтями, способных унести прочь от стыда, боли и страха... Ломион тряхнул головой и видение исчезло. Компания переглянулась. - Так я и знал, что дело нечисто, - нарушил молчание Тим. - Берен его и прикончил, а перед Лутиэн целый спектакль разыграл. Не хуже бродячих комедиантов. - Но зачем? - не понимал Ломион. - Какой был смысл Берену убивать Финрода? - Да тут все ясно как пень ясеня, - жестко произнес Один. - Свидетеля убирал. Спорю на что угодно - Берен раскололся до самой задницы на первом же допросе, если не раньше. Может, и сотрудничать согласился, спасая свою шкуру, кто его знает. Как ты думаешь, Саурон будет молчать? - Будет, - вмешался Игнир. - До поры. Пока выгодно. Станет невыгодно - он все выложит, кому сочтет нужным. - То есть Финроду. А Финрод поверил или нет? - засомневался Тим. - Я бы не поверил. Саурон не Отец Лжи, конечно. Как цветочные духи утверждают, так даже и совсем наоборот. Но нолдор-то уверены, что он враг. А врагу верить нельзя. - Поверил. Я очень хорошо знаю своего лорда. Он и раньше готов был поверить кому угодно, лишь бы тот красиво говорил. А после поединка на песнях шелуха иллюзий с него пооблетела. Этого Берен и опасался. Прознает король, каков его дружок на самом деле и каковы его делишки - живо королевская клятва людям потеряет силу, а слава великого героя превратится в пшик. Вот и решил опередить события. Нет тела - нет дела. Но вот кто пытался Финрода предупредить о том, что последний выживший - враг? - Вопрос, конечно, интересный. Хм. А королёк, оказывается, неплохой парень, но дивнюк и дурак. В сказки верил, о сказках пел. Страной, видимо, управлял так же сказочно. К власти его на световой год нельзя подпускать. Воистину прав Тинти. Кровь Финвэ - дурная кровь. Хотелось бы знать, что именно ему сказал на поединке Саурон, и кто среди его окружения оказался союзником, но времени мало. Основные сведения мы уже получили. Так что заметаем следы и пошли отсюда. Когда он продерет глаза, нас уже и след простынет. - Мы с ним еще встретимся, - загадочно улыбнулся Ломион. - И даже скоро. Вот тогда и спросим. Из леса тенью выступил Карнгвай. На нем красовался широкий кожаный ошейник с кошелем портдепешника. Края кошеля надежно соединяли застегнутые на резную палочку клеванта петли почтовой шнуровки. В кошеле обнаружилась короткая записка из штаба, написанная по-русски убористым почерком Огнеслава, который сообщал, что информацию принял и ждет подробностей. Один со снисходительной усмешкой глянул на спящего Финрода. - Намешал всего подряд, вот и вышло не “Северное сияние” и даже не “Слеза комсомолки”, а прямо-таки коктейль “Мать-ехидна”. Ладно уж, пожалею дурака, что живой еще пока, - Лауме отлил в опустевшую фляжку Финрода немного вырвиглазного снадобья Лив. - Так, а что нам еще прислали? Еще в портдепешнике обнаружились пустые контейнеры для проб, несколько чистых инфокристаллов, фляжка с новой порцией разгоняющего сон зелья и тщательно завязанный мешочек из мягкой кожи с непонятным содержимым. К мешочку был привязан кусочек бересты, на котором Лив нацарапала на синдарине крупным и неровным почерком: “Святому от мориквэнди”. Хоуп чуть не лопнула от любопытства. - Интересно, что за шутку ребята надумали сыграть со Святым? - Скоро узнаешь, - фыркнул Ломион. - Рассказывать не стану, а то все веселье испорчу. - Ну и я свои пять медяков вставлю, - решился Тим. - Он нам, выходит, лютню подарил, а мы ему чего? - А чего есть? - Хоуп пошарила в сумке. - У меня только травки… Да и те местные. Тим судорожно стал перебирать свои сокровища, но, как на грех, в вещмешке ничего подходящего не обнаружилось. Вот разве что… И он извлек ту самую радужную чернильницу со зловредным секретом, от греха подальше завернутую в тряпицу. - Дай переколдую на другого хозяина! - требовательно протянула руку Хоуп. - Ты все равно не умеешь. Ломион негромко рассмеялся. - О, это не простая чернильница, - издевательски произнес он на Высоком Наречии. - Это чернильница высокой судьбы. Знайте же, что с ее появлением в мире изменится ход вещей. И она еще вернется в Эндорэ. Больше ничего не скажу. А то потом неинтересно будет. - Каакой у него инфокристааалл! - Хоуп даже облизнулась, жадно поглядывая на фибулу с крупным сапфиром, скреплявшую накидку бывшего короля. - И чиииистый! И такому дурню достался… Обидно-то как. Не буду-не буду. Мне не пять зим. Но кааакой инфокристаааалл… Знаю! Я ему подарю балладу о эльда и орке, скованных одной цепью, пусть ему жизнь мёдом не кажется. А еще - балладу о Грэйс и Талионе на языке лауме. Такой, какой ее создали в брошенном Валар мире. И посмотрю, как это сработает. Ведь заклятие переправы-то подействовало на Тропу Шепота! - Места еще много, - заметил Игнир. - Добавлю от себя жилище Матери Матерей. Пусть знает, куда идти. - И варга, на котором она ездит! И байки Злоязыкого, - придумал Тим. - Пускай знает, что о них обо всех люди за глаза говорят. - Тогда давайте уж и песни Злоязыкого, - присоединился Ломион. - Чтоб место на инфокристалле не пропадало. Переглядываясь и фыркая, юные лауме и эльфы намотали на инфокристалл все, что успели вспомнить. Один не вмешивался, предоставляя ученикам разбираться самим. Напоследок Хоуп дала образ медвежьего следа на мокрой после дождя земле, показалась в облике медвежонка-пестуна, приветственно взмахнула лапой и ехидно протянула: “Мы тебе присниились. Мы моооорок и вражье наваждеееение. А я так вообще мировое зло. Только пока маленькое. А вот когда выыырасту...” Оставив дары с восточного берега рядом со спящим, отряд двинулся в сторону Валмара. Идти было легко - в этом лесу не встречалось ни буреломов, ни болот, ни непролазных зарослей. Иногда деревья расступались, открывая просторные луговины, где ласковый ветерок тихо покачивал разноцветные головки полевых цветов, чьи названия были неведомы путникам. Страна мирно дремала под лучами солнца под щебет птиц и плывущими по небу легкими облаками. Солнце почти уже добралось до зенита, когда лес расступился окончательно, и перед путниками расстелилось, золотясь поспевающими колосьями, поле, продолжавшееся, похоже, до самого края мира. Оно походило на море. Налившиеся крупным зерном колосья гнулись к земле, шли под ветром волнами, переливаясь под солнцем всеми оттенками золота и янтаря. Кое-где в этом море островами виднелись кроны садов с крышами домов под ними, но отряд не собирался к ним приближаться. Нужно было попасть в столицу Валар, расположившуюся в центре этой равнины, незамеченными и неузнанными.