***
Шлепнувшись в кресло, что стояло напротив рабочего стола Аллендиса, Карсейн задумчиво подпер подбородок пальцами. Ему не давало покоя состояние друга, который, как только они пришли, тут же принялся за работу с видом: «А нам все нипочем, у нас рожи кирпичом». Примерно тоже самое совсем недавно делал Император, чтобы хоть как-то защититься от злости герцога. Ни у того, ни у этого не получалось выглядеть внушительно. Особенно с теми темными кругами, что поселились под глазами Аллендиса с тех пор, как он вновь вернулся в Империю. Его вид был скорее пугающим, нежели вызывающим уважительный трепет. Хотелось схватить это похудевшее и неузнаваемое нечто, закутать в одеяло, бросить на кровать и… как дать ему выспаться! Ранее корень проблем их своеобразных отношений заключался в неуступчивости характеров. Карсейн был очень упрям, да и Аллендиса нельзя было назвать человеком, легко идущим на компромиссы. Но однажды Веритас первым попросил его об одолжении… С тех пор Ласс не понимал как, но он стал меняться. Его упрямство постепенно сменилось терпимостью, и вот в один прекрасный день он просто принял Аллендиса. Они научились сосуществовать друг с другом, общаться, и со временем один крайне гениальный сорняк стал для него лучшим другом. Даже если этот самый лучший друг отказывался признавать это. — Знаешь, — стараясь подобраться к волнующей его теме как можно осторожнее, начал Карсейн, — работа не волк, в лес не убежит… — Потому ее, окаянную, делать и НАДО, — уловив ход его мыслей, оборвал друга Веритас. — Говори прямо. Ласс виновато улыбнулся, прикрыл глаза и чуть склонил голову, как бы извиняясь за лирическое отступление. Он прекрасно осознавал, что причина такого плохого состояния друга крылась не только в его должностных обязанностях. — Поспи, — как и хотел Веритас, напрямую заговорил Карсейн. — Ты похож на пожеванный сорняк. — А ты на красную морковь, — не остался в долгу Аллендис, однако от документов отвлекся. — Я понимаю, что это цвет твоего дома. Но иногда стоит менять гардероб. Веритас поднялся, подходя к небольшому столику, на котором находился поднос с еще горячим чайником. Обхватив пальцами его ручку, он собирался сделать себе отвар на успокоительных травах, но посуда выскользнула и упала на пол. От звука разбитого фарфора Карсейн тут же подорвался, одним шагом преодолевая расстояние между ними и дергая Веритаса на себя. Он ни о чем не думал, когда неосознанно прижал друга к своей груди, лишь его сердце бешено забилось. Почувствовав в своих руках тепло чужого тела, он немного расслабился, но Аллендиса не отпустил. — Ты не пострадал? — пытаясь выглядеть спокойно, нервозно заговорил Ласс. — Обжегся? Я позову врача. — А почему не врачебный консилиум? — нахмурив брови, с сарказмом спросил Веритас. — Хотя я бы предпочел, чтобы ты, для начала, от меня отошел. Видимо поняв, как глупо он сейчас выглядит, Карсейн неожиданно послушался. Отпустив Аллендиса, он взъерошил свои непослушные волосы, пытаясь успокоиться. Кажется, он и сам стал не менее нервозным. Дернув за шнурок сонетки, герцог вдруг покачнулся, хватаясь за голову. Резкая боль заставила его облокотиться о стол, перед глазами все поплыло, а в ушах застучала кровь. Зажмурив глаза, Аллендис де Веритас начал оседать на пол, не в силах продолжать стоять на слабых ногах. Он лишь мог надеяться, что не приземлится на осколки разбитой посуды. Приготовившись было почувствовать боль от ушиба коленей, герцог неожиданно обнаружил, что ее не последовало. Вместо этого он ощутил легкость: его подняли на руки, не дав расшибиться. Если бы спаситель при этом не ругался матом, Аллендис и не вспомнил про герцога Ласс! — Ну вот всегда ты так! — перешел на цензурную речь Карсейн, укладывая Веритаса на диван. — Что мне делать, а?! Черт возьми, Ален, я рыцарь, а не врач! Аллендис не смог не выдавить из себя улыбку. Верно, Ласс всегда становился невероятно уязвимым, когда люди рядом с ним начинали страдать. Кое-как разомкнув губы, Веритас сказал: — Никому… Карсейн замер на мгновение, глядя на измученное лицо перед ним. Он все понял. Налив немного воды из графина, он помог Аллендису сесть. К тому моменту Веритас уже начал приходить в себя, однако тело его подрагивало. Обхватив стакан обеими руками, он пил воду малыми глотками, пока Ласс массировал его шею. Для этого ему пришлось ослабить узел шейного платка герцога и расстегнуть пару верхних пуговиц рубашки. В обычной ситуации Аллендис бы рассердился на него, но только не сейчас. Когда служанка вошла в кабинет, она издала какой-то странный звук, после чего поспешно закрыла рот ладонью и смущенно покраснела. Не желая думать над ее поведением, Карсейн громко приказал: — Принеси пакет со льдом, сейчас же! И пусть в комнате герцога подготовят теплую ванну. Теплую, а не горячую! Ясно?! Девушка испуганно вздрогнула, пролепетав что-то вроде извинений, и затем стрелой вылетела в коридор. Аллендис недовольно свел брови вместе, однако его голос прозвучал безжизненно: — Ванна была лишней. Ласс выругался всеми грязными словами, какие только знал. Более подходящего момента, чтобы делать замечания, его друг просто не мог найти! Причина, по которой Карсейн так уверенно действовал, таилась в прошлом. Было время, Аллендис так же беспомощно сидел к нему спиной, с зажатым в руках стаканом. Вот только тогда он давал рекомендации, а не ворчал, и находились они не в его кабинете, а в библиотеке дома Веритас. Когда все закончилось, Аллендис сказал ему: «Никому не рассказывай об этом». В тот день у них появился общий секрет. Зловещий и ужасающий. Приняв пакет со льдом, Карсейн бережно уложил Веритаса на диван, кладя под его голову маленькую подушку. Этот пакет он приложил к горящему лицу Аллендиса, чьи губы, несмотря на то, что он совсем недавно пил, вновь были сухими. — Как только ванна будет готова, я перенесу тебя, — тоном, не терпящим возражений, заявил Ласс. — И да, мне плевать, что ты не согласен. Веритас даже не стал спорить. Все равно в данной ситуации он мог лишь полагаться на Карсейна. С самого детства ему ничего не давалось легко. Он много работал, чтобы оправдать ожидания других. Аллендису всегда казалось, что если он будет лучшим, то никто и никогда не покинет его. Но он ошибся. Впервые в своей жизни. Решив, что одиночество было не тем, что должно было похоронить его талант, Аллендис продолжал упорно трудиться, день за днем тренируя свою память и осваивая что-то новое и полезное. Конечно же, за все приходилось платить. И в его случае платой стали слабая нервная система и практически не отпускающие его головные боли. Аллендис был подвержен стрессу куда больше, чем другие, но он научился справляться с ним, пряча дискомфорт за улыбкой и вежливой речью. К сожалению, бывали дни, когда боль одерживала над ним вверх и он, как сейчас, просто не мог обойтись без посторонней помощи. Благо такие приступы случались с ним редко. Точнее, всего это произошло два раза: первый из них одолел его за день до экзамена, второй — прямо сейчас. Кажется, что его тело чувствовало, когда следовало давать слабину: Карсейн был надежным человеком и он никогда не раскрывал его состояния кому-либо, поэтому он и позволял ему помогать себе. Такого редкого союзника нельзя было терять. Когда шум в ушах стал звучать тише, а лицо немного остыло, Аллендис отложил пакет со льдом куда-то рядом, тем самым намекая, что если ванна уже готова, то он был бы не против сейчас в ней оказаться. Правильно поняв его намек, Карсейн поднял его на руки и вместе со все той же служанкой, донес Веритаса до его комнаты. — Приберите у него в кабинете! — отчего-то не горя желанием раздевать Аллендиса на глазах у других, резко приказал Ласс. — Я сам позабочусь о нем. Аллендис согласно кивнул, поймав на себе взгляд растерянной девушки. Сейчас он, так же, как и Карсейн, вовсе не желал быть в центре чьего-то внимания. Разобравшись с одеждой, Веритас издал облегченный вздох, когда его тело окутала мягкая вода, даря блаженное успокоение. Вскоре Карсейн сел позади него. Тонкие пальцы перебирали зеленые пряди, чуть дергая при расчесывании. Было ясно, что делать нечто подобное ему непривычно. — Ты решил помыть мне голову? — находя это забавным, спросил Аллендис. — С чего вдруг такой порыв? — Надо же мне чем-то заняться, пока ты не решил сыграть в утопленника, — огрызнулся Карсейн, однако лицо его оставалось спокойным. — Я не очень хорош в этом, но видел, как это делает моя жена. Потерпи немного. Веритас хмыкнул, не давая определенного ответа. Но то, что он не стал сопротивляться, уже можно было считать согласием, и поэтому Карсейн продолжил свою работу. Намочив волосы, он вспенил в руках немного шампуня, после нанося его на кожу головы. Втирая аккуратно, Ласс даже немного вспотел от нервоза. Он не привык быть осторожным, из-за чего его руки немного дрожали, но и оставить друга одного Ласс не мог. Карсейн слишком беспокоился, что Аллендис от усталости может уйти под воду. Да и кто, как не он, поможет ему вымыть эти невероятно длинные волосы? Зачем только отращивать такую шевелюру, если, чтобы справиться с ней, приходилось потратить так много сил?! — Тебя обижали? — неожиданно спросил Веритас. Руки Карсейна замерли. От неожиданности, он ответил: — А…? Аллендис тяжело втянул в себя воздух. Ему определенно не понравилось то, как приняли его вопрос. — Тебя обижали, пока меня не было? От того, что он расщедрился на повторение, герцогу Ласс легче не стало. Еще несколько секунд он сидел неподвижно, прежде чем начать смывать волосы мужчины. — Да, — ответил он честно, прекрасно зная, как Веритас чувствителен ко лжи. — Но это уже не важно. — Важно все, если ты это помнишь, — не стал молчать Аллендис. — Аристия? Карсейн улыбнулся, пытаясь сгладить неловкий разговор. У его друга был потрясающий талант находить больные места людей. Очень аккуратно отжав с волос лишнюю воду, Ласс нанес по всей их длине немного кондиционера. Оставив его впитываться, он наконец ответил: — Мне тяжело это вспоминать. — Не расскажешь? — настороженно спросил Аллендис. Облокотившись о борт ванной локтями, Карсейн опустил на них голову. — Как раз именно поэтому и расскажу, — глухо ответил он. — Но тебе это не понравится. Веритас с готовностью кивнул. Он уже не первый день настраивал себя к этому разговору. — Когда ты уехал, все так изменилось… Мне даже начало казаться, что мир сошел сума. Точнее, изменился не мир, а Аристия, — Ласс вымученно улыбнулся, про себя радуясь, что Аллендис не видит его лица. — Она вдруг стала другой. Я перестал ее узнавать. Раньше мне казалось, что она сильная… Однажды я предложил ей помощь. Просто не мог смотреть на то, как все оборачиваются против нее. Но… — голос мужчины надорвался, после чего замолк. Ему понадобилось время, чтобы продолжить, и вопреки всему Веритас не торопил его. — Она отказалась. — И это как-то оскорбило тебя? — заметил Аллендис. — Дело в том, как она мне отказала, — выдавил из себя смешок Карсейн. — Она сказала, что не хочет, чтобы я жертвовал собой ради нее. Что меня никогда не интересовала политика, и даже вспомнила, как я когда-то говорил, что ради фехтования даже готов покинуть семью. Она смотрела мне в глаза, Аллен, и говорила, что не может принять мою жертву ради небольшой помощи. А затем она ушла. Молча и гордо. Между двумя мужчинами повисла тяжелая тишина. По мере того как Карсейн говорил, сердце Аллендиса билось все учащенней. Он кожей ощущал обиду человека, который открывал ему свою сердце. Она называла его помощь «жертвой»? Разве Карсейн не мало сделал для нее?! Разве он заслужил такое отношение к себе?! И в лучшие дни Аллендис не терпел, когда к Лассу относились как к простому мальчишке. Когда его сделали рыцарем и заставили подметать двор, Веритас выступил вместо него перед составом командиров. Он отчитывал их за то, что они уничтожают его талант, что они забывают, что Карсейн — сын герцога, а не слуга… В тот день, когда Аллендис увидел в его руках метлу, у него побелели костяшки пальцев, так сильно он сжал свои кулаки! Для него было естественным, что к нему относятся с уважением, и он требовал, чтобы к окружающим его людям относились так же. К тому же Карсейн не раз становился его партнером по фехтованию, благодаря чему навыки самого Веритаса быстро росли. Как смел кто-то посредственный ущемлять его гений?! Тогда также, как и сейчас, Аллендис был очень зол. Губы Веритаса сжались в тонкую линию, а брови свелись вместе. Он не хотел злиться, но чувства внутри него бурлили. — Как она могла сказать такое?! От его яростного крика Карсейн поднял голову и широко раскрыл глаза. Аллендис с силой ударил по бортику кулаком, его мышцы напряглись, а шея покраснела от негодования. — Эй, хватит! — подорвавшись, воскликнул Ласс. — Тебе снова станет плохо! Услышав его, Веритас вынудил себя излить гнев на несчастную ванную. Снова ударив по ней, он часто задышал. Его глаза сузились в щелку, а рот по-прежнему был упрямо поджат, но зато теперь, по крайней мере, он мог говорить без крика. — Ты прав, она изменилась, — признался Аллендис. — Уже то, что она вышла замуж за этого идиота, говорит о многом. Карсейн почесал щеку. Его друг только что назвал Императора идиотом? — Знаешь, я не думал, что ты со мной согласишься, — снова сев позади него, признался Ласс. — Ты ведь всегда превозносил ее. — Мои чувства к ней стали противоречивы, — ответил Веритас. — Я любил храбрую, умную девушку, нежную, как цветок. Ту, что добивалась своей цели. В чьих глазах я видел свое будущее. Я любил Аристию, которая никогда не отступала. Девушку, что защищала своих друзей и не боялась полагаться на кого-то и просить помощи. Я любил Аристию ла Моник… А не Императрицу. — Значит, твое сердце наконец свободно от нее? Аллендис промолчал, опуская взгляд. Стало ясно, что он и сам не знает ответ на этот вопрос. Решив больше не развивать эту тему, Карсейн смыл его волосы большим количеством воды, после чего вышел из комнаты, давая им обоим немного времени. Когда Веритас вышел к нему, Ласс уже клевал носом на диване. — Тебе не пора домой? — вытирая волосы, спросил Аллендис, легонько пиная Карсейна по пятке. — Это вообще-то моя комната. Ласс вздрогнул, часто моргая и тем самым пытаясь прогнать сонливость. Как он только мог заснуть?! Вздохнув, Веритас указал на свою постель. — В качестве исключения можешь сегодня спать здесь, — пояснил он. — У меня одно одеяло, и если ты будешь пытаться его отобрать, я пинками вытолкну тебя на пол. Не обвиняй меня потом в жестокости. Карсейн быстро закивал, соглашаясь. От того, что ему разрешили остаться да еще и спать на постели, а не на коврике у двери, у него широко раскрылись глаза и ненадолго опустел мозг. Если прислушаться, то можно было услышать, как в его голове свистит ветер. Заняв свое место под одеялом, Ласс повернулся на бок, терпеливо ожидая, когда к нему присоединятся. Долго ждать не пришлось. Как только Веритас расчесал волосы, он тут же лег рядом. — Ты не ворочаешься во сне? — спустя минуту молчания неожиданно спросил он. — Нет, — без колебаний ответил Карсейн. — Не мочишь постель? — Не… Сорняк! Послышался тихий смешок, после чего Аллендис отвернулся в другую сторону, делая вид, что это не он. От того, что над ним насмехались, Ласс надулся в негодовании. Ну почему с этим парнем всегда было так сложно?! Поворчав что-то про то, будто сорняки в этом месяце особенно ядовитые, Карсейн лег, укрываясь одеялом с головой. Ему понадобилось некоторое время, чтобы унять свое раздражение, но окончательно он смог уснуть, лишь когда крепкая спина Аллендиса уперлась в его. От тепла его тела мужчину сморил сон. Вскоре Веритас также уснул под мерное дыхание своего неожиданного соседа.Спи, моя радость, усни...
14 декабря 2020 г. в 22:37
Аллендис был тем человеком, который всегда задавался вопросом: «Почему он должен обещать свою преданность слабым людям?» Например, Руфелису, мать его, Кастину.
Глядя на «Императора», Веритас еле сдерживал свою злость. В его отсутствие, этот «отец Империи» так сильно подгадил этой самой Империи, что впору было бы его подвесить. Не носи он на голове корону, конечно же.
Их страна, по мнению Аллендиса, представляла собой хотя и богатый, но трудный ресурс, который требовалось целенаправленно адаптировать к новым обстоятельствам. Именно поэтому было так важно, чтобы Руфелис мог мыслить не только наперед, но и умел подстраиваться к новым поворотам судьбы. К сожалению, ни на что, кроме как сделать лицо кирпичом, нынешний Император был не способен.
— Значит, — с трудом не срываясь на ругательства, начал Веритас, — для сбора денег на содержание регулярной армии, вы хотите провести перепись населения, чтобы потом с каждой души взимать налог. При этом исключая дворян и церковников.
— Верно, — Был ему прямолинейный ответ.
— Может еще и неодинаковые ставки для различных категорий податного сословия введем? — не скрывая сарказма, спросил Веритас. — У меня есть гениальная мысль. Впрочем, она исходит от Вашей, так что она, фактически, принадлежит Вам. Пусть новорожденные тоже платят налог.
— Аллендис де Веритас…
— Я всегда говорил, что детям лучше с самого начала понимать, как им не повезло родиться в этой стране, — не останавливался герцог, искривляя губы в издевательской усмешке. — Условия для жизни и без того не радужные, а теперь-то…
Аллендис смолк, но не потому, что захотел, а потому, что говорить дальше ему не позволили. Точнее, один конкретный человек закрыл ему рот ладонью, крепко схватив за плечо. На такую наглость (и подлость!) было способно только одно существо из окружения Аллендиса — Карсейн!
Скосив взгляд, Веритас и правда обнаружил одну виноватую моську рядом со своим лицом. А ведь буквально только что Ласс стоял в самом конце тронного зала!
— Ну-ну, давайте не будем переходить на личности, — как истинный миротворец, призвал всех к порядку Карсейн. — Уже поздно, вы оба устали. Отложим вопрос на завтра, верно?
Если Император что-то и хотел сказать, то не стал. Хмурясь все больше с каждым словом Аллендиса, он приоткрыл от неожиданности рот, когда поток яда герцога так бесцеремонно прервали. Не то чтобы он не знал, что эти двое были близки, в конце концов они выросли вместе… Но он еще никогда не видел, как они проявляют панибратство прямо у него перед глазами.
Нынешний герцог никогда не нравился Руфелису — он считал его гениальным, но ненадежным. На то было много причин… И тем не менее он не мог просто отказаться от него. Он был нужен Империи, его народу и тому человеку, что продолжал затыкать его рот ладонью. Кастиан отчетливо понимал, что настроив против себя Аллендиса, он тем самым повернет к себе спиной не только Веритаса, но и дом Ласс. В семье последних семейные узы ценились очень высоко, а долг дружбы был куда значимее долга стране. Карсейн не позволил бы обходиться с другом несправедливо, даже если этот человек раздраженно отвергал его помощь.
В конце концов, ради этого самого долга, он когда-то отказался от Аристии.
Вздохнув от нарастающей боли в висках, Император хотел было уже поднять ладонь и отпустить обоих, как Ласс неожиданно заговорил:
— Но если мне будет позволено сказать свое мнение, и для Вас оно что-то значит, то я скажу, что сэр Веритас прав. Я могу понять, почему Вы прибегли к этой крайней мере, но, как мне кажется, вы не учитываете такой фактор как время. Империя, мягко говоря, велика. На перепись населения уйдет не меньше двух лет, а может так получиться, что и больше. К тому моменту, боюсь, у нас будут проблемы посущественнее. Аллен… то есть сэр Веритас понимает это. Думаю, он хотел сказать, что армия содержится не только исключительно на деньги народа.
Почувствовав, что человек в его руках немного успокоился и перестал оказывать сопротивление, Карсейн отпустил его, виновато улыбаясь. Он не хотел стеснять друга и ставить в неловкое положение, но еще больше он не хотел, чтобы его обвинили в неуважении к императорской семье. Аллендис был остер на язык, достигая апогея, когда что-то или кто-то выводил его из себя. Причем в последние дни его срывы стали происходить все чаще.
Это не могло не беспокоить Ласса, который почти каждый день проводил рядом с ним. Герцог Веритас еще не сравнял с землей императорский дворец лишь потому, что Карсейн вовремя успевал предотвращать бурю.
«Может, сводить его к лекарю? Хотя я окажусь на больничной койке быстрее него, сразу после этого предложения», — не смог не подумать про себя Ласс с иронией.
— Я рад, что сэр Ласс это понимает, — постепенно возвращая себе свое хладнокровие, проговорил Аллендис. — Императору следует подумать над этим планом еще немного. Он не единственный и подходит для дальнейших перспектив, а не немедленного исполнения. Впрочем, решение все же за его Императорским Величеством.
Руфелис сдержанно кивнул, подавляя эмоции. Нельзя было точно сказать, о чем он думал в этот момент, ведь его лицо было настолько непроницаемым… Отпустив этих двоих, он лишь тогда смог позволить себе выдохнуть.
Был ли его план действительно так хорош, как он думал?